Текст книги "Сборник охотничьих и рыболовных историй. Книга 2"

– Но, паря, поцеловал он тебя, такой поцелуй ты запомнишь на всю жизнь, – пошутил дядя Кеша. – Племяш, ты думаешь, я просто так сказал, что она запомнит на всю жизнь, нет, она им будет мстить, и этот поцелуй им даром не пройдёт, запомнят они этот поцелуй, – продолжал дядя.

И мы рассмеялись. Осмотрев соболя, мы нашли, что это прекрасный экземпляр, тёмный с шоколадным оттенком, и жёлтая запонка на горле.

– Если всё нормально, хорошо должен потянуть, но загадывать не будем, – как бы про себя сказал дядя.

Времени уже было половина первого. Мы разожгли костёр, сварили чай, подкрепились, и я заметил, что собак опять не было.

– Но, паря, сейчас Галка начнёт им расчёсывать кудри, – опять пошутил дядя. Мы собрались и пошли в ту сторону, куда собачки убежали, и вдруг слышим лай совсем в другой стороне.

– Ой нет, только не там, там россыпи, мы никогда не возьмём соболя, он в камни уйдёт – и пиши пропало, – запереживал дядя.

– А может, это вообще белка, – сказал я.

– Да лучше бы белка была, она в камни не полезет, по голосу-то слышишь? На соболя лают. Но что, идти надо.

Действительно, начали подниматься на гору – и пошли сплошные каменные россыпи. Осторожно ступая, мы медленно продвигались на лай собак. Поднявшись на гору по россыпи, мы на другой стороне горы в метрах ста увидели своих собачек, они лаяли под большой камень. Подошли к собакам, они смотрели под огромный камень и лаяли, а Галка даже пыталась залезть под камень.

– Но, паря, понравилось ей целоваться.

И мы закатились смехом.

– Смех смехом, что-то делать надо, ты вон пойди принеси сосновых веток, выкуривать будем.

Я пошёл за ветками и увидел соболиный след, след был большой, как у собаки, но поверхностный, так как собака тяжелее соболя во много раз. Наломал веток и принёс к камню, бросил и начал поджигать.

– Соболь большой, я след видел, – сказал я.

– Это хорошо! – ответил дядя.

Дым уже валил вовсю, а соболь ни в какую не хотел вылезать, только угрожающе ворчал. Времени было уже часа три, а соболь никак не хотел покидать убежище.

– Он там уже, наверное, закоптился, что будем делать?

– Время-то много, мы должны уже повернуться носами по направлению к зимовью. Знаешь что, пальни-ка со своего ружья под камень, может, и выскочит, – сказал дядя.

– Надо собак убрать, а то дробь рикошетом глаза им повыбивает, – сказал я.

Дядя за ошейники поймал собак и удерживал. Я взвёл курок и выстрелил, соболь молнией выскочил из-под камня и большими прыжками начал уходить к большим камням, а собаки за ним. Впереди, догоняя, большими маховыми прыжками бежал Дозор, потом они скрылись из виду.

– Ну всё, ушёл под камни, мы его теперь ничем не возьмём, – досадовал дядя Кеша.

Мы поспешали за собачками. Подбежав, увидели, Дозор трепет в зубах соболя, а Галка и Сильва стараются тоже схватить его зубами. Увидев нас, пёс бросил его, и все они отскочили в сторону. Мы осмотрели соболя, это был крупный самец, но светлый амурский кряж.

– Рублей на двадцать пять – тридцать потянет, но и ладно, всё равно хорошая добыча, – сказал дядя Кеша.

Мы присели, собачки вокруг нас легли на снег. Но их надо поощрить, поработали хорошо, я достал колбасу и хлеб, а дядя Кеша сахар-рафинад. Собачки увидели и окружили нас, внимательно следя за каждым движением. Сначала дали по куску хлеба, потом колбаску по небольшому кусочку, а в конце самое любимое лакомство – это сахар, по два кусочка. Собачки всё это съели и отошли, а Галка ещё стояла и выпрашивала сахарок, смотря в лицо и махая хвостом, верхняя губа была припухшей.

