Текст книги "Жаркая осень в Акадии"

– Меня зовут Томас Робинсон. Очень приятно с вами познакомиться. Вас ожидают.

Я с некоторым сожалением посмотрел на накрытый стол, кивнул обоим Лалушам (Жана вызвали еще до меня) и вышел в коридор. Мне все еще хотелось есть, но я знал, что после трех дней сильного недоедания лучше питаться, как говорится, à petits pas – мало-помалу. Поэтому я, в отличие от обоих контрабандистов, не стал налегать на еду, хотя приготовлена она была на славу. Впрочем, те сидели с перекошенными рожами – похоже, что они переели еще ночью, в казарме, где нас разместили на ночлег.

Мой провожатый привел меня в небольшой кабинет, в котором находился не менее богато накрытый стол с четырьмя стульями. Жана не было, а за столом сидел высокий человек, одетый в странную пятнистую униформу. Я сразу подумал, что именно в такой одежде проще всего прятаться в лесу – вдали она, наверное, сливается с растительностью. По крайней мере, пока листья на деревьях не начали краснеть и опадать.

При виде меня он встал, и Робинсон представил меня ему по-английски, с выговором человека из одной из южных колоний. Тот ответил со странноватым акцентом:

– А меня зовут капитан третьего ранга…

Фамилию я, если честно, не разобрал, разве что начиналась она со звука З. Робинсон перевел сказанное «пятнистым» (впрочем, фамилию его я и на сей раз не разобрал) и добавил уже от себя:

– Он почти не говорит по-французски, поэтому переводить буду я.

– Я говорю и по-английски, – произнес я на языке наших заклятых врагов. – Позвольте представиться – меня зовут Аристид дю Буа де ля Рош. В отличие от моего друга Жана, дю Буа на самом деле моя родовая фамилия. Дед мой когда-то учился в Сорбонне – мой прадед захотел, чтобы один из его младших детей стал философом. Поэтому-то он и окрестил деда Аристидом – а меня позднее назвали в его честь. Но дед Аристид подрался на дуэли с кем-то «не тем» и тяжело его ранил, после чего ему ничего не оставалось, как бежать в Акадию. И хотя и мой отец, и я родились на американском континенте – он появился на свет еще тогда, когда Южная Акадия была французской, а я уже под английским владычеством – меня послали учиться в Сорбонну. Впрочем, я, как и дед, отбыл в Америку, не завершив свое обучение. Дуэлянтом я не был – мне попросту надоело читать то, что понаписали когда-то древние греки и римляне. Да и парижане мне не нравились – для них я был дикарем, «почти индейцем», о чем мне не раз и не два говорили мои однокашники. Как будто они знают что-либо про индейцев…

– Уважаемый мсье дю Буа де ля Рош… – с улыбкой начал русский офицер.

– Зовите меня просто Аристид, так привычнее.

– Тогда вы меня – Леонидом. Тоже, знаете ли, греческое имя. Угощайтесь!

Я улыбнулся.

– Спасибо, но ваши люди меня уже накормили.

– Тогда чаю, кофе или еще чего-нибудь?

– Разве что кофе… Я его давно уже не пил.

Леонид налил мне, себе и Робинсону по чашечке, а затем лицо его стало серьезным, и он спросил:

– Расскажите немного о себе, мсье, и особенно о том, как вы сюда попали.

Я вздохнул и выдал весьма краткую версию своей автобиографии, упомянув, что на остров Святого Иоанна я прибыл с Жаном Прюдоммом. А к Гаспаро я пошел потому, что Лалуш сказал мне, что, дескать, ходят слухи о том, что этот поселок собираются уничтожить. И мне показалось, что мой друг Жан – командир практически последнего отряда в Восточной Акадии, который до сих пор продолжает сражаться с англичанами, – обязательно окажется рядом. Так оно и произошло.

– Понятно… Ну что ж, все это совпадает с тем, что нам рассказал Прюдомм. Да и за вас… скажем так, поручились. Ну что ж, Аристид, вы свободны. Если, конечно, не хотите нам помочь.

– Очень хочу, – кивнул я. – Насколько я слышал, у вас есть кое-какие планы в отношении английских ублюдков, – тут я прикусил язык и виновато посмотрел на Робинсона.

– Для меня красные кафтаны такие же враги, как и для вас, – успокоил меня англичанин. – Поэтому вы ничуть меня не обидели.

