Текст книги "Планета призраков"

Но это был далеко не конец истории. После некоторого затишья в 1912 года французские газеты вновь завопили об извечной агрессивности России, о «Завещании Петра» и прочих страшилках. С их подачи через три года поднялся шум и в иранской прессе: Россия, мол, согласно заветам Петра Великого, намеревается не только захватить Турцию с Персией, но и полностью истребить по всей Азии исламскую веру, заменив ее христианством. Как люди восточные, персы любили цветистые фразы, а потому недрогнувшей рукой приписали Петру I этакие строки: «Мы нашли государство сперва источником разума, я же при помощи водолаза мыслей довел корабль до предназначенной цели, до берегов назначения и знаю, что мои наследники путем энергичных мероприятий приступят к увеличению этого государства и сделают из него обширный океан… Тогда не трудно будет завладеть оставшимися государствами, не встретив никакого препятствия, и стать диктатором всей Европы. После этого довершится завоевание всех других государств и вы сделаетесь правителями всего мира».

Ну что же, по крайней мере красиво излагает, собака, как выразился бы Жорж Милославский…

Но и это еще не конец, господа мои. В ноябре 1941 года в газетах Третьего рейха вновь было опубликовано «Завещание Петра Великого» с соответствующими комментариями. Упор делался на то, что Германия встанет во главе священного похода, который должен навсегда покончить с многолетними планами русских завоевать весь земной шар, как о том писал сам Петр. Суворов отдыхает.

Естественно, это вовсе не шутки. Много лет явная фальшивка жила собственной жизнью, формируя в сознании «образованного общества» образ России как коварного захватчика, нацеленного на мировое господство. И глупо думать, что тех, кто всерьез верил вышеперечисленным книгам, было мало. Немало их было, увы…

А сейчас – самое интересное. Вся свистопляска с «долговременными и обширными» захватническими планами русских началась вовсе не с шевалье Д’Эона. Все эти тезисы (правда, без ссылок на «Завещание», поскольку Петр был еще живехонек) были изложены в книге некоего анонимного автора, вышедшей в 1716 года в Лондоне и год спустя оперативно переизданной во Франции. Англичане обожают втихомолку творить всякие пакости, делая вид, что они тут ни при чем…

Мне точно не известно, есть ли у французов аналог русской пословицы: «Кошка скребет на свой хребет». Как бы там ни было, параллельно с воплями о «Завещании Петра» и «русской угрозе всему миру» во Франции несколько десятилетий бушевал (самое подходящее слово) форменный психоз, созданный уже сугубо для внутреннего употребления. Речь идет о затянувшейся на долгие годы «борьбе с жутким иезуитским заговором». В эту вакханалию прямо или косвенно были вовлечены миллионы людей, если не как творцы мифа, то как активнейшие потребители печатной и устной пропаганды…

Иезуиты, если кто запамятовал – это католический монашеский орден, созданный в свое время для борьбы с новорожденной протестантской ересью. Что греха таить, в этой борьбе сплошь и рядом действовали отнюдь не в белых перчатках, но тут уж ничего не поделаешь, не кто иной, как французы придумали поговорку: «На войне как на войне»…

Порой дело представляют так, будто белые и пушистые протестанты (именовавшиеся во Франции гугенотами) всего-то навсего добивались для себя равных прав с католиками, стремились лишь к тому, чтобы без помех молиться по-своему, на свой собственный манер. А коварные и злобные католики (и особенно их авангард в лице зверей-иезуитов) изо всех сил препятствовали этому мирному желанию, столь невинному и доброму…

В действительности дело обстояло не просто чуточку иначе – совершенно иначе. Что доказывается самым беглым изучением истории той же Франции. Тамошние гугеноты без ложной скромности требовали от короля ни более ни менее как полнейшей экстерриториальности. Иными словами, они хотели, чтобы те французские области, где они составляют большинство, управлялись не по законам королевства, а по их собственным законам. Чтобы в этих областях уничтожили все католические церкви и запретили исповедовать католицизм. Чтобы там ходили в обращении не французские деньги, а те, которые гугеноты сами выпустят. И так далее, и тому подобное. Гугеноты намеревались вольготно обитать во Франции, но при этом совершенно не подчиняться ее законам…

Найдется ли на свете государство, которое согласится, чтобы значительная часть его подданных «улизнула» в некие недоступные для власти, для закона «привилегированные зоны»? Вот то-то и оно.

