Текст книги "Загадка Алатырь-камня"

Глава 8. Отречение от разума

В угорских поселениях предводителя хунну интересовало все, что находится на севере, востоке и западе. О юге шаньюй знал сам не понаслышке. ВI веке новой эры хунну обрели, казалось, новую родину – близ Аральского моря (ныне юг Казахстана), за 4000 километров от Ордоса – родной степи, образованной грандиозной излучиной Желтой реки, Хуанхэ. Там-то, в одном из стойбищ на берегу Аму-Дарьи, и поселилась пришедшая из Забайкалья семья будущего вождя Юйчугяня. Но даже отсюда хунну грабили Великий Шелковый путь, чем сильно мешали китайцам.

Увы, вскоре ряд сокрушительных поражений от хэшоу, как с легкой руки основателя китайской империи Цинь Ши хуанди стали называть самих себя китайцы («хэшоу» по-китайски «черноголовые»), вынудил основную массу кочевников свернуть шатры: рассерженные черноголовые вторично лишили хунну родины. Правда, часть хунну признала власть китайского императора и обязалась охранять Китай подобно тому, как «варварские» племена стерегли границы Римской империи. Однако основная масса народа двинулась краем пустыни к Каспийскому морю, но в итоге достигла владений мокши и эрзи.

К востоку, по дружному утверждению угорских стариков, высились страшные горы – Урал, грозящий холодом и бескормицей. На севере хотя и не было гор, царила – и чем дальше, тем сильнее, – ледяная тайга, также гарантировавшая отсутствие корма для лошадей, верблюдов и баранов.

Оставался юго-запад, куда то и дело старый Юйчугянь обращал свой взор: там раскинулась Великая степь. Правда, по Великой степи кочевали многочисленные орды прочих кипчаков, но шаньюй не сомневался, что в бою с хунну они будут разгромлены без труда. Как-никак, перенятым у китайцев вооружением похвастать было больше некому. Однако затевать сейчас поход в Великую степь также было не с кем, поскольку из каждого шатра неслись младенческие писк и лепет. Мало того, все женщины – и хунну, и эрзянки – постоянно ходили беременными. Рецепт существовал один-единственный: набраться терпения и ждать, когда вырастут гунны.

Зато шаньюй позаботился о том, чтобы у будущего великого воинства было вдосталь оружия. В Долине Ручьев старик открыл огромную оружейную мастерскую, а чиряз Арсян позаботился о поставках сырья, – в основном железных чурок и крепчайшей пеньки для арканов. Ремонтировать же табуны время еще не пришло, поскольку дальние походы предстояли в неопределенном будущем.

«Может, и не доживу, – печалился про себя шаньюй Юйчугянь. – Скорее всего, не доживу…»

Но как же там чувствуют себя наши друзья – юная семья эрзянина Латкая и хунну Джохи? Кое-как выучились они общаться на смеси эрзянского и хуннского языков, сами не предполагая, что вместе с другими смешанными угро-хуннскими парами вносят существенную лепту в становление абсолютно нового для человечества – гуннского! – языка.

Впрочем, лингвистические штудии занимали Латкая менее всего на свете. Более всего желал он при первой же возможности сближения со своей хорошенькой скуластой женой, которая терпеливо поправляла его неумелые ласки. Бедный парень даже понятия не имел, где расположен орган главного женского наслаждения, зато уж себя-то, любимого, ублажал на славу Однако и юная Джоха в своей скудной супружеской постели получала удовольствие, хотя и с некоторыми «но».

Если конопатый Латкай, лежа с женой на циновке, не слезал с седьмого неба, конвульсируя от счастья, то Джохе мечталось несколько иное будущее. Она вовсе не желала всю жизнь провести в срубном домике, рожая детей и готовя корма животным. Молодой женщине грезился ажурный дворец и царский сын – принц! – в качестве законного супруга.

Так или иначе, но Долина Ручьев – будущее Атяшево – благодаря визиту хунну превратилась в подлинный оазис любви.

Независимо от погоды.

Глава 9. На пороге адюльтера

Со смешанным чувством гордости и тоски шаньюй Юйчугянь посматривал на игровые ристалища подрастающих гуннов. Ему, опытному военачальнику, было очевидно, что из них вырастут великолепные воины. Но даже если Юйчугянь доживет до этого счастливого времени, то будет слишком стар, чтобы лично возглавить поход на юго-запад – в Великую степь.

