Текст книги "Команда, которую создал я"

– Ну, спрашивай.

Вечером говорил:

– Спрашивай сейчас. Домой мне не звони, дай хоть там от тебя отдохнуть.

Со временем я все же стал задавать меньше вопросов. А Козину, думаю, пришлось по душе, что на меня теперь можно свалить уже не только абсолютно всю техническую работу, но также и часть организационной. Многое из того, что раньше приходилось делать ему, я добровольно взял на себя. Он только распоряжался:

– Сделай это так. А то эдак. К такому-то числу…

Разумеется, большей частью это была черновая работа. Я перелопачивал горы исследований, составлял таблицы, вычерчивал по ним графики. Используя архивы, сочинял письма недовольным клиентам. А еще от имени Козина писал поздравительные письма к дням рождения и к праздникам. Да, я уже делал почти всю его работу. Козин только непосредственно общался с клиентами, вручал им все планы и предложения. Доводил их замечания до меня. Я не имел ничего против. Чувствовал, что мне это на пользу – делать все от «а» до «я» самому. Нужно, нужно разобраться во всем этом деле до конца. А для этого следует очень хорошо знать всю подноготную своего бизнеса.

Второй штатный стажер, видимо, получая упреки от своего менеджера, подзуживал:

– Ну ты и развратил своего Козина. Он же тебе на шею сел. Вообще ничего не делает…

– Да… Как-то так получается… – мямлил я что-то в ответ. Но не обращал никакого внимания на эти замечания. Мне было приятно ощущать, что понимаю в рекламе все больше и больше. В процессе работы у меня рождались свои, по-моему, весьма интересные мысли. И я их высказывал Козину:

– У меня тут соображение возникло вот по этому продавцу зубных щеток… Может, стоит уменьшить сроки общей телевизионной трансляции, но давать ролик чаще. Ведь это предотпускное время. Последние телевизионные показы рекламы могут вообще аудитории не собрать. Люди же в отпуска разъедутся…

– Может быть, может быть, – задумывался Козин, и добавлял, – Хотя исследования подтверждают наличие необходимой аудитории и на последнем этапе. Но может быть, может быть…

На всякий случай он сделал дополнительный запрос в отдел медиапланирования. В этом подразделении знали все про все, касающееся телевидения, радио, газет и журналов. Вплоть до того кто, когда, сколько раз и почему читает ту или иную страницу в любом журнале. Этот отдел, собственно, и составлял план рекламной кампании. Ошибки его сотрудников дорого обходились агентству. И поэтому они всегда очень щепетильно относились к замечаниям нашего отдела. И – ура! – по моему запросу они действительно чуть сократили сроки кампании зубных щеток. Я был горд: значит, и впрямь, начинаю понимать что-то в рекламе.

Козин, глянув на меня, покачал головой:

– Вот развеселился…

Я его не слушал. Меня распирали новые идеи. Хотелось провести какую-нибудь действительно классную кампанию. Я думал над этим и на работе, и после по пути домой. И даже во сне.

И меня осенило. Я предложил Козину:

– У нашего клиента – производителя сейфов «Супер-форт» мало денег. Но мы можем более эффективно их использовать. Только надо убедить его не рекламировать офисные сейфы в деловой газете. Вместо двух маленьких объявлений, лучше пять сотен писем разошлем. С фотографиями. С заключениями экспертов из милиции. Или даже можно запросить мнение кого-нибудь из сидящих в тюрьме воров – специалистов по сейфам. Давай, я свяжусь с тюремным начальством – найду подходящего «медвежатника»…

Козину направление моей мысли почему-то не понравилось. Но я не отставал. Излагал ему все новые и новые «гениальные» идеи:

– А что, если объявить конкурс фокусников по открытию сейфов? А если сбросить сейф клиента с крыши небоскреба и показать потом журналистам, что и после такого падения он работает, как нужно? Или набить его деньгами и подорвать. Или посадить туда…

Козин остановил меня:

– Тебя туда надо посадить, запереть и сбросить в глубокое синее море…

Я не понял:

– Почему?

