Текст книги "Молодинская битва"
![](/books_files/covers/thumbs_150/molodinskaya-bitva-131357.jpg)
Автор книги: Александр Дудин
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Находясь перед перспективой борьбы на два фронта, Русь стремилась как-то урегулировать свои отношения со Швецией, чтобы обеспечить себя с этой стороны и сконцентрировать силы на юге государства. Замирившись с Польшей, Иван Грозный решает заключить временное перемирие и со Швецией.
Но прежде всего, осенью 1571 г. Грозный ультимативно потребовал от короля присылки в Москву новых послов, взамен задержанных накануне в Муроме. Если они не прибудут, писал царь, мы, взяв твоих первых послов, хотим «своего царского величества двором в свейских островах витати, о том и тебя от своих уст хотим вспросити, которым обычаем такие непотребства в твоей земле учинились». В конце 1571 г. царь с боярами приговорил идти войной на «непослушника» Юхана III «за его неисправление» [17.207]. Царь с войсками прибыл в Новгород, отряды татарской конницы перешли русскую границу и стали разорять Финляндию [17.221,224]. Поскольку шведы новых послов не присылали, Иван Грозный решил отпустить на родину старого посла епископа Павла Абоского.
![](i_002.jpg)
Второе послание Ивана Грозного шведскому королю Юхану III
Царское послание Юхану III, переданное послу, было составлено в самых заносчивых и высокомерных выражениях. «Будучи еще в терпении, – писал Иван IV королю, – на время тебя есми Ягана короля пожаловали, свой подвиг отвратили, сами есмя в твою землю не пошли и рати свои уняли…» [17.222]. Полагая, что «узурпатор» Юхан III по-прежнему готов идти на любые уступки, чтобы избежать войны, Иван IV требовал от него полного повиновения: «… всем быть Ягану королю у царьского величества в его воле… не отступну». Король должен был послать на царскую службу отряд в 1500 человек. «А без Ливонские земли, – писал царь шведу, – тебе ничем нашего государьского величества не умолити… и что тебе не писати, и тем тебе твоей земле не защитити» [17.212–213, 222]. Нисколько не сообразуясь с реальным положением дел, Иван Грозный надеялся превратить Юхана III в такого же «головника»-вассала, как и ливонский король Магнус. Царь требовал, чтобы шведский королевский титул был включен в царский титул, а город Ревель немедленно передан России. Шведский посол отверг абсурдные требования царя и письменно обязался в следующем:
– Швеция немедленно направит в Новгород послов, которые подпишут мир с новгородским наместником;
– король будет беспрепятственно пропускать через свои владения купцов и мастеров на Русь и с Руси;
– шведское правительство выплатит контрибуцию в десять тысяч талеров, снарядит на царскую службу вспомогательный отряд в 200 конных стрелков и пришлет мастеров для разработки серебряных руд [17.210–216, 219–221]. Безусловно, шведский посол не рассчитывал на то, что его правительство выполнит подписанные им обязательства, он всего лишь пытался отвести угрозу войны от шведских границ и выбраться из России.
24 декабря 1571 года царь приехал в Новгород. После переговоров «по челобитью» шведов было решено заключить перемирие до Троицына дня (1 сентября) 1572 года. Из Новгорода Иван IV выехал 18 января 1572 г. [27.12–14].
Северо-западное направление (Англия)Заботой об укреплении внешнеполитических позиций России следует, по-видимому, объяснить и улучшение отношений с Англией. Тут речь шла о восстановлении торговли с Россией через созданную англичанами Московскую компанию. По этому поводу шли переговоры Ивана Грозного с посланников А. Дженкинсоном 23 марта 1572 года в Александровской слободе и 13 мая этого же года в Старице. Это, безусловно, не решало вопроса о союзе с Англией, но не могло не способствовать в определенной мере некоторому улучшению внешнеполитического положения России. Иван Грозный в переговорах с А. Дженкинсоном отказался от своих прежних политических расчетов на Англию, оставив за собой право снова поднять вопрос о военном союзе.
