Текст книги "Сквозь время"

Александр Ефимов
Сквозь время

© Александр Ефимов, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

 
Сквозь гранитное времени крошево
Я гляжу в убегающий век,
И я вижу в нём только хорошее —
Я ведь доброй души человек.
Были беды, и были пожарища,
Но не это оставило след,
Ведь всегда были рядом товарищи,
И я вижу сердец яркий свет.
И когда я гляжу в набегающий,
В этот светлый и радостный век,
Не желаю там видеть пожарища —
Я ведь доброй души человек.
Я увижу над Русью безбрежною
Светлой дружбы не призрачный свет,
Там живут люди светлой надеждою,
Я из прошлого шлю им привет.
Они чтут наши светлые праздники,
Они знают, как память сберечь,
И тогда будет речкой бескрайнею
Мимо звёзд время мирное течь.
 

Довоенное время
(по воспоминаниям родителей)

Получился пока не связанный рассказ, а отдельные миниатюры.

Отец

Начнём с отца. Про его маму, мою бабушку Марию Алексеевну, будет сказано в рассказе «22 июня по воспоминаниям родителей».

Вот отрывок из него:

«Грешен: вовремя не записал рассказы матери, теперь приходится писать по памяти. Воспоминания отца менее яркие, и их немного. Родственники со стороны отца вообще были более скрытные. Наиболее яркие воспоминания были связаны с прадедом, Кцлтыревым Алексеем. По утверждению моей бабушки, Марии Алексеевны, – а это её отец – Алексей Колтырев воевал в армии Скобелева, воевал хорошо. Получил низший офицерский чин и дворянский титул. Погиб на Шипке. А бабушка была взята на воспитание графом Шуваловым и окончила в Ряжске институт благородных девиц».

Добавлю только, что пока подтверждение существования своего героического прадеда я не получил. Было бы здорово обнаружить в списках героев Шипки Колтырева Алексея, но пока не сложилось.

Отец родился в селе возле Ряжска. Там рядом находятся два села – Шелемишево и Боровое. Бабушка – из Шелемишева; дедушка, Дмитрий Петрович, – из Борового.

После свадьбы мои родители ездили показаться родственникам. Впечатления мамы: эти сёла – просто разные галактики. Боровое – каменные дома, а в Шелемишево – дом деревянный и пол горбом.

Родитель деда имел лавку. Брат деда в гражданскую войну поехал за товаром в Ряжск, да так и сгинул без вести. Дед и его родня работали на мельнице так же, как и дед со стороны матери. Мельница в Боровом стояла на реке Ранова. Из села пришлось уехать, видимо, из-за существования лавки. И было куда переехать и где работать. Без подробностей.

Детское впечатление отца: в одно лето жили не в доме, а в шалаше. Старый дом снесли и за лето построили новый, кирпичный. Кирпич обжигали сами. Глину копали рядом с домом, в яме.

Правда или нет – не знаю, за что купил – за то и продаю.

Дед и бабушка со стороны отца были замечательные, но неразговорчивые. В доме деда хозяйство вёл только он и готовил отменно, в том числе из-за того, что в гражданскую войну служил поваром. А бабушка хозяйством практически не занималась: «Мы не кто-нибудь, а Колтыревы», – говаривала она.

Мать

Семейство матери более общительное и разговорчивое.

В Москву окончательно переехали только после войны. И то только потому, что ещё в период нашего контрнаступления 1941–1942 гг. рядом с домом разорвался снаряд «Катюши», и крыша осела. У моего деда, Сергея Кузьмича, уже сил не было домом заниматься.

Сергей Кузьмич Фомичёв был мужик статный и крепкий, очень любил кулачные бои и ни один праздник не пропускал. Был призван в армию. Участвовал в Русско-Японской войне. Демобилизован не был, а продолжил службу в железнодорожном полку, как говорили, «охраны царя».

Бабушка – Мария Васильевна (Савенкова) – была крупная женщина, как и её сестра Дуняша. Есть фотографии, они выложены у меня в ЖЖ krylat.

Там же есть фотография дома и деда в гражданской и военной форме.