Однажды, удобно устроившись полулежа на своей повозке, шаньюй увидел такое, от чего екнуло закаленное сердце. Его замужняя дочь, держа за руку сына – первого на свете гунна! – Тумая, прогуливалась мимо стойбища хунну в сопровождении одного из выпоротых «золотоискателей». Юйчугянь сразу припомнил, что этот мальчик был единственным, кто не испустил ни крика во время прилюдной расправы над бандой искателей сокровищ: только зубами скрипел от боли.

Упоротый и… упорный!

Джоха была одета по-эрзянски: верхняя распашная холщовая рубаха напоминала тунику, которая сшивалась из двух полотнищ, перегибавшихся пополам. То была праздничная рубаха, на что указывала богатая вышивка в восемь полос. Поверх рубахи был надет передник, подвязанный внизу на животе так, чтобы закрыть прореху на подоле. Ворот рубахи был сколот особой фибулой – овальной пряжкой из толстой проволоки, к которой снизу крепились, прикрывая глубокое декольте, подвески из цепочек с монетами, раковинами каури, пуговицами и прочей древней бижутерией.

Не забыла Джоха и о набедренном украшении поверх рубахи – пулае, без которого нельзя ни предстать перед мужчинами, ни заниматься полевыми работами, даже косить. Голову дочери Юйчугяня украшало однорогое, слегка загнутое вперед панго из холста, обшитого красной шерстяной тканью, декорированной узорами из блесток и бисера. Из-под рубахи на лапти спускались праздничные красные порты.

Отец понял, что прогулка неслучайна и что Джохе приятно общение с юным злодеем. «Так недалеко и до греха, – мелькнуло в голове. – Пока Латкай честно пасет поросят, его расфуфыренная жена бродит, не таясь, с ухажером. Еще и едва научившегося ходить сыночка взяла впридачу, чтоб прикрываться им, будто щитом. Чего же дочке не хватает в браке? Неужели этот Латкай слаб в постели?..»

Заприметив отца, Джоха приветливо помахала ему рукой, чертыхнувшись про себя: больше нечем заняться старику, кроме как вынюхивать да высматривать!

«Надо будет поговорить с ней обо всем откровенно», – подумал старый хунну.

«Наверняка он станет донимать меня своими дурацкими расспросами, – подумала его дочь. – Ха-ха, так я и сказала ему правду: пока Латкай честно пасет поросят, мне хочется, хочется, хочется…»

Впрочем, Юйчугянь не был столь наивен, что верил в эффективность задуманного разговора с дочерью. Слишком хорошо он знал своего младшего ребенка – дочь младшей жены своей Толавы, названной так в честь хуннского божества огня. Лучшего имени придумать было сложно: не баба – огонь!

Некогда Юйчугяню дважды даже пришлось поколотить Толаву за то, что усиленно стреляет глазками, а на пирах норовит прижаться поближе к одному из «полевых командиров». Поэтому еще одна мысль пришла в седую голову шаньюя. Ненавистного «золотоискателя» следовало убрать из деревни как можно дальше: с глаз долой, из сердца вон.

Старый хунну решил сегодня же переговорить на эту тему с каназором Арсяном. Оба вождя уже слегка научились обходиться без переводчиков, так что о задуманном будут знать только они и никто более. А что? Пускай каназор отправит любвеобильного «золотоискателя» на дальние рыбные ловли, откуда мужчины Долины Ручьев не возвращаются месяцами.

«Этот балбес, может, и вовсе не вернется, – прикидывал старый хунну Юйчугянь. – Долина Ручьев будет только благодарна хунну за избавление от быстро подрастающего бандита и соблазнителя».

Однажды звездной ночью спящему злодею привяжут к ногам пудовый камень, да и вытолкнут из рыбацкой лодки. Как говорили еще в аральском детстве шаньюя, «нет человека, и нет проблемы». Правда, не знал мудрый старик, что Бендзея (жена эрзянина Мельцета) уже поделилась с подружкой Джохой секретом женского наслаждения. Секрет был немедленно проверен с Латкаем, и реальность превзошла все ожидания. Теперь даже в отсутствие супруга страстное желание обуревало Джохой.

Так или иначе, но уже на следующий день стойкий «золотоискатель» налегал на весло то слева, то справа однодревка, мимо неслись берега Суры, впереди поджидали рыбные плесы, а напротив в лодке мирно сидели двое молодых хунну, посланных шаньюем. С исполнением его приказа решили не тянуть – на ближайшей ночевке дело будет слажено.

– Великий покровитель войн Мурдук поможет нам, – невозмутимо проговорил один бронозоволикий убийца.