Крымское направление внешней политикиПосле разорительного нападения Девлет-Гирея в 1571 году и сожжения Москвы Османская империя и Крымское ханство предъявили новые, совершенно неприемлемые требования, выраженные в ультимативной форме. Принятие их означало бы фактически превращение России в турецкого вассала – передача Астрахани Османской империи, Казани – Крымскому ханству, переход Ивана Грозного «под начало да в береженье» к султану [26]. На эти требования султан Селим II дал ответ лишь после нападения крымского хана на Москву в 1571 году. Причем султанская грамота была отправлена Ивану Грозному уже в следующем 1572 году как раз во время нового похода крымского хана Девлет-Гирея.
Эта непростая внешнеполитическая ситуация использовалась и правителями Крымского ханства. В середине лета 1572 года Крымский хан через своего посланника Девлет-Килдея, а затем через другого посланника Яна Магмета требовал уступки Казани и Астрахани. В случае отклонения крымских притязаний он намеревался в союзе с «королем» Речи Посполитой беспрерывно «и зиму и лето» воевать Русь [26]. При этом как выясняется, под «королем» имел в виду государство вообще, поскольку после смерти 7 (18) июля 1572 года короля Сигизмунда II Августа, о чем Иван Грозный узнал в Новгороде в конце июля – начале августа, наступил период «бескоролевья».
Девлет-Гирей угрожал новым походом. В связи с этим он сообщал Ивану Грозному через Девлет-Килдея, что «государства твоего дороги видел и опознал» [26], а в другом случае передавал с Яном Магметом, что «пришед к Москве, стану против Москву» [26]. Также Девлет-Гирей планировал захватить Казань и Астрахань, куда посадить «царем» царевича Адыл-Гирея.
Оценка рядом историков внешнеполитического курса Ивана Грозного не всегда объективна, поскольку не учитываются многочисленные факторы и обстоятельства, влияющие на принятие того или иного решения. Применительно к описываемым событиям позиция, занятая русским правительством, была вынужденной и определялась конкретными историческими условиями. В Москве, конечно, понимали, что удовлетворение ханских требований в отношении Казани и Астрахани не приведет к установлению нормальных отношений между Русским государством и Крымским ханством, так как Девлет-Гирей этим не ограничится. По тайным сведениям Яна Магмета: «а хоти ныне князь великий и отдаст Казань и Астрохань, а и тем царя не утешит же. А ведь государь бусурманской хотя и правду даст, а князь великий ему Казань и Асторохань даст, царю и тогда воевати ж» [26].
И если Иван Грозный все же пошел на обсуждение всех этих вопросов, то это объясняется тем, что он рассчитывало посредством отдельных уступок и длительных переговоров предотвратить новое выступление Крыма или выиграть время с тем, чтобы накопить силы, подготовиться и с успехом противостоять натиску врага. При этом прослеживается прямая связь между русско-крымскими отношениями и театром военных действий в Прибалтике (Ливонская война).
21 января 1572 года Иван Грозный возвратился из Новгорода и приказал доставить в село Братовщину крымского посла Яна Болдуя из Владимира, и гонца Яна Магмета, «и с ним татар до трехъсот мужей, просящи обыкновенныя казны и мир утвекрждающи» [10.138]. Своеобразно описывает поведение царя по отношению к крымским посланцам исследователь Андрей Лызлов: «…повеле послов оных татар всех посещи, а началным их повеле обрезати губы, носы, уши, и тако отпусти их к хану. Вместо же даров посла к нему секиру, глаголющи, яко тою секирою глава его отсечена будет» [10.138]. Однако же, нигде в других источниках не упоминается о таком «результате» переговоров. Тем не менее, именно от этих переговоров Андрей Лызлов выводит обычай присутствия во время переговоров вооруженных секирами царских телохранителей – рынд [10.138].