Дед, ещё будучи подростком, работал на местной мельнице. Мельница была на реке Протве. Там же работал будущий генерал Михаил Ефремов. Здесь они и познакомились, и подружились.

Революция застала Сергея Кузьмича в Гатчине. Полк перешёл на сторону восставших и самораспустился. Дед пришёл домой. По рассказу бабушки, весь обмороженный.

После Октябрьской революции Михаил Ефремов посоветовал деду: «Записывайся в Красную Армию». Так он и сделал. Но очень быстро был комиссован по болезни и вернулся в Юрятино.

Кроме мамы, в семье было ещё двое детей: старший брат Виктор и сестра постарше Шуры – Мария. Очень дружное было семейство. Был ещё кот Василий, главный хранитель амбара от других кошек и котов. Когда делали колбасу, он сидел на стропилах и гонял всех желающих колбасу спереть. За это получал свою долю.

Дом был большой, с летней и зимней половиной. Зимой жили только в зимней, а летом – во всём доме. Зимой к основной печке дополнительно ставили буржуйку с железной трубой, проходящей по дому до окна. Однажды дети играли возле печки, и у Шуры от жара загорелось платье. Брат Виктор потушил, обошлось.

Виктор один из первых в селе приобрёл велосипед. Уже позже Шура тайком брала его кататься. Ездила боком, не садясь в сидение. Знаете, как ездят младшие на больших велосипедах? Они не садятся, а продевают одну ногу через раму – так и ездят, скособочась. Только тормозить неудобно. В первый раз Шура вообще не знала, как тормозить.

Вот и утопили велосипед в пруду. Юрятино располагалось вдоль Протвы буквой Г, а на месте пересечения половинок был мост через реку. На улице, где стоял дом Фомичёвых, примерно посередине был пожарный пруд. Шура утащила велосипед и поехала от дома к пруду. Виктор погнался с крапивой. Мог и не гнаться: дорога была под горку, а так как, как тормозить, ей не рассказали, путь был один – в пруд к пиявкам. Шуру из пруда выловил Виктор, а велосипед вытаскивали багром.

Как говорила мама, до 33-го года жили очень хорошо. Потом пришлось отдать двух лошадей – Ветер и Ветку. Оставили себе мерина. Отдали бричку, веялку. Ветка очень понравилась местному председателю, да и бричка тоже. У Ветки были на ногах «белые чулки». Масть не помню.

Тем не менее на жизнь не жаловались.

На память приходит ещё несколько эпизодов: школа в Юрятино, бык, Крашенки, скарлатина.

Начнём с зарисовки «Бык»:

Бык

Мама тогда уже подросла и была младшей школьницей. Место, где располагалось село Юрятино, было очень живописное, окружённое холмами. Как рассказывала мама, ребетня называла их Карпаты – это было место, где каждую зиму устраивали снежные горки. Был и лес с грибами и ягодами. Дети ходили по грибы. Однажды во время такого похода их в лесу застала гроза, и молния попала в соседнее дерево. Перепугались больше всего взрослые, даже из села прибежали в лес – детей своих выручать.

Юрятино называлось селом, потому что в нём была церковь. Но когда я там был, то её уже не было. Куда и как пропала – не скажу: не знаю. Однако слышал легенду, что церковь ушла под землю, а на её месте теперь была идеально круглая поляна.

Позднее такую же легенду я слышал о Святом озере возле с. Нармушадь в Шиловском районе Рязанской области. Об этом тоже когда-нибудь расскажем.

Из достопримечательностей ещё была трёхэтажная кирпичная мельница. А бык? Бык был племенной, здоровенный и очень вредный. Он, зараза такая, любил пугать детей. Но так как был, как правило, на привязи и за изгородью, то только пугал. А дети его дразнили. И додразнились.

Бык сорвался с привязи и побежал по селу. На беду мама с подружкой шли по селу. Просто гуляли или шли из школы. Наверное, гуляли, было лето. Бык помчался к ним, они, недолго думая, залезли на дерево. А эта зараза стал рядом ходить и копытом подкапывать дерево. Подкопать, конечно, не подкопал, но напугал сильно. Девчонки стали кричать.