– Рад, что вы с нами, – кивнул Леонид. – Нам нужен проводник. А вы, как я слышал, хорошо знаете Акадию. В том числе и перешеек Шиньекто с прилегающими к нему землями.

– Знаю, – кивнул я, – и действительно неплохо. Хотя, должен сказать, Жан, наверное, знает Акадию еще лучше меня – он исходил практически ее всю за последние года полтора. Но всем, чем смогу, я вам помогу. Для начала, если у вас имеются карты Акадии, то могу на них показать все, что я знаю о нынешнем положении дел в здешних краях.

– Ну что ж… Давайте начнем этим заниматься с завтрашнего утра. А сегодня вам лучше бы, наверное, немного отдохнуть. Все-таки три дня на ногах – не сахар.

– А что с Жаном?

– Он в больничке у своей супруги. – И, увидев беспокойство на моем лице, поспешил меня успокоить: – Насколько я знаю, у нее все нормально.

Жан, как оказалось, уже ждал меня у входа.

– Врачи говорят, что с женой все в порядке, но ей необходимо отдохнуть. Нам с тобой, наверное, тоже не помешало бы…

– Пойдем в казарму?

На первый взгляд Порт-ля-Жуа – крохотный городишко, если его вообще можно назвать городом. Но выделенный нам блок в казарме находился с другой его стороны, ближе к валам, защищавшим его со стороны леса. Мы чуть сбились с главной дороги и оказались у заведения с фасадом, покрашенным желтой краской, – именно так у нас в Акадии предписано «украшать» дома терпимости[33]33
  Доподлинно неизвестно, каким цветом пользовались в Акадии, поэтому авторы выбрали наиболее частый вариант.


[Закрыть]. Я увидел, как Жан побледнел и вздрогнул. В окне виднелась физиономия довольно-таки дородной дамы, напоминавшей откормленную свинку, которая мне почему-то показалась знакомой. Немного подумав, я вспомнил, где я ее видел. Года полтора назад мне довелось ненадолго заскочить в английский форт Лоуренс, находившийся по ту сторону границы на перешейке, и, что уж греха таить, воспользовался услугами тамошнего заведения с веселыми девицами. Впрочем, дама эта тогда была намного более миловидной. Мне не довелось с ней переспать – она, как мне со смехом разъяснила тамошняя хозяйка, соглашалась поваляться в постели лишь с английскими офицерами и небедными купцами. Как она после этого оказалась в здешней глуши, для меня было непонятно – и я сразу же подумал, что неплохо бы в этом разобраться. Но для начала я спросил у Жана:

– Ты ее узнал?

Тот остановился и хриплым голосом произнес:

– Аристид, помнишь, я как-то раз рассказывал тебе про мою бывшую невесту? Так вот, это она.

20 сентября 1755 года. Порт-ля-Жуа, заведение мадам Констанс

Томас Робинсон, якобы клиент

– Я сейчас позову всех девушек, мсье, и вы себе выберете ту, которая вам больше всего понравится, – обворожительно, как ей показалось, осклабилась мадам Констанс. На самом деле она мне напомнила надувшуюся лягушку-быка, которой изобилуют водоёмы в моей родной Вирджинии.

Но я лишь улыбнулся в ответ:

– Мне очень понравилась та, которую я видел в окне. Знаете, рыжеволосая, веснушчатая, и вот… – и я очертил руками в воздухе огромную грудь. – Хотелось бы её.

– Она, – и мадам Констанс посмотрела на немецкие напольные часы, стоявшие в углу салона. – Она пока… не готова. Может, хотите другую? У нас есть весьма завидные девушки, ничуть не хуже Селест.

– Мне понравилась именно она. А долго придётся… ждать?

– Около четверти часа, каждый… сеанс у нас длится полчаса. Кстати, она предлагает и… другие услуги. Если вы, конечно, любите делать это… по-иному. Но тогда за дополнительную плату.

– Да нет, мне нравится так, как предназначено природой. Вот только я хотел бы её сразу на час.

– Отличный выбор! Это вам будет стоить один экю.

Я улыбнулся и выложил монету на стол. Мадам Констанс чуть поклонилась и засунула монетку в кошель, который она достала из своего декольте, после чего вернула его на место. Затем предложила:

– Если хотите, могу налить вам вина, пока вы ждёте. Всего за каких-то два су.