– Ах ты сладкоежка, – сказал дядя и потянулся за рюкзаком.

Собачки увидели, и все подскочили, чтобы не прозевать. Дав по кусочку всем, мы начали собираться в обратный путь в сторону зимовья. По дороге мы ещё добыли шесть белок и в сумерках вернулись к зимовью. Дядя Макар уже разжёг костёр перед зимовьем и поставил варить собакам похлёбку.

– Но как поохотились, подфартило или нет? – начал дядя Макар.

Дядя Кеша рассказал и показал, что мы за день добыли.

– Но вот, я же вчера говорил, что фарт будет, – сказал дядя Макар.

Наварили и накормили собачек, приготовили и себе, плотно подкрепились, отдыхали. Все пришли, только одного не было охотника, стали волноваться. Между собой охотники рассказывали, что появился крупный соболь и собаки не могут его остановить, уходит махом, как по земле идёт, так и по деревьям, уводит собак так далеко, что не слышно, где они лают, или вообще его не могут догнать.

– Может, это наш, дак мы его уже прищучили, – сказал дядя и показал соболя.

Да-а-а!!! Посмотрели все на соболя, и кто-то сказал:

– Вот это котяра, да, похоже, что он и есть, слава богу, а то собак уже замучил.

Сошлись на одном мнении. Керосиновая лампа светила тускло.

– Но что же, где наш потерявшийся, может, заблудился, надо выстрелить, у кого громкое ружьё? – спросил дядя Макар.

У меня ружьё было самое громкое. Вышел я на улицу, небо было всё в звёздах, и такая тишина, только было слышно, как в ключе вода переливается и потрескивают дрова в костре. Я подбросил дров ещё, чтобы хоть он показывал путь, как маяк в океане. Взяв ружьё из кладовки, чтобы подать звуковой сигнал, выстрелил в воздух. Звук выстрела покатился по всей тайге и отозвался эхом. Собаки выскочили инстинктивно из-под брезента и начали бегать. Побегав, опять залезли. Я прислушался, не будет ли ответного выстрела? Ещё из разговоров я узнал, что у него тозовка, а она громко не стреляет. Постояв, я выстрелил ещё раз, собаки даже не пошевелились, так как на улице было холодновато. Ружьё оставил в кладовке, зашёл в зимовье. Охотники лежали на своих местах, но никто не спал и не раздевался, все переживали за товарища.

– Но что, никого не слышно? Вот беда-то, лишь бы ничего не случилось, темь-то какая! – ворчал дядя Макар.

Я не раздеваясь тоже прилёг на своё место, и меня начало клонить ко сну, так как за день устал.

– Саня потом ещё надо будет стрельнуть, – сквозь дремоту услышал я голос дяди Макара и кивнул.

Разбудил меня лай собак. Я открыл глаза и увидел, что потерявшийся вернулся и его начали расспрашивать, что случилось. Все слушали, и из разговоров я понял, что он гонялся за крупным соболем, который идёт ходом и собаки не могут его остановить, и так далеко за ним ушёл, что не успевал засветло вернуться. Хотел заночевать возле костра, как услышал выстрелы и пошёл на выстрелы, из распадка поднялся на гору, увидел отблески огня, вот и дошёл.

– Завтра до обеда никуда не пойду, и что это за бестия, трёх белок только и добыл, – возмущался охотник.

– Но, паря Кеха, по всем приметам это не твой соболь, который вы с Санькой добыли, и надо его как-то добывать, а то он не даст охотиться, будет собак, гад, уводить. – И добавил: – Это Аскыр.

Аскыр – это самец соболя крупный, чёрный, красивый.

Все успокоились, кто куда пойдёт, ещё с вечера договорились. Мы с дядей решили постараться добыть этого лихого соболя. Скинули верхнюю одежду, загасили лампу, так как наружный костёр освещал через окно и в зимовье прыгали отблески огня по стенам.

Утром проснулся оттого, что меня разбудил дядя Кеша. Я начал говорить, что раньше надо было разбудить, он сказал, что незачем всем толпиться, куда надо, мы всё равно успеем. Умывшись, накормив собак, быстренько собрались, взяв с собой больше продуктов, мы пошли в том направлении, куда нам указал вчерашний охотник, который припозднился.