На счастье, мимо шёл мужик – пастух не пастух, но, видимо, знающий толк в быках. Мужик услышал детские крики и подошёл к быку. У быка было в ноздрях продето кольцо. Мужик взялся за кольцо и повернул его. Бык весь задрожал и присел.

Быка отвезли и снова привязали, теперь крепко. Девчонки слезли и убежали по домам.

Последствия были долгосрочные. Мама смертельно боялась коров до самого преклонного возраста.

Небольшое отступление. В 1972 г., когда в Кунцево, где мы проживали, стали ломать последние сельские дома, случилась смешная история. Под Новый год мы с мамой сидели дома и вдруг услышали мычание. Сначала думали – мерещится. Мычание повторилось. Мама побледнела. Мы посмотрели в окно – по двору гуляли две коровы, видимо, хозяева не уследили. Так маме Шуре и дома страшно было, а ведь сколько уже времени минуло с того момента, как бык напугал.

Но продолжим.

Попробуем рассказать о школе.

Школа

В селе Юрятино была начальная школа. Есть фотография класса, мальчиков и девочек. Если я правильно помню, то класс – помещение – был один. Так что первый, второй и третий классы были в одном помещении, вроде бы друг другу не мешали. Но, может быть, я это и придумал. Все классы весной и летом работали на школьном участке. Сеяли горох. Осенью горох собирали и сушили. Из гороха варили суп, а ещё в школе стояла кадка с сушёным горохом, и на перемене можно было запустить в кадку руку и взять горсть – погрызть.

Учились с большим удовольствием.

Были и забавы. На пруду взрослые зимой делали карусель – «кружало»: в лёд вмораживается столб. На столб на вертлюжке крепится тележное колесо, к колесу крепится слега, к слеге санки.

Ещё одно отступление.

Мы у себя в Крылатском тоже такое делали. Научились у Лесногородского Клуба Друзей Игры. Классная штука, но рискованная. Пару раз получали травмы: кому-то руку прижало до синяка, кого-то о лёд стукнули. Мама рассказывала: «Собаки за санками часто бежали и лаяли. Санок было как минимум двое по обе стороны жердины. Вот одна собака под вторые санки и попала. Визгу было, лапу сломала. Подробности не помню».

Старшие ещё делали гигантские шаги – это столб с таким же вертлюгом вверху и тележным колесом. К вертлюгу крепились четыре – или больше четырёх – верёвки. В конце верёвки была петля, куда можно было продеть ногу. По очереди отталкиваясь от земли, можно было раскрутиться и время от времени пролетать почти круг, а то и больше. Катались старшие, потому что младшие не доставали до земли. Или старшие катали младших: те просто садились в петлю, как пассажиры.

Ещё с азартом играли в лапту. Мячики были покупные, жёсткие. Мы потом в 1987 г. во время «днепровской» экспедиции записали рассказ жительницы Смоленска примерно маминого возраста: так они, будучи детьми, вырезали мячики из шин разбитых пушек. Благо этого добра было полно. Дело было в послевоенном 45-ом…

Но это отступление от темы. Играли лихо. Маме попали мячиком в нос, а мячик-то жёсткий. Разбили. Полдня кровь останавливали… Ну, может быть, несколько часов. Все старшие переживали. Как же – младшей Шуре нос расквасили. Особенно переживал брат Виктор.

Вставим эпизод про мерина. Наверное, раньше нужно было, а может быть, и сейчас в самый раз. Итак:

Мерин

Мерина оставили семье, для хозяйства. Мерин был упрямый и делал только то, что хотел. Хотел везти – вёз, не хотел – не вёз. Стоит столбом и не двигается… Нужно было Марию Васильевну (мою бабушку) отвезти к доктору в Серпухов, а мерин себя запрячь дал, а с места не двигается. Придумали. Раскалили кочергу и ему под хвост сунули… А дело было зимой. Так он сел на снег и кочергу остудил.

