Текст книги "Внешняя разведка СССР"

Германская полиция, которая в начале тридцатых годов прошлого века организовала специальное подразделение для борьбы с промышленным шпионажем, с ужасом констатировала трехкратное увеличение числа зарегистрированных случаев шпионажа за период между 1929 и 1930 годами: с 330 до более 1000. В большинстве случаев следы вели к рабочим-коммунистам, составлявшим существенную часть хорошо организованной сети, на которую был возложен сбор информации и секретов под руководством советских служащих из торгпредства[117]117
  Царев О. Вест Н. КГБ в Англии. С. 59–60.


[Закрыть].

Еще одним важным источником информации стал упоминавшийся выше молодой талантливый немецкий инженер Ганс-Генрих Куммеров. В декабре 1932 года он посетил советское посольство в Берлине с целью выяснения возможности поездки на работу в СССР.

С визитером встретился сотрудник легальной резидентуры, который работал под прикрытием должности инженер «Амторга» Гайк Бадалович Овакимян («Геннадий»). Гостю присвоили оперативный псевдоним «Фильтр» и приняли решение о проведении его вербовки. Дело в том, что посетитель в течение пяти лет работал в Ораниенбурге, под Берлином, на заводе акционерного общества «Газглюлихт-Ауэр-гезельшафт», который выполнял военные заказы.

Информацию «Фильтр» начал передавать с 1934 года. Такой перерыв объясняется просто. О своем желании уехать из Германии Ганс-Генрих Куммеров случайно проговорился кому-то из коллег, а тот сообщил руководству. Последнее, заподозрив Куммерова в «промышленном шпионаже», доложило в полицию. Было проведено расследование, но ничего криминального не обнаружилось. Его оставили в покое.

На первой же встрече с работником резидентуры агент передал ему образец (вернее, основные компоненты) нового, только что поступившего в производство противогаза, принятого на вооружение вермахтом. «Сколько это стоит?» – спросил советский представитель и услышал огромную по тем временам сумму: «Сорок тысяч марок». Однако тут же выяснилось, что Куммеров назвал ему стоимость… разработки сделанного им изобретения.

С 1936 по 1939 год связь с «Фильтром» отсутствовала. Затем ее удалось восстановить. В Москву ушли ценные сведения о боевых отравляющих веществах и средствах защиты от них, технологиях производства синтетического каучука и бензина, радиооборудовании танков, о радарах, авиационных высотомерах и других новинках немецкой военно-технической мысли.

В январе 1941 года «Фильтр» передал первое сообщение о производимом на военных заводах новом пестициде. Тогда это была секретная тема. Во второй половине 1941 года он добыл тактико-технические характеристики 150-мм снаряда, начиняемого отравляющими веществами.

Множество ценной информации поступило и от его друга, доктора технических наук Э. Томфора. Этот человек сначала заведовал отделом в химической лаборатории, а потом занимал пост референта директора компании «Лёве-радио АГ». Он передал советской разведке данные о работе немецких специалистов по созданию радиолокатора, а также акустической торпеды и специальных радиостанций для установки на танках[118]118
  Гладков Т. Король нелегалов. С. 100–104.; Агабабян А. Резидент. М., 2005. С. 55–57.


[Закрыть].

В 1942 году они оба были арестованы и казнены. В 1969 году Ганса Куммерова посмертно наградили орденом Красного Знамени[119]119
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 3. 1933–1941 годы. С. 413.


[Закрыть].

«Геннадий» завербовал также в 1931 году двух ценных агентов: «Штронга» – ведущего инженера фирмы «Ауэр» и «Людвига» – научного сотрудника фирмы «Цейс». Первый предоставил полную информацию о новейших средствах противохимической защиты и разработках в области гидролокации (эхолоты), а второй – детальную, с чертежами, информацию относительно новейших и перспективных оптических приборов фирмы «Цейс»[120]120
  Агабабян А. Резидент. С. 45–48.


[Закрыть].

В 1931 году сотрудник советского торгпредства Глебов заключил контракт с австрийским инженером по фамилии Липпнер с тем, чтобы тот выкрал нефтехимические секреты с завода концерна «И.Г. Фарбен индустри» в Фридрихсхафене.

В том же году был арестован коммунистический профсоюзный лидер Э. Штеффен и 25 инженеров с химических заводов «И.Г. Фарбен индустри» во Франкфурте-на-Одере и Кельне. Они были приговорены судом к различным срокам тюремного заключения (от 4 до 10 месяцев)[121]121
  Царев О. Вест Н. КГБ в Англии. С. 60–61.


[Закрыть].

В 1932 году Г. Б. Овакимян завербовал Ротмана – крупного немецкого специалиста по химическому аппаратостроению, от которого регулярно стал получать документальную информацию о строительстве новых военных объектов, о наиболее современных технологиях производства синтетического бензина и селитры. Эти документальные материалы получили высокую оценку Генштаба Красной Армии.