– Да, Мурдук не знает пощады, – столь же невозмутимо отвечала другая бронзовая голова.

Тут тайные палачи рассмеялись, отчего узкие глаза их превратились в едва заметные щелочки.

Даже если бы приговоренный «золотоискатель» понимал язык хунну, то все равно не уразумел бы этого обмена фразами. Думая о предстоящих утехах с Джохой и другими своими подружками, он честно перемалывал веслом сурские воды, исходя из логичного, в общем-то, предположения: «Раньше начнем ловлю, раньше и закончим, после чего пустимся в обратный путь на крыльях любви…»

Но, как говаривали древние, логика предполагает. А боги располагают.

И богам совершенно неважно, кучевые облака на небосводе либо перистые. А может, и темные грозовые тучи?

Да какая разница?

Глава 10. Небесный колокол

То, что происходило в Атяшеве, пока еще называемом Долиной Ручьев, творилось по всем местам расселения мокши, эрзя и других угорских народов: с ними бурно перемешивались пришлые хунну. В результате этих освященных языческими богами, включая воинственного Мурдука, браков нарождались гунны. Вместе с числом этих новых во Вселенной людей стремительно росли конские да верблюжьи табуны, поголовье поросят и мелкого рогатого скота.

Тем временем ушли с нашей бренной земли все те, кто еще помнил первую историческую встречу хунну и угров во II веке. Кинулись в объятия всесильного Нишке каназор Арсян и его одноногий, мужественный шаман Радай; голубое небо Тенгри распахнуло врата своего рая для шаньюя Юйчугяня вместе с верными его шаманами Сэпгэ и Сарюн. Оставив многочисленное потомство гуннов, покинули наш свет даже Латкай и Джоха, Мельцет и Бендзея. Не стало и Ояна, который поначалу женился на своей первой девушке Гарме, а затем еще на двух молоденьких девчонках, создав таким образом целый гарем, которым, впрочем, по праву недалекого родства с Ояном повелевала именно Гарма.

Перемешивались и религиозные культы обоих обособленных прежде этносов, порождая синкретическую религию хунну и угров. Их дети верили уже одновременно в эрзянского Нишке, мокшанского Шкая и хуннского Тенгри-хана, а порой и отождествляли их в лице единого всевидящего и отвечающего за все и вся Господа.

Шаманы с обеих сторон поначалу возражали, но вскоре успокоились, когда убедились, что религиозный синкретизм мощно укрепляет молодой, едва нарождающийся на свет белый народ. Еще более шаманы прониклись доверием друг к другу, когда выяснили, что используют одни и те же «растения силы», отделяют от своих спящих тел астральных двойников и блуждают по всем трем мирам – нижнему, среднему и верхнему, дабы выяснить волю богов.

Мчался на всех парах III век, и гуннам грезились дальние походы да блистательные победы предков-хунну над известными и неизвестными племенами, о которых рассказывали теперь не очевидцы, но лишь предания, бережно передававшиеся из поколения в поколение.

Наконец человечество, само о том еще не подозревая, вкатилось, говоря современным языком, в IV век (летосчисление у разных народов было различным, счет от Рождества Христова еще не распространился). Десятилетие шло за десятилетием, и агрессивность гуннов неудержимо росла: тихая земледельческая жизнь прискучила еще их праотцам. А между тем шаньюй Юйчугянь ясно заповедал волю богов – направление будущих вооруженных экспедиций.

«Двести лет прожили они в соседстве, и когда наступила пора дальних походов, на Европу двинулись не хунну и угры, а потомки и тех, и других, – гунны, превратившиеся в особый этнос», – припечатывает историк Лев Гумилев в книге «Тысячелетие вокруг Каспия» (1991).

Начали с разведки боем. Еще в 354 году самые нетерпеливые гунны отправились из ставшего родным Поволжья через населенную сарматами Великую Степь, иначе называвшуюся Скифией. Там-то и наткнулись гунны на одно из сарматских племен – ираноязычных аланов, которые кочевали в кавказских предгорьях да по берегам Азовского моря.

Подобно всем сарматам, аланы были отнюдь неслабыми бойцами, но с подобной напастью столкнулись впервые. Укрытые кольчугами всадники на покрытых невиданными кольчугами лошадях, не сбавляя темпа бешеной скачки, без промаха лупили из своих ужасных луков, и предводители аланов к собственному же счастью быстро сообразили, что сопротивление бесполезно.