Весьма отчетливо объясняется взаимосвязь событий на южном и западном фронтах в царской грамоте Ивана русским послам в Крыму А. Нагому и Ф. Писемскому: «По вашему есмя письму крымских гонцов позадержали, а сами есмя в то время ходили в свою отчину в Великий Новгород для Свейского дела, что б нам поуправитца в то время Свейскими рати к лету прибавити. И рать свою всю и прибыльные люди поопростали к берегу и мы крымских гонцов ко царю отпустили» [26]. Эту связь двух направлений русской внешней политики отмечали и западные дипломаты.
Кароль Рим, доносивший 17 июля 1572 г. императору Максимилиану II о новой татарской опасности, сообщал также, что «сам Московит принимает меры против этого и, говорят, не только продлил мир с поляками, но и заключил мир со шведами, чтобы не быть связанным и напасть на татар и турок» [26].
Крымское ханство накануне Молодинской битвыВ главе 19-й сочинения «О государстве русском» Джильс Флетчер описывает внутреннее положение Крымского ханства как очевидец этих событий [47.75–85]. Начинает описание Крымского ханства Флетчер с событий 1571 года, когда Девлет-Гирей пошел походом на наше государство и сжег Москву [47.75–76].
Главной причиной беспрерывных конфликтов между русскими и крымцами Флетчер считает «некоторые пограничные земли, на которые имеют притязание Татары, между тем как ими владеют Русские» [47.76]. Это территории Казани и Астрахани, накануне взятые Иваном Грозным. Более того, Флетчер как человек посторонний и не знающий всей истории русско-татарских отношений, делает очень интересный вывод. Говоря, что крымчане помимо Казани и Астрахани претендовали и на саму русскую столицу Москву, Флетчер считает это требование справедливым. В качестве доказательства такой, казалось бы, невообразимой мысли Флетчер описывает обряд, который «Русский Царь должен был повторять каждый год в знак своего подданства Великому Хану Крымскому» [47.76]. Также доказательством справедливости притязаний являются «выкуп», регулярно направляемый русским царем в Крым [47.76].
Помимо выкупа, основным доходом крымских татар были постоянные набеги [47.76–79]. Этим довольно часто пользовались соперники Руси, направляя и подталкивая татар к более частым нападениям на Русь. В частности, накануне 1572 года это часто делал польский король.
Благодаря его неустанным усилиям в 1570 г. 50–60 тысяч татар во главе с царевичами Магмед Гиреем и Али Гиреем приходили на рязанские и каширские места [38.430].
![](i_003.jpg)
Татарский воин
В 1571 г. польский король вновь призывал Девлет Гирея к решительным действиям, упрекая его в том, что в течение трех последних лет он не причинил великому князю московскому «никакой шкоты», «в земле московской замку ни одного не взял и ему (королю – А.Д.) не отдал», а требует уплаты поминок [38.430]. В этом году Девлет Гирей осуществил, наконец, большое вторжение, проник через засечную черту, р. Оку, дошел до Москвы и сжег ее [38.430; 47.75–85]. Одновременно с крымцами в качестве их союзников Большие ногаи совершили нападение на Татюши и Алатырь. Московские гонцы в Крым Севрюк Клавшов и Ив. Мясной (1572 г.) должны были изображать этот набег ногаев как действие казыевцев, отколовшихся от Большой ногайской орды. Гонцы должны были говорить, что «ногайская орда великая, а люди в ней большие, где хотят тут и служат». Царь Иван Грозный послал ногайскому князю Тинехмату «свое гневное слово», и князь Тинехмет и мурза Урус будто бы хотели отыскать нарушителей мира, казнить их и все захваченное вернуть [38.430].
Таким образом, годы 1568–1572 гг. образуют наиболее опасный для Московского государства период татарских нападений. Если в предшествующие годы татары действовали только в качестве союзников польского короля, то теперь они ставят перед собой самостоятельные цели. Можно говорить о новой войне, войне с татарами и турками, которую московскому государству пришлось вести одновременно с войной Ливонской.
Глава 2
«Русские рассчитывали оказать сопротивление». Подготовка к сражению
«В Москву на царство». Планы Дивлет-Гирея
Нет оснований сомневаться в целях Крыма в предстоящей военной компании. Это – не только завоевание Казани и Астрахани, но и последующий захват, расчленение и разграбление Руси.