– Да нет, спасибо. Предпочитаю на трезвую голову. Для полноты ощущений, знаете ли…

Да, «для полноты ощущений». Сегодня Аристид неожиданно вернулся и рассказал нам о бывшей невесте Жана, на что Леонид предположил, что дама сия, вполне возможно, шпионка. И подумал, что неплохо бы её расколоть. Вот только кому? Аристида она уже видела, и, вполне возможно, знает, что он – «лесной бегун». Русские наши не знают французского.

– Так что, брат мой Томми, кроме тебя, никто не подходит.

– Но я… женат, и жене изменять не намерен.

И надо же, что в тот самый момент открылась дверь, и в комнату вошла Дженни – она тоже занималась нашим делом, но среди женщин. Ведь часто информацию проще почерпнуть в сугубо женской компании, а Дженни успела обзавестись кучей знакомств.

– Что ты тут про измену говорил, милый? – улыбнулась она не самой приветливой улыбкой. Но, когда Леонид рассказал ей о ситуации, посерьёзнела и сказала: – Леонид, мне кажется, ты прав. Я полностью доверяю своему Томми – хотя, я надеюсь, спать он с ней не будет.

– Не буду.

– А я в тебе и не сомневалась. Вот только сходи сегодня же. Как говорят наши русские друзья, нужно ковать железо, пока горячо.

Так я и оказался в приёмной мадам Констанс – а минут через двадцать я уже стучался в дверь бывшей невесты Жана.

Та оказалась ещё хуже, чем я подозревал. Жирная, с бюстом, которому позавидовала бы любая корова, а ещё и пахло от неё немытым телом – и недавним половым контактом. Хотя подмывочный тазик – с довольно-таки грязной водой – присутствовал. На её недовольном лице промелькнуло подобие улыбки, и она проблеяла:

– Добро пожаловать! Меня зовут мадемуазель Селест.

И одним движением скинула с себя грязный балахон, под которым ничего не оказалось.

– Ну что вы стоите? Раздевайтесь.

– А я тебя на час заказал.

– С… особыми пожеланиями?

– Да. – И лицо её омрачилось. – Но не такими, как обычно. Хочу поговорить.

– О чём?

– О том, как ты дошла до жизни такой, Анн-Мари. И как ты сюда попала.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? Да и вообще, вы что, священник? Не похожи. Да и акцент у вас слишком уж правильный… вы, наверное, англичанин?

– Теперь русский. Так вот, Анн-Мари, расскажи для начала, почему ты перебралась из Лоуренса сюда.

– Можно мне… отлучиться? Очень хочется, – И она натянула вновь тот же балахон. – Я скажу мадам Констанс, что я… до ветру. Она продлит ваше время.

– Вон же у тебя горшок, – показал я на предмет, виднеющийся под кроватью.

– Я стесняюсь при вас… хотя бы выйдите на минутку, ладно?

Я вышел и прислушался – никакого журчания я не услышал, толкнул дверь и успел схватить Селест, каким-то чудом практически выбравшуюся из узкого окна, за толстые ляжки, и втащить её обратно.

– А теперь рассказывай.

К моему удивлению, мадемуазель сообразила, что единственная её надежда – некоторая откровенность. Несколько раз она запутывалась во вранье, но потихоньку я узнал и про Пишона, и про Реми, и про Леонара Дидье, шпиона в ополчении.

– Он только что ушёл, мсье, как раз до вас.

– А почему я его не увидел?

– Выход – через заднюю дверь, это чтобы клиенты друг друга не видели. Я хотела бежать именно через неё, если бы вы меня пустили – тем более что сортир там же, за выходом. Да я его вам опишу – низенький, чёрные кудри, длинный нос. Но, главное, у него заячья губа, он, наверное, один такой.

– Понятно. А теперь про этого твоего Реми.

– Это очень опасный человек, мсье. И подозреваю, что содомит – он ни разу меня не… употребил по назначению, только так.

– Опиши нам его так, чтобы мы смогли его узнать.

– Мсье, если он даже заподозрит, что я что-либо разболтала, то он меня убьёт.

– Если ты будешь с нами откровенна и поможешь нам, то я могу тебе пообещать – ничего с тобой не будет. Более того, ты сможешь… сменить профессию.