Пришлось подчиниться силе. Аланы образовали с гуннами военный союз и наградили непрошенных гостей на прощание щедрыми подарками, в число которых вошло немалое количество горбоносых аланских красавиц, рыдающих от расставания с родным племенем.

Доклад разведчиков о первом успехе не на шутку заставил задуматься тогдашнего гуннского вождя Янчина, обосновавшегося по сложившейся с легкой руки Юйчугяня традиции в Долине Ручьев – будущем Атяшеве. Мудрый старик Янчин, прямой потомок первого гунна Тумая, догадывался, что для дальнейшего продвижения на перенаселенный Запад гуннов попросту недостаточно.

Для подтверждения своего мнения шаньюй Янчин решил посоветоваться с Силами небесными. Собрав целый отряд лучших шаманов из числа гуннов, эрзи и мокши, он под усиленной охраной отправил их на Бугры, расположенные в двадцати пяти ли западнее Долины Ручьев. Употребив положенное количество галлюциногенных грибов и щедро подпитавшись энергией Земли, шаманы проползли через известный читателю лаз в недра Бугров, где приняли позы крепко спящих людей.

Тем временем астральные тела ясновидящих вовсе не дремали, но посещали нижний, средний и верхний миры. Когда астральные скитальцы предстали наконец пред ясным взором вождя, то оказались едиными в оценке ситуации:

– Необходимо выждать еще лет двадцать, чтобы выросли новые многочисленные поколения гуннов.

– Хорошо, тогда разнесите людям волю Богов, – многозначительно помолчав, молвил шаньюй Янчин. – Всем велено плодиться и размножаться, размножаться и плодиться. Холостым мужчинам, которым исполнилось шестнадцать лет, предписываю срочно жениться. Воинам, у которых лишь одна супруга, взять в шатер по второй супруге. А если у кого-то уже имеются две супруги, перейти к троеженству.

И что вы думаете? В результате дальнейшие походы действительно были отложены ровно на двадцать лет. Излишне говорить, что превращение гуннских шатров и угорских срубов в целые гаремы вынудило старых жен лопаться от ревности да лить крокодиловы слезы. Но мужская часть народа от души приветствовала вдруг подвернувшееся законное разнообразие половой жизни.

Приказ шаньюя быстро внедрялся в жизнь. Поскольку чернооких аланских девушек на всех, конечно, не хватило, замуж отправились даже отнюдь не красавицы – те гуннки и мордовки, которые прежде не притягивали мужских взоров. Повсюду гремели свадьбы, а ночами над стойбищами и деревнями до первых петухов разносились сладкие стоны, неудержимые вскрики и насыщающееся рычание любви.

Но в точно указанный шаманами срок, то есть в 375 году по нашему летосчислению, словно пробил невидимый колокол, и с небес прозвучала команда: «Вперед!». Из мордовских лесов потянулись родовые орды – одна за другой. В ходе дальнейшей миграции гуннов с примкнувшими к ним уграми (особенно с эрзей и мокшей) в юго-западном направлении и повторного покорения ими слабо оформленного государства аланов сформировалась огромная Гунния с населением в несколько миллионов человек, включая полмиллиона воинов.

К концу 375-го Гунния уже простиралась от Поволжья до Причерноморья. Невообразимая орда, пыль от которой закрывала солнце, неудержимо надвигалась на границы Римской империи. То и дело в гуннскую орду вливались сарматские и славянские племена. На глазах изумленных современников рождалось то, что позднее назовут Великим переселением народов. Причерноморские славяне при подходе гуннов с аланами в страшной спешке оставляли свои поселки и искали спасения в глухих чащобах и болотах Полесья, как исстари называется область на стыке современных Украины и Белоруссии.

В относительной безопасности еще чувствовали себя остготы, проживавшие в степях Приазовья и Тавриде между Днепром и Доном. Однако именно там, на берегах Понта Эвксинского, гунны наголову разбили многочисленных остготов почитавшегося удачливым полководцем конунга Германариха, после чего вторглись в Дакию и Паннонию, – дунайские провинции Великого Рима. Сплошь и рядом противник бежал прочь лишь от одного вида верблюдов – и двугорбые азиатские бактрианы, и одногорбые африканские дромедары здесь были диковинками.

На страшном примере остготов их западные соплеменники вестготы в наступившем 376 году отправили посольство с пышным дарами в Константинополь – проситься под крыло Римской империи, дабы укрыться от гуннской неудержимости под защитой стойких ромейских ауксилиев.

