Текст книги "Могила для горбатого"

Глава 10

Женька проспал до двенадцати часов дня – сказались пережитое накануне нервное напряжение и солидная доза выпитого спиртного. В квартире было тихо. Родители уже давно ушли на работу, а младший брат, по-видимому, как обычно, гонял на улице в футбол. Острой стрелой пронзила мозг страшная мысль – бабка! Весь вчерашний день вспомнился до мельчайших подробностей, и Женьку бросило в жар. Дурак! Какой же он был дурак, что потащился вчера с пьяной и накачанной наркотиками компанией в дом старухи. А все этот зверь, Нечистый! Да и наркоман этот, Сашка, тоже психопатом оказался. Какого черта поднял на бабку руку? Но как же так? Почему вдруг вышло, что он, простой, честный и в общем-то неплохой парень, стал соучастником такого страшного преступления – убийства? Что послужило причиной? Слабохарактерность? Глупость? Вроде бы не дурак. Ах, как бы он сейчас желал, чтобы все то, что вчера случилось с ним, оказалось кошмарным сном, приснившимся ночью! Увы…

Твердо решив признаться во всем родителям, парень потащился в ванную. Холодный душ облегчения не принес. Все еще чувствуя себя человеком, которого переехал танк, Женька вылез из ванны и стал вытираться полотенцем.

Трель звонка оторвала его от невеселых мыслей. Натянув трусы, он подошел к входной двери и глянул в «глазок». Его взору предстала губастая, искаженная линзой физиономия приятеля, которую тот хохмы ради вплотную приблизил к «глазку». Кого-кого, а Кольку Женька рад был сейчас видеть. Он открыл замок и впустил Кабатова в квартиру.

Вид у Кольки был радостный, даже чересчур, для человека, на чьей совести труп невинной старушки.

– С чего это ты такой веселый? – с мрачным удивлением спросил Женька. – В лотерею, что ли, выиграл?

Кабатов был счастлив, так счастлив, что, казалось, готов был от распиравшего его чувства мячиком заскакать вокруг приятеля.

– Лучше, Женька, лучше! – Оглядываясь по сторонам, он понизил голос до тона заговорщика. – Дома есть кто-нибудь?

Женька отрицательно покачал головой.

– Говори спокойно.

– Старуха-то жива! – выпалил Кабатов и несильно ударил приятеля ладонью по плечу.

– Врешь! – Эта новость была хороша, сказочно хороша, чтобы вот так с ходу в нее поверить.

Колька изобразил на лице обиду, однако ничто не могло омрачить его радужного настроения.

– Обижаешь, братан! Чистую правду говорю! Мне Нечистый позвонил, сказал, будто Зойка каким-то образом выяснила, что старуху утром на «Скорой помощи» в больницу увезли.

У Женьки словно сняли груз, давивший на грудь могильной плитой. Такой легкости он никогда еще в своей жизни не испытывал. Расправив плечи, парень глубоко вздохнул и что было мочи заорал:

– А-а!.. – затем сграбастал приятеля и подкинул его в воздух. Его радости не было предела.

– Пусти, дурак, раздавишь!

Колька оттолкнул товарища и тут же шутливо ударил его кулаком в грудь. Женька не остался в долгу, и оба приятеля, пихая и подталкивая друг друга, закружились по прихожей, как два бойцовых петуха.

– Ну, ты меня обрадовал! – наконец, прекращая возню, признался Женька. – А то я уж решил, что мы с тобой «мокрушниками» стали.

– Я и сам весь извелся! – все еще испытывая возбуждение, в свою очередь признался Кабатов. – Думал, все – на честной жизни теперь крест можно поставить. Ходил с утра как пришибленный, а когда Нечистый позвонил, у меня словно крылья выросли… Давай собирайся, поедем к нему.

Женька тут же нахмурился.

– Честно говоря, у меня нет никакого желания встречаться с твоим родственником.

– Да ладно тебе, – беспечным тоном заявил Колька. – Чем он тебе не нравится? Поит, кормит, «телок» подставляет.

– Грабить и убивать заставляет, – поддакнул Женька.

– Ну, это ты брось! – обиделся за родственничка Колька. – Никто нас, в конце концов, к старухе в дом не тащил, сами поехали… Между прочим, нам с этого дела доля причитается.

– Да не нужна мне никакая доля! – возмутился Женька. – Еще чего!