Девлет-Гирей публично объявлял, что едет «в Москву на царство» [14]. Андрей Курбский писал, что хан «хотяще уже до конца спустошите землю оную и самого того князя великого выгнати из царства его, и поиде яко лев кровоядец, рыкая, розиня лютую пащеку на пожорение християны» [9.286]. «Царь Крымской пришед с похвалою, хотя грады разоряти и христианство погубляти» [23.92]. Крымчане настолько были уверены в своем успехе, что уже считали себя властителями Москвы и «улицы на Москве росписали, коемуждо мурзе коя улица» [33.393].
Генрих Штаден в своих записках дает обобщающую характеристику планов Девлет-Гирея: завоевание с помощью турецкого султана русской земли, пленение Ивана IV и его сыновей и увод их в Крым, захват «великой казны», из которой султану будет выдана «чудовищно большая сумма». Девлет-Гиреем «города и уезды Русской земли все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе, какую кто должен держать. При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном по желанию крымского царя. Крымский царь похвалялся перед турецким султаном, что он возьмет всю Русскую землю в течение года, великого князя пленником уведет в Крым и со всеми мурзами займет Русскую землю» [22.58, 60, 61].
Уверенность хана в успехе дошла до того, что он уже считал себя государем всей Руси и собирался в своей будущей державе, которая бы включала Казань и Астрахань, организовать новую торговую систему. «На другой год (1572 год – А.Д.) хан опять пришел из Крыма, чтобы захватить Русскую землю. Он дал своим купцам и многим другим грамоту, чтобы ездили они со своими товарами в Рязань и Астрахань и торговали там беспошлинно, ибо он царь и государь всея Руси» [22.11-112, 115].
![](i_004.jpg)
Девлет-Гирей
Эти широко идущие планы косвенно подтверждаются тем фактом, что в составе войска Девлет-Гирея в 1572 году будет значиться некий «астраханский царевич».
Основным объектом нового крымско-татарского удара вновь была Москва. Это вполне очевидно из русско-крымской дипломатической переписки. Нападение 1572 года в ряде русских источников оценивается как поход на Москву, хотя военные действия развернулись лишь на подступах к ней.
«А приехал царь Крымской к Москве» [14.119].
Для нового нападения на Россию Турция и Крымское ханство мобилизовали значительные силы.
– «с ханом, его сыном, внуком, дядей, воеводой Дивей-мурзой» [14.119];
– «со всеми силами своими бусурманскими» [9.287];
– «со многим воинством» [23.92];
– «и с иными прибылными людьми» [16.510];
– «со многими людми» [16.730];
– «собрався с царевичи со многими крымскими татары. С ними же и ногайских татар с мурзою их Керембердеем двадесять тысящ, к тому имяше седмь тысящ турских янчаров, присланных в помощь себе от Махомеда везиря турскаго» [10.139].
Все это придавало событиям 1572 года особенно угрожающий характер. Современникам казалось, что наступают страшные времена Батыя: «изыде, яко лев рыкая, на Московское государство, и разверзши лютыя челюсти своя безстудно течаше, хотящи до конца потребит его» [10.139].
«На берегу». Подготовка к битве
В такой сложной обстановке в 1572 году шла подготовка к отражению нового вторжения Девлет-Гирея.
Оборонительные укрепленияПодготовка к отражению нового нашествия началась сразу же после нашествия крымчан в 1571 году. Еще в ходе своего пребывания в Новгороде, Иван Грозный, по сообщению Дж. Горсея, «…имея среди сопровождавших митрополитов, епископов, священников, главных князей и старинную знать, послал за ними и созвал их на царский совет…» [39.191]. Вероятнее всего, на этом совете был принят план первоочередных мероприятий по укреплению обороноспособности страны и подготовке к новой военной компании.