Козин вздохнул:

– По кочану… После работы, мой друг, пойдем-ка поговорим.

Я был удивлен. Странно, что Козин захотел поговорить со мной вечером. Он всегда спешил к семье:

– Возраст у меня уже не тот, чтобы одной работой жить. Два сына, дочь… Я и так полжизни в командировках провел. Надо же им меня не пенсионером увидеть…

И вот после работы Козин привел меня в «Репу», в знаменитый клуб «Рекламный пир» на соседней улице. Я еще никогда здесь не был. Вход в «Репу» – только по клубным картам.

Козин кивнул охраннику:

– Со мной.

И меня пропустили.

Мы шли через зал. Козин на ходу жал руки, здоровался:

– Привет…

– Как сам?

– Созвонимся…

Со стен на меня смотрели рекламные плакаты всех времен и народов. С потолка свисали огромные муляжи мыла, шампуней, пива, известных по роликам. Из невидимых колонок доносилась рекламная песенка:

 
«Купите «Три пельменчика»
С огромнейшею скидкой.
Купите «Три пельменчика»
Вы выиграете приз.
 
 
«Три пельменя», «Три пельменя» – все, что в этой жизни надо.
«Три пельменя», «Три пельменя» – вы одна в жизни отрада.
«Три пельменя», «Три пельменя» – никогда не изменяют.
«Три пельменя», «Три пельменя» – налетаем, покупаем…
 

Я втянул в себя воздух – здесь пахло рекламой.

Козин хлопнул меня по плечу:

– Садись.

Я сел, завертел головой, стараясь рассмотреть все поподробнее. Козин тем временем заказал нам пива. Внимательно посмотрел на меня:

– Значит, говоришь, конкурс фокусников по открытию сейфов объявить… Это хорошо, что в тебе так много идей. Вот только направить бы их, куда надо. Реклама – это не трюк, не идейка, которую можно прицепить к любому товару. Реклама – это как бухгалтерия, все должно точно просчитываться. Разве ты делаешь рекламу для того, чтобы все сказали, какой ты умный, творческий?

– Нет, конечно. Для того чтобы продать товар клиента.

– Правильно. Знаешь, какая самая страшная беда нашего бизнеса?

– Какая?

– То, что в него лезут неудачники из других сфер. Реклама – штука денежная, и в ней подвизалась целая армия людей, не могущих заработать в других местах. Да, не надо иллюзий. Зачастую в рекламе работают творческие отбросы. Те, кого отбросило большое искусство. Голодные неудачники-писатели пишут тексты «а ля рекламные рассказы». Бездарные дизайнеры в рекламе создают «а ля картины». И по их разумению, этим «а ля творчеством» все вокруг должны любоваться, восхвалять гениев-творцов. А ты только что сказал, что задача рекламы заключается совсем в другом. Повтори.

– Продать товар клиента.

– Вот, а у неудачников, окопавшихся в рекламе, задача другая – раскрутить себя, сделать значимым. Причем за деньги самих же клиентов… Странные они, эти клиенты. Когда платят зарплату сотрудникам или арендуют офисы, то считают каждую копейку. А на всякое творческое отребье выбрасывают тысячи. Нанимают модных дизайнеров. Не хороших дизайнеров, а именно модных… Ты слышал когда-нибудь, чтобы говорили «модный бухгалтер», «модный офис-менеджер», «модный грузчик»?…

Модные неудачники-режиссеры «создают» клипы. Модные неудачники-дизайнеры «творят» постеры и объявления. Модные неудачники лингвисты и семиотики лепят тексты. Модные неудачники поэты и писатели крутят-вертят слова, сочиняют «творческие» головоломки, шарады, перевертыши: «Вкус имеет форму», «Легкость, опережающая время». Вот, положим, нужна реклама сигаретам «Парламент». Ты с чего начнешь?

Я немного задумался:

– Как с чего… Узнаю, для кого предназначен этот продукт? Кто его пользователи? Где живут? Сколько зарабатывают?..

