Текст книги "А теперь на Запад"

– Это Миг-3.

– Верно, но только уже не третий, а девятый. Именно такой номер присвоили модификации самолета с двигателем М-82. Конструкторов предупредили, что от их высотного истребителя скоро откажутся в пользу «Яка», и они поспешили создать новую конструкцию.

– А таировский Та-3 тоже будут испытывать?

– Будут, но по двухмоторным штурмовикам не все так однозначно. Несомненное преимущество – это возросшая полезная нагрузка и теоретически большая живучесть самолета, который может лететь на одном двигателе. Обзор улучшается, расположение пушек, которые можно установить в центроплане, более выгодное. Однако есть и серьезные минусы. На Ил-2 бронирование выполнено в виде единой оболочки, защищающей моторный отсек, бак и кабину пилота. А если установить два двигателя на крыльях, то площадь бронированной поверхности, а следовательно, и вес всей конструкции значительно вырастут. Из-за этого, а также из-за двигателей, расположенных в крыльях, маневренность хуже. Еще один важный недостаток – это дефицит моторов, который сейчас испытывает наша промышленность. Нет никакой уверенности, что один двухмоторный штурмовик будет настолько же результативным, как два одномоторных. Но конечно, это все в теории. Чтобы это проверить, надо проводить полномасштабные войсковые испытания.

– А почему истребители передали для испытаний штурмовому полку? Ведь летчики не умеют ими управлять.

– Еще как умеют. Этот полк не простой, весь летный состав в нем набран из бывших истребителей. В первый день войны мы потеряли очень много самолетов на аэродромах, и из пилотов, оставшихся безлошадными, стали формировать штурмовые авиачасти. Им дали всего неделю на переобучение. Сначала сделали по три вылета на Су-2, потом научились пилотировать и сам штурмовик. Ну, а сбрасывать бомбы и пускать ракеты учились уже в боевых условиях.

* * *

Вернувшись вечером в госпиталь, я сначала завалился спать, но то и дело вскакивал, чтобы записать очередное воспоминание, касавшееся авиации. То, что я раньше видел на фронте, и новая информация, полученная сегодня, соединившись, дали обильную пищу для размышлений. Думать приходилось обо всем – как лучше построить взаимодействие родов войск, как организовать авиацию фронта, что можно улучшить в системе производства. Затронув очередную тему, я мысленно распутывал за ниточку весь клубок смежных проблем. Например, задумавшись о производстве, я вспомнил о проблемах быта рабочих и, в первую очередь, об их питании. Чтобы выделить передовикам порцию мяса, директорам завода приходилось согласовывать это буквально на уровне наркомата.

Было еще много вопросов, в том числе те, по которым меня Куликов никогда не спрашивал. Только под утро, исписав и изрисовав кучу листов, я наконец-то смог успокоиться и снова прилечь. После двух бессонных ночей организму хотелось провалиться в сон, что он и сделал еще до того, как я упал на кровать.

Глава 3

В глубоком подвале, который еще при строительстве здания оборудовался как бомбоубежище, вторые сутки безвылазно сидел командующий второй танковой армией вермахта.

От Курска к тому времени ничего не осталось. Сначала его покинули все жители, а потом была уничтожена большая часть домов. Пока русские обороняли город, его усиленно бомбили и обстреливали немцы. Затем, когда Курск был захвачен, по нему работала уже советская артиллерия. Правда, обстрелы были редкими, но Гудериан подозревал, что это вовсе не от нехватки боеприпасов, просто русские быстро учатся. Теперь они стреляют только по достоверно известным и разведанным целям. Во всяком случае, когда им стало известно расположение штаба девятой танковой дивизии, они сразу же обрушили на него ураганный огонь, не жалея снарядов, так что уничтожили целый квартал.