Ну, а уж если добавить, что гугеноты очень быстро начали погромы церквей и масштабный террор против своих земляков-католиков, в конце концов вылившийся в попытку переворота… К слову, именно импровизированное подавление этого путча, сорванного в самый последний момент, и именуется Варфоломеевской ночью.

Собственно, еще в XVIII веке французские вольнодумцы – публицисты, поэты – образованщина тогдашняя, начали плести бредни о «всемирном заговоре иезуитов». Но потом пришел Наполеон, и пятнадцать лет Франция увлеченно воевала со всем миром, так что стало не до иезуитов.

Но после свержения Наполеона машина раскрутилась по полной программе. В обращение была вновь пущена «черная легенда» о зловещем заговоре иезуитов, которые, числясь десятками тысяч, втихомолку проникли во все государственные учреждения, спецслужбы, полицию, да куда только возможно и готовят страшную диктатуру Ватикана, чтобы лишить добрых французов абсолютно всех прав и свобод. Примерно так.

Истерия охватила Францию масштабнейшая. Политики что ни день толкали речи в обеих палатах парламента, интеллектуалы с учеными степенями и профессорскими званиями приводили в трепет толпы юных студентов, разоблачая «прошлые козни» иезуитов и предсказывая массу злодейств, которые те намереваются совершить в будущем. Пресса неистовствовала. Для неграмотных – составлявших тогда примерно половину населения Франции – поэты-сатирики спешно сочиняли массу песенок, куплетов и рифмованных памфлетов для устного распространения. Писатели и драматурги в темпе кропали романы и пьесы, где иезуитов не обвиняли разве что в поедании на ужин младенцев.

На самом деле иезуиты, число которых было довольно-таки незначительно, всего-навсего читали проповеди и вели миссионерскую деятельность да учредили пару-тройку учебных заведений. После чего к их гонителям радостно примкнула целая куча ученых мужей – университетские преподаватели просто-напросто увидели в иезуитах опасных соперников, потому что образование у тех было поставлено лучше, чем в закосневших старинных заведениях…

Шизофрения бушевала. Все покушения на жизнь коронованных особ – убийства Генриха III и Генриха IV, нападение на Людовика XV некоего Дамьена – объявлялось делом рук иезуитов, это была лишь крохотная частичка правды. Убийцы двух Генрихов и впрямь были сторонниками тех взглядов, что высказывали иезуиты, но не более того. Причастность самого иезуитского ордена к этим двум смертям не смогло доказать и тамошнее следствие, пользовавшееся пыткой еще чаще, чем чернильницей. А Дамьен, слегка оцарапавший Людовика дрянным перочинным ножичком, был совершенно «левым» психом и к иезуитам не имел ни малейшего отношения. Переводя на мерки нашего времени – если завтра выпускник Массачусетского технологического университета шарахнет гранату в президента Буша, это еще не означает автоматически, что массачусетская «технолага» – тайная террористическая организация. А если покуситель при этом еще и окажется членом республиканской партии, это опять-таки вовсе не означает, что упомянутая партия создана специально для истребления американских президентов…

Но на толпу, как мы прекрасно знаем, логика и убеждение не действуют, а вот байки о жутком заговоре, подкрепленные тоннами печатной продукции и неисчислимым множеством пылких речей, как раз производят самое потрясающее впечатление…

Честно говоря, меня, как фантаста, завидки берут при виде столь безудержного разгула фантазии! Иезуитов не обвиняли разве что в том, что они готовят падение Луны на Землю. Все остальное пускалось в ход без малейшего стеснения и без всякой заботы о правдоподобии. Иезуиты оказались виноваты в войне в Испании, в повышении цен на хлеб, в введении правительством цензуры и принятии парламентом закона о святотатстве. Когда летом 1830 года в Нижней Нормандии начались пожары, их моментально приписали не засушливой погоде и неосторожному обращению с огнем, а иезуитским поджигателям, во множестве рыщущим по городам и селам с зажигательными машинками под полой. Заодно уж на иезуитов списали и упадок образования во Франции и снижение уровня литературы. Доходило до дурных анекдотов: когда префект полиции в одном из городов запретил проституткам приставать к прохожим на улице средь бела дня, труженицы древнейшей профессии моментально объявили его «пособником иезуитов», и получился шумный скандальчик.