Эти мобильные пехотные части пришли на смену неповоротливым легионам после замены эпохи принципата эпохой домината в конце III века новой эры.

И вновь-таки не имело никакого значения, ненастье ли стояло на лазах из землянок либо за слюдяными окошками редких изб.

Глава 11. Гаремная беда

Римский император Валент позволил вестготам заниматься земледелием и поставлять вспомогательные отряды в армию. Однако коррупция чиновников в поздней империи приняла такой размах, что разоренные поборами вестготы стали продавать своих детей в рабство на золотые солиды. Но в 378 году терпение лопнуло: вестготы восстали и под Адрианополем во Фракии вдребезги разгромили войска Валента.

Лишь в начале 390-х годов император Феодосий I замирил вестготов, однако его сыновья Гонорий и Аркадий рассорились до того, что один стал править Восточной частью империи, а другой – Западной частью империи. Великое государство навсегда распалось, за что следует благодарить гуннов с их мордовскими и аланскими союзниками.

Между тем готы совершенно справедливо ненавидели гуннов. И дело тут не только в том, что приход неисчислимых ратей с востока разрушил до основания мирную и размеренную жизнь. Готы были первыми германцами, которые буквально за сто лет до прихода кочевых орд приняли христианство.

Тогда, в IV веке новой эры, эта религия арианского толка стало очень популярной среди готов. Проповедник Вульфила (ок. 311–381 или 383) перевел на готский язык почти всю Библию, и громадные толпы германцев собирались послушать его комментарии к священной книге. В конце концов готы избрали Вульфилу своим епископом. Его перевод Книги книг стал одновременно и самым ранним литературным памятником на древнегерманском языке, и старейшим письменным обратным переводом с древнегерманского.

В итоге столкновения гуннов, аланов и мордвы с германцами и римлянами было густо окрашено конфессиональной составляющей: язычники яростно бились с единобожниками. Неслучайно христиане прозовут Этцеля (одно из имен Аттилы у германцев, другая распространенная германизированная форма имени «Аттила» – Атли) Бичом или Гневом Божьим. Естественно, это произойдет тогда, когда Аттила появится на исторической сцене; до начала русской христианизации мордовского населения в XVII веке останется, как видим, гораздо свыше тысячи лет.

В 376 году отомстить и вернуть утраченные земли попытался новый конунг остготов Витимир-Винитарий, ставший преемником конунга Германариха, сложившего голову в битве с гуннами. Правда, атаковать этих ужасных гуннов реваншисту Витимиру было страшно, и он обрушился на их союзников славян-антов – даром, что Витимир означает «Витимир, победитель венедов». Как известно, венедами античные авторы – греческие и римские – называли древних славян, восточную часть которых составляли анты.

Поскольку остготы к этому времени уже были христианами, Витимир решил применить древнеримскую казнь – распятие, уже, впрочем, отмененное римским императором Константином, который и сделал христианство государственной религией Великого Рима. Вождь антов Боэз вместе со своими сыновьями и 70 своими старейшинами были распяты. Но тут подоспели гунны, и пришлось принимать неизбежный бой уже с ними.

Гунны были куда как круче тогдашних антов: войско Витимира вместе с ним самим было изрублено в мелкое крошево, и рассказы об этой страшной расправе поскакали на запад по Европе гораздо быстрее гуннских лошадей. Выжившие в рубке остготы частью убежали в лагерь вестготов на берегах Днепро-Днестровского междуречья, а частью на коленях испросили себе жизнь у гуннов.

И что же? Те оставили недобитков проживать на прежних местах – по берегам Черного моря. Благородство «народа всадников», как германцы и римляне вслед за аланами прозвали свирепых гуннов, простиралось настолько далеко, что наиболее талантливых остготских полководцев они принимали в свои ряды и брали в свои походы, несмотря на разницу вероисповеданий.

Ну, а лучшие остготские женщины попадали в гаремы гуннов, что вовсе не радовало их официальных супруг. Предусмотрительные воины даже возили за собой в обозах пустые повозки для будущих наложниц. Вид гулко трясущихся на камнях да кочках пустых транспортных средств приводил в бешенство и уныние законных жен. Да-да, вот так сразу: и в бешенство, и в уныние.

В наши «цивилизованные» дни все в принципе осталось по-прежнему, хотя место гужевых повозок заняли, конечно, автомобили, а вместо общих шатров используются квартиры приятелей, пустующие родительские дачи, снятые на час или на ночь гостиничные номера.