Свой дневник генерал не доставал уже давно. Неординарные события, начавшиеся больше месяца назад, не оставляли ни минуты свободного времени. Собственно говоря, времени не хватало и сейчас, но ведение дневника было способом прийти в себя и успокоить нервы. А нервничать было из-за чего. До сих пор его танковая группа хотя и встречала стойкую оборону, но всегда находила возможность обойти окопавшегося противника и взять его в клещи. А вот в операции «Тайфун» все пошло неправильно с самого начала. На пути наступающих войск вдруг оказались прекрасно организованные оборонительные линии, насыщенные противотанковым оружием. Единственным крупным успехом немцев было взятие Курска его танковой группой. Что же касается окружения двух советских дивизий третьей и четвертой группами, то успехом этот котел можно назвать только в насмешку, учитывая цену, которую пришлось за него заплатить.

Естественно, безупречные действия командующего второй танковой, выделявшиеся на фоне безуспешных попыток наступления его коллег, не остались незамеченными. Гудериана вызвали в ставку, где на прошедшем недавно совещании главком сухопутными силами фон Браухич предложил сосредоточить все оставшиеся танковые дивизии в одну группу. Ее следовало отдать под командование Гудериана для удара в сторону Харькова. Сюрприз был неожиданным, но очень приятным. Старый фельдмаршал, до сих пор выступавший его оппонентом, наконец-то взялся за ум и понял, на кого надо делать ставку в этой игре.

На вопрос фюрера о возможности такой операции, Быстроногий Гейнц ответил утвердительно. Как же иначе, не отказываться же от такой чести. Напоследок Гитлер предупредил Гудериана:

– Перед началом наступления вы должны успеть овладеть южным берегом Сейма. Ваши войска в состоянии выполнить эту задачу?

– Так точно, мой фюрер, – отрапортовал в ответ бравый генерал, ничуть не сомневаясь в том, что действительно сможет все сделать в лучшем виде.

* * *

Тщательно припомнив недавние события, Гудериан начал записывать:

«Итак, как я и предупреждал, отказ от наступления на Москву в августе привел к тому, что на решающем направлении противник успел укрепиться и тем самым избежал разгрома своих главных сил.

Чтобы спасти Германию от надвигающейся катастрофы, я предложил начальнику генерального штаба генерал-полковнику Гальдеру еще раз вместе с ним отравиться в ставку к фюреру. В прошлый раз Гитлер к моим словам не прислушался, но теперь происходящие события заставят его это сделать.

На совещании я сразу высказал свою точку зрения о том, что нужно восстановить положение и закрепиться до наступления весны. Для этого, по моему мнению, следует собрать остатки всех танковых соединений и нанести еще один удар по противнику. Курский плацдарм подходит для этого как нельзя лучше. Отсюда я смогу захватить с севера Харьков, а с началом весенней кампании можно будет продолжить наступление и на Москву, и на юго-запад, в сторону Кавказа.

Все присутствующие были против моего плана, но Гитлера мне убедить удалось.

В целом я остался доволен результатами своей поездки, хотя имел все основания полагать, что Гитлера еще могут переубедить. Полагаю, это несложно, ведь он не всегда адекватно оценивает ситуацию. Например, фюрер высказал пожелание, чтобы я в ближайшее время захватил своими подвижными батальонами мосты через Сейм западнее Курска. Но подвижных батальонов уже давно не было, ведь именно об этом я и рассказывал в своем докладе. Но Гитлер живет в мире иллюзий».

* * *

После праздника весь госпиталь гудел, как сумасшедший улей. Все раненые, у кого была хотя бы небольшая надежда на скорое выздоровление, требовали немедленного прохождения медкомиссии, чтобы их признали пригодными к службе. Каждый считал, что предстоящее наступление начнется без него, и спешил поскорее выписаться. И без того взбудораженные обитатели госпиталя пришли в состояние крайнего волнения после трансляции парада. Медикам даже пришлось усилить посты охраны, отлавливающие нетерпеливых раненых, сбегающих в свои части.