В другой раз повезли молоть зерно на мельницу. Мельница была водяная, на реке Протве. Протва была запружена, к мельнице вела дорога с небольшим подъёмом. Мерин доехал с поклажей до ворот мельницы. Только хотели разгружать мешки, как он попятился назад. Мужики и в телегу упирались, и под колёса камни бросали, а он пятится и пятится. Так до самого начала подъёма и спустился. Пришлось мешки до мельницы на себе носить.

С мельницей ещё были истории. Жалко, подробности не помню. Помню, мама рассказывала, девочка попала под приводные ремни и покалечилась, а подробности не вспоминаются.

Село и до революции неплохо жило. Есть фотография моей бабушки в возрасте примерно 2—3-х лет в компании со своими папой и мамой. Нужно их имена вспомнить. Понятно, что папа – Василий, фамилия Савенков, а имя прабабушки нужно поискать.

Фотографии выложены в ЖЖ krylat.

Село как минимум дважды горело. Один раз сгорел и дом Фомичёвых. На пожарище нашли медный крест и икону «Неопалимая Купина». Они живут теперь у меня дома в Крылатском. Второй случай описан в рассказе «Крашенки». Повторим его:

Крашенки

Моя мама (Ефимова (в девичестве Фомичёва) Александра Сергеевна)) рассказывала такую историю.

Деревня Юрятино (её родина) горела на её памяти дважды.

Первый раз от их дома сохранились только крест и икона. Во второй раз, когда маме было 5 или 7 лет, пожар случился в конце августа.

Было очень жарко, взрослые были на току. Загорелась изба бабушки «со странностями», огонь очень быстро перекинулся на соседние дома, а взрослых не было. В Юрятино остались только старики и дети. Мама побежала к родственнице, монашке, и спросила, что делать.

Та в ответ:

– Освещённые Крашенки есть?

Мама:

– Есть, за иконой лежат.

Та:

– Возьми Крашенку, «Отче Наш…» знаешь?

– Знаю.

– Вот с «Отче Наш» три раза вокруг дома обеги, да в самое пекло и брось…

Мама рассказывала:

– Бегу вокруг дома, а платье короткое, кругом крапива… Я чешусь и повторяю: «Отче наш, иже еси…» Обежала три раза и побежала в сторону пожара, а огонь уже близко. Хорошо, дом две большие ветлы защищали. Добежала до пожара и в самое пекло, как мне казалось, Крашенку и бросила. И тут загудело, поднялся вихрь, и огонь повернул вспять… А на другом конце деревни вышла женщина с Казанской, и огонь ушёл в поле…

Ещё она рассказывала, что, пока пожар не потушили, она, от греха подальше, вытащила из дома сундук. Так его потом пятеро мужиков в дом несли, а ей было то ли 5, то ли 7 лет!

И ещё поросёнок со страху Протву переплыл, и его мужики ловили. С большим трудом в лодку затолкали, уж больно он воды боялся…

Но это было уже после, когда отпустили взрослых с тока. Стало понятно, что огонь по траве до зерна не дойдёт.

Пожар потушили бойцы-пожарники из Серпухова. Приехали не быстро, но успели. Деревню отстроили.

Следующая, и не последняя, история:

Скарлатина

(или «дифтерия» – путаюсь, не медик)

В начале 20-го века медицина развивалась стремительно. Многие ранее неизлечимые заболевания научились лечить.

В Юрятино несколько школьников заболело скарлатиной, а в соседнем Серпухове появился доктор, который имел противоскарлатиновую сыворотку. Наверное, всё-таки противодифтерийную.

Шура тоже заболела, и заболела тяжело. На третий день пропал голос и дыхание стало очень трудным.

Мужики, в том числе и папа Шуры – Сергей Кузьмич, поехали в Серпухов за доктором. Ехали на телеге, понятно, что небыстро.

А мама рассказывала: «Я на кровати (может быть, на лавке) лежу. Дышать очень тяжело. Голоса нет. А за столом сидит моя мама (т. е. для меняА.В. – бабушка) и шьёт платье – на похороны. Шьёт и плачет… Доктора привезти успели. Доктор сделал укол, очистил гортань от плёнок. И уехал… Наверное, к другим больным тоже зашёл.