Козин удовлетворенно кивнул:

– Правильно, начнешь с вопросов. Потому что ты, хоть и начинающий, но профессионал. А «творцы» сразу начнут крутить карусель из букв «Пар костей не ламент», «Par la мент», «При – парламент – нись!» Как будто в игре слов и есть смысл рекламы. Они не понимают сути нашего дела. Не знают, что реклама – штука сложная, многокомпонентная. Повтор, удачное время или место могут вбить идею в голову лучше любой творческой прибаутки. Но это все остается за кадром. «Творцы» этого не знают и «творят», «творят», «творят». Транжирят деньги клиентов. Льют «творческие» помои на головы бедных обывателей. Зачем заниматься рекламой всерьез – тратить время, усилия. Легче придумать трюк, примазаться к рекламе. Посмотри по сторонам.

Я оглянулся. Козин кивнул в сторону столика у окна:

– Видишь эту компанию? Самый высокий, спиной к нам сидит Борзов.

– Это же клипмейкер из «Бонзы». У него куча наград с фестивалей.

– Точно. Рядом с ним с большим брюхом – это Налимчик.

– Президент Союза российских рекламных агентств.

– Молодец, знаешь… Лицом к нам, рыжий – это профессор Варлоу.

– Да, читал.

– Тот, что наклонился в сторону Налимчика, это Гребнюхин из журнала «Реклама России».

– Тоже знаю – известный журналист, про рекламу пишет.

Я смотрел на этих известных людей. Я был совсем рядом. Выдохнул:

– Могучая кучка.

Козин усмехнулся:

– Вот именно – кучка. Не такая уж, правда, могучая. Скорее дерьмовая.

Я не понял его иронии:

– Дерьмовая кучка?

Козин кивнул:

– Эта кучка весьма показательна для бизнеса, в котором мы с тобой работаем. Это те люди, о которых я тебе только что говорил. Это те самые, что не смогли выделиться, заработать себе на жизнь на своем профессиональном поле. И пытаются сделать это в рекламе. Возьмем Налимчика. Физик по образованию. Но ученый из Налимчика оказался никакой. А уважение ему иметь хотелось. И мелькать желалось на страницах журналов, на радио и на телевидении. Физики его отвергли как непрофессионала. Он помыкался, помыкался по разным делам, да и вполз в рекламу. Пришел администратором в Союз рекламных агентств. Лебезил, лебезил, и гляди-ка, вылебезил – президент.

Я перевел взгляд:

– А Борзов?

– Клипмейкер? Он не смог поступить в кинематографический вуз, ума не хватило. А хотелось в красивую жизнь, в богему. Полез через рекламу. Сначала осветителем на съемочной площадке был. Присмотрелся, как камера работает и все прочее. Нахватался по верхам. Потом обманул клиента, выдав чужой ролик за свой, и так снял свою первую рекламу. А имея один ролик (не важно, какого качества), уже легче обманывать других рекламодателей… Борзов самоучка, человек не без таланта. Но на самом-то деле ему хочется заниматься не рекламой, а кино. Посмотри его ролики, он их снимает как красивые фильмы. У него все «как бы кино» А ведь ролики, как и кино, показывают по телевизору. Они примелькаются, а потом будет конкурс, а на конкурсе жюри, в котором такие, как прикормленный в «Репе» Налимчик, присуждают призы, награды. А журналисты, вроде Гребнюхина, пишут об этом. Видишь, как писака ловит каждое слово Борзова. Ему в кайф, что он рядом с таким человеком. И он будет писать еще и еще, преумножая славу Борзова. А тот в нее все больше и больше верит…

Я заметил:

– Гребнюхин и на Налимчика влюбленными глазами смотрит.

– Еще бы… Налимчик, как президент Союза, входит в оргкомитеты и жюри фестивалей, конференций, круглых столов. Может легко попросить кого-то исключить из списков приглашенных, а кого-то, наоборот, внести. Гребнюхину пропустить любое заметное мероприятие смерти подобно. Он из кожи вон лезет, чтобы только оказаться в тусовке. Обписать – обслужить, облизать… Придворный журналистик.

– А профессор Варлоу в их компании случайно?

