Текст книги "По дороге в Самарру (сборник)"

Уроки плавания
Рассказ

Когда подошёл к концу мой пятый десяток, я заскучал от своей прелестной и мудрой жизни. Слишком долго ничего не происходило. Запас испытаний и стрессов, посылаемых мне судьбой, по моим прикидкам, иссяк, и я вдруг испугался, что ничего интересного со мной больше не случится, что этот гладкий, удобный для неспешного передвижения рельеф моей жизни уже не изменится и позволит мне без приключений, монотонно катиться к старости. Этот, много раз проклятый мною в сердцах, «гигантский, постперестроечный слалом» закончился, и мне стало скучно.

Все перипетии по завоеванию места под солнцем в славном городе Москве благополучно закончились, а новых не предвиделось. Дом был построен, дерево посажено, а сын и дочь уже выросли. Супруга, моя ровесница, к этому времени как-то внезапно располнела и, в отличие от меня, потеряла интерес к интимной стороне нашей жизни, стала ближе к внучке, в остальном оставаясь самым близким мне человеком и доброй женой. Безусловно, к ней пришло смутное осознание того, что баланс в нашем семейном союзе отчего-то нарушился.

Она старалась всячески указать мне на мои возрастные изменения, пытаясь психологически уравнять наши позиции, осадить меня. Особенно когда я купил себе мотоцикл. Ей казалось, что я веду себя несерьёзно, «по-пацански». Эти скрытые попытки выглядели нелепо и беспомощно, и она в душе понимала это, стараясь не устраивать сцен. У меня не было намерений хоть как-то обидеть её или ущемить, но чувство вины всё равно поселилось где-то в закоулках моего сознания. Мне было жаль её, но в ежегодный двухнедельный зимний отпуск я стал уезжать один, с её молчаливого согласия.

Что-то томилось во мне, какое-то блюдо побулькивало во внутреннем тигле, разогреваемом огнём неясных желаний и ожиданий чего-то. Чего я хотел и чего ждал? Этого я не смог бы внятно сформулировать. С равным успехом это могло быть что-то новое и неожиданное: новая необычная работа, новая влюблённость. Я даже был бы не прочь усыновить ребёнка. Мне по-прежнему хотелось испытывать всё то, что осталось в молодости, войти в ту же воду.

Пара моих любовниц, которые числились в этом статусе на тот момент, мне тоже стали надоедать. А может быть, это мой «главный орган» стал терять неутомимость? Одно время, когда с подругами в постели у меня стали происходить осечки, я так было и подумал. Мой «дружок» стал каким-то не очень бодрым. Несколько раз я даже пробовал принимать виагру.

Невесёлые философские мысли стали посещать меня. Человек глуп и материален, и если отбросить всю метафизику, то его тело и его органы имеют свой конечный ресурс. Несмотря на то, что я давно относился с иронией почти ко всему в жизни – в том числе и к себе, – увидев край этого ресурса, я забеспокоился.

Я было даже загрустил, но, слава богу, всё скоро разъяснилось: я уже два года принимал статины (таблетки против холестерина), которые угнетающе действовали на эту насущную для мужчины функцию. После ознакомления с этой «ужасной» информацией, я тут же бросил принимать эти зловредные пилюли, как отбрасывают от себя что-то омерзительное, вроде дохлой мыши. Вот вам и маленький кусочек внутреннего мира мужчины: он скорее предпочтёт сократить годы своего пребывания на поверхности земли, чем расстанется со своей «функцией»!

В самом начале отношений с женщинами я всегда честно предупреждаю, что женат и ни на что, кроме постели, не гожусь. А ведь женщинам непременно хочется замуж! Обе моих подружки периодически делали попытки обрести этот статус, но каждый раз разочарованно возвращались ко мне. Я их понимал и принимал обратно. Женщина всегда чья-то: если о ней никто не заботится, будь то отец, брат, муж, любовник или сутенёр на худой конец, она превращается в замкнутое, рефлексирующее чудовище или в ломовую лошадь!