Но, допустим, мужчина решил угомониться: спутница жизни найдена. Женившись, он внезапно осознает, что ничего не изменилось: его по-прежнему тянет ко всем миловидным особам. В норме молодой мужчина хочет всех красоток на свете – как до свадьбы, так и после. Движущей силой, «горючим» этого желания выступает чисто человеческая энергия, «голое» либидо – без инстинкта самосохранения (свойственного в норме всем живым существам). В итоге молодой муж обзаводится любовницей, а часто и не одной.

Измены приводят к мукам ревности, интригам, скандалам и разводам, однако неверность вовсе не является свидетельством того, что супруг разлюбил жену, – любовь здесь вообще ни при чем. Повышенная похотливость заложена в мужской натуре: всякий гетеросексуальный мужчина – бабник. Едва удовлетворив свое желание, он уже посматривает «налево». Заприметив очередную «симпатульку», похотливец спешит ее обольстить.

В качестве выхода из ситуации ислам и популярная в США мормонская ветвь христианства предложили многоженство, зародившееся во тьме веков у множества народов. Увы, оно чересчур порабощает женщину, недаром в США полигинию запретили еще в 1882 году, и мормонские гаремы в наши дни существуют нелегально.

Борьба за внимание супруга во многих гаремах превращается в стремление получше ублажать главу семейства, дабы стать его любимой женой. Тут уж о собственном удовлетворении женщине и задумываться некогда: все ее психические силы и внешние чары нацелены лишь на то, чтобы переиграть могущественных соперниц, таких же по статусу супруг. Массовая женская аноргазмия – яркий след мутного гаремного прошлого человечества.

Обстановка в гаремах – сущий кошмар. Жены яростно конкурируют за внимание «своего единственного», и эта конкуренция перебрасывается на детей: разумеется, чем больше любит мужчина женщину, тем сильнее он должен любить и своих отпрысков от нее. Самые ужасные гаремы – в царских и прочих династических домах.

«Причина слабости восточных династий всюду одна и та же: это – дурной семейный строй, полигамия, – назидает французский историк Эрнест Ренан. – Крайне ослабляя связь между отцом и сыном и поселяя во дворце страшное соперничество, полигамия делает невозможным тот регулярный переход престола от одного представителя мужского пола к другому, от старшего к старшему… Эта среда молодых и здоровых юношей, не сдерживаемых никакими нравственным авторитетом, была как бы грозовой атмосферой, в которой зарождались и приводились к развязке мрачные трагедии. Следствием восточной полигамии является в семье преобладающая роль матери…».

Вспомним хотя бы, как враждовали сыновья царя Давида; в конце концов сын Соломон от Вирсавии, дабы удержаться на престоле с сомнительными правами на него (Соломон был одним из младших сыновей Давида), вынужден был попросту уничтожить своих братьев (начиная с Адонии) от других матерей. Еще ранее, в доцарский период, семьдесят сыновей героя Эпохи судей Гедеона после его смерти перебили друг друга в борьбе за власть.

В конце IV века появились на свет сыновья знатного гунна Мундзука от разных матерей – старший Бледа (дата рождения неизвестна) и младший Аттила (родился примерно в 395 году). Мундзук приходился братом гуннскому шаньюю Рутиле, то есть был своего рода великим князем, как в России величали брата императора. Другим шаньюем-соправителем стал Октар, также брат Рутилы.

Свое детство гуннские аристократы Бледа и Аттила провели в Паннонии – латинской провинции, в которой слабеющая Римская империя позволила поселиться гуннам после того, как те в конце IV века взломали пограничные укрепления. Столицей Паннонии (там нынче в основном располагается Венгрия) считался Карнунт, где и получали свои первые жизненные навыки маленькие принцы.

В то время две огромные империи, Римская и Гуннская имели длинную общую границу. Ситуация очень напоминает конец 1930-х и самое начало 1940-х годов, когда так же вот граничили СССР и Германия, обреченные беспощадно терзать друг друга на протяжении четырех лет страшной войны.

Втихаря точа друг на друга зубы, гуннские шаньюи и римские императоры старались до поры до времени сохранять видимость добрых отношений. Для гарантии длительного и прочного мира стороны обменялись посольствами и почетными заложниками, в число которых обычно попадали сыновья аристократии. Таким вот образом в 405 году представитель римской знати 15-летний Флавий Аэций в компании прочих высокородных тинейджеров прибыл в паннонский административный центр Карнунт.

Как правило, в тамошней погоде царила та же мягкая лепота, что и в самой Италии, – откуда есмь пошла земля римская.