– Отнюдь. Думаю, еще будешь иметь счастье с ним познакомиться. Такие профессора кислых щей накрутят всяких как бы умных слов, навертят, закружат голову. «Для обеспечения коммуникативной парадигмы слоганного функционального бессознательного восприятия позиционированных целевых адекватно-амбивалентных респондентов…» Человек, читая такое, думает, что ему что-то умное сказали. И доверяется «профессорам»…

– То есть тот, кто умным прикидывается, сам ничего не понимает?

– Ну да.

Тут уж я блеснул своим образованием:

– «Кто ясно мыслит, тот ясно излагает». Шопенгауэр.

– Мудрый человек, ничего не скажешь.

Я вспомнил:

– Пробовал читать «Мифорекламу» этого Варлоу.

Козин покачал головой:

– Я тоже не смог, потому что это бред. Варлоу ни черта не понимает в рекламе. Но напускать на себя ученый вид он мастак. Видишь, какой солидный. «Профэссор»…

У меня зароились вопросы:

– Но почему люди покупают книги Варлоу? Почему клиенты тратят деньги на Борзова? Почему имеют дело с Налимчиком, с Дымпшиком?..

Козин грустно улыбнулся:

– Потому что бездари умеют убеждать. Замаскированным враньем или мощным напором. Энергию свою им ведь больше некуда приложить – приличного таланта бог не дал. Вот и вкладываются в собственное продвижение. Тусуются, болтают, обещают, предлагают, завораживают, наседают. Давят, давят, давят и продавливают…

Я огляделся вокруг и заметил еще одну знакомую фигуру:

– А это, это же Дымпшик из «Дымпшик и партнеры»…

– Угадал, – улыбнулся Козин, – он самый, только с партнерами у него не очень. Как впрочем и с клиентами…

– Но, почему? – не понимал я, – Дымпшик же должен большую компанию иметь, море клиентов. С таким-то именем. Он же, как говорят, «король пиара»…

– Вот именно поэтому… Видишь ли Дымпшик готов пойти на все что угодно, лишь бы о нем говорили. Грязью кого-нибудь полить, скандал раздуть, склоку устроить…

– И действительно же о Дымпшике говорят.

– А результат? – поморщился Козин, – Видишь, один сидит. От него теперь так этим «пиаром» воняет, что приличные люди его за километр обходят…

Я отхлебнул пива:

– М-да…

Козин тоже сделал несколько глотков:

– Так вот, что я хотел от тебя услышать. Зачем ты пришел к нам в рекламу, в «Лидер»? По тусовкам тусоваться, по фестивалям фестивалить или дело делать?

Я твердо поставил бокал на стол:

– Дело делать.

Козин удовлетворенно хлопнул ладонью по столу:

– Так тогда делай, а не придумывай как бы позабавней свой «Супер-форт» представить… Знаешь, у меня один клиент рекламу посмотрел и спросил: «А не скучновато получилось?» А я ему в ответ: «Вы разве клоуном в цирке работаете?» Реклама не цирк, чтобы развлекать, забавлять. Хорошая реклама – та, о которой люди не думают, что она реклама, а просто следуют ей, покупают нужный им товар… Мы с тобой просто продавцы, торговцы. Обычные ремесленники…

– Угу…

– Учиться тебе надо дальше. И ведь есть у кого. Столько ребят хороших работает. Давтян, Проничев… Лучшие профессионалы. Здесь они, правда, как и я, бывают редко. Им некогда тусоваться…

В это время Налимчик, сказав что-то Гребнюхину, встал со своего места, подошел к нам:

– Здравствуйте. Как поживаете?

Козин представил меня:

– Наш новый менеджер.

Пожалел меня, сказал: не «стажер», а «менеджер».

Мы пожали друг другу руки:

– Очень приятно.

– Очень приятно.

Налимчик поинтересовался у Козина:

– Как «Лидер Интернешнл»? Как клиенты?

– Все нормально.

Они перебросились еще парой слов, и Налимчик снова протянул руку:

– У меня там еще один разговор.

– Счастливо.

– Всех благ.