И хотя внутри себя я не чувствовал изменений, я стал немного стесняться и скрывать свой возраст, поняв, что далеко не каждая свободная молодая женская особь считает нормальным общение с мужчиной, который старше её на двадцать лет, – начал подкрашивать волосы, пытаясь скрыть обильную седину. Сбросить вес при моей любви к кулинарии удавалось с трудом, но я стремился! Я ещё всего хотел и, мне казалось, многое мог.

Я стал крутить головой по сторонам ещё интенсивнее, чем раньше. Моё обострённое эстетическое чувство заставляло меня обращать внимание только на молодых и симпатичных мне представительниц женского пола. При виде привлекательной девушки я непроизвольно втягивал живот. С этим я ничего не мог поделать! Мужику, которому полагалось думать о семейных ценностях и справедливости по отношению к своим ровесницам, – и эти ценности он в какой-то мере действительно разделял, – думалось совсем о другом… Но всякий умный мужчина должен задуматься над простым вопросом и по возможности ответить на него самому себе честно: хватит ли его ресурсов на кардинально новую жизнь «после пятидесяти»? Их может и не хватить. Но не всякий может всё правильно оценить и остановиться вовремя.

А в этом январе я целыми днями сладко и увлечённо бездельничал в Северном Гоа. Распорядок моей жизни был почти неизменным изо дня в день: проснувшись, я недолго гулял по берегу, наслаждаясь утренней прохладой, поглядывая на одиноких в этот час бегунов и медитирующих личностей, затем шёл завтракать. Wi-Fi в кафе был бесплатным, и мой завтрак обычно затягивался до одиннадцати часов. Затем я опять шёл на берег и валялся там до четырёх часов, слушая музыку или читая книгу. Довольно быстро я приобрёл загар, которому стали завидовать мои знакомые. Вечера обычно проходили в различных злачных заведениях, где мы с приятелями, покуривая травку и попивая прохладные слабоалкогольные напитки, проводили время в приятном, необязывающем общении. Часто я просто выходил на берег провожать уходящее в океан солнце.

В Гоа бывают множество людей, но не все хотят вернуться туда вновь. Многие, приехавшие сюда впервые, в первую очередь замечают грязь и мусор на узких улицах. Их раздражает отсутствие привычных удобств и гуляющие везде коровы. Дурные запахи. В Гоа или влюбляются навсегда, или забывают об этом месте. Как мне кажется, это место подходит только людям определённого душевного склада. Но главное здесь – это атмосфера спокойствия и отсутствия агрессии, которая позволяет тебе расслабиться. Даже собаки здесь кажутся не злыми. Здесь что-то забывается, на что-то начинаешь смотреть по-другому. Здесь хочется остаться навсегда. Мне довелось побывать в нескольких странах Юго-Восточной Азии. Взять, к примеру, Таиланд. Я бывал там не раз. Хорошие дороги, чудесные храмы и природа, торговые центры. Развитая индустрия туризма. Всё для гостей. Всё напоказ. Почти всё подогнано под среднестатистического туриста. Он стал заказчиком, зрителем и потребителем. Он уже повлиял на всё.

А здесь я просто жил. Я общался с такими же, как я. Существовал в том ритме, который меня устраивает. И этот процесс меня, привыкшего к действительности огромного мегаполиса, просто завораживал. Здесь месяц казался днём. Мне нравилось засыпать и просыпаться под мерный шум океана. Глядя на малиновый закат, я забывал о своём «трудном хлебе». Каждый закат был словно новая притча, которая читается только один раз…

Для меня это место навсегда останется «местом, где разглаживаются морщины».

На этом чудесном берегу все показатели моего организма приходили в норму. Моему пульсу и давлению могли бы позавидовать молодые космонавты. Мне здесь нравилось настолько, что я всерьёз начал задумываться о том, чтобы перебраться в тёплые края навсегда. Прокручивал в голове разные схемы со сдачей в аренду московской квартиры и т. д. Придумывал способы, которыми можно было заработать на жизнь, имея удалённый доступ в интернет.

Но, помечтав немного, я понял, что не стоит себя обманывать – слишком глубокие корни пока держат меня в Москве. А здесь мне просто было очень хорошо!