– Знаете, я уже как-то привыкла, да и все уже знают, чем я занималась. Может, я смогу открыть свой… салон?

– Ну это уже тебе решать. Бежать, как ты хотела – не альтернатива. Если народ узнает, чем ты занималась, тебе конец по всей Новой Франции. Да и англичанам ты без надобности – тем более если они заподозрят, что ты нам «что-либо разболтала».

Анн-Мари склонила голову, затем решительным движением стащила обратно балахон, добавив:

– Если придёт мадам Констанс, и я буду одета, то она вполне может сообразить, что вы здесь не ради моего тела. Вы тоже разденьтесь хотя бы частично.

Я кивнул и стащил с себя всё, кроме панталон.

– Вы красавец, мсье. Вы уверены, что не хотите заняться… тем, за что заплатили? Ради вас я готова даже на то, за что обычно берут… дополнительные деньги.

– Да нет, спасибо, видишь ли, я женат. – И, кривя душой, добавил: – Ты мне очень нравишься, ты не подумай.

Вообще-то, даже будь она красавицей, я бы побрезговал– я никогда не занимался любовью за деньги. Конечно, первый свой опыт я получил с индианками, но это было по обоюдному желанию – хотя, конечно, я их потом одарил, как мог. Но Анн-Мари лишь покачала головой.

– Женат! Да половина из тех, кто ко мне ходит, женаты. Впрочем, я вас уважаю. Эх, не будь я такой дурой, сама вышла бы замуж – пусть за человека, за чью голову назначили награду, но человека достойного. Но достаточно было один раз свернуть на кривую дорожку… Ладно, расскажите лучше, чем именно мне нужно будет заниматься.

– Во-первых, ты мне расскажешь всё, что тебе рассказал этот твой… Леопард или как там его…

Я умышленно исказил его имя, но Анн-Мари меня поправила:

– Леонар. Леонар Дидье.

– Или так. И то же про Реми – нам хотелось бы узнать, что именно его интересовало. Во-вторых, опишешь его так, чтобы мы могли его по возможности узнать. И, в-третьих, не факт, что мы этого Реми сразу же отловим, поэтому мы тебе расскажем, что именно ты должна будешь ему доложить. Но для этого я навещу тебя ещё раз – например, завтра.

– Согласна. – И она начала своё повествование, на сей раз подробно и без обиняков.

Она только-только успела закончить, как в дверь постучали. Я открыл её, там стояла мадам Констанс.

– Ваш час прошёл, мсье. Одевайтесь! Или вы хотите… продлить ваше время? Всего лишь пол-экю за полчаса.

– Да нет, спасибо. Но девушка – прямо огонь! Я её завтра, наверное, ещё раз навещу.

– Рада стараться, мсье, – кокетливо потупила глаза мадам, хотя старалась явно не она.

24 сентября 1755 года.

Остров Святого Иоанна

Майор Андраник Саркисян, позывной «Урал»

Андраник свистнул, и тут же раздался залп. Он выждал примерно пятнадцать-двадцать секунд и свистнул ещё раз. Через некоторое время раздался второй залп. «Не успевают», – подумал Андрей и, оторвавшись от дерева, за которым он стоял, громко скомандовал по-французски: «К мишеням!» Стрелки вышли из-за деревьев, за которыми они укрывались, и пошли смотреть результаты своей стрельбы. Осмотрев мишени, Урал удовлетворенно констатировал про себя, что если со скоростью было пока не очень, то с меткостью – вполне себе, на уровне. Благо большинство ополченцев родились и выросли в лесу.

Тренировали ополчуг, как выразился Хас, по «методу Илоны Давыдовой»[34]34
  В середине девяностых была популярна реклама методики изучения иностранных языков по методу Илоны Давыдовой, когда обучаемый надевал перед сном наушники с плеером и ему начитывались слова. Предполагалось, что, проснувшись с утра, он начнёт говорить, как завсегдатай площади Пикадилли. Может, для кого-то эта методика и работала, но больше это напоминало мошенническую схему…


[Закрыть]. Самум изначально твёрдо решил отказаться от линейной тактики, и потому стрельбе людей учили только в рассыпном строю, из-за укрытия, постоянно перемещаясь и меняя позицию.