Жаль, что телетрансляции еще не велись, мне очень хотелось бы увидеть парад вживую. А так пришлось ограничиться радиорепортажем и огромными, во весь разворот, фотографиями в газетах. Вот только изображения парадных колонн, дошедшие до нас на страницах «Правды», отстали от репортажа на сутки. А так посмотреть там было на что. Помимо наших войск, по улицам столицы провели тысячи пленных, наверняка собранных со всех фронтов. Жаль, что сильные морозы пока не начались, и немцы еще не выглядели такими жалкими, как после Сталинграда. Впрочем, некоторые из них, видимо взятые в плен недавно, были укутаны в женские платки и всякое тряпье. Надо думать, конвоиры специально отобрали таких убогих фрицев и поставили их с краю, поближе к зрителям.

Сразу за пленными ехали новенькие танки, что должно было подчеркнуть контраст между поверженным вермахтом и доблестной Красной Армией. После прохода наших «тридцатьчетверок» проехала внушительная колонна трофейной техники. Комментатор пояснил, что множество подбитых немецких танков было восстановлено, и здесь на параде присутствует только небольшая их часть. Это, конечно, преувеличение, но не сильное, трофеев этой осенью хватало. В газетной фотографии я даже смог разглядеть на башне одного из танков «птичку» – опознавательный знак, популярный в бывшей пятой танковой дивизии вермахта. Вполне возможно, что это был трофей нашего полка.

Что очень странно, среди немецких машин не было ни одной переделки в САУ. Впрочем, среди нашей бронетехники самоходки тоже отсутствовали, хотя за два месяца их могли выпустить достаточно, чтобы вооружить несколько дивизионов. Скорее всего, эти новинки пока засекречены, чтобы стать неприятным сюрпризом для немцев.

* * *

Мне, благодаря особому положению, не пришлось толкаться в очереди к начальнику госпиталя. Он сам осмотрел меня и вынес вердикт о том, что раны затягиваются очень быстро.

– Скоро вас можно будет выписать, однако еще нужно получить согласие соответствующих органов.

Теперь я принялся теребить Ландышеву, чтобы она по несколько раз в день отправляла запросы. Требуемые послания, написанные каждый раз во все более возмущенном тоне, уходили, но ответа пока не было. Не знаю, что бы я еще придумал, но тут в очередной раз прибыл Куликов. Первыми словами, которыми я его встретил, был вопрос, когда же я вернусь в свою дивизию.

– Вопрос непростой, – смущенно улыбнулся майор. – Вы уже почти выздоровели и можете вернуться в свое подразделение. Вот только с вашей дивизией вам скоро придется временно расстаться. Нет, нет, пока не перебивайте. Сейчас все поясню. – Куликов шутливо поднял руки, видя, что я собираюсь ринуться в атаку со своими расспросами, и продолжил: – Надо полагать, что абвер тщательно отслеживает все перемещения 179-й стрелковой. Мы этим воспользуемся и перебросим ее на второстепенный участок фронта, чтобы немцы, узнав об этом, начали стягивать туда резервы для отражения нашего наступления. Кстати, именно поэтому вашей дивизии до сих пор и не присвоили звание гвардейской, чтобы фрицы не запутались. Жаль, конечно, ведь вы все заслужили и гвардейский значок на гимнастерке, и двойной оклад. Но поверьте, тут я ничего не могу сделать. Ну, а ваш батальон на всякий случай перебрасывается вместе с вами на другой фронт. Естественно, тоже на спокойный участок. Если немцы начнут перемещать свои резервы поближе к вам, то это опять-таки принесет пользу. К тому же в этом случае мы узнаем, что германская разведка хорошо работает и имеет источники в наших штабах.

Тем временем Ландышева успела заварить и подать нам чай, приготовленный по моему рецепту – с большущей долькой лимона и огромным количеством сахара. Отогревшись, майор пришел в хорошее расположение духа и рассказал, как встретил на церемонии награждения генерала Масленникова, которому нашу дивизию иногда отдавали во временное подчинение.