Продолжалась разработка и осуществление системы оборонительных мероприятий. Начало этому было положено еще в январе-феврале 1571 года, а в октябре по указу Ивана Грозного князь Михаил Воротынский, стоявший еще с 1 января 1571 года во главе пограничной службы, «с товарищами» «приговорили», из каких украинных городов, когда, куда и какими силами «на поле ездити и поле жечи». Пожог степи должен был охватить огромную территорию от верховьев реки Вороны до Днепра и Десны [1.15–17; 25.20–21].
С 1 апреля 1572 года стала действовать новая система пограничной (сторожевой и станичной) службы, при этом учитывался опыт борьбы с прошлогодним нападением Девлет-Гирея. Благодаря хорошо организованной разведке русское командование было своевременно поставлено в известность о движении Девлет-Гирея и его дальнейших действиях, что способствовало успешному проведению операций по разгрому вторгшихся вражеских полчищ.
Быстро шло строительство и совершенствование военно-оборонительных сооружений, в первую очередь расположенных на большом протяжении вдоль Оки «на берегу». За Окой татары встретились еще с одним важным элементом русской обороны – Гуляй-городом, передвижным деревянным укреплением. Сведения об организации полевых оборонительных сооружений подтверждаются и грамотой Девлет-Гирея к Ивану Грозному, датированной 23 августа 1572 года. В ней хан писал, что «наш приход проведав, на Оке на берегу хворостом зделали двор, да около того ров копали, и на перевозе наряды и пушки ecu оставив, да и рать свою оставил». По мнению Девлет-Гирея, эта подготовка проводилась в течение ряда месяцев (русские «маялись месяцы три и четыре приходу нашему») [26].
Укреплялись города, например Волхов и незадолго до того основанный Орел [33.115]. 22 декабря 1571 года П. Волконский и Е. Ржевский были направлены в Перемышль «делати засеку» [26]. Вероятно, к этому времени относится начало укрепления пологих берегов Оки около города Серпухов. Это были тройные ряды свай, заостренных кверху. Их остатки были заметны еще в начале XIX века [41.100].
Особое внимание уделялось Москве. «Он отправил изо всех городов своего Государства лучших купцов, ремесленников и промышленников селиться в Москву, строиться там и привлечь туда торговлю; освободил их от всяких налогов и пошлин» [4.11]. Она восстанавливалась, застраивалась, готовилась к осаде, начался ремонт укреплений, шедших по линии современного Бульварного кольца. Это была третья внешняя линия укреплений Москвы, помимо стен Китай-города и Кремля. Был возведен вал шириной в три сажени с бревенчатыми воротами, обложенными землей и дерном, перед валом снаружи рва не было. Царь «послал семь тысяч каменщиков и работников обнести Москву крепкою и красивою каменной стеною» [4.11].
Своеобразно проводилось заселение Москвы. Известно о выводе из Новгорода в Москву в октябре 1571 года купцов («гости веденыя») – из «земщины» сорок семейств, а «из опришной стороны» шестьдесят семейств [14.110–111]. Перевод новгородских купцов следует рассматривать, очевидно, не только в плане проводимых Иваном Грозным внутриполитических карательных мер. Он проводился также с целью усиления обороны Москвы.
Оборона Москвы была поручена князьям Ю. И. Токмакову и Т. Долгорукову [26]. Из отдельных источников видно, что в Москве продолжалась обычная деятельность многих государственных учреждений – «у холопья суда» («из холопья суда») служили князь А. Ромодановский и В. А. Белов; «на Земском дворе» – И. Мятлев и С. Нагой, М. Горской, казначей князь В. Масальский, печатник Б. Сукин, дьяки, конюшенный С. Третьяков [21.306].
Военные приготовления проходили и по линии увеличения численности расположенных там войск. С 1569 года размещение полков «на берегу» становится обязательным. С 1572 года практически ежегодно выделялось пять полков численностью 60 тысяч человек [38.22–23, 29, 44].
В феврале 1572 года по новгородским монастырям был разослан приказ «слуги монастырьские ставший, с лошедми и с пансыри, со всем запасом к Москве, на службу», с тем, чтобы, вероятно, усилить расположенное «на берегу» войско [14.110].