Поскольку командовать при таком стиле стрельбы было невозможно, то определились, что сигналом для открытия огня будет свист. Благо нормально свистеть умели две трети членов группы. Насколько Хас помнил, солдат линейной пехоты должен был делать два-три выстрела в минуту. Лейтенант Шарп как-то показывал королевским солдатам, как схитрить и сделать четыре выстрела в минуту, а Бернард Корнуэлл знал, о чем писал, потому как был не просто писатель, а ещё и историк[35]35
  Телесериал «Приключения королевского стрелка Шарпа», снятый по серии книг английского автора-историка Бернарда Корнуэлла о полковнике британской легкой пехоты Ричарде Шарпе и его приключениях во время наполеоновских войн. Автор действительно очень достоверно описывал быт, привычки и тактику британской армии на тот период.


[Закрыть]. Но с перемещениями и сменой позиций получалось все равно два выстрела в минуту, и парни мудрили, пытаясь придумать, как все-таки выйти на уровень «три за одну». Пока получалось не очень… Индейцы, влившиеся в отряд, тренировались вместе с остальными, попутно обучая своим индейским хитростям и впитывая то, что им показывали в свою очередь ополченцы и русские. Хас стремился вывести средний уровень отряда, который бы на голову превосходил любые регулярные и иррегулярные части любой существующей на сегодняшний момент державы…

Распорядок дня был составлен достаточно жесткий, и поначалу многие ворчали, но Самум был неумолим. Его любимой фразой стала: «учиться военному делу настоящим образом». Правда, иногда он добавлял и вторую часть этой фразы, написанную красной краской на одном грузинском заборе[36]36
  «Товарищи грузины! Учитесь военному делу настоящим образом! Приедем – проверим!» – надпись, сделанная красной краской на заборе военной базы Грузии вблизи населённого пункта Гори во время Пятидневной войны 2008 г. военнослужащими 71-го гв. МСП 58 ОА России.


[Закрыть]. В целом расписание было насыщенным. Физическая подготовка, рукопашный бой, следопытство, основы выживания в лесу, огневая и тактическая подготовка. Тактика иностранных армий, основы медицины… На неопределенное время все члены группы превратились в преподавательский состав. Хорошо ещё, что «старики» имели опыт инструкторской деятельности с армиями дружественных стран и знали, как подать материал и работать с обучаемыми. И добровольцы пыхтели, стонали, ворчали, но никто не ушёл, не выдержав нагрузок.

Между тем стрелки опять заняли позиции среди небольшой лесопосадки, и птичья трель «доложила» Андранику, что все готовы к ведению огня. Андраник внимательно осмотрел поляну, чтобы ещё раз убедиться в отсутствии на ней случайных и отставших людей, и вновь пронзительно свистнул…

25 сентября 1755 года. Париж

Государственный секретарь по иностранным делам Антуан Луи Руйе граф де Жуи

Вчера я получил неожиданные известия из Нового Света от губернатора наших территорий маркиза де Меннвилля. Я знал, что в тех краях давно уже идет необъявленная (пока необъявленная!) война между нашим королевством и наглой и алчной Англией. С горечью наблюдал я за тем, как бедных французов медленно, но верно выдавливали из мест, где они давно уже обосновались. И ничего с этим поделать было нельзя – к большому сожалению, его величество довольно равнодушно относится к происходящему. Мне и маркизу де Меннвиллю не раз намекали на то, что для Франции нежелателен открытый конфликт с Англией.

И вот радостная новость – маркиз сообщил мне о полном разгроме большого отряда английских войск, вторгшихся на земли, законно принадлежащие Франции. Но было в письме де Меннвилля нечто, что меня весьма насторожило. Маркиз сообщил о неких русских, которые, по его словам, сыграли главную роль в разгроме англичан. Только откуда в Новой Франции русские?! Как они туда попали?! Почему они решительно встали на нашу сторону и не побоялись вступить в бой с британцами?!

Об этом в донесении де Меннвилля не было ни слова. Единственное, о чем сообщил маркиз, было то, что он обещал этим таинственным русским за помощь в отражении нападения англичан и восстановление контроля над перешейком Шиньекто передать в полное их распоряжение остров Святого Иоанна и Королевский остров.