Один из парламентских ораторов заявил во всеуслышание, что коварные иезуиты подготовили аж десять тысяч шпионов из лакеев, которые, нанимаясь на службу, будут таким образом вынюхивать тайны хозяев и передавать их Ордену. К этой увлекательной кампании тут же подключился известный писатель Шатобриан, заявивший, что это чистая правда – вон и его собственный лакей, точно известно, за ним откровенно шпионит… Вот только кончилось все конфузом, потому что впоследствии вскрылось, что лакей Шатобриана, и верно, за хозяином вовсю шпионил, но работал он не на иезуитов, а на министра полиции…

Твердили во всеуслышание, что масонство, если кто не знает, как раз и придумали в своих злокозненных целях иезуиты, намеревавшиеся таким образом изничтожить королевскую власть. А вслед за тем без всякой логики и связи с предшествующими откровениями утверждалось, что короли Людовик XIV и Карл X сами были «тайными иезуитами»…

Была запущена в оборот совершенно восхитительная сенсация: иезуиты суть не кто иные, как уцелевшие члены ордена тамплиеров, продолжавшие столетиями действовать в глубоком подполье. С превеликим шумом опубликовали «раздобытый окольными путями» устав иезуитского ордена. Одна беда: во-первых, в нем не нашлось ничего, что работало бы на версию о «всемирном заговоре», а во-вторых, оказалось, что устав этот уж двести лет как обнародован… А чтобы уж до кучи, обвинили иезуитов в том, что именно из-за них провалилось восстание греков против турок. Греки православные? Православные. Иезуиты, стало быть, из ненависти к православию подсобили туркам…

Особенно много дурацких сказок возникло о парижской высшей школе иезуитов Монруж. Говорили, что эта школа – замок, окруженный неприступной стеной с бастионами и пушками; что там засело три тысячи иезуитов с запасами пороха и ружей. Что от Монружа идут во все стороны длиннющие подземные ходы, по которым иезуитские агенты прокрадываются на свои явочные квартиры и даже в королевский дворец, где совещаются с работающими на них министрами. Как ядовито заметил настоятель Монружа: «Если дилижансы, пересекая Париж на полной скорости, обливали грязью прохожих, то виною всему, конечно, были иезуиты из Монружа». Юмор был достаточно горький: в то самое время монружских иезуитов на полном серьезе обвиняли в том, что они виновны в дождях, заморозках и градобитии посевов…

Шизофреничность всех этих выдумок станет особенной, если уточнить, что школа Монруж располагалась не в глухой провинции, а практически в центре Парижа, на одной из самых оживленных улиц, так что любой прохожий мог своими глазами убедиться, что там нет ни крепостных стен, ни бастионов, ни пушек.

Впрочем, некоторые наверняка все это видели. Подобные кампании вполне способны вызвать массовые галлюцинации наподобие той, о которой вспоминал в своей книге ле Бон, позаимствовавший ее из мемуаров флотского лейтенанта Феликса. Французский военный фрегат дрейфовал в море, разыскивая корвет, с которым его разъединила сильная буря. Погода, особо подчеркиваю, стояла прекрасная: совершенно безоблачное небо, яркое солнце, полдень… Внезапно наблюдатель заорал с мачты, что видит… плот. Несколько десятков человек – матросы, офицеры и даже один адмирал – «собственными глазами» увидели в море лодки, увешанные сигналами бедствия, да вдобавок ведущие на буксире плот, переполненный потерпевшими кораблекрушение…

Адмирал, не мешкая, велел спускать шлюпки, чтобы подобрать бедолаг. Спасатели «своими глазами» видели на лодках и на плоту множество моряков, которые протягивали руки к ним, метались, смеялись от радости…

Однако, когда спасательные шлюпки приблизились к лодкам, ничего кроме кучи веток с листьями, которые ураган сорвал с прибрежных деревьев и унес в море, они не увидели. Но десятки людей – трезвехоньких, вменяемых! – видели и плот, и лодки, и множество «терпящих кораблекрушение»…

Так что нельзя исключать, что кто-то и в самом деле «своими глазами» видел вокруг Монружа могучие стены с пушками на них, а также злых иезуитов с зажженными фитилями…