В один из вечеров я ехал на своём скутере по главной улице Арамболя, сейчас уже и не вспомню куда. Моё внимание привлекли двое полицейских, разговаривающих с молодой черноволосой женщиной. Медленно проезжая мимо, я успел уловить тон их разговора – они разговаривали о чём-то серьёзном. Затем прозвучало русское слово. Я остановился неподалёку и прислушался. Они предлагали ей проехать с ними в участок. Она плохо знала английский и ничего не понимала. Обстановка постепенно накалялась.

Бросать в затруднительной ситуации земляков за границей не в моих правилах, и я подошёл.

– Привет! Что случилось? – вначале я обратился к ней.

– Чего-то они от меня хотят. Как я понимаю, они увидели у меня в руке джойнт.

Я на своём ломаном, но вполне понятном для них английском, смог объясниться с полицейскими. Они хотели, чтобы она проехала с ними в участок для досмотра. Пятьдесят долларов, бывшие у меня с собой, уладили этот вопрос.

– Меня зовут Игорь. Садись, подвезу.

– А я Татьяна. Спасибо тебе. Я недалеко от Тату обитаю. Знаешь, где это?

Так мы познакомились. Она мне сразу понравилась. На вид ей было лет тридцать или тридцать пять. Спокойная улыбка постоянно блуждала по её губам. Когда она села сзади, обняв меня руками, и положила голову мне на спину, внутри меня всё радостно запело, и мне показалось, что это было то, о чём я скучал последние годы. Далёкие звуки набатных барабанов тихо зазвучали в моей груди.

Я довёз её до условленного места, и мы договорились встретиться вечером на берегу.

Вечер прошёл чудесно. Мы ели что-то вкусное и болтали на разные темы, полулёжа на мягких подушках в прибрежном ресторанчике. Она рассказала мне о своей жизни и о семье. Рассказала и о том, что в Дели один человек составил гороскоп с предсказанием её судьбы, который чудесным образом полностью, до мельчайших подробностей, сбывается. По этому предсказанию, ей ещё предстояло родить дочь, и она в это верила. В наличии божественных сил Татьяна совершенно определённо не сомневалась. При всей мягкости её манер, в ней чувствовался умный и сильный человек, с которым следовало по крайней мере быть искренним в общении. Я вдруг попытался представить себя участником её гороскопа.

Мне показалось, что Татьяне было хорошо со мной. Это придало мне смелости, и я попытался пригласить её к себе в номер. Она искренне удивилась – не оскорбилась и не возмутилась, а именно удивилась, чем необычайно смутила меня. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться завтра. Засыпая в одиночестве, я думал только о ней. В голове моей сами собой складывались поэтические строки. Такое со мной раньше случалось только в состоянии влюблённости.

Назавтра мы уехали на дикий пляж, где между заходами в воду покуривали травку, валялись и загорали на белом песке до самого вечера. Общение с Татьяной всё больше захватывало меня. Нам было хорошо вместе.

Вечером, по дороге назад, мы перекусили в придорожной харчевне и выпили пива. Дорога прихотливо извивалась, проходя через местные деревушки, которые в этот предзакатный час выглядели очень живописно. Мы двигались в пёстрой тени могучих деревьев, и тёплый ветер гулял в наших волосах. Я уже стал забывать те времена, когда мне бывало так же хорошо.

На следующий день она позвонила мне сама, и мы условились встретиться вечером на пляже.

Я увидел её танцующей на закате под ритмичные звуки, производимые группой барабанщиков, – среди таких же, как она, стройных и загорелых людей, совершающих энергичные движения. Вокруг танцующих на пляже плотным кольцом толпились зрители. Для прибывших в Гоа впервые всё это выглядело диковато и экзотично. Многие снимали действо на видео.

Прикрыв глаза, она совершала ритмические движения в такт звучащему хору тамбуринов. Её смоляные кудри метались из стороны в сторону, усиливая общее впечатление. Извивающееся в танце, стройное тело Татьяны излучало какую-то неудержимую силу: такое ощущение возникает, когда стоишь рядом с молодой, породистой, ещё не объезженной вороной лошадью.

Публика завелась, и многие непроизвольно подтанцовывали. Я несколько минут зачарованно глядел на эту молодую, прекрасную женщину. От волнения моё сердце забилось чаще. В ней было всё то, чего мне так не хватало, о чём я думал все последние годы.