Наряду с обычными приемами комплектования армии, в широких размерах к обороне привлекается казачество, используются иностранцы-наемники.
Личность М. И. ВоротынскогоСложным вопросом был выбор главнокомандующего, поскольку было мало людей, подходящих на эту ответственную должность, а также в связи с напряженной политической обстановке в стране. «Настоящие воеводы великого князя все перебиты» [28.512]. В конце концов, выбор пал на земского воеводу князя Михаила Ивановича Воротынского – выдающегося военачальника, «муж крепкий и мужественной и в полкоустроениях зело искусный» [9.287].
Андрей Курбский, говоря о Михаиле Воротынском как о крупном русском полководце, писал, что он был известен далеко за пределами Руси. При чем не только в христианских государствах, но и «у главных бусурманов, сиречь у Турков, понеже не мало от турецкого войска на той то предреченной битве тогда быша (битва у Молодей – А.Д.), наипаче же от Багмета баши великого двора мнози быта на помощь послами Перекопскому цареви» [9.289]. Сходной оценке предшествовавшей деятельности Михаила Воротынского придерживается один из самых ранних исследователей полководца И. Беляев [25.7].
Михаил Воротынский являлся Рюриковичем в XXI колене и вторым сыном удельного князя и московского боярина Ивана Михайловича Воротынского. В 1534 году Иван Воротынский вместе со своими тремя сыновьями был арестован, лишён своего удела (Воротынского княжества) и отправлен в ссылку на Белоозеро. После смерти отца Михаил был выпущен на свободу и получил треть его удела.
Знатность рода давала князю в местнической системе значительные преимущества и способствовала его военной карьере. В 1542 году с отрядом из Одоева преследовал отступающих крымцев, догнав и разбив их на Куликовом поле. В 1543 году Воротынский первый воевода в Белёве, а в 1544 – второй воевода большого полка на береговой службе и наместник в Калуге. Осенью того же года из-за местнического спора трёх князей, оборонявших южный рубеж – Петра Щенятева, Константина Курлятева и Михаила Воротынского – войску крымского «царевича» Имин-Гирея удалось разорить окрестности Белёва и Одоева, пленив многих жителей. Из-за этого Воротынского направили на воеводство в отдалённый Васильсурск.
В Казанских походах 1545–1552 годов он был одним из руководителей: в 1547 году – воевода полка правой руки, в 1549 – воевода левой руки в Ярославле, в 1552 – второй воевода большого полка. Именно взятие Казани принесло Воротынскому всеобщую известность и славу.
26 августа 1552 года он руководил частью большого полка, которая под интенсивным огнём казанцев подкатывала к городской стене туры – осадные укрепления в виде башенок. Людям Воротынского удалось в том числе отразить вылазку из города, предпринятую оборонявшимися. Подкатив туры на необходимое расстояние, Воротынский приказал рыть вокруг них окопы и оборонял захваченные позиции всю последующую ночь, в течение которой казанцы не раз совершали вылазки. Впоследствии, на позициях Воротынского русские войска установили артиллерию, которая наносила городу серьёзный урон, а военный инженер дьяк Иван Выродков соорудил 13-метровую передвижную башню. Когда казанцы совершили ещё одну крупную вылазку, завязался тяжёлый бой, в ходе которого Воротынский был легко ранен. Однако и эту атаку удалось отбить. 30 сентября, когда русские подорвали мины и разрушили большой участок городской стены, Воротынский участвовал в приступе Арских ворот и захватил участок стены, на котором со своими людьми удерживался два дня. Генерального приступа не последовало, основное русское войско лишь готовилось к нему, пока казанцы вновь укреплялись в городе. За это время Воротынский с помощью немецкого «розмысла» вывел подкоп под позицию неприятеля и взорвал её с помощью 48 бочек пороха. Когда же начался генеральный приступ, Воротынский со своим полком был в самой гуще событий. После взятия города Воротынский получил почётное задание возглавлять ту часть русской армии, которой возвращалась в Москву «полем», а за воинские заслуги при осаде и боях на улицах города был включён в состав ближней думы царя.