Что ж, помощь редко бывает безвозмездной. Но, немного поразмыслив, я пришел к выводу, что, отдав два острова, Франция фактически ничего не теряет. Ведь если так пойдет дальше, то мы все равно потеряем наши заморские территории в Новом Свете. Англичане упорны в достижении своих целей и не успокоятся до тех пор, пока не отберут все наши земли. А так у нас появится хотя бы шанс остановить наглых захватчиков.

Вот только… Я положил донесение де Меннвилля на стол и задумался. Что скажет об этом его величество?! Точнее, Луи Франсуа де Бурбон, принц де Конти. Наверняка его клевреты отправили подобное донесение в «Секрет короля», сеть авантюристов, раскинувших свою паутину по всему миру и регулярно вставлявших палки в колеса французским дипломатам. Думаю, что и в этом случае, под влиянием своего крестника[37]37
  Крестным отцом принца де Конти был король Людовик XV.


[Закрыть], его величество может приказать маркизу де Меннвиллю отказаться от обещаний, данных им русским. И тогда…

Я встал и подошел к окну своего кабинета. Солнце уже село, и город погрузился в полумглу.

«Бедная Франция, – подумал я, – за что ее наказал Господь, поставив управлять нашей страной людей, которые меньше всего думают о ней и больше всего о себе? А ведь жизнь человеческая коротка. Уйдем мы – кто о нас вспомнит? А если вспомнят, то как?»

Мне вспомнилась моя работа в должности военно-морского министра Франции. То, что я принял от своего предшественника, трудно было назвать флотом. Корабли годами не ремонтировали, матросы не получали жалованья, офицеры были некомпетентны. Я основал военно-морское училище в Бресте, начал строить фабрики, изготовлявшие парусину и канаты, как мог, поощрял торговлю с Левантом. Не забывал я и о наших колониях в Новом Свете. И потому мне было очень горько видеть то, как британцы везде стараются нам нагадить. Новая Франция могла бы стать житницей для нашего королевства. Вот только не все это понимали.

И тут у меня в голове мелькнула мысль: а что, если мне посетить отель д'Эврё[38]38
  Сейчас это Елисейский дворец – резиденция президентов Франции.


[Закрыть]. Конечно, маркиза Помпадур уже не любовница его величества, но влияние свое на сердце монарха она не утратила. Может быть, с ее помощью мне удастся победить козни принца де Конти? Тем более что мне было хорошо известно о той стойкой неприязни, которую маркиза испытывала к принцу.

Я еще немного подумал, а потом вызвал своего камердинера, велев принести мой парадный костюм. Маркиза любила, когда посещающие ее люди выказывали ей почтение. Письмо, полученное из Новой Франции, я захватил с собой. Мадам отличается дотошностью, и не исключено, что она может попросить лично ознакомить ее с донесением маркиза де Меннвилля.

Историческая справка:

Мадам де Помпадур

Королева без короны

В представлении большинства наших читателей фаворитка французского короля Людовика XV маркиза Помпадур – похотливая баба, забравшаяся в постель монарха и, пользуясь своими природными достоинствами, запустившая загребущую руку в королевскую казну. На самом же деле эта женщина, которая была любовницей короля лишь пять лет, на протяжении последующих пятнадцати фактически руководила политикой Франции. А сколько она сделала для развития французской науки и культуры!

Дочь лакея

Жанна-Антуанетта Пуассон (таково было подлинное имя будущей фаворитки короля) родилась 21 декабря 1721 года в семье лакея. Впрочем, ходили упорные слухи о том, что ее настоящим отцом был богатый дворянин Ленорман де Турнэм. Во всяком случае, именно благодаря ему девочка получила блестящее образование.

Жанна обладала немалым артистическим талантом: у нее был хороший голос, она неплохо играла на музыкальных инструментах, прекрасно декламировала стихи. Кроме того, девушка хорошо рисовала. Когда Жанне было девять лет, местная гадалка предсказала ей, что она станет фавориткой самого короля. И прорицательница не ошиблась.

А пока что в возрасте девятнадцати лет Жанну выдали замуж за племянника своего покровителя (или отца?). Так Жанна Пуассон (что в переводе с французского – означает «рыба») стала мадам д’Этиоль. Муж ее был невзрачен, но богат и имел связи при дворе короля Людовика XV. Таким образом, у Жанны появился шанс познакомиться поближе с монархом. А там – будь что будет.