– Ну, нужна не нужна – это тебе решать, – тоном солидного человека изрек Кабатов. – А к Нечистому ехать все-таки придется. Нужно точно выяснить, что там с бабкой…

Колян был прав. К Нечистому съездить было просто необходимо, хотя бы для того, чтобы убедиться, что старуха жива. Другого источника информации у ребят просто не было. Однако Женька все еще упорствовал:

– Там, наверное, опять этот наркоман ненормальный будет. Меня от одной его дебильной рожи воротит.

– Его нет в городе, – откликнулся Кабатов. – Нечистый сказал, что он в столицу укатил. Я так понял, Сашка иконы повез сдавать. Поехали, Женька!

И еще одно обстоятельство было за то, чтобы отправиться к Нечистому. Втайне Женька надеялся встретить там Зойку. После первого сексуального опыта с ней разочарование развеялось, пустота вновь заполнилась желанием, и он наконец-то осознал себя настоящим полноценным мужчиной, познавшим в этой жизни все. Наивный парень. И доведись ему вновь оказаться наедине с Долженковой, он не был бы скован и неловок, как в первый раз, а показал бы себя опытным любовником и уж обязательно проделал с ней все те штуки, которые рисовало ему его сексуальное воображение.

– Ладно, поехали, – сдался Женька и пошел в свою комнату за одеждой. Мысль о том, чтобы во всем признаться родителям, он отверг. Авось пронесет…

Глава 11

Центральная часть города с современными многоэтажными зданиями, фонтанами и коммерческими магазинами, заваленными мишурным китайским товаром, осталась позади. Появились дома помельче, попроще, потом и они кончились, и «Дамас» покатил по улицам и улочкам с одноэтажными частными домами. Пахло пылью, солнцем и персиками. Здесь, на окраине города, деревьев с этими плодами было изобилие.

На пересечении улиц машина свернула вправо и поехала вниз по улочке с тряской дорогой. У дома номер 243 с разросшимися в палисаднике кустами смородины Саид притормозил. Шатохин вылез из машины и подошел к невысоким деревянным воротам, закрытым на замок. Такой же замок висел и на дверях веранды. Старая рыжая дворняга, единственный обитатель усадьбы Серебряковой, гавкнув для приличия пару раз, скрылась в будке и оттуда глухо зарычала. «Вернется ли в дом твоя хозяйка?» – невесело подумал майор, достал сигареты и закурил.

Появление на тихой улочке милицейской машины не прошло незамеченным. С противоположной стороны улицы из дома наискосок вышел человек в шароварах, клетчатой рубахе и не спеша направился в сторону милиционера. Это был крепкий старик с окладистой бородой и умными живыми глазами. Подойдя к майору, протянул для пожатия широкую мозолистую ладонь.

– С утра вас поджидаю, – сказал он и представился: – Чугунов Семен Павлович, брат Серебряковой.

Рука у старика была сильная, рукопожатие крепкое, из чего Шатохин заключил, что Чугунов обладает железным характером.

– Юрий Иванович Шатохин, – назвался майор. – Старший следователь. Буду заниматься расследованием ограбления и нанесения тяжких телесных повреждений вашей сестре. Где мы можем побеседовать?

– Пойдемте ко мне домой, там и поговорим! И вы пойдемте! – предложил Чугунов Саиду. – Чай будем пить.

Рахматов вышел из машины размять ноги. Он пожал старику руку и вежливо отказался:

– Спасибо, отец, чай я уже пил. Вы идите, а я на свежем воздухе в тенечке посижу.

– Как знаете. – Старик повернулся и походкой уверенного в себе человека направился к дому.

Шатохин отправился за ним. Во дворе в конце длинной аккуратной дорожки из бетона, по краям которой росли астры, старик придержал за ошейник огромного волкодава, и майор благополучно проскочил мимо него на веранду. Его здесь ждали – у окна был накрыт стол. На нем чайник, чашки, вазочки с вареньем, медом, масло, горка блинов на тарелке и темное домашнее вино в графине. Стоявшая у порога хозяйка – сухая старуха в темно-синем крепдешиновом платье в мелкий горошек – отступила в глубь веранды, приветливо кивая:

– Проходите, пожалуйста, садитесь. Мы вас давно ждем. Думаем, должен же кто-то из милиции приехать, насчет Клавдии поговорить. Счастье, что золовка осталась жива.