Все это оказалось гораздо серьезнее, чем можно подумать. В конце концов при очередном «революционном возмущении» монружскую обитель разграбили и разрушили толпы «вольнодумцев». Как вспоминал в своих «Записках» Александр Дюма, толпа с воплями «Держи иезуита!» сграбастала некоего юношу и поволокла топить в реке исключительно из-за того, что молодой человек «без восторга» наблюдал за погромом – уже не Монружа, а близлежащих церквей, не имевших к иезуитам никакого отношения (расходившаяся толпа начала крушить все вокруг уже без идеологической подоплеки). Хорошо еще, что начальник полиции оказался человеком решительным и отбил бедолагу у толпы – вот только очень быстро под давлением «общественного мнения» начальника сместили с поста как пособника иезуитов… В общем, иезуитские погромы плавно перекинулись на церкви вообще. Теперь уже всем священникам стали приписывать черт-те что: например, уверяли с пеной у рта, что любой деревенский кюре может вызвать бурю, недород или смерть кого-то из жителей, для чего ему достаточно похоронить трех покойников «задом наперед», вынеся гроб не головой вперед, а ногами. Черт возьми, до чего Франция образованная и просвещенная страна, зависть берет при сравнении с отсталой Россией…

Не следует думать, что заправляли антииезуитской кампанией какие-то маргиналы: третьеразрядные политики, третьестепенные литераторы, доценты-недоучки. Речи в парламенте о кознях иезуитов толкали тогдашние звезды большой политики, речи в университетах, обличающие иезуитов, держали светила науки, а в сочинении романов, где иезуиты представали всепроникающей бандой злодеев, опутавшей своими сетями весь земной шар, отметились многие классики французской литературы: Стендаль, Бальзак, Жорж Санд, Эжен Сю, Александр Дюма (перечитайте как-нибудь «Виконта де Бражелона», там все это во-от такими буквами прописано: вездесущие и всемогущие иезуиты с постаревшим Арамисом во главе, тайные знаки, жуткие шифры да вдобавок страшный иезуитский план подменить короля Франции его прозябавшим в заточении братом-близнецом, иезуитской марионеткой). По всем правилам шизофрении авторы «научных книг» и «документальных трудов» о кознях иезуитов сплошь и рядом в качестве источников указывали… толстенный приключенческий роман Эжена Сю «Агасфер» и подражания, принадлежавшие перу поспешавших за мэтрами третьеразрядных писателей…

Ах, какие звонкие сенсации то и дело возникали в полурехнувшейся на почве иезуитского заговора Франции! В один далеко не прекрасный день в собственном доме обнаружили с пулей в голове Поля-Луи Курье, автора многочисленных антииезуитских памфлетов. Естественно, поднялся страшный шум: иезуиты изничтожили своего неустанного обличителя! И лишь через несколько лет выяснилось, что месье Курье, будучи еще и солидным помещиком (должно быть, антииезуитская брехня приносила неплохие доходы), до того достал окрестных крестьян своей алчностью и притеснениями, что они решили его прикончить, сподвигнув на это местного лесника. Мало того, по каким-то своим мотивам к убийству оказалась причастна и супружница Курье, которая, чтобы надежнее отвести от себя подозрения, и принялась первая орать во всю глотку про злодеев-иезуитов. Между прочим, все подозреваемые: и лесник, и женушка, и крестьяне от наказания так и отвертелись, потому что накаленное «общественное мнение» поторопилось объявить судей «агентами иезуитов» и те не рискнули связываться, резонно опасаясь за свое здоровье…

Было нетрудно предсказать, что со временем в психиатрических клиниках оказалось немало «жертв иезуитов», которых преследовали повсюду иезуитские агенты, облучали из-за стены «тайным магнетизмом» и тому подобное. Добросовестная французская психиатрия зафиксировала немало таких примеров.

Речь шла не только о мелких обывателях. Прямо в палате депутатов как-то принялся гонять маленьких зелененьких иезуитиков член парламента господин Дюпен (не самое последнее колесо в телеге). Ему вдруг показалось, что стены парламента украшены «тайными иезуитскими символами», и бедняга во всеуслышание потребовал принять меры и единодушно сплотиться для отпора проискам.

И снова вышел конфуз. Оказалось, что по случаю приближающегося праздника Тела Господня в палате депутатов установили временный алтарь с распятием и обычной для католиков надписью IHS (Iesus Hominum Salvator) – Иисус, Спаситель Человеческий. Эти-то буквы господин депутат и принял за «тайные иезуитские знаки».