Первая встреча короля и его будущей фаворитки произошла в феврале 1745 года в Парижской ратуше, где столичный магистрат устроил бал-маскарад. Жанна была в маске, но король, воспользовавшись своими правами, попросил прекрасную незнакомку показать ему свое лицо. Впечатление от увиденного было благоприятным. И немудрено. Вот как выглядела в то время Жана, по описанию современников: «У нее был прекрасный цвет лица, густые, пышные волосы с каштановым отливом, совершенной формы нос и рот, созданный для поцелуев».

Впрочем, понадобилось еще какое-то время для того, чтобы Жанна прочно заняла место в сердце любвеобильного монарха. А заняв его, она осталась в нем навсегда.

Добрый гений Франции

Получив место в постели Людовика XV и титул маркизы (и в довесок фамилию хоть и угасшего, но старинного и уважаемого дворянского рода), Жанна решила, что она должна остаться в памяти своих соотечественников как покровительница изящных искусств и науки.

Достаточно вспомнить, что именно в ее салоне король впервые познакомился с такими представителями художественной и интеллектуальной элиты Франции, как Монтескье, Буше, Ванлоо, Рамо. Именно при ее содействии Вольтер, которого маркиза считала своим учителем, стал академиком и главным историком Франции. Она же покровительствовала скульптору Фальконе, позднее ставшему автором знаменитого Медного всадника в Петербурге.

В одном из своих имений маркиза решила открыть фабрику по производству фарфора. В то время художественный фарфор в Европе изготовляли только в Саксонии. В 1756 году были построены два великолепных здания – одно для работников фабрики, второе – для производства изделий из фарфора. Сама маркиза нашла время для того, чтобы поучаствовать в выборе форм и красок для будущих изделий. Позднее редкий розовый цвет фарфора получит название в ее честь – «Rose Pompadour». Имение, в котором была построена фабрика, называлось Севр. Так появился знаменитый севрский фарфор.

Маркиза любила театр и сама участвовала в представлениях придворной труппы. Камерный театр был открыт ею в 1747 году в Версале. Первым спектаклем его стал «Тартюф» Мольера. В числе актеров была и маркиза. Она играла так, что сам король пришел в восторг и сказал своей фаворитке: «Вы самая очаровательная женщина во Франции!»

Обязана Франция маркизе и тем, что по ее инициативе в Париже была основана Военная школа для сыновей ветеранов войны и обедневших дворян. Когда денег, выделенных для строительства этой школы, оказалось недостаточно, маркиза Помпадур пожертвовала на завершение строительства немалую сумму из своих личных сбережений. Кроме того, для его финансирования король, по совету маркизы, обложил налогом любителей игры в карты.

Начиная с 1777 года новое учебное заведение стало принимать для обучения кадетов из провинциальных военных училищ. Именно сюда в октябре 1781 года прибыл на обучение 19-летний кадет Наполеон Бонапарт.

Умерла Жанна довольно рано. Ей исполнилось всего 43 года, когда она почувствовала недомогание во время одной из поездок и потеряла сознание. 15 апреля 1764 года маркизы не стало. Скончалась она в Версале. Похоронили ее в усыпальнице парижского монастыря капуцинов. Но могила маркизы Помпадур не сохранилась. В начале XIX века монастырь снесли, и сейчас на его месте находится улица де ла Пэ.

28 сентября 1755 года.

Остров Святого Иоанна

Реми Мишо, английский шпион

Доставившего меня поближе к берегу корабля его величества «Badger»[39]39
  «Барсук» (англ.).


[Закрыть] уже не было видно на горизонте. Да, кораблик этот хоть куда, маленький, верткий… Еще недавно он назывался «Сен-Дени» и ходил по Красному морю под французским белым флагом с золотыми лилиями – но, согласно договоренности о сдаче форта Гаспаро, все патрульные корабли достались победителям.

Глинистый пляжик, на который я высадился, был известен немногим. С обеих его сторон возвышались утесы, на которые был столь богат южный берег острова Святого Иоанна, а найти вход в бухточку ночью было ох как непросто, особенно в почти безлунную ночь – если не знать местные течения. А теперь мне предстоит небыстрый путь на север, подальше от входа в залив Ля-Жуа, где мне придется пересечь искомый залив в этом самом каноэ. И я, чуть передохнув, прицепил одноместное каноэ к самодельному кожаному рюкзаку, повесил весло на одно плечо, ружье на второе и потихоньку захромал в глубь острова.