У старухи было аристократическое, чуть надменное лицо. Очевидно, в молодости она была писаной красавицей и немало ребят сохли по ней. Но поведать об этом могла лишь сама Чугунова. Да разве признается? Муж-то у нее, кажется, собственник. До сих пор вон ревниво оберегает свое сокровище от мужских взглядов.

Майор Нине Сергеевне понравился сразу. Представительный мужик, видать, серьезный, деловой. Такой быстро во всем разберется. Бандитов надо поймать, а то мало ли каких дел они еще натворить могут. Да и образа вернуть надо. Священные реликвии они. Рассчитывая задобрить милиционера, чтобы он, значит, лучше свой долг выполнял, наивная баба Нина и накрыла стол, к которому усердно приглашала Шатохина.

– Садитесь, садитесь, сейчас горячее подадим.

Майор обычно избегал подобного рода приглашений, обязывающих потом к чему-либо, но обижать стариков не стал, не тот случай. Сполоснул под умывальником руки и вместе с Чугуновым уселся за стол. Казалось, этого момента хозяева только и ждали. Старуха принесла из серванта посуду, а вышедшая из дому на веранду тоненькая девушка в коротком сарафане взяла с газовой плиты кастрюлю, поставила ее на стол и стала разливать в тарелки красный украинский борщ, изредка бросая на майора любопытные взгляды.

– Внучка моя, Ксения, – похвалилась Нина Сергеевна, ставя перед гостем тарелку. – Сама борщ готовила.

Старик ласково погладил внучку по руке с нежной бархатистой кожей.

– Уедет скоро от нас Ксюша, – сказал он с тихой грустью, – останемся мы с бабкой одни-одинешеньки.

– Куда же? – поинтересовался майор.

– В Россию-матушку, к родителям. Они уж год как там живут.

Майор невольно залюбовался Ксюшкой. До чего же хороша девка! Настоящая русская красавица, с косой. Вот и баба Нина в молодости была, видимо, такой же. А Ксюша еще расцветет, еще краше станет. Молода ведь еще, угловата. Нет плавности в движениях. Сколько ей лет? Семнадцать? Восемнадцать? Скорее всего… Значит, ровесница старшего сына майора. Последнее время он не раз задумывался над тем, какая жена будет у парня и как у него сложатся взаимоотношения со снохой. Если честно, то ни одна из девушек, с которыми парень встречался, ему не нравилась. Но вот с такой девушкой, как Ксюша, – Шатохин почему-то был уверен в этом, – он наверняка поладил бы.

От вина майор категорически отказался:

– Извините, на работе не пью. – И он принялся за борщ. А вот готовить девушке следовало бы подучиться. Шатохин сам неплохо стряпал и любил вкусно поесть. Ничего, со временем и этому ремеслу научится. – А что, Семен Павлович, у сестры вашей детей разве нет?

– Почему нет? – выпив стаканчик вина, словоохотливо отозвался Чугунов. – Есть. Сын и дочь. И внуков четверо. Да все они, как и наши дети, в Россию подались. Здесь перспективы-то для них нет.

– А вы сами не собираетесь?

– Куда уж нам, старикам, – вздохнул Чугунов, очевидно, вспомнив о живущих вдалеке детях. – Мы уж здесь свой век доживем.

На второе была картошка с мясом. Это блюдо оказалось намного вкуснее предыдущего, и Шатохин ел с удовольствием. За чаем разговор возобновился.

– Кто обнаружил Серебрякову? – спросил майор.

– Я, – отозвалась скромно сидевшая за столом Ксения.

Шатохин перевел взгляд на внучку Чугуновых и, не скрывая своей симпатии, мягко сказал:

– Что ж, Ксюша, рассказывай, как дело было.

Стараясь ничего не упустить, девушка подробно рассказала о том, как нашла утром Клавдию Павловну.

Внимательно выслушав внучку Чугуновых, Шатохин задал вопрос:

– А ночью никто из вас ничего подозрительного не слышал?

– Я как будто слыхала, – подумав, виновато призналась Нина Сергеевна. – Вроде машина урчала и собаки лаяли. Но я не придала этому значения.

Шатохин встрепенулся:

– Время запомнили?

– Я думаю, было это в первом часу ночи, – после непродолжительной паузы неуверенно сказала Чугунова. – Но не берусь утверждать. Я слышала звук мотора и лай собак в полусне и, как мне показалось, вскоре после того, как легла в постель.