Он объяснил, что этот «котяра» может везде объявиться, но в основном дал примерное направление, мы туда и пошли. Дядя Кеша места эти хорошо знал, до обеда мы дошли до этого места, добыли восемь белок и решили перекусить. Развели костёр, сварили чай, подкрепились и пошли дальше. Собак где-то не было.

– Но, паря, куда-то ушли, как бы этот змей их не увёл, – ругался дядя.

По их следу ходили, искали собачек, кричали, звали их – бесполезно. Было уже три часа, и надо было возвращаться в зимовье. Поднявшись на гору, ещё раз вслушались в пространство тайги. Справа, где-то невдалеке, залаяли собаки. Дядя прислушался – это были чужие собаки. Пришли на зимовье без собак и без настроения.

– К ночи-то придут, надо им хоть сварить и себе сварить, – сказал дядя Кеша.

Костёр перед зимовьем уже горел, потрескивая дровами, его зажёг вчерашний охотник, который заблудился, он так и не пошёл на охоту, так как намаялся за целый день. Сварили собачкам и себе, вёдра с собачьим кормом поставили остужать, сами зашли в зимовье и покушали, правда, без настроения. Уже все охотники вернулись и рассказывали охотничьи байки, из разговоров я понял, что наших собачек никто не видел.

Уже поздно вечером я вышел подкинуть дров в костёр, позвал наших собачек, они все втроём выскочили из-под брезента, окружили меня и, как бы извиняясь, поскуливали. Я налил им корма, собачки понюхали и отошли, и по виду они были не голодны. Я позвал дядю, он вышел и обрадовался, что собаки вернулись, но то, что отказались от корма, для него было загадкой.

– И где они могли налопаться? Может, глухаря соболь задавил, а они отобрали и съели его? – догадывался дядя.

А потом начал ругать шутливо Галку, она голову отпустила и повизгивала, как бы извиняясь. Потом он потрепал её по загривку, и она поняла, что прощена, начала бегать, прыгать, и собачки за ней. Зашли в зимовье.

– Что, Кеха, собаки-то пришли?

– Видимо, паря, этот змей увёл собачек, надо как-то его добыть, чтобы не мешал охотиться.

– У тебя собаки хорошие, ещё раз попробуй. Но надо сделать так: при себе держать одну собачку, у неё слух-то лучше, и, если собачки, преследуя, уйдут далеко, остановят соболя и будут лаять, вы-то их не услышите. А собачка услышит и будет вас тащить к тому месту, где загнали соболя, – подсказал дядя Макар.

На том и остановились.

Наутро потихоньку мы встали рано, покушали, попили чаю, забрали с вечера приготовленные рюкзаки и так же потихоньку ушли самые первые. Собачки побежали впереди нас, а Сильву я взял на поводок, часов в десять мы были уже на месте, где предположительно обитал проблемный соболь, по дороге добыли девять белок. Сильва сильно возмущалась, что я её держу на поводке, и недоумевала, зачем я всё это делаю?

В полдень развели костёр, поставили чай варить, собачки опять ушли куда-то, Сильва ходила на поводке, привязанная к дереву, мы сидели, пили чай и Сильве дали сахарку. Вдруг она насторожилась и начала рваться в сторону, где слышался лай, мы прислушались, и действительно, далеко был слышан лай.

– Но, паря, не до трапезы, надо идти, но не спеша поспешать, – сказал дядя Кеша.

Вылили чай на снег, всё собрали и скорым шагом пошли, куда нас тянула Сильва и возмущалась, что мы тихо идём. Когда мы пришли на место, не могли понять ничего: собаки носятся взад-вперёд, никакого соболя нет. Видны следы глухариные, и след соболиный обрывается, видны поскрёбы на снегу от глухариных крыльев, когда они взлетали. У меня мурашки по спине пошли от увиденного. Когда дядя посмотрел след, то следа в пяту не было, то есть соболь не возвращался по своему следу назад, след в след.

– Мистика какая-то, он что, на крыльях улетел? – возмущался я и не знал, как близок был к истине.