Но в тот же момент до меня дошло, что завоевать и увести с собой эту женщину мне будет нелегко, а удержать против её желания будет невозможно. Для этого нужно стать таким же молодым и сильным, с лоснящейся от потной испарины шкурой, существом, за которым она пойдёт сама… Ей нужно было подарить будущее, а значит, посвятить всю мою оставшуюся жизнь; отбросив, перечеркнуть всё то, что было до этого момента – по-другому с таким человеком не получится! Забыть про дом и посаженное дерево и начать всё сначала…

Почему-то вспомнился давно прочитанный мною рассказ – про существовавший в некоем городе магазин желаний, в котором можно было приобрести всё: успех в бизнесе, власть, деньги и даже счастье. Счастье было самым дорогим товаром! Но за всё необходимо было заплатить. Цены были разные.

Например, любимая работа стоила отказа от стабильности и предсказуемости (возможно, даже материального благополучия), готовности самостоятельно планировать и структурировать свою жизнь, веры в собственные силы и разрешения себе работать там, где нравится, а не там, где надо.

Власть стоила чуть больше. Надо было отказаться от некоторых своих убеждений, научиться находить всему разумное объяснение, уметь отказывать другим, знать себе настоящую цену, научить себя говорить «Я», заявлять о себе, игнорируя одобрение или неодобрение окружающих.

Некоторые цены казались странными. Замужество можно было получить практически даром, а вот счастливая жизнь стоила дорого: персональная ответственность за собственное счастье, умение получать удовольствие от жизни, знание своих желаний, отказ от стремления соответствовать стандартам окружающего общества, небольшое чувство вины, умение ценить то, что есть. А на двери того магазина висело объявление: «Если твоё желание не исполняется, значит, оно ещё не оплачено».

А готов ли был я заплатить свою цену за исполнение моего желания?

Танцевальное действо продолжалось, а я отошёл в сторону и присел на песок. Край малинового диска ещё висел над океаном, и на этом полотне заката каждый мог прочитать всю правду о себе. Та вода, по которой я так скучал, утекла далеко-далеко, и никто и никогда не сможет помочь мне войти в неё ещё раз. Мне нужно было учиться плыть в той, которая текла передо мною.

Солнце уже село, но я знал, что завтра оно обязательно взойдёт и его закат будет таким же завораживающе красивым. До отъезда в Москву оставалось два дня.

15.08.2013.

Белый лист
Повесть

Глава 1

Охотников зарезать пастуха вызвалось сразу несколько человек. Они долго возились с ним, прижимая коленями лежащее на земле худое тело. Стрелять было нельзя. Семёнов краем глаза видел, как ещё долго подёргивались ноги убитого. Стояла почти полная луна.

Через нашего таджика-переводчика капитан Ермаков долго допрашивал пожилого пастуха, которого к нему притащили разведчики. Этот тщедушный местный житель был напуган и простодушно рассказывал всё, о чём его спрашивали. Когда ему в лицо светили фонариком, были видны его небритые щёки и острый, заросший многодневной щетиной кадык. Оставлять его было нельзя. Все понимали это и старались не смотреть пленному в глаза. Но то, что из разведгруппы убрать его вызовутся сразу трое, всё-таки неприятно удивило старшего лейтенанта Алексея Семёнова.

Он воевал севернее Кабула уже третий год из девяти с начала военных действий и успел заметить, что отношения с местными усложнились. Да и наши стали всё воспринимать по-другому. Ожесточились. Теперь шла подготовка к какой-то новой войсковой операции, и этот рейд возглавлял лично командир полковой разведки Ермаков.

В расположение своей части они вернулись только под вечер следующего дня. Семёнов принял душ и завалился на свою кровать. На душе было непривычно муторно. Ужасно хотелось выпить. Гашишем он не баловался, хотя иногда и задумывался об этом, глядя на других офицеров. Его не покидало чувство внутреннего напряжения. Сон не шёл.

Обычно кадровые офицеры отбывали в Афгане два года. Он же, как неженатый, сам подписался на второй срок. Воевать ему нравилось. Об остальном он старался не думать. За время службы здесь он успел побывать дома два раза.