Некто Браун, работавший у известного германского торговца оружием Бениро, регулярно снабжал советскую внешнюю разведку образцами стрелкового оружия и документацией к нему[122]122
  Дамаскин И. Семнадцать имен Китти Харрис. М., 1999. С. 109.


[Закрыть].

В 1931 году в нелегальную резидентуру Ивана Николаевича Каминского («Монд») прибыл разведчик-нелегал Лео Гельфот. В Берлине он устроился на работу ассистентом в клинику известного немецкого профессора. По специальности он был рентгенологом. Работа в клинике давала возможность знакомиться с материалами, связанными с военной медициной, собирать сведения о новых методах лечения раненых в полевых условиях.

Однако основными источниками его информации были трое агентов из числа немцев, работавших в военно-промышленных концернах и переданных ему на связь.

Лео Гельфоту удалось через них получить значительное количество материалов и образцов, связанных с военной авиацией, электротехникой, приборостроением и химией, для военных целей. В конце 1933 года он был вынужден перебраться в Париж.

Инженер советского торгпредства Ф. Володичев, работавший на заводах «Сименс» и «Хальске», был осужден на один месяц тюремного заключения за промышленный шпионаж. Хотя, по утверждению прокурора, «чертежи, найденные у обвиняемого, отражали последние достижения в телеграфии и представляли огромную ценность для немецкой индустрии».

В сентябре 1931 года К. Либрих, химик научно-исследовательской лаборатории в Эберсвальде, член КПГ, был осужден на четыре месяца за промышленный шпионаж.

В Ротвайле трое рабочих – Р. Мольт, Ю. Шетцле и А. Кох – пытались завладеть промышленными секретами по производству химических волокон и пороха.

Ш. Ланд, сотрудница химического завода в Берлине, собирала секретную информацию о химической и металлургической промышленности. Ее арестовали и осудили в марте 1932 года.

Для военных целей компания «Телефункен» изобрела ранцевый телефон. Тогда это было сенсацией. Один из работников этой компании, некто Зайфрет, передал фотографии и образцы еще до того, как начался массовый выпуск этого изделия.

Образцы новых коленчатых валов, производимых фирмой «Рейнметалл», стараниями рабочих попали в руки советской разведки в самом начале их производства.

В 1931 году была разгромлена агентурная сеть Э. Штеффена, которая активно работала на большинстве заводов концерна «И.Г. Фарбен индустри», расположенных по всей стране. В нее входило 25 человек[123]123
  Даллин Д. Шпионаж по-советски. М., 2001. С. 106–109.


[Закрыть].

Разведка справилась с поставленной перед ней задачей. «Анализ работы берлинского аппарата органов внешней разведки в 1933–1937 годах, – говорилось в одном из документов того времени, – показывает, что оперативное сочетание разведывательной работы с легальных и нелегальных позиций дало положительные результаты в тяжелой агентурно-оперативной обстановке в Германии после прихода к власти фашизма. Наш разведывательный аппарат сумел не только избежать провалов и обеспечить активную работу агентуры, но и добиться положительных результатов в вербовке источников информации… Нескольких ценных агентов удалось приобрести научно-технической разведке»[124]124
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 3. 1933–1941 годы. С. 328.


[Закрыть].

Об операциях советской научно-технической разведки на территории Великобритании известно мало. Например, что группа «Арсенал» активизировала свою работу в Англии в 1933 году. В ее состав входили агенты «Бер», «Сауль», «Нелли», «Отец», «Помощник», «Шофер» и «Маргарет», которые работали на предприятиях:

«Арсенал» – испытание оружия и военного снаряжения;

«Армстронг» – производство и испытание танков, орудий, винтовок и моторов;

«Ферст-Браун» – производство и испытание танков и бронированной стали.

Подлинные имена большинства из этих людей продолжают оставаться государственной тайной и в наши дни. Они так и не были идентифицированы британской контрразведкой[125]125
  Царев О. Вест Найджел: КГБ в Англии. С. 246–250.


[Закрыть].

До 1928 года этой сетью руководил видный деятель Коммунистической партии Великобритании Перси Глейдинг («Гот»). В 1938 году его арестовали как одного из руководителей другой группы – «Вуличский арсенал». По этому делу проходило еще два человека – инженеры Вильямс и Вомак. Среди переданных ими материалов – чертеж морской пушки, «Справочник взрывчатых веществ» и чертежи авиационных конструкций[126]126
  Царев О. Указ. соч. С. 250–252.


[Закрыть].

В Англии в начале тридцатых годов прошлого века параллельно с легальной действовала нелегальная резидентура, поставлявшая обширную документацию, в том числе секретную информацию, о многих новых видах вооружения для армии и военно-морского флота. В одном из спецсообщений внешней разведки в СНК указывалось более 50 представляющих интерес сведений по авиации, радиотехнике, химии, бактериологии и военному судостроению[127]127
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 2. 1917–1933 годы. С. 226.


[Закрыть].