И, в конце концов, на почве «глобального иезуитского заговора» подвинулся умом не кто-нибудь, а министр народного просвещения Вильмен, у которого началась сущая мания преследования. Сначала он, диктуя отчеты секретарю, начал периодически выкрикивать: «Долой иезуитов!» Потом, прогуливаясь по площади Согласия, принял кучу камней на ближайшей стройке за притаившихся в засаде иезуитов и помчался прочь, вопя, чтобы добрые французы спасли его от заговорщиков.

Самое смешное, что его и тогда не повязали, и министр (как характеризует его собрат по созданию «черной легенды», «умнейший человек и одареннейший литератор Франции») преспокойно явился на заседание совета министров. Там он вдруг стал орать, что все министры – тайные иезуиты. Пока господа министры, ошарашенные этакими обвинениями, соображали, что к чему и не в алкоголе ли дело, Вильмен, недолго думая, направился прямо к оказавшемуся там же королю Карлу X и закричал что-то вроде: «Ваше величество, я прекрасно понимаю, что вы тоже – затаившийся иезуит! Раз уж кругом одни враги и гибель моя предрешена, зовите палачей, иезуиты проклятые, я готов гордо взойти на эшафот!». Ну, тут уж все сообразили что к чему, кликнули сторожей с лакеями, скрутили и отвезли, куда давно следовало…

Это не исторический анекдот – это было. Господин Вильмен был одним из тех, кто своим борзым пером поддерживал миф об иезуитском заговоре и переутомился в конце концов. Его тихонечко спровадили в отставку, но на накал страстей это ничуть не повлияло, и еще долго во Франции твердили на все лады о зловещих замыслах иезуитов, которые таятся под каждой кроватью…

Самое интересное, что эта многолетняя шизофрения нашла самую горячую поддержку не только у разномастных европейских революционеров, но и в России, где тоже любили потолковать о «кознях иезуитов». Книгами Эжена Сю была набита библиотека Достоевского, чьи «Братья Карамазовы» определенно написаны под влиянием «французской антииезуитской школы». О «кознях иезуитов» с неподдельной тревогой поминал в своих статьях Чернышевский…

Опять-таки любопытно, что впоследствии, когда мода на обличения иезуитов пошла на спад, некоторые из прославившихся на этом поприще плавно перестроились и с тем же пылом стали сочинять памфлеты и «ученые труды» о «всемирном заговоре евреев». Что бы там порой ни утверждали, «Протоколы сионских мудрецов» сочинены все-таки не в России, а во Франции. Некоторые французские исследователи давно уже пишут, что в «Протоколах» определенно чувствуется стиль, выработанный в антииезуитских откровениях… Очень уж похожи «Протоколы» по многим пунктам на появившиеся до того «Иезуитские тайные наставления» – анонимную фальшивку, призванную доказать существование «всемирного иезуитского заговора»…

Я все это рассказал для того, чтобы показать наглядно, до чего может довести страну и общество самый дурацкий миф, если его долго и старательно поддерживают: кто по дурости, кто ради конкретной выгоды. Тот же Эжен Сю на своей антииезуитской беллетристике заработал весьма приличную сумму в золотых франках. И главное, все эти бредни с превеликой охотой принимались теми самыми жертвами всеобщего образования, составлявшими питательную среду для нарождавшегося научно-литературно-политического шоу-бизнеса…

А поскольку всякая палка имеет два конца – против природы не попрешь, – то вышеозначенные представители трех ремесел очень быстро угодили в весьма неприятную ловушку (о чем следовало бы подумать заранее)…

И политики, и литераторы, большей частью и ученые (правда, далеко не все) стали зависеть от «общественного мнения», то бишь от толпы. В предшествующие столетия такого в обычае не было. Политик (министр или иной официальный деятель) зависел сугубо от воли монарха. Монархи попадались разные: умные и не особенно, добрые и свирепые, не говоря уж об откровенных безумцах, какие тоже на тронах попадались. Частенько министерская деятельность была сплошной лотереей: сиди и гадай, то ли наградят поместьем или золотом, то ли потащат к тому архитектурному сооружению, которое по причуде создателя украшено веревкой с петелькой. Служба, одним словом, не сахар. Однако у меня есть стойкое убеждение, что политик, всецело зависящий от пресловутого «общественного мнения», в сто раз более жалок, бесправен и подвержен многочисленным профессиональным маниям, нежели тот, что зависел исключительно от одной-единственной особы – коронованной. Сравните блестящих деятелей века девятнадцатого, министров при монархах: Нессельроде, Бисмарка, Дизраэли, Меттерниха, Кавура, Победоносцева с политиками века двадцатого, вынужденными марионетками… ох ты, да не побоимся этого слова, черни. Сравнение будет безусловно не в пользу двадцатого столетия.