Второй раз ехать пришлось на похороны отца.

Отец лежал в гробу в привычно застёгнутой на все пуговицы белой сорочке. Он, чисто выбритый, без обычной папиросины, зажатой в тонких губах, в окружении старух в чёрных платках, выглядел как-то по-другому. Мать обняла Алексея, глянув сухими, выплаканными глазами. Вспомнились деревенские поминки. Заскорузлые руки и обветренные лица односельчан, сидевших за поминальным столом.

Семёнов лежал на койке, уставясь в потолок палатки, и перебирал в памяти события последней поездки домой. Потом невольно вспомнилось детство. Река и лес за околицей. Школа. Как мать с отцом гордились, когда он поступил в военное училище. Припомнились его приезды на побывку. Как, словно ненароком, по очереди заглядывали в их дом соседи, почему-то стараясь говорить шёпотом. Вспомнилось непривычное после казармы, приятное отпускное валяние на пуховых материных подушках. Глазунья с салом. И только сейчас защемило: как же они его любили…

…Отец, высокий и сухой, крепко держал его за руку. Они шли по скошенному лугу, и Алексей снизу вверх смотрел на него. Полуденное солнце било в глаза – он щурился. Стерня покалывала босые ступни. Он был охвачен безотчётной радостью, предвкушением чего-то чудесного. Во сне он отчётливо видел профиль отца: зажатую во рту, дымящуюся папиросу и поросший короткими чёрными волосами острый его кадык…

Он очнулся утром и ощутил, как под ним от пота намокла подушка и простыня. Привёл себя в порядок. Выбрился. Надевая портупею, Семёнов зачем-то достал из потёртой кобуры табельный пистолет и разобрал его. Затем собрал, неожиданно ощутив непривычно весомую тяжесть злого, воронёного металла, словно впервые взял его в руки. Ещё раз поглядев в зеркало, укреплённое на стене рядом с кроватью, вышел из палатки в уже жаркое утро.

Глава 2

Уволившись в запас, Семёнов поехал на родину, к матери, которая после смерти отца как-то съёжилась, словно вдруг стала меньше ростом. Он пытался разговорить её, как-то отогреть в общении. Хлопотал вокруг неё. С собой он привёз ей гостинцы, в том числе и цветастый иранский платок, купленный им на базаре в Герате. Мать же, хоть и горячо благодарила его за подарки и платок, не надев, спрятала его в шкаф. Позже они вместе сходили на кладбище на могилу отца. Убрались, хоть там и было опрятно. Потом долго сидели, вспоминая моменты прежней теперь уже жизни. На фото, вделанном в металлический обелиск со звездой, отец был немного моложе.

Несколько дней Алексей валялся дома на диване перед телевизором, изредка выходя прогуляться на улицу. Бродил по знакомым с детства местам и ждал, что воспоминания разбудят в его душе что-то недавно уснувшее и радостное. Пару раз встречался с бывшими одноклассниками, осевшими в родном селе. Пили водку, балагурили, вспоминая прошлую жизнь. Но что-то не срасталось. Действительность словно усохла до серых, не радующих глаз, некрашеных сельских заборов и школьного двора, показавшегося ему совсем маленьким.

Ближайшая лесопилка закрылась. Совхоз совсем захирел. Мужики – кто мог – подались на заработки в другие места. Оставшиеся в селе попивали втихую. Алексей пытался разобраться в происходящем, но, как ни старался, не мог представить себя в этой, ещё совсем недавно казавшейся естественной, сельской жизни. Пора было двигаться дальше.

В Москву он решил ехать после того, как созвонился с другом – товарищем по учёбе в училище. Серёга Тарутин был единственным москвичом в их роте. Он, почти сразу после начала службы поняв, что военная служба не его стезя, под каким-то поводом ушёл из армии и подался в коммерцию. Наступали другие времена, и погоны пехотного лейтенанта уже мало что значили. В восемьдесят восьмом Сергей успел организовать кооператив, занимавшийся торговлей подержанной оргтехникой. Бывал в Германии и Голландии.