– Он командир талантливый, – уважительно отзывался Куликов о генерале, – и в то же время храбрый. Лет в двадцать уже командовал полком и бригадой. Опытный пограничник, много лет гонял басмачей. На его счету несколько так называемых ханов. За чужими спинами не отсиживается, его уже раз десять ранили. Вот он действительно достоин звания Героя. Кстати, скажу по секрету, он на вашу часть глаз положил и упрашивал товарища Берию отдать полк ему. Очень уж вы лихо в Торопце действовали. Да и не только там.

– Почему это он просил именно Берию? – подозрительно переспросил я. – Он что, в курсе того, кто меня курирует?

– А, вы, наверно, не знаете. Масленников же является заместителем наркома, и с его назначением командующим армии старую должность никто не отменял.

– Понятно. Но наш полк ему не отдадут. Ведь армии Масленникову предстоит идти в наступление, а мое предназначение, как и прежде, ловить немцев на живца. Ну что же, теперь задавайте вопросы по технике, вы же не для того сюда из Москвы прилетели, чтобы извиняться.

– Сначала расскажу еще кое-что. Наташа, и вы тоже слушайте внимательно. Так вот, за последние недели немцы методично устранили всех, кто хоть что-то знает о вас. В Великих Луках постепенно уничтожен весь личный состав фельджандармерии, а за компанию и других служб, к которым могла поступить соответствующая информация. Ваш знакомый лейтенант Эрих Браун, естественно, тоже попал под раздачу. Его расстреляли, а труп сунули под лед. Тело так и не смогли выловить из реки.

– А вот его мне жалко. Он хоть и немец, но человек неплохой. Браун ведь сам предложил отдать взамен на пленных наших мирных жителей, я его об этом не просил. Но свидетели свидетелями, а обо мне немцы тоже не забыли?

– Разумеется, нет. Все эти устранения вовсе не означают, что вами больше не интересуются. Командование германских войск помнит о том, кто доставил им столько неприятностей. Так что будьте начеку. Ну, а теперь приступим к делу, ради которого я сюда и прилетел.

Дождавшись, пока Ландышева, понявшая намек, выйдет из палаты, Куликов начал пояснять.

– Видите ли, вы человек начитанный и знаете много сведений по истории, но при получении от вас информации есть одно затруднение. Мы не всегда знаем, о чем надо спрашивать, а вы не в курсе, какие еще вопросы для нас актуальны. Поэтому вам и разрешают находиться в действующих войсках, чтобы прочувствовать нынешние проблемы. Вот конкретно сейчас нас интересуют способы дезинформации противника. Помните, как вы пугали немцев урчащими тракторами?

– Ну да, в нашей истории такие фокусы проделывали с румынами. Но если позволяют обстоятельства, то обмануть можно и немцев. Хотя против них лучше применять специальные устройства. Помнится, к концу войны, когда США наконец-то решили повоевать, у них было наготовлено много бронетранспортеров с громкоговорителями и звукозаписывающей аппаратурой. Обратите внимание – громкоговорители могли складываться, и в походном положении машины ничем не отличались от обычной техники. Кроме воспроизведения готовых записей, также можно было транслировать многократно усиленный и наложенный сам на себя звук двигателя машины.

– Шикуют американцы, – завистливо присвистнул Куликов, – броневики у них. У нас для таких целей пока используется обыкновенная агитмашина армейского политотдела с рупорами. А так как их все равно не хватает, то еще будем применять ОГУ – окопные говорящие установки, которые переносят в заплечных ранцах.

– А еще делали просто, – вспомнилась мне одна нехитрая уловка, – под грузовиками подвешивали шарики на цепочке, которые лязгали почти как настоящая гусеница.

– Гениально! – воскликнул майор. – Вот ведь, казалось бы, очевидная вещь, но пока в той истории до этого додумались, пока разъяснили командованию необходимость данных мер, потеряли зря столько времени.

Задав еще пару вопросов, Куликов оставил мне папку с долгожданным приказом, и мы с ним умчались в разные стороны. Он в Москву, а я к главврачу.