Литераторы тоже в полной мере ощутили на себе диктат «общественного мнения», как раз ставшего чертовски «прогрессивным». И оказывалось, что образованщина-толпа сплошь и рядом превозносит труженика пера не за талант, а за «правильные» убеждения. Достаточно вспомнить, как расейская интеллигенция форменный образом травила замечательнейшего писателя Лескова – реакционер, мракобес, революционному порыву нисколечко не сочувствует, мало того, нигилистов в карикатурном виде в своих опусах представляет! Впрочем, в заграницах обстояло не лучше – реки помоев «прогрессивно мыслящая» английская образованщина вылила на Киплинга…

Ученым приходилось, конечно, чуточку легче. Математики, к примеру, нисколечко не зависели от «общественного мнения» – потому что в их работе с маху не разберешься, очень уж замысловатые закорючки чертят, во-первых; а во-вторых, совершенно не нуждаются в «поддержке» толпы, решая свои проблемы исключительно промеж себя. Да и писания их ужасно скучны и неинтересны.

Другое дело – гуманитарии. Эти сами сплошь и рядом апеллировали к общественному мнению – поскольку, надо полагать, чувствовали себя довольно неуверенно: если, например, у мистера Дарвина (о чем подробнее ниже) не было ни единого серьезного аргумента в пользу своих теоретических умствований, что тут оставалось делать. Да, не мудрствуя, обращаться к «прогрессивной аудитории», выставляя себя борцом с консерваторами и попами.

Но тут таилась еще одна ловушка… «Общественное мнение», не ограничиваясь смиренной ролью хора в древнегреческой трагедии, исправно комментировавшего происходящее на сцене, стало лезть в дела научные, высказывая свое мнение с жутким апломбом. Это было, в принципе, логично и объяснимо: если ученый недвусмысленно просит поддержки у толпы, та в конце концов решит, что и она вправе судить и рядить…

Так что положение создалось пикантное: с одной стороны, ученые нуждались в поддержке «общественного мнения», как наркоманы в дозе, с другой – брезгливо морщились, вынужденные то и дело внимать рассуждениям «непрофессионалов». Выхода из этого тупика не усматривалось никакого. В результате ученый мир еще более ожесточился, еще сильнее стал практиковать те самые «жреческие» тенденции: мы одни можем толковать Высшее Знание, поскольку обладаем волшебными «методами», а вы, невежды, извольте почтительно слушать…

Вдобавок навалилась еще одна беда: в связи с техническим и общественным «прогрессом» началась централизация науки. Во многих странах образовались Академии наук, очень быстро ставшие то ли своеобразными «министерствами», то ли, уж простите за хамство, «сходняком авторитетов» вроде мафии, чьи решения рядовые члены просто-таки обязаны выполнять со всем прилежанием…

Ученый прежних времен обладал своего рода «автономностью» наподобие автономии подводной лодки, нешуточной независимостью, что вряд ли шло во вред процессу научного познания. С укреплением академий, с развитием средств массовой информации как-то незаметно сложилась общность с красивым названием «ученый мир» либо «научное сообщество». Названия красивые, но сути дела совершенно не отражают, потому что все обстоит гораздо печальнее. Сложилась некая каста, которая форменным образом принуждает своих членов передвигаться буквально «по половице». Это Галилео Галилей мог преспокойно проводить эксперименты по сбрасыванию железных шаров с башни на территории Италии, и его современникам, а также коллегам дико было бы даже подумать, что настроенные против подобных экспериментов ученые мужи Швеции или Баварии могут устроить молодому исследователю кучу серьезных неприятностей…

Нынче положение изменилось качественно. Ежели объявится некий вольнодумец, еретик, диссидент, даже не ставящий под сомнение некие каноны, а попросту проявляющий известную толику свободомыслия, опровергающий каноны в одной-единственной крохотной запятой, неосторожному не поздоровится. «Ученое сообщество» вполне цивилизованными методами либо вынудит «бунтаря» покаяться и вернуться к жизни по «ученым понятиям», либо сотрет в порошок его профессиональную карьеру. Отклонения от некоей «генеральной линии» влекут за собой, строго говоря, такие же последствия, как году в 1937-м – активная деятельность в троцкистской оппозиции.