А Мария Васильевна (мама Шуры) сидит за столом, плачет. И продолжает шить платье.

Прошла ночь. Мария Васильевна так всю ночь и просидела. А утром…

Опять слова Шуры: «Я вечером заснула, а утром проснулась и тихо-тихо говорю: „Мама, можно куриного бульончика“».

Мария Васильевна очнулась, улыбнулась, разревелась, поняв, что Шура начала выздоравливать.

И выздоровела».

От мамы Шуры мне передался иммунитет, но какую-то заразу я в четыре года всё-таки подхватил. И история почти повторилась. Но это другое время и другая история.

Продолжение следует…

22 июня по воспоминаниям родителей

Грешен: вовремя не записал рассказы матери, теперь приходится писать по памяти. Воспоминания отца менее яркие, и их немного. Родственники со стороны отца вообще были более скрытные. Наиболее яркие воспоминания были связаны с прадедом, Колтыревым Алексеем. По утверждению моей бабушки, Марии Алексеевны, – а это её отец – Алексей Колтырев воевал в армии Скобелева, воевал хорошо. Получил низший офицерский чин и дворянский титул. Погиб на Шипке. А бабушка была взята на воспитание графом Шуваловым и окончила в Ряжске институт благородных девиц.

Но, наверное, это отдельные темы.

Часть воспоминаний матери я уже опубликовал, почитайте рассказ «Крашенки». К довоенной истории, видимо, ещё придётся обратиться. Стоит только упомянуть, что мой дед со стороны матери, Фомичёв Сергей Кузьмич, дружил с будущим генералом Михаилом Ефремовым. Они работали вместе на мельнице в селе Юрятино. Мельница стояла на реке Протва. Есть открытка от Михаила Ефремова моей бабушке со стороны матери, Марии Васильевны, с поздравлениями к празднику.

В 1975 г. стены мельницы ещё стояли возле протекающей реки. Но без плотины.

Но вернёмся к повествованию.

Перед войной семьи моей матери и моего отца переехали в Москву и поселились возле завода «Серп и Молот» (бывший Гужон).

Отец и мать были ещё не знакомы.

Было тревожное ожидание, но жизнь шла своим чередом. Мама училась в техникуме на чертёжника. Отец работал на 42-м заводе.

Начало войны было, видимо, у всех одинаковое – голос Молотова из репродуктора. У отца была бронь, а мама пошла в военкомат. Она и её подружка решили стать санитарками.

Военком их принял и сказал:

– Девочки, вот вы меня с поля боя раненого вынести сможете? Идите учитесь.

И направил на фельдшерско-акушерские курсы.

Но сначала нужно было окончить техникум, впереди была защита диплома. В техникуме расположился госпиталь, поэтому защиту решили проводить в сквере. Преподаватели и учащиеся разложили чертежи…

Мимо шёл патруль, решили: шпионы – и арестовали.

Смеху было!

Ещё очень смешно, по утверждению матери, проходили первые учения ПВО. Народ не знал, что делать, и единственное, что смог придумать, – бегать толпой в противоположную сторону от появившегося самолёта.

Слава Богу, это были учения.

Мама и отец так рассказывали: «Стоим кучей и смотрим на небо. Кто-то кричит – вон, вон летит… Мы бегом от него в другую сторону. А с той стороны кричат – вон, вон летит… Мы назад. Так и бегали, пока в арке две кучи народа не столкнулись, и все попадали. Смеху было!»

Страшно стало потом.

Возле дома вырыли щели. И во время налёта прятались там, а немец старался разбомбить завод «Серп и Молот». Мазал.

Однажды попал очень близко, в проезжавший по территории завода паровоз. Вот это было страшно.

Дед Сергей Кузьмич служил на батарее ПВО на Заставе Ильича. Если бывал дома, то во время налёта никуда не ходил, дома сидел.

Второй дед – Дмитрий Петрович – служил поваром, где – не знаю, и уже не спросишь, а жаль. Может быть, не поваром, а хлебопекарем. Рассказывал о пекарне… Когда – уже в мирное время – со мной гулял.