Начальник госпиталя не скрывал, что очень рад моему выздоровлению. Нет, конечно, от меня тоже имелась некоторая польза. Главврач был в курсе, что именно сотрудники НКВД выбили для медперсонала большую квоту наград – все врачи получили ордена, а медсестры и санитары постоянного состава – медали. Но непонятные шпионские игры и подозрительные личности, кружившие вокруг странного пациента, выбивали всех из колеи и мешали нормальной работе учреждения. Поэтому, получив на руки необходимое разрешение, Иванов тут же вручил мне заранее приготовленную справку о том, что я находился в госпитале на излечении. Это на случай, если остановит придирчивый патруль. Он также предупредил, что все мои аттестаты: вещевой, продовольственный и денежный, остались в части.

Получив указания разузнать все о транспорте, Ландышева быстро вернулась и предложила выезжать прямо сейчас. Она пояснила, что если я не хочу терять время, то мы можем сразу отправиться своим ходом до Андреаполя, а там вопросом моей транспортировки займется уже особый отдел армии.

– Как мы поедем, на поезде? – уточнил я. Раньше поезда отсюда ходили только на восток, в сторону Торжка. Но к ноябрю до Осташкова уже протянули рокадную одноколейку, сократив тем самым путь по железной дороге к фронту.

– Ага, тратить столько времени, да еще ехать в телячьем вагоне, – презрительно фыркнула сержантша. – Нет уж, раз я получила такие полномочия, то грех было бы ими не воспользоваться. Зашла в ближайшую часть и раскулачила их на машину.

– Что, на полуторку расщедрились? – не поверил я.

– Берите выше, самая настоящая легковушка.

– Не иначе как сломанную подсунули.

– Не-а, все в порядке. Просто тамошний особист пытался от меня отделаться и заявил, что «эмка» имеется, а вот водителей ни одного нет. Думал меня этим отвадить. Естественно, я поймала его на слове, села в машину и уехала.

– Значит, можно собирать вещи?

Пораженная отсутствием адекватной реакции на свой подвиг, Ландышева медленно повторила для контуженых:

– Понимаете, я сама завела, вырулила из бокса задним ходом и подъехала к госпиталю.

– Ну и славно, теперь сможете быстро отвезти меня.

– Хм, конечно, смогу, – смущенно протянула Наташа, потупив глаза. – Вот только, боюсь, мы так дотемна не успеем. Да и как я вас буду охранять, если руки будут заняты.

Ясно, намек понят. Большого опыта вождения у сержанта нет, и максимум, на что хватило ее умения, это проехать полкилометра на первой скорости.

– А давайте поведу я, а вы будете за картой следить.

На этом мы и порешили. Сборы продлились недолго, так как вещей у меня было мало. Ландышева добавила к ним немного продуктов в дорогу и толстую брезентовую сумку с красным крестом, чтобы если что, оказать мне первую медицинскую помощь.

* * *

Когда мы выезжали из поселка, Наташа попросила притормозить у перекрестка, где небольшая группка солдат ожидала попутного транспорта. В старых шинельках, потрепанных шапках или даже в выцветших пилотках, они терпеливо стояли, опершись на изгородь, или сидели на корточках.

Ландышева опять смогла меня удивить. Она вышла из машины и направилась прямо к бойцам, чтобы спросить, есть ли желающие ехать в нужном нам направлении. Вопреки моим ожиданиям, никто не бросился врассыпную, услышав предложение подвезти в расположение особого отдела. Впрочем, сержант оказалась намного хитрее, чем я предполагал. Поехали-то мы вовсе не в Андреаполь, а прямо на юг, в Гришкино.

Высадив пассажиров в пункте назначения, Наташа объяснила мне суть своего замысла:

– Если за нами следят, что вполне возможно, учитывая последние события, то шпионы не смогут установить, в какую сторону мы едем.