Причем уже совершенно не важно, существует ли в данной стране «министерство науки» – кланы и касты сложились и там. Классический пример – печальная (ни в коей степени не уникальная!) судьба геолога из США Вирджинии Стин-Мак-Интайр. Эта дама была командирована одним из научных институтов, связанных с Геологическим обществом, в Мексику для определения возраста каменных орудий древнего человека, обнаруженных там недавно.

Вирджиния, судя по всему, была работником добросовестным. Она провела исследования с помощью сразу четырех методов: «урановых соединений», тефрагидрации, стратиграфии и «расщепления атомного ядра». Результаты получились одинаковыми: возраст данных орудий более двухсот тысяч лет.

Что в этом плохого, спросите вы? Да дело в том, что «ученое сообщество» придерживается двух канонических теорий, которые, как и полагается жреческой премудрости, исправлены быть не могут – во-первых, принято считать, что человек перешел в Америку из Азии только 25 тысяч лет назад, и никак не раньше; во-вторых, принято считать, что подобные орудия первобытные люди начали изготавливать 50 тысяч лет назад, и никак не раньше. Так что результаты исследований ставили имевшиеся к тому времени теории с ног на голову. А «ученое сообщество» обычно предпочитает не вносить изменения в теорию, а отвергнуть или «подправить» неудобные факты.

На Вирджинию стали откровенно давить, требуя, чтобы она указала в отчетах «правильные» цифры – 12 тысяч лет, ну, в крайнем случае 25 тысяч… Упрямая геологиня отказалась, упирая на свою дурацкую привычку к добросовестности в работе. Тогда ее попросту уволили из института, чтобы не умничала…

Высокое положение сплошь и рядом не спасает от мести разъяренных жрецов. Советский ученый Пидопличко был не рядовым геологом, а полноправным академиком. Однако, едва он стал высказывать «еретическую» точку зрения на общепринятую в «ученом мире» теорию ледниковых периодов, да вдобавок беззастенчиво издал четырехтомную монографию, ее без лишнего шума засунули в спецхран, где она и покоится до настоящего времени…

Порой, без преувеличений, волосы дыбом встают, когда знакомишься с иными высказываниями «борцов с еретиками», взрослые, вменяемые люди без зазрения совести молотят такое…

1880 год. Некий мистер Уитни, главный геолог штата Калифорния, опубликовал обширный отчет о древних орудиях труда, найденных во время работ на калифорнийских золотых приисках. К несчастью, эти наконечники стрел, пестики и каменные ступки были найдены в слоях, соответствующих датам, когда, по мнению «ученого мира», человека еще не существовало. И ученый джентльмен из престижного Смитсоновского института, некто Холмс, вальяжно одернул «еретика»: «Если бы профессор Уитни был по-настоящему знаком с историей эволюции человека в ее современном понимании, он, пожалуй, воздержался бы от предания огласке своих выводов, ПУСТЬ ДАЖЕ В ИХ ПОЛЬЗУ ГОВОРИТ ВПЕЧАТЛЯЮЩИЙ ОБЪЕМ СОБРАННЫХ ИМ СВИДЕТЕЛЬСТВ (курсив мой – А. Б.).

Каково?! Можно собрать «впечатляющий объем фактов», но все они, оказывается, ничего не стоят, если открыватель не знаком с «единственно верным учением»… Вам это ничего не напоминает?

Пример номер два, уже из астрономии. Оказывается, и там порой кипят нешуточные страсти…

В пробе лунного грунта, доставленного советской межпланетной станцией «Луна-24», оказался минерал, получивший название «тридимит». С условиями, при которых он образовался, что-то было откровенно не в порядке. Исследователи честно написали в отчете, что для образования на Луне тридимита «должны соблюдаться условия, не реализуемые в природе». Как легко догадается всякий здравомыслящий человек, перевести это на обычный язык можно одним-единственным способом: «Тридимит носит искусственный характер». Но это явно показалось чересчур еретическим, и работавшие с тридимитом высказали шизофреническое, если называть вещи своими именами, объяснение – мол, во времена образования минералов на поверхности Луны все же существовал какой-то «особый» механизм естественной природы, «пока еще недостаточно изученный».

Улавливаете вывихнутую логику? Минерал образовался естественным путем, о механизме этого процесса наука ровным счетом ничего не знает, но все равно предполагает, что он был естественным и когда-то существовал…