Хо-хо, я познакомился с президентом Союза российских рекламных агентств! Захотелось сказать что-нибудь приятное Козину:

– Он тебя так уважает.

Козин снова усмехнулся:

– Если бы. Он бы меня вместе с дерьмом сожрал. Профессионалы ему как кость в горле. Они же видят его насквозь! И у них к нему нет того уважения, почитания, за которым он и полез в это дело.

– А зачем он тогда подошел?

– Потому что я работаю в «Лидер Интернешнл». Наше агентство многое решает в Союзе. Будут новые выборы президента, и для него наш голос важен. Поэтому он и с тобой так любезничал. А будь ты из мелкого агентства, Налимчик бы тебе руки не подал…

Козин вытер ладонь о штанину. Наверное, ему было противно прикосновение Налимчика. Я тоже вытер свою. М-да… Я снова втянул в себя воздух – запах рекламы показался на этот раз мне «не очень»…

Помнится, когда прикидывал, в какую сферу бизнеса податься, то выбрал рекламу в том числе и потому, что подумывал о фестивалях и прочих приятных мероприятиях. Прикидывал, что буду среди известных людей. Вращаться. Тусоваться… Мне стало стыдно перед профессиональной мудростью Козина. Я был ему благодарен. Вовремя он меня одернул. Повернул в правильном направлении. И еще был благодарен Протасову. Он ведь мог отдать меня другому менеджеру, а отдал именно Козину.

После разговора в «Репе» я принялся тщательно изучать потенциальную аудиторию покупателей сейфов. Мне нужно было знать все об этих людях. Чего они хотят в целом от сейфов? Защиты? Уверенности? Гарантий? Я сравнил сейфы нашего клиента с сейфами других производителей. Оказалось, что они принципиально не различались. И значит, нашему клиенту не так-то просто чем-либо зацепить покупателей. Но мне, кажется, удалось нащупать кое-что…

Я увлеченно барабанил по клавиатуре компьютера, когда Протасов, проходивший мимо, позвал:

– Эй, юный гений, зайди-ка ко мне…

Я, предчувствуя взбучку из-за медленного продвижения по сейфам (больше не из-за чего), поплелся следом за ним в кабинет.

– Садись… – кивнул на стул Протасов, – Знаешь, дошли до меня любопытные слухи. Говорят, ты себя слишком умным считаешь…

Я растерялся:

– Нет… Кто такое мог сказать?… Мне еще многому учиться нужно…

– Ну-ну… – засунул Протасов себе в нос палец, – Видишь ли, мы Козина в филиал в Уфу переводим, заместителем директора по рекламе. На повышение идет человек, так сказать… А тебя вроде как берем на его место. Менеджером. Но с испытательным сроком…

Язык меня в этот момент совсем не хотел слушаться. Или ему просто нечего было сказать. Из меня выдавилось только:

– Я… Да я…

– Ты неплохо зарекомендовал себя, – продолжал ковырять себе в носу Протасов, – И на сегодня, хотя и с определенной натяжкой, но соответствуешь этой должности. По ходу работы, конечно, еще поднатаскаешься. Ну, что? Согласен?

Он еще спрашивает!

– Конечно, – подскочил я. И подумал: наверное, это Козин рекомендовал. А тогда в «Репе» во время разговора он меня прощупывал. И, видимо, не случайно представил Налимчику менеджером. Он уже знал, что я им стану. Ай да Козин…

– Садись. Мы еще не закончили, – Протасов вытер палец шелковым носовым платком и продолжил, – Есть одна закавыка, которая кое-кого смущает. В том числе и меня. Понимаешь, ты как-то больше на робота похож, чем на человека… Делаешь все слишком правильно. Даже ругать тебя вроде не за что. Это, конечно, замечательно, но как-то неуютно с тобой. На шутки, говорят, не реагируешь. И вообще с коллегами практически не общаешься. Мне лично на это в общем-то насрать. Но это может помешать твоей карьере. Тебе ведь придется стать не просто деловым партнером нашего клиента, не компьютерной машиной при нем, но приятным собеседником, даже где-то товарищем, может быть, другом. На время контракта. Так что подумай, подумай над этим…