– Ага, – ухмыльнулся я, – они решат, что мы направляемся не в особый отдел армии, а сразу в расположение нашей дивизии. Только не коротким путем, а в объезд, по менее загруженной дороге.

Такая простая мысль ей в голову не приходила, однако опытного сотрудника госбезопасности было не так-то легко переспорить. Ландышева пару секунд подумала и тут же выкрутилась:

– Э, ну, по крайней мере, если кто-то собирается устроить засаду, то мы в нее теперь не попадем.

Недовольная тем, что я нашел слабое место в ее хитроумном плане, Наташа быстро нашла способ реабилитироваться и доказать, что она обладает логическим мышлением. Когда я в очередной раз ругнулся на наши дороги, после того как «эмка» чуть не застряла в глубокой колее, Ландышева ехидно прокомментировала:

– Это вам не в роскошных американских машинах по Нью-Йорку разъезжать, товарищ Андреев.

– А почему вы сделали такое интересное заключение о деталях моей биографии, товарищ сержант госбезопасности?

– Ну, это очень просто, – снисходительно пояснила Ландышева. – В какой стране вы находились все эти годы, догадаться совсем не трудно. Немецкий и французский вы не знаете, зато вам часто присылали газеты и журналы на английском языке.

– Хорошо, это понятно, но ведь я мог жить в Британии или в ее колониях. При вас я на английском языке не разговаривал, и вы не могли определить мой акцент – американский или оксфордский. – Действительно не смогла бы. Понять мой английский можно, только когда я говорю очень медленно, а акцент у меня отнюдь не оксфордский, а скорее «рязанский».

– А вот вы дорогу переходили и машинально посмотрели сначала налево, значит, привыкли к правостороннему движению. То есть Англия исключается. Тот факт, что вы остановились прежде, чем пересечь проезжую часть, говорит о том, что жили вы в огромном городе. Согласитесь, что когда машин на улицах мало, то вертеть головой по сторонам нет смысла. Автомобили – устройства весьма шумные, и их слышно издалека.

– Да, вы меня убедили. Вот только почему я ездил именно в роскошных автомобилях?

– Роскошных, конечно, по нашим меркам, а не по заокеанским. Ну, там «Форды» новых моделей или «Чевролеты», рядом с которыми М-1 и рядом не стояла. Например, вы ворчали, что у «эмки» коробка передач всего лишь трехскоростная. Но ведь любому понятно, что для легковой машины этого вполне достаточно. И еще вы пытались отрегулировать сиденье под свой рост. Назад оно, правда, отодвигается, но наклон спинки не меняется, что вас очень изумило. Ну, и всякие мелочи, которым, вернее отсутствию которых, вы удивлялись.

Жаль, что она не знает, в каком детище отечественного автопрома мне раньше приходилось рассекать. Но действительно, по сравнению с М-1 даже «Самара» кажется верхом совершенства.

– Но может, у меня там, в Америке, был «Крайслер» или даже переднеприводный «Корд»?

– Ой, а я помню такую машину. Читала про нее в «Одноэтажной Америке». Там еще фары выдвигаются кнопочкой. А дальше рассказывается, как американочки мечтают купить эти машины, только там текст уже неприличный.

Я слегка улыбнулся таким рассуждениям. Наивное дите не понимает, что все хоть отдаленно напоминающее неприличное советские редакции печатать не будут.

– Но такие дорогие авто их владельцы сами не водят, – продолжила Наташа размышлять, – для этого нанимают личных шоферов. А вот вы привыкли водить автомобиль сами – вон как ваши движения машинальны.

– Все очень логично, – признал я со вздохом ее правоту. – Только начальству о своих догадках не докладывайте.