Немец подходил к Москве. Мама моей мамы сказала: «Шур (как было уже сказано, мама – Александра) Москву бомбят – отвези вещи в Юрятино, там целее будут».

Мама поехала.

На Курском вокзале на запад шли только военные составы. Бабушка с мамой, тогда ещё совсем девчонкой, подошли к офицерскому вагону и стали просить помочь доехать до Серпухова.

Офицеры покрутили у виска:

– Мать, немец прёт, куда вы в сторону фронта?

– Надо, сынки, – сказала бабушка.

Маму втянули через окно в купе. Вместе с вещами.

Доехали. Правда ехали долго, пропускали составы с ранеными.

Офицеры оказались очень заботливыми. Высадили в Серпухове. На счастье мамы, в Серпухов на телеге приехал сосед из Юрятино. Довёз до села.

Вещи из Москвы и ценное из юрятинского дома спрятали в двух ямах в сараях.

Ночью раздался стук в окно, это стучал сторож. По селу ночью ходил сторож с колотушкой, вроде бы дед Егор. «Вставайте – нас окружили!» – кричал он. Селяне повыскакивали. И правда – вокруг полыхали зарницы взрывов. Все побежали в щель.

Здесь их тоже уже успели вырыть.

По небу с надрывом летели немецкие самолёты. Как потом оказалось – бомбили мост через Оку под Серпуховым.

Правда, не попали.

Вдруг один самолёт сбросил осветительную бомбу в стороне от села. Бомба ярко горела и медленно опускалась.

Дед-сторож, взбаламутивший село, сказал:

– Вот сейчас до земли дойдёт – и свету конец!

Долетела. Конец не наступил. Самолёты улетели.

На следующее утро приехала мама мамы и сказала:

– Шура, поехали назад в Москву. Немец близко.

Уехали вовремя. Немец занял село через день, но дальше реки Протва не продвинулся. Так что селу досталось и от советской артиллерии.

Спрятанные вещи сохранились не все. Немцы нашли одну яму и вычистили. Упёрли даже швейную машинку «Зингер». Вторую яму засыпало рухнувшим сараем. Наш снаряд попал. Повезло!

В Москве было очень тревожно, особенно 16 октября. Бабушка спросила деда:

– Серёж! Может, уедем?

– Нет! – сказал Сергей Кузьмич. – Москву не сдадут.

И не сдали.

Продолжим!

В селе Юрятино не все жители успели эвакуироваться. Некоторые и не хотели. Была байка, что одна женщина немцев вышла хлебом-солью встречать, да только её нашим снарядом на месте и уложило.

Из класса мамы – а она училась сначала в Юрятино (до 4-го класса), а затем в соседнем селе – все мальчишки ушли на фронт. Кто живой вернулся – не скажу, врать не буду. А героически погибли многие. Я помню имя – Виктор Павлович Зиганов: бросился под танк с гранатой. Его история есть на «Дороге Памяти». Из того, что я прочёл, следует, что это был его третий или четвёртый подвиг. Во всех предыдущих он выходил из схватки с танком всегда победителем.

Два брата – имена никак не вспомню – служили санитарами, их убило снарядом, когда один перевязывал другого. Если о других вспомню, допишу.

Мама переписывалась со всеми, жалко – письма не сохранились.

Селу досталось и от немцев, и от наших. Когда началось наше контрнаступление, немцы погнали всех жителей на запад.

Из родственников в селе осталась сестра бабушки – Дуняша. Очень крупная женщина. Она была для семьи моей мамы защитницей, но о мирной жизни расскажем в другой раз.

Сейчас и её, и её детей, и всех, кто под руку попался, погнали вместе с собой отступающие немцы.

Догнали до очередного села и заперли в сарае. Возле сарая поставили часового – австрийца. А сарай подожгли.

Немцы ушли. А австрияк открыл дверь сарая и выпустил всех. Ещё показал – мол, у меня тоже дети мал мала меньше.

Наверное, это всё о начале войны. Но, видимо, будут два продолжения: о том, что было дальше, и о мирной довоенной жизни как мамы, так и отца.