Меня берут на постоянную работу! Испытательный срок – ерунда. Берут. Теперь у меня будет настоящая работа. И клубная карточка «Рекламного пира»! Я сам смогу ходить в «Репу», водить туда знакомых. Как Козин…

Только у этих радостных мыслей был горьковатый привкус. Протасов прав. Действительно, как-то незаметно для себя я настолько погрузился в работу, что попросту перестал обращать внимание на людей, связанных с ней. А ведь мог бы и сам задуматься раньше. Ведь слышал же как-то через дверь в коридоре обрывок разговора о себе:

– А чего это Мамонтов так напрягается? Перед начальством выслуживается?

– Похоже… А мы вроде как и не люди уже, вчера даже не поздоровался. Занят был. Великий гений. Попросит он у меня что-нибудь. Я ему сделаю, ага.

Я не понял, кто это говорил. И не придал тогда этому особого значения. Напрасно! Да, я стал неплохим специалистом. Но хорошим работником компании – по сути своей большого коллектива – определенно нет. Придется срочно исправляться. Надо постараться сблизиться с окружающими меня людьми, хотя бы внешне стать таким же, как они. Это, наверное, не самая трудная задача по жизни.

Теперь, когда я заходил в офис, обязательно здоровался со всеми:

– Добрый день… Привет… Как дела…

Сталкиваясь с кем-либо из знакомых в коридоре, в лифте, интересовался тем, что в принципе мог бы узнать и сам из газет или теленовостей:

– Как «Спартак» сыграл?..

– Что у нас завтра с погодой?..

Людям, видимо, приятно сообщить хоть кому-нибудь новость из своих уст. Мне с удовольствием отвечали:

– «Спартак» чуть не продул. Судью, блин, как будто подкупили. Но за две минуты до конца наши сравнивают счет. А в дополнительное время «Спартак» забивает еще и выигрывает! Ты бы видел этот гол…

– Завтра солнышко обещали. С семьей выберемся за город. Шашлыки пожарим…

Поразительно, у меня тут же начались складываться хорошие отношения со старшим компьютерщиком агентства Игнатюком, с заведующей отделом исполнения заказов Авериной. Менеджер отдела филиалов Носов вообще проникся ко мне таким доверием, что иногда жаловался на непонимание начальства.

Я не ожидал такой реакции. Всего несколько ничего незначащих слов, а люди стали относиться ко мне намного приветливее. Теперь те, кто вчера вообще не разговаривали со мной, стали вдруг подсказывать что-то по работе. Причем даже тогда, когда не просил их об этом.

И я развивал успех. Вступил в теннисный клуб, куда ходили многие из наших мужчин. Шепотом советовался с женщинами:

– Никак не могу подобрать себе галстук… Какие сейчас в моде?..

Я улыбался нашим дамам. В ответ улыбались они. В том числе и Катя – секретарь дирекции:

– Жениться тебе нужно, Сер’гей, для полного счастья…

Я думал об этом. Но, увы, отдалился от Алены не просто географически. Иногда я вообще забывал о ее существовании. Вспоминая, виновато торопился позвонить. Но каждый раз с трудом находил, что ей сказать, о чем спросить. Со своими планами тихой семейной жизни в приличном пригороде Воронежа Алена была мне просто неинтересна. Москва пугала ее.

Во время разговоров по телефону больше говорила она. А я – я делал вид, что слушаю. Алена подмечала это. Конечно, обижалась:

– Ты какой-то совсем чужой стал, Сергей…

– Что ты, Алена…

Но она была права. Я стал ей чужим. Она стала мне чужой. Я не знал, что делать в этой ситуации. Алена столько ждала меня…

Не находя выхода, я решил постараться вообще не думать об этом. Ведь в остальном у меня все так замечательно складывается. На работе мной теперь все вполне довольны: и шеф, и коллеги. И оттого я сам доволен и полон сил, желания работать еще больше, еще лучше. Да и есть у меня еще о чем, кроме Алены, серьезно подумать.