Но что-то зацепило меня в ее словах. Поразмышляв минутку, не забывая при этом следить за дорогой, я понял, что именно меня так взволновало – американские машины. Пусть в нашей истории первые два года войны поставки по ленд-лизу были мизерными, и мы больше получали трофейных машин, чем союзных. Но в этой войне Сталин наверняка заранее поставит Рузвельту условие – честно выполняйте все договоренности, иначе при разделе мира после победы ваши интересы учтены не будут. Это значит, что свои обязательства США придется выполнять ну хотя бы наполовину, и в СССР скоро начнут поставляться американские грузовики. А вот тут нас ждут проблемы. Тендер на поставку техники выиграют те фирмы, у которых будет ниже цена, что отнюдь не равнозначно высокому качеству. В конце концов, знаменитый грузовик «Студебеккер» сами американцы не использовали, считая его второсортным, и спихивали союзникам. Следовательно, к этому делу надо заранее привлечь наших инженеров, и как можно скорее. Перл-Харбор, который расшевелит Америку и заставит ее отнестись к войне всерьез, уже не за горами.

– Товарищ Ландышева, а вы гений, – искренне похвалил я сержанта госбезопасности.

Услышав такой комплимент, Наташа расцвела, довольная, как мисс Марпл после проведенного расследования. Но ей тут же пришлось спуститься обратно на землю и застенографировать мои мысли, что было настоящим подвигом. Машина подпрыгивала и моталась из стороны в сторону, так что даже просто попасть карандашом в блокнот было сложно.

– Записывайте. В первую очередь учитывать требования техники к качеству горюче-смазочных материалов. Оценить совместимость различных узлов с отечественными двигателями. Крайне важным является ремонтопригодность в полевых условиях, особенно с учетом очень низкой квалификации персонала армейских мастерских. Техническая оснащенность тоже не на уровне. Проще говоря, это не пишите, самыми тонкими инструментами будут лом и кувалда.

Жаль, что я не специалист по машинам, а тем более по допотопным. Нет, устройство автомобиля я в общих чертах знаю, изучал его еще в УПК двадцать лет назад. Но американские грузовики сороковых годов – это для меня темный лес. Пришлось вспоминать сложные споры, касающиеся автотехники, которые я иногда читал на форумах, хотя их смысл до меня не всегда доходил. Но ничего, эксперты по автомобилям у нас найдутся, главное чтобы им дали соответствующее указание. Другой вопрос, сможем ли мы заставить американцев поставлять нам только качественные машины, но это уже забота другого ведомства.

Одновременно с работой ума мне приходилось выискивать взглядом особенно огромные рытвины, замаскированные грязным снегом, и пытаться объезжать хотя бы их. Вот так, совмещая полезное с полезным, я доехал до Андреаполя. Моих мудростей хватило на несколько страничек в блокноте, и для начала этого было достаточно. Осталось только перевести то, что я изложил своими словами, на нормальный бюрократический язык, и получится отличная рекомендация, на основании которой можно будет начинать работать с союзниками.

* * *

Предупрежденные заранее армейские особисты подловили нас на въезде в город и завернули в сторону. Наше маленькое, но очень ценное имущество перегрузили в другой транспорт, который в зимних условиях считался самым скоростным для нашей местности. Это были обыкновенные санные упряжки, которые в количестве четырех штук приготовили для нас и для сопровождающей охраны.

Первый раз в жизни мне приходилось ехать в санях, и к моему изумлению, это оказалось великолепным развлечением. Только теперь я полностью понял знаменитую фразу «какой же русский не любит быстрой езды». Хорошо откормленные и застоявшиеся без дела кони сразу рванули вперед по наезженной колее, норовя перейти в галоп. В санях человек сидит очень близко к земле, и поэтому появляется впечатление огромной скорости, которую не чувствуешь, находясь в салоне автомобиля. Добавляют острых ощущений ледяной ветер и летящие в лицо снежинки. К счастью, возницы старались соблюдать дистанцию, так что ошметки грязи, вылетающие из-под полозьев едущих впереди саней, нам не грозили.