Сергей, как и он, был ещё не женат. Высокий и чернявый, он обладал тем свойством, которому не научишься и которое не сымитируешь: он умел искренне радоваться жизни. Алексей всегда втайне завидовал этому его качеству и в своё время успел многое перенять.

Вечером они крепко посидели у Сергея в его «однушке», в Отрадном. Отдельно вспоминали самоволки и походы на танцы в различные клубы на рабочих окраинах города, которые частенько заканчивались потасовками с местными парнями. Женщины всегда любили Сергея. Особенно женщины среднего возраста.

– Почему из армии-то ушёл, Лёш? Что-то на тебя это не похоже.

– Да так… Надоел бардак. – Ему не хотелось распространяться на эту тему. Даже себе самому он не всё мог объяснить. – Хотя ты прав: со всеми вместе, по течению плыть всегда легче. Думать не нужно.

– В общем-то, правильно сделал. Давай выпьем за наше будущее! Чтобы его обеспечить, локтями придётся потолкаться! Время уникальное. Такого больше никогда не будет, брат. Стоит подсуетиться.

– Маленькое «алаверды»! За тебя, Серёга, выпить хочу. Заразил ты меня в своё время чувством юмора и самоиронии. Оно меня всегда выручало. А уж в наше время без него – совсем никуда! Да и твой природный оптимизм тоже заражает!

– Да брось!

Сергей тыкал вилкой в селёдочный салат, пытаясь подцепить что-то существенное для закуски.

– Неспокойно нынче. На Кавказе, видишь, что творится… Что дальше будет?

– Да минует нас чаша сия! Наше дело сторона. Пусть воюют военные, профессионалы так сказать, а я автомат в руки больше не возьму и тебе не посоветую. Ты небось видел, какие от него дырки в человеках делаются?

– Закрыта тема. Замётано.

Они с удовольствием ещё выпили и занюхали каждый своим.

Приятель коротко, на пальцах, смог разъяснить суть происходящих в стране перемен и уникальность этого времени для них. Многое не укладывалось в голове Алексея.

Сам Сергей мечтал со временем перебраться в Европу или Штаты. На тот момент Семёнов не воспринимал эти его разговоры всерьёз. Они напоминали ему рассказы о загробной жизни, в которую верилось с трудом.

Перед сном, уже хмельные, смотрели курсантские фотографии в старом альбоме Сергея. Молодые лица, недавно познавшие прикосновение бритвенных лезвий, смотрели на них с фотографий.

По настоятельному совету друга Алексей решил пойти на компьютерные курсы.

– Поверь мне, брат, – за компьютерами будущее! Ты бы посмотрел, как это дело в Европе продвинуто. Скоро всё к нам хлынет! Я вот на этих железках уже хорошо поднялся. А это только начало! Так что настоятельно рекомендую!

Прожив у приятеля несколько дней, Семёнов снял комнату в районе метро «Бибирево». По его подсчётам, его накоплений должно было хватить на год.

Хозяйкой двухкомнатной квартиры, в которой Алексей снял комнату, оказалась пожилая женщина, жившая с детьми. В квартире она появлялась один раз в месяц, чтобы забрать деньги за аренду.

С неделю Семёнов болтался по Москве, узнавая её в новом, неряшливом и страшноватом, постперестроечном обличье. Шатался по нарождающимся рынкам, слушал разговоры людей в метро и на улицах, постепенно осознавая суть времени, которое сейчас затопило необъятное пространство России.

В этом пёстром потоке можно было встретить привычных обывателей и бритоголовых братков; прищуренных кавказцев и увенчанных радужными ирокезами подростков, в обнимку с их пирсингованными подружками; растерянных пенсионеров и активистов различных политических течений, громогласно возвещающих свои партийные истины в общественных местах.

Алексей иногда останавливался и прислушивался к стихийным разговорам, которые возникали часто прямо на улицах. Люди возбуждённо обсуждали текущие политические дела. Он не мог рассудить или чем-то помочь им и потому старался внушить себе, что его это не касается. Старался взрастить в себе устойчивость отрешённости от происходящего, отгородиться выдуманной стеной.

Вскоре объявили о выводе советских войск из Афганистана.