После непродолжительного пребывания на крымской украине, в 1553–1555 годах Воротынский находится на воеводстве в Свияжске, который тогда рассматривался ключевой стратегической крепостью для контроля над Казанью.
В последующие годы Воротынский принимал участие в обороне Русского государства на южных рубежах от крымско-ногайских набегов. В 1559 году после крупного крымско-ногайского набега на украинные земли преследовал неприятеля до Северского Донца, однако отбить полон по большому счёту не смог.
В 1562 году Воротынский со своим младшем братом навлекли на себя царскую опалу. Их имущество было конфисковано, а Михаил Воротынский с семьёй был сослан в тюрьму в Белоозеро. Причиной стала нерасторопность Воротынского при отражении набега Девлет-гирея на Мценск. Воротынского заподозрили в сговоре с ханом, тем более, что на его собственные владения набегов уже давно не наблюдалось. По другой версии, Воротынского наказали за близость к опальным князьям Вишневецкому, Вельскому и Адашеву.
![](i_005.jpg)
Кольчуга дьяка Ивана Григорьевича Выродкова. ГИМ
В 1565 году воевода был прощён. Ему были возвращены его земельные владения, за исключением Новосиля, который был включён в опричнину. Воротынский был поставлен во главе большого полка в Туле, а в знак примирения царь пожаловал ему боярский титул [28.512].
Поручную запись, которую дал при этом М. Воротынский, производит несколько странное впечатление. В записи сказано, что царь отдал ему вину, т. е. помиловал, за печалованием – ходатайством митрополита и освященного собора иерархов церкви. Между тем первым условием, которое царь поставил, учреждая опричнину, был отказ от «печалования» и всяких ходатайств за опальных. Очевидно, на этот раз царь нашел нужным инсценировать авторитетное в глазах народа ходатайство духовенства и одновременно показать свое милосердие [28.512].
Это противоречие в словах и поступках царя объясняется тем, что ввиду возможного возобновления военных действий против Речи Посполитой Воротынский был нужен ему в тылу как выдающийся военачальник.
Учитывая, что ранее Михаил Воротынский подвергался опале, становится достаточно очевидным, что в выборе этого полководца Иван Грозный не питал к нему доверия. Царь был вынужден согласиться с неким общественным мнением и рекомендациями, по выражению историка С. Б. Веселовского, «военной среды» [28.512]. Также учеными установлено, что в описываемое время характерны факты назначения на совместную службу земского человека и опричника. Как бы опричник, как человек, пользующийся доверием царя, следил за земским человеком и предупреждал возможное предательство со стороны земского человека, чего очень сильно опасался Иван Грозный. Это очень сильно напоминает события Гражданской войны, когда Советское правительство при каждом военном начальнике ставило своих представителей – комиссаров.
Из новгородского местнического дела 1–7 января 1572 года между опричным думным дворянином и печатником Р. Б. Алферьевым-Нащекиным и казначеем князем Б. В. Литвиновым-Мосальским исследователь Б. Б. Кобрин сделал важное предположение. В период сосредоточения всех войск под общим командованием одного Воротынского были и иные мнения в частности опричников о сохранении раздельного командования и стремление в связи с этим как-нибудь очернить Воротынского [34.214–219].
Источники косвенно говорят о том, что некое «секретное досье» на Воротынского с обвинениями его в связях с врагом имелось в наличии у руководства опричников. Так в частности, Новгородская летопись по Архивскому списку упоминает о том, что у Михаила Воротынского «было дело» с ханом, с его воеводами, «с царьми с Кошинскими… царя Крымского». Первый издатель летописи Я. И. Бередников заметил: «Слова эти непонятны; может быть, испорчены переписчиком. Под царями Кошинскими нельзя ли разуметь Каффинского пашу Магомета, или, по крайней мере, Турок, которые, по свидетельству Курбского, участвовали в битве Татар с Русскими при Лопасне» [14.119].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?