Это путешествие доставило мне самое настоящее удовольствие, и я расстроился, что оно так быстро закончилось. Впрочем, настроение сразу же поднялось, когда я вошел в штаб батальона и встретился с комбатом. Иванов мне тоже обрадовался и сразу же всучил какие-то бумаги. Оказалось, что я должен ехать на полковые склады выбивать у тыловиков необходимое имущество. Видя, что от этой боевой задачи я не в восторге, Иванов начал разъяснять мне важность стоящей перед нами проблемы.

– Ты понимаешь, что нам недолго оставаться в тылу. Вот-вот должно начаться большое наступление, а мы к нему не готовы. Теплой одежды не хватает, зимней смазки пока нет. С боеприпасами для трофейного оружия вообще дело швах. Мы уже половину пулеметов сдали на склад, потому что стрелять из них нечем. Впрочем, твою роту пока не разоружали, но патронов-то не прибавилось. Для пистолет-пулеметов осталась только половина боекомплекта. Белых маскхалатов тоже дали – кот наплакал. Сухпайками мы полностью не обеспечены. Понимаешь, что это значит, когда нас начнут перебрасывать?

Вспомнив рассказ сержанта Денисова о том, как они три дня шли по горам без еды, я согласно кивнул.

– Да и всяких мелочей тоже требуется немало, – продолжал сокрушаться комбат. – Мы вот когда трофейные МГ брали, то не обратили внимания, что к ним прилагаются асбестовые рукавицы. А как в бою стволы менять стали, то только тогда сообразили. В общем, вот тебе два грузовика, и постарайся вернуть их не пустыми. Вслед за ними я еще пошлю несколько повозок. Если имущество не поместится, останешься у склада и дождешься, пока все не вывезете.

– Ну ты и оптимист. Значит, еще и не поместится, десять рейсов делать придется, так? Да если бы на полковом складе столько имущества имелось, то батальону все бы уже давно выдали. А если ничего нет, то ничего и не дадут.

– Тебе выдадут, – с невероятным оптимизмом возразил комбат. – А чего не найдется в полку, отыщешь на дивизионных складах.

Делать нечего, приказ командира нужно выполнять немедленно, даже не повидавшись со своей ротой, располагавшейся в соседнем селе. Ландышеву мы решили по складам не гонять. Ее вместе с сейфом, хранившим мои бесценные записи, отправили обживать помещение, выделенное для ротного. Свиридова, временно исполняющего обязанности командира роты в мое отсутствие, предупредили об этом по телефону.

– Значит, обменял Авдеева на нового ординарца, – заметил Сергей, бесцеремонно разглядывая Ландышеву, как только она отошла от нас. – Молодец, одобряю твой выбор. Барышня хоть куда.

– Ничего я не менял. Эта, как ты выражаешься, барышня, мой охранник и личный секретарь.

– Вот как, – спросил комбат озадаченно. – А куда же тогда ты своего ординарца дел?

– А он разве не здесь? – в свою очередь удивился я. – А кто же стережет мои вещи? Там среди них есть очень важный блокнот.

– Про блокнот-то я в курсе. Авдеев в моем присутствии сдал его по акту в особый отдел. А вот что с твоим ординарцем стало потом, даже не знаю. Как-то был уверен, что он в госпитале вместе с тобой.

– Очень странно. Письмо от него я получил только один раз, и то там была лишь пара строк. Дескать, выздоравливайте скорее, с ротой все в порядке, ее отвели на отдых и пополнение.

– Про отдых это, конечно, преувеличение, – хмыкнул Иванов. – Ну, да скоро сам увидишь, как твои орлы разомлели от безделья.

Обещанные машины были уже готовы, и мне пришлось заняться непривычной работой снабженца, так и не повидавшись со своими однополчанами. Впрочем, я рассчитывал до вечера вернуться обратно.

* * *

Как ни странно, в штабе полка меня уже ждали. Майору Козлову успели доложить о моем возвращении, и он сразу же перешел к делу, опустив формальности. В тех же выражениях, что и комбат, только в более завуалированной форме, он разъяснил мне плачевное состояние дел в сфере снабжения.