– Больше никто ничего не слышал? – майор вопросительным взглядом поочередно посмотрел вначале на деда, потом на внучку. Поскольку они молчали, задал следующий вопрос: – Как вы думаете, кто мог ограбить вашу родственницу?

Ответил Семен Павлович:

– Наверное, тот, кто хорошо знал, что у Клавы имеются старинные иконы.

– Логично, – склонил голову Шатохин. – Значит, кто-то из близкого окружения – родные, соседи или близкие знакомые.

Чугунов отхлебнул чаю и, поглаживая бороду, солидно изрек:

– Возможно. Хотя соседи, я думаю, здесь ни при чем, раз жена моя слышала звук машины. Не будет же грабитель с соседней улицы к дому Клавы на машине подъезжать. Нет, бандиты приехали издалече.

– Но соседи могли быть наводчиками или соучастниками, – возразил майор. – Так что их тоже не следует сбрасывать со счетов. Тем более что супруга ваша не уверена в своих предположениях. Сколько было похищено икон?

– Три.

– Они что, действительно дорогие?

– Видите ли, – вступила в разговор Нина Сергеевна, – иконы бесценны. Вернее, у них нет цены – они не покупаются и не продаются. Это семейные реликвии, переходящие по наследству.

– Я принимаю во внимание ваши религиозные чувства, – осторожно возразил майор, – но тем не менее каждая вещь имеет свою цену. А уж иконы подавно.

– Да-да, согласен, – признал старик. – Все иконы в доме сестры стоят дорого, а особенно эти три. Во всяком случае, так считала сама Клава.

– Ну, вот видите, – оживился Шатохин. – Круг подозреваемых можно сузить. Кто еще знал, что эти три иконы самые ценные?

Но здесь следователя постигло разочарование. Старик не задумываясь ответил:

– Очень многие. У Клавы-то комната, где иконы хранились, для верующих вроде молельни была, а неверующие в нее как в музей ходили. И ребятишки забегали, и соседи, и родственники, и знакомые – и всех сестра в ту комнату водила, и образа показывала, да историю каждого рассказывала. К богу, значит, приобщала.

– Да-а… – протянул майор голосом человека, чьи надежды не оправдались. – Выходит, вычислить преступника будет не так-то просто. Остается уповать на врачей да на бога, чтобы Серебрякова поскорее в себя пришла. Она, видимо, преступников в лицо видела да узнала их. За это ее и убить хотели… А теперь давайте-ка я ваши показания запишу.

Шатохин встал, вошел в дом и, усевшись в зале за стол, подробно записал показания всех обитателей дома. Затем снова вышел на веранду.

– Ладно, хозяева, – сказал он, – спасибо за угощение, мне пора.

– Да куда же вы?! – всполошилась Нина Сергеевна. – Вы же еще блинов не отведали да меду. Медок-то у нас свой, свеженький. Попробуйте!

– Еще раз спасибо, но мне действительно нужно идти. До свидания!

Подмигнув Ксюшке, майор пожал руку старику, собираясь уходить, однако тот задержал ладонь Шатохина в своей.

– Вы не поедете мимо больницы, где лежит Клава?

– А что вы хотели?

– Съездить к ней.

– Она же без сознания, – надевая фуражку, сказал майор. – Вы ей ничем не поможете.

– Это уж вы не скажите, – усмехнулся Чугунов. – На бога и врачей мы, конечно, уповать будем, но вы же знаете, какое нынче положение в больницах, – нет ни лекарств, ни бинтов, ни ваты, ни белья. Я хотел бы съездить. Может быть, Клаве что-нибудь нужно.

– Вы правы, – согласился Шатохин. – Идите переодевайтесь. Мы вас подбросим.

Глава 12

Мать Нечистого дома так и не появлялась. Позвонила как-то днем, сказала, будто она у дочери – сводной сестры Вовки – да у подруги какой-то обретается. Врет, наверное. Небось все еще со своим хахалем путается. Жил тут у нее петух один, когда Нечистый из зоны вышел, – вальяжный такой с гонором. Все бормотуху втихаря лакал. Вовка терпел его ровно неделю. А когда тот в очередном подпитии вздумал вдруг сына сожительницы уму-разуму учить, схватил подвернувшийся под руку железный прут и стал охаживать им матушкиного полюбовника куда ни попадя. Бил зверски. Бедный мужик валялся у Нечистого в ногах и диким голосом выл:

– Вовка, Вовочка, прошу тебя, не бей!!!