– Никакой мистики, сейчас мы будем набирать круги и найдём этого сорванца, – сказал дядя.

– Какие ещё круги? Ты что, шутишь? – возмутился я и посмотрел на дядьку.

У него лицо было вполне серьёзным, а потом сказал такое, что меня ввело вообще в ступор:

– Он улетел на глухаре.

Я отошёл подальше и подумал, что у него не всё в порядке с головой.

– Ну ладно, не смотри на меня как на дурака, потом сам всё поймёшь. Давай, как я сказал, так и сделаем и выиграем время.

Эти слова немного меня отрезвили, и мы пошли по кругу, каждый виток увеличивая диаметр. Собачки бегали возле нас. Потом сделали круг больше. Эти круги у нас забрали очень много времени. Собачки на одном месте что-то закрутились, взвизгивая, резко рванули и ушли прямо по распадку. Когда мы подошли к тому месту, где они крутились, то увидели лежащего глухаря и капли крови на снегу, соболиный след уходил по распадку. Сильва, увидев глухаря, рванулась к нему, но я за поводок её удержал, так как не было времени на разные пиршества, надо было идти в ту сторону, куда ушли собачки.

Но вот он, неуловимый, теперь понял, что произошло: соболь прыгает на спину глухаря, вцепляется в него, а реакция глухаря взлетать. Так как соболь лёгкий, он с соболем летит, пока не выбьется из сил. Глухарь падает, а соболь уходит, если есть погоня. Но в нашем случае соболь задержался возле глухаря, хотел немного подкрепиться, а может, и подкрепился, у нас времени не было рассматривать птицу. Мы шли по следу за собачками.

Вдруг Сильва приостановилась, насторожилась и быстро рванула, но лая собачек мы не слышали, просто следовали за Сильвой, где бегом, где пешком, если плохая была местность. Через некоторое время мы начали слышать собачек, постепенно звук нарастал, они лаяли в одном месте, это нас успокаивало. Наконец-то мы пришли, собачки бегали вокруг огромного кедра, в народе он называется дубас. У этого дубаса не было вершины, видимо, молнией отшибло, а на высоте три с половиной метра образовалась чаша. Так как отростки толстых сучьев росли вверх, в высоту, и казалось, что это было огромное дерево. В этой чаше было большое гнездо, мы стали ходить и смотреть, где спрятался соболь, но тщетно. Я убедился: входной след есть, а выходного нет, значит, соболь на кедре. По ветвям уйти он не мог, так как поблизости деревьев не было.

Начало уже вечереть, но ещё видно было. Мы с дядей поговорили и решили, что надо стрельнуть дробью из моего ружья, чтобы вспугнуть соболя. Я стрельнул из ружья по кроне, и соболь замелькал в ветках. Собаки его увидели и начали лаять. Он так шустро прыгал по веткам, что я думал, сейчас сиганёт с кедра и ходом пойдёт, никакие собаки не остановят, и даже пожалел, что стрелял. Мы были наготове и ждали, когда он остановится, но он так искусно маскировался, что стрелять было невозможно. Но вот соболь затаился, и мы пошли его высматривать, собачки тут же бегали и следили за всем, что происходит. Дядя Кеша дал знак, что видит его, выстрелил, видимо, второпях, ранил соболя, и он ползком спустился в гнездо.

Пока мы размышляли, что да как, ночь быстро подкралась, мы наготовили дров, чтобы хватило на ночь, и разожгли костёр под кедром. Натаяли снега в котелке, сварили чай, подкрепились плотненько, накормили собачек, при свете костра наломали веток пушистых и сделали лежанки себе и собакам. Заняли свои места.

– Но, паря, рубить этот кедр слишком долго, будет правильно, если мы срубим сушину с сучьями и приставим, а ты залезешь и заберёшь соболя, к утру он окочурится, – сказал дядя.

На том и порешили.

– Но, паря, котяра большой и чёрный, хороший мех, а идёт чистый спортсмен, ему бы в соревнованиях участвовать, – сказал дядя.

И мы рассмеялись.

Ночью раза два подбрасывали дрова, вот тут-то и пригодились мои сухие портянки. Утром проснулись, наварили чаю, покушали хорошо, собачек покормили. Нашли сушину, как раз по высоте, срубили и поднесли к кедру. У кедра снега было много, расчистили место под сушину, поставили, и я полез, а дядя придерживал сушину. Цепляясь за сучья, долез до верха – и вот оно, гнездо. Но только я приподнялся и заглянул, как увидел оскаленную пасть зверька, готового вцепиться мне в лицо. У меня руки самовольно расцепились, и я полетел вниз, прямо в сугроб.

Дядя Кеша подскочил, испуганно на меня смотрит:

– Как ты? Ничего не сломал?

И помог мне встать. Я пошевелился, вроде всё нормально, немного прошёлся и отметил, нигде ничего не болит.

– Всё нормально, – сказал я.

Собачки вдруг неистово начали лаять на кедр, и мы увидели, что соболь по суку полез в крону. Дядя Кеша вскинул винтовку и добыл соболя. Осмотрев соболя, мы пришли к одному мнению: это был крупный чёрный красивый экземпляр, одним словом, аскыр.

В эту осень дядя удачно поохотился, добыл много пушнины. Впоследствии кому мы про этот случай ни рассказывали, никто не верил, а некоторые в грубой форме говорили: «Перестань дурачить». Но вот однажды как-то я зашёл в книжный магазин и увидел книгу. Посмотрев содержание, убедился, что она написана про охотников. И я её приобрёл, а когда дома прочитал её, то нашёл похожий случай. Эта книга называется «У СЕДОГО КОСТРА», автор – Н. КУЗАКОВ. Страница 95.

Колонковый хвостик

Дома с раннего утра бабушка много суетилась, что-то заносила, тесто месила, нас с Толиком заставляла занести те или иные продукты. Что-то уже в русской печи пеклось, жарилось, и такой запах стоял в доме, что даже разжигал аппетит. Это бабушка готовила праздничный стол на русскую Масленицу. Толик – это двоюродный брат, и он жил у бабушки, а я приезжал по делам и вскоре должен был вернуться домой. Мы занимались своими делами, а дела у нас были такие: помочь бабушке по хозяйству и подготовить снасти для подлёдной рыбной ловли, наточить ледобур для бурения лунок во льду, подладить снасти, чтобы на льду не возиться. Бабушкин дом стоял на берегу Обского водохранилища, и белая гладь замёрзшего водохранилища простиралась на огромное расстояние. Спуск к водохранилищу был крутой, дома стояли выше уровня водохранилища на пятнадцать – двадцать метров. И рыбачили там все – от мала до велика, круглый год. Рыбы было навалом всякой, но рыбаки находили в этом большом разнообразии дефицитную рыбу, и когда она попадалась, то рассказам не было конца. Одним словом, народ хвастливый, то у него длины рук не хватает, а если не давать воли рукам по тем или иным причинам, рыбак всё равно находил способ показать, какую большую рыбу он поймал, например, показать, какие большие глаза были у рыбы.

– Саня, ты сегодня на столб полезешь? – прервал мысли брат.

– Посмотрим, какие подарки будут на столбе, – ответил я.

Сегодня на центральной площади готовятся проводить Масленицу, с вечера плотники настроили всяких лотков, палаток, наставили транспарантов, афиш, зазывающих на праздник.

– Ребятки, идите к столу, я вам приготовила, вы же на площадь пойдёте, а мы с дедом после вас покушаем.

На столе в тарелке лежали блины, испечённые с сахаром и домашним маслом, в стаканах чай с молоком, а в сковороде лежала поджаренная рыба с румяным оттенком и круглый хлеб, нарезанный ровными ломтями. И всё это красиво смотрелось на столе, хоть картину пиши. Хорошо покушав, мы собрались идти в центр. При выходе из дома нам навстречу из конуры выскочил Шарик, махая хвостом и повизгивая. Он проводил нас докуда, хватило цепи.

По дороге шли и разговаривали про рыбалку, и мне Толик сказал, что вчера видел Мишу Колчанова, он является далёкой роднёй, хочет со мной познакомиться, и что он будет на Масленице.

Толпа народа уже собралась на площади, и дымили уже самовары, и пекли тут же блины, целыми магазинами выставлялись на продажу всякие сладости, но и спиртное, без этого русская Масленица не празднуется. Люди всё это покупали и употребляли, так начинался праздник. Немного погодя уже слышались песни, пляски, кое-где мужики начинали бузить, но милиция быстро наводила порядок. Ходили, ходили и как-то незаметно оказались возле столба, на вершине столба была прибита крестовина, а на ней висели всякие вещи. Мне понравились в то время модные полусапожки мужские. Залезть на столб и попытать удачу желающих было много, и я встал в очередь. Брат тоже был рядом и как бы болел за меня.

– Но что, будешь снимать? – спросил он.

– Надо ещё долезть. Вон видишь, третий лезет, а достать ничего не могут, – ответил я.

Возле нас толпились молодые парни, некоторые были уже поддатые, а из разговора я узнал, что смогли залезть только двое. Один снял листок, там было написано: «Гусь». А второй снял мясорубку. Дошла очередь до меня, я разулся, обувь отдал брату.

– Ну, братишка, давай, желаю удачи, – подбадривал Толик.

И многие начали тоже говорить:

– Попробуй, может, и повезёт.

Поначалу всё шло нормально, но в конце уже вот она, удача, руки начали плохо слушаться, а в ногах ещё сила была. Снизу кто кричит: «Всё, он не долезет», а кто кричит: «Давай лезь!» Я остановился, чтобы передохнуть, но понял, что лучше лезть, чем отдыхать. Из последних сил напрягся и сделал ещё один рывок, и этого хватило, чтобы достать желаемую награду. Сполз по столбу вниз, все поздравляли, а очередной парень уже стоял ждал, когда я освобожу столб. Толик стоял в стороне и показывал на меня какому-то молодому человеку, потом подскочил ко мне, начал поздравлять, обнимать.

Подошёл ко мне молодой человек и представился:

– Михаил. – И протянул руку.

В свою очередь, я назвал своё имя, и он тоже поздравил меня, взял в свои руки полусапожки, осмотрел и отметил, что хорошие. Михаил был небольшого роста, смуглый, лицо продолговатое, с большими карими глазами, крепкого телосложения. При разговоре выяснилось, что он учится в художественной Академии заочно, и его отец тоже занимался художественным промыслом, писал картины, и мы были далёкой роднёй по материнской линии.

Через несколько дней я возвращался домой в поезде, лёжа на своём месте под мерный стук колёс. Воспоминания так и лезли в мою голову, вспомнилось, как мы рыбачили с братом на подлёдном лове и поймали много окуней, даже щучки попадались, хотя блёсны были небольшие, то есть окунёвые. Дедушка Данила – это наш дедушка, у него было потеряно зрение, и он в основном находился дома – рассказывал, как раньше встречали Масленицу, что машины только появлялись, в основном ездили на конях, верхом или в упряжке. А на праздники запрягали тройки, и эти тройки с санями, а сидушки в санях были обшиты красным бархатом, всё это разукрашивали лентами разноцветными. Люди были нарядно одеты, а в продаже была всякая всячина, и всё это придавало такую красоту, что перед глазами представлялись картины как бы наяву от подробного рассказа. А бабушка тоже слушала рассказ и, где была против, поправляла деда. Ныне они покойные, Царствие им Небесное, светлая им память. А вообще, жили они хорошо, хоть были на пенсии, так как имели подсобное хозяйство, держали кур, свиней, овец, коров, в огороде всё росло, и за всем этим ухаживали, поддержка была колоссальная.

Приехав домой, я устроился на работу в лесхоз и параллельно готовился поступать в Лесотехникум на базе восьмилетнего образования. Осенью должна была приехать выездная комиссия для приёма вступительных экзаменов.

Незаметно пролетело лето, приехала выездная комиссия. Успешно сдал экзамен, чего, конечно, не ожидал, так как боялся больше всего, что диктант напишу на отрицательную оценку. А получилось наоборот: диктант пять, а математика четыре. Поступил на первый курс очного отделения. Начал учиться.

Как-то осенью, приехав домой на выходные дни, я собрался сходить на охоту. Взял с собой рюкзак, ружьё, собак, мы пошли в ближайший лес, дом стоял недалеко от леса. Я решил сходить до большого лога, расстояние было приблизительно до пяти километров. Дойдя до лога, я добыл трёх белок. Развёл небольшой костёр, сварил чаю, на скорую руку поел, собачек покормил и возвращался обратно. На полпути собаки залаяли. Подошёл к собачкам и увидел, что они лают в нору. Хотел определить, кого в нору загнали. Вокруг всё было истоптано, в сторону отошёл и увидел колонковый след, до сих пор не пойму, почему в этих местах его называют хорьком? Хорьков я вообще здесь не видел. Собачки нору разрывали больше, чтобы достать колонка, но мешали камни. Я оттащил собак, достал топор и с помощью топора вытащил камни. Собачки быстро добрались до него, Сильва почти полностью залезла в нору, а Верный был снаружи. Сильва вылезла из норы, только отошла в сторону, всё случилось моментально, я даже не заметил, откуда выскочил колонок и начал убегать, собачки за ним. Через пятнадцать – двадцать метров они его догнали. Когда я к ним подбежал, было уже поздно, они пополам разорвали колонка. Такая досада меня охватила, что я готов был их наказать, но присел, немного успокоился, но осадок остался чего-то неисполненного. Собаки, чуя вину, близко не подходили.

Забрал колонка и принёс домой. Уже вечерело. Мать с отцом и младшая сестра были дома, смотрели телевизор, по телевизору шёл концерт, как сейчас помню, пела моя любимая певица Тамара Миансарова. Так кушать захотел, что запах маминого борща пересилил все другие желания. Помыв руки, я сам себе налил в тарелку борща и наелся, запив всё съеденное горячим чаем со смородиновым вареньем. Встал из-за стола, вышел и поблагодарил за вкусный борщ.

Мама сказала:

– Борщ как борщ, я всегда такой варю, просто проголодался. Чаю-то попил с вареньем?

– Да, спасибо большое, – ответил я.

Когда по телевизору концерт кончился и все освободились, я рассказал, как поохотился и что произошло.

– Но ничего, всякое бывает, надо было собак-то держать, а если бы соболь был? Потеря была бы большая, да и эта не малая, – говорил отец.

Я приготовился снимать шкурки. Сестра, увидев моё намерение, ушла в спальню, так как не любила этих процедур. Сделав всё, я надел шкурки на пялки и оставил сушиться. Перед отъездом в город я снял шкурки с пялок, они были уже сухие, и положил их в свой ящик, так как к сдаче колонковая шкурка не годилась, а какая была бы прекрасная шкурка… Позже беличьи шкурки я сдал, когда больше накопилось, а колонковая шкурка осталась.

Общественная жизнь техникума меня захватила: занятия спортом, где я выступал на соревнованиях за престиж учебного заведения, художественная самодеятельность. Я не заметил, как пролетела зима. Весной пришла мобилизационная повестка в армию. Прошёл медкомиссию, меня забрали с первого курса в армию с последующим восстановлением на второй курс после прохождения срочной службы.

В армии, пройдя месячный карантин, я попросился в школу сержантов или младшего комсостава. Меня приняли, и я отметил, что это – настоящая школа мужества, за шесть месяцев муштры поменялись даже взгляды на те или иные вещи. От домашних пирожков не осталось и следа. Эти десятикилометровые марш-броски с полной выкладкой, ползание по-пластунски, стрельба на меткость, учёба по политической подготовке – всё это даром не прошло. По окончании школы мне было присвоено звание «сержант». Кто плоховато учился, давали звание младшего сержанта или вообще ефрейтора, по-моему, на нашем курсе такой один был.

В дальнейшем нас раскидали по подразделениям. В подразделении меня сразу поставили командовать хозяйственным отделением, в которое входили все хозяйственники, в нём насчитывалось около двадцати человек. В штатном отделении было десять человек. Служба пошла размеренно, в скором времени у меня из отделения уходил на дембель радист, и мы ждали замену. Каково было моё удивление, когда я увидел и распознал в новом радисте Мишу Колчанова, это была такая радость и удивление в одном порыве. Ныне он покойный, Царствие ему Небесное, светлая ему память.

Мише для дальнейшего прохождения службы досталось отличное помещение, оборудованное под радиостанцию. Окна были зарешечены, дверь металлическая, висела табличка: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН», и каждым вечером или на долгое отсутствие дверь опечатывалась. Но мне, как командиру отделения, разрешено было посещать этот кабинет, смотреть за порядком, и на этом заканчивалась моя компетенция. Он напрямую подчинялся командиру подразделения. Но Миша этим не кичился, был нормальным парнем и быстро влился в коллектив сослуживцев.

Как-то к нему зашёл, он сидит весь такой задумчивый.

– В чём дело, что такой вид? – спросил я.

А он посетовал, что хочет заниматься своим любимым делом, то есть писать картины, рисовать эскизы.

– На дембель пойдёшь, там всё у тебя будет, – сказал я.

– До дембеля далеко, надо сейчас поддерживать руку, чтобы линии были чёткими, – сказал Миша.

Я ему посоветовал:

– Почтальон часто ходит за почтой, вот и попроси, чтобы он приобрёл для тебя краски, кисти и ещё что нужно.

На том и порешили.

Я, в свою очередь, переговорил с почтальоном, и он согласился помочь.

Служба в армии шла своим чередом. Попросили командира, чтобы он дал разрешение заниматься художественным мастерством. Командир дал разрешение на занятие любимым делом, но предупредил Мишу: если понадобится что-то сделать для подразделения, чтобы отказов не было и никак не отражалось на службе.

– В первую очередь служба, а потом всё остальное, – сказал он.

Как-то захожу на радиостанцию проверить, как дела. Миша сделал мольберт, чтобы рисовать, ой, то есть писать, картины. Он всё время возмущался, когда я говорил: «Рисовать».

– Рисуют мальчишки на заборах, а картины пишут, – поправлял он меня.

Были натянуты полотна холстовые, были краски масляные, кисти художественные, и запах шёл от красок такой, ранее мне неизвестный. Так как в школе мы рисовали акварельными красками, про масляные я только слышал, но как они пахнут, не знал. При всём при этом дело дальше не продвигалось.

– Миша, а в чём дело? Что, пропало всё желание писать картины, или что-то мешает? – спросил я.

– Да ты мне не поможешь. Посмотри, какие кисти, такими кистями только забор красить, а не писать картины, – возмущался Миша.

Я посмотрел кисти, кисти как кисти, ничего не заподозрил.

– Да нормальные кисти, хотя, конечно, я в них ничего не понимаю, но а какие нужны? – спросил я.

– Я же сказал, что ты мне не поможешь, вот сейчас бы мне хвостик колонка, я бы сам наделал всяких кисточек, каких душа желает, – как бы про себя сказал Миша.

И так посмотрел, а во взгляде было такое, что-то недосягаемое. Я переспросил:

– Тебе нужен колонковый хвостик, правильно я понял?

Он безнадёжно на меня посмотрел и кивнул. – У меня есть колонковый хвостик, только он дома. – И рассказал ему историю, которая случилась на охоте до армии.

Миша сразу оживился, у него глаза заблестели, и он преобразился, и стал совсем другим человеком. Потом посыпались вопросы:

– Он точно лежит там, его не выбросили, а какого он цвета? – не верил своей удаче Миша.

– Но что, я не знаю, какой колонок? Он весь оранжевый, – ответил я.

– Да, да он весь оранжевый, а какие кисти из них получаются! Лучше кистей для настоящего художника нет, сейчас я напишу своему другу, он обзавидуется, что у меня появятся такие классные кисти! – радовался он.

Я тут же написал письмо своим родителям и попросил, чтобы заднюю половинку колонка выслали в письме, придавив с двух сторон плотной бумагой. Запечатал письмо и отдал почтальону, попросил, чтобы быстрей отправил.

Но ждать и догонять не пришлось, так как в армии эта поговорка неактуальна. Там всё расписано по времени и всё идёт своим чередом. Таким образом пролетели две недели быстро. За прошедшее время я заходил на радиостанцию два раза и видел, как вопросительно Миша смотрел на меня.