В конце двадцатых годов прошлого века советская внешняя разведка активно начала работать в США. Так, разведчик-нелегал Леон Минстер («Чарли») находился в Нью-Йорке с 1928 по 1934 год. За это время он сумел установить деловые контакты с инженерами, техническими представителями коммерческих фирм, офицерами летных и морских частей. Это позволило ему в первые два года работы представить в Москву важную информацию о «спасательных аппаратах для моряков-подводников, данные об авиационных двигателях, характеристики двух типов танков, авиационном прицеле для бомбардировщика, а также детали конструкции гидросамолетов, сведения о дизельных моторах различного назначения». Полученных чертежей, формул, инструкций было достаточно для того, чтобы советские инженеры и техники смогли воссоздать необходимые механизмы или в точности воспроизвести какой-нибудь производственный процесс.

В начале тридцатых годов прошлого века Минстер сумел добыть копию доклада одного из пионеров современной ракетной техники американского ученого Роберта Годдарда «Об итогах работы по созданию ракетного двигателя на жидком топливе».

Также он регулярно отправлял в Центр легально приобретенные технические патенты, открытые журналы военно-технической тематики: «The Infantry Journal», «The Cavalry Journal» и «The Iron Age».

В 1938 году «Чарли» отозвали в СССР и расстреляли. Личное дело в Архиве Службы внешней разведки РФ не сохранилось[128]128
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 3. 1933–1941 годы. С. 174–175; Позняков В.В. Советская разведка в Америке. М., 2005. С. 362.


[Закрыть].

Весной 1930 года в США прибыл разведчик-нелегал Абрам Осипович Эйнгорн («Тарас»). Он выступал в роли бизнесмена, который решил наладить экспорт оборудования из Америки в Персию или одну из стран Ближнего Востока. Это позволило ему активно работать в сфере НТР.

В числе добытых данных его агентами – информация о вертолетах и самолетах, разрабатываемых в конструкторском бюро И.И. Сикорского. Один из сотрудников бюро передал в Москву все необходимые чертежи. Также он добыл материалы по химической промышленности и дизелю Packard.

Кроме добычи секретной информации по линии «X» (научно-техническая разведка), он активно переправлял в Советский Союз книги и журналы по различным отраслям науки, техники, промышленности и патентоведения.

В 1931 году в одном из рапортов на имя заместителя председателя ОГПУ С.А. Мессинга говорилось:

«За последнее время несколько оживилась работа по техразведке в Америке. Работу пришлось ставить заново, и если учесть, что за последние годы результаты были низкими, то сейчас эти успехи нужно признать огромными. Получили материалы по химической промышленности (по оценке, экономия составила один млн долларов), исчерпывающую информацию по дизель-мотору «Паккард». С Америкой установлена регулярная связь (живая, нелегальная). В этом большая заслуга т. Эйнгорна А.О., который в сложных условиях проделал большую оперативную работу, выполнив полностью порученные ему задания.

Эйнгорн – работник ВЧК – ОГПУ с 1919 года, большую часть работал с нелегальных позиций, требующих преданности, личной смелости и риска. Ходатайствую о награждении Эйнгорна знаком «Почетный чекист»[129]129
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т., Т. 2. 1917–1933 годы. С. 224–225.


[Закрыть].

В 1934 году был отозван в Москву[130]130
  Позняков В.В. Советская разведка в Америке. С. 368.


[Закрыть].

С мая 1934 по июнь 1938 года в Нью-Йорке и Вашингтоне действовал разведчик-нелегал Борис Яковлевич Базаров («Кин», «Фред», «да Винчи» и «Норд»). В июле 1938 года арестован, расстрелян 29 февраля 1939 года[131]131
  Позняков В.В. Указ. соч. С. 357.


[Закрыть].

В 1935 году в США приехал разведчик-нелегал советской внешней разведки Лео Гельфот. Ему рекомендовалось в первую очередь обратить внимание на получение данных о разрабатываемых в США защитных средствах против боевых отравляющих веществ. В Германии в это время велись работы по созданию современного химического оружия и оснащения им армии. Это вызывало большое беспокойство советского руководства, и оно требовало от разведки сведений не только о видах и объемах производства боевых отравляющих веществ, но и данных о средствах защиты от них.

Гельфоту, в частности, поручалось изыскать возможность для получения образцов и материалов:

секретной пасты для лечения поражений от иприта;

технологии синтеза искусственного гемоглобина;

индивидуальных химических пакетов, применяемых в армии США;

технической установки для обмывки людей в полевых условиях после поражения ипритом;

средств-противоядий от боевых отравляющих веществ.

Он успешно начал выполнять поставленные перед ним задачи, к примеру, сумел добыть портативный аппарат для переливания крови в полевых условиях. В 1938 году Лео Гельфот заболел крупозным воспалением легких и умер[132]132
  Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 3. 1933–1941 годы. С. 235.


[Закрыть].

Охота за иностранными шифрами

В августе 1928 года в советское посольство в Париже пришел низкорослый мужчина с красным носом, резко контрастирующим с его желтым портфелем (позже идентифицированный как швейцарский предприниматель и авантюрист Джованни де Ри («Росси») и попросил встречи с военным атташе или первым