Однако, несмотря на мольбы, Алиферов с садистским наслаждением продолжал экзекуцию, приговаривая:

– Воспитывать меня вздумал, паскуда? На! На!..

Обезумевшей жертве удалось все же каким-то чудом вырваться из лап Нечистого. Мужик выскочил вначале в подъезд, а потом на улицу. Осыпая сожителя матери градом ударов, Алиферов босиком преследовал его до конца дома, а затем, матюкаясь, долго орал вслед еле уносящей ноги жертве.

Матери, к счастью, в тот вечер дома не оказалось, а то, возможно, попадись она под горячую руку, и ей досталось бы. В суд на Нечистого мужик не подал, мать уговорила, и лечился амбулаторно, без освидетельствования судмедэкспертизы, а то тащить бы Вовке новый срок, как пить дать. Два месяца в бинтах и гипсе провалялся мужик где-то в своей однокомнатной бичевской квартире, и все это время мать Вовки ухаживала за ним. С тех пор стала побаиваться она сына. Потому, видать, и дома редко появлялась. Алиферов этому обстоятельству был только рад, никто не мешал ему устраивать дома попойки.

Сегодня Вовка оттянулся по полной программе. Посадив Шиляева на автобус, приехал с Зойкой домой, поставил машину в гараж и, уже не обремененный рулем, с ходу махнул дома полбутылки водки. Потом пришли пацаны, и он с ними еще пивка добавил и косячок засмолил. Зойка с Женькой от анаши отказались, а Колька курнул. Теперь сидит вон за столом, хихикает.

– Ничего, братишки, – с пьяной ухмылкой говорил Нечистый, – приедет Сашка с башлями, мы не такой пир закатим. Это еще цветочки. На днях кореш мой Хряк из зоны откинется. Вот с ним дела серьезные можно проворачивать, не то, что старушек грабить.

– Но бабка действительно жива? – Женька хлебнул пива и уставился на Алиферова. Он сидел за столом рядом с Зойкой, и та словно невзначай время от времени касалась своим бедром бедра парня. Это прикосновение, как порыв ветра, обдавало Женьку волной блаженства, наполняло все его существо неясным томлением, ожиданием.

– А ты думаешь, я вру? – осклабился Нечистый, показывая прокуренные зубы. – Жива, конечно. Зойка вон звонила одной своей знакомой из тех краев и будто невзначай о новостях спросила. Та ей и рассказала, что, мол, ночью соседку грабанули, а ее саму утром обнаружили чуть живую. Вызвали «Скорую» и отправили старуху в больницу. Так что радуйтесь, фраера, крови на вас нет.

Самого же Нечистого эта новость не радовала. «Уж лучше бы добил бабку наркоман паршивый, – думал он зло. – Не дай бог, очухается старая, заложит ведь придурка, а тогда и нам всем хана!»

Между тем рука Зойки нырнула под стол и вначале робко, будто до горячего предмета, дотронулась до ноги Женьки, а затем нежно и настойчиво заскользила по ней, замысловатыми движениями все ближе и ближе подбираясь к самой интимной части Женькиного тела. Нащупала на брюках замок, осторожно расстегнула его, и горячие трепетные пальцы коснулись упругой плоти. Мысли парня смешались, предметы качнулись, поплыли перед глазами, и в этот момент он больше уже ничего не чувствовал и не ощущал, кроме этой, ставшей вдруг огромной ладони, ласкавшей его там внизу, под столом.

Лицо Женьки красноречиво говорило о том, что он сейчас испытывает, и Нечистому хватило одного взгляда в сторону парня, чтобы понять, что происходит. Алиферов дико заржал.

– Да хватит вам тискать друг друга под столом, – заорал он пьяно со скабрезной улыбкой. – Чего мучаетесь-то? Тащи ее, Женька, в спальню да вставь ей хорошенько! Не видишь, что ли, баба сама хочет!

Зойка захихикала и, стрельнув в парня блудливым взглядом, тут же встала – разгоряченная; снедаемая похотью; злая на Нечистого за то, что он так груб, неприкрыт, примитивен, и в то же время в глубине души благодарная ему за то, что он дает ей возможность вновь оказаться в объятиях этого мальчишки.

– Пойдем, Женечка, пойдем! – снова захихикала она и потянула парня за руку. – Видишь, хозяин нас прогоняет…

Женька встал – красный, неуклюжий. Испытывая жгучий стыд перед Нечистым, Колькой, Зойкой и восторженный, чуть ли не благоговейный трепет перед тем, что должно сейчас свершиться, на заплетающихся ногах он потащился за Долженковой, прикрыл дверь.

Все те же розовые арабески на потолке, стенах и шифоньере, все та же духота – со вчерашнего дня комнату так и не проветривали, – все тот же скрипучий диван, но Женька уже не тот вчерашний робкий мальчик, он имеет кое-какой опыт и сам рвется в бой, старается взять инициативу на себя, играть главную роль в их странном дуэте. Жадными руками ощупывает худосочное тело Зойки, лезет к ней под платье, потом стаскивает его с нее, мнет дряблые груди и сопит, сопит… Зойка тоже не остается в долгу, и она, возбужденная до крайности, срывает с парня рубашку, стаскивает джинсы и все гладит, гладит его по рукам, груди, животу… Какой же он все-таки молодой, нескладный, смешной, но как прекрасен в своей юности, свежести, не тронутый еще пороком… нежный… глупый… Мысли Зойки путаются, и тут она вспоминает о скрипучем диване и предлагает:

– Давай постелим на полу.

Оба стаскивают на пол матрас, и Зойка, ползая на коленях, быстро, наспех поправляет на нем сбившуюся простынь. У Женьки так трясутся ноги, что он не может устоять и тоже падает на колени. Срывает с женщины последний лоскут ткани и неловко наваливается на нее. Ощущение такое, будто погрузился в нектар. Женька торопится, и это немножко злит Зойку. Она берет его руками за талию, сдерживая натиск, и жарко шепчет в самое ухо:

– Ну куда ты спешишь, дурачок? За нами никто не гонится. Не торопись… медленнее… вот так…

Парень меняет ритм и с удивлением обнаруживает, что начинает испытывать новую гамму ни с чем не сравнимых ощущений. И снова шепот:

– Давай поменяем позу, дружок… – Зойка отодвигается, переворачивается и, изогнувшись, падает на локти.

Женька вновь погружается в нее. Толчки парня сотрясают Зойку, и она окунается в море блаженства, плывет по его волнам и наконец растворяется в нем, сдерживая рвущийся из груди сладкий стон. Нечто подобное Долженкова испытывала на заре своей молодости, когда жаркими июльскими ночами бегала к юному возлюбленному, отдаваясь ему в ореховой роще, прямо на земле с запахом пряных листьев. С тех пор много мужчин было в жизни Зойки, старых и молодых, умных и глупых, противных и не очень. Да разве всех упомнишь? Отдавалась за деньги, кабаки, шмотки, потом за выпивку и жратву, ничего при этом не чувствуя. Муж?.. Что с него взять? Наркоман он и есть наркоман, так, спала с ним иногда, несла супружескую повинность. А этот парень разбудил в ней женщину, заставил вновь почувствовать себя юной, желанной, счастливой… Ах, Женька, Женька, милый мальчик с наивными добрыми глазами…

Преисполненная чувством благодарности, сладострастно замирая, Зойка все сильнее жмется к парню, потом просовывает руку между своих ног и начинает гладить парня по внутренней поверхности бедер, поднимается выше, щекочет, перебирает пальцами… Изнемогая от изощренной сладкой пытки, Женька мощными толчками старается как можно глубже проникнуть в женщину, и тут свет меркнет у него в глазах, проваливается дыхание, пропадает слух, но через мгновение мир снова обретает реальность, привычные звуки вторгаются в его уши… А Зойка? Зойка как бы подхватывает угасающие в парне чувства и ощущения, и они вспыхивают, разгораются в ней с новой силой, и она будто уже является продолжением тела парня, вернее, его частью, и этот единый в своей страсти организм, конвульсивно сотрясаясь и уже не сдерживая стона, без сил падает и растягивается на матрасе…

Вскоре оба выходят из комнаты, немного смущенные и счастливые. Нечистый понимающе подмигивает Женьке, а Колька, увидев Долженкову одетой, обижается.

– Чего же ты меня не подождала там? – спрашивает он, надув губы, потом встает и пытается увлечь Зойку в спальню: – Пойдем, теперь моя очередь!

Но Зойка бьет парня по руке, вырывается и хохочет:

– Молод еще, перебьешься!