Именно что захромал – в прошлый раз я еле ушел от преследования – пуля прошла по касательной, но вырвала клок мяса из правой икры. Четверо моих спутников погибли сразу, а пятый сумел догрести до все того же «Барсука», но позднее умер от лихорадки. Так что на этот раз я высадился в одиночку – и намного восточнее, чем в первый раз.

Заночевал я в полутора лье к северу от Порт-ля-Жуа, в небольшой рощице, куда я затащил и каноэ – ведь возвращаться мне придется таким же образом. Поспав около трех часов, я вскочил еще до рассвета и направился в столицу острова.

На всякий случай одет я был в одежду простолюдина и, кроме того, отпустил бороду и взлохматил волосы – вряд ли они про меня что-либо знают, но, как говорится, Бог помогает тем, кто помогает сам себе[40]40
  Dieu aide ceux qui s’aident eux-mêmes – французский эквивалент пословицы «На Бога надейся, а сам не плошай».


[Закрыть]. И, наверное, не зря – стража у ворот, ранее либо не наличествовавшая, либо заинтересованная лишь в получении мзды от путников, на сей раз денег не потребовала, зато один из них окинул меня весьма неприятным цепким взглядом. Тем не менее меня беспрепятственно впустили в сей город.

Мадам Констанс меня не признала и даже не хотела впускать на порог, пока я не показал ей два экю и не сказал сиплым гнусавым голосом, что слыхал от друга о мадам Севилль и хотел бы ее навестить – с «особыми пожеланиями». Она странно посмотрела на меня:

– Вы, наверное, имеете в виду мадам Селест? А вашего друга зовут случайно не Реми?

– Друг… просил, чтобы я не упоминал его имени.

– Понятно… И сколько же времени вы хотите провести с мадам Селест?

– Два часа. Этого хватит? – и я протянул ей монету.

– С «особыми пожеланиями» – еще два экю, – ответила та. – Проходите. По коридору направо, последняя дверь справа.

В отличие от мадам Констанс, Селест меня узнала сразу.

– Ну вы и вырядились.

– Ты лучше скажи, есть у тебя информация, или я зазря сюда пришел.

– Есть. Вот только сначала покажи деньги.

Я выудил из-за подкладки куртки луидор, покрутил его между пальцами и положил обратно.

– Хорошо. Значит, так… – И она принялась рассказывать и про новости от ополчения, и про англичанина, который работает на русских. А потом и про то, что она узнала от этого предателя: – Когда я у него спросила, как часто он будет ко мне приходить, он сказал, что до января как минимум – пока лед не станет достаточно прочным.

– Я и сам бы догадался, что они ждут ледостава – иначе они понесут серьезные потери от действий патрульных кораблей в Красном море. И за это ты хотела пол-луидора?

– Но вы же не знали, что они вообще собираются нападать.

– Нет…

– Это не все. Я его так невзначай спросила, не попадут ли они в мои родные места.

– А это где?

– Гаспаро. Он сказал, что форты на перешейке – слишком крепкий орешек, так что пойдут туда, где несет службу лишь колониальная милиция.

Я дай ей луидор, который она бросила в свою шкатулку, после чего использовал ее так, как привык. А затем как бы невзначай спросил:

– Слишком уж ты складно все мне рассказала. Как будто тебе кто-то все это подсказал.

По мимолетной заминке и тени испуга на лице я понял, что так оно и было. Она пыталась поклясться, что не виновата ни в чём, но я ударил ее под дых, а затем задушил. Получилось не сразу, слишком уж много жира было на этой шее. Правда потом у меня появилась запоздавшая мысль, что зря я это сделал – мне еще надо было уйти из города. Но, с другой стороны, я оплатил два часа – а провел у нее хорошо, если час, и хватятся её нескоро.

Достав шкатулку, я ссыпал в кошель все, что в ней было – а было там, кроме луидора, полдюжины серебряных монет, не более того. Похоже, что у нее была более серьезная заначка в другом месте, но искать её времени не было. Труп я уложил на кровать и накрыл простыней – на первый взгляд подумают, что она спит. А затем тихонько вышел в коридор, в котором, к счастью, никого не было, и направился к задней двери. Она даже не скрипнула – мадам Констанс всегда следила за тем, чтобы петли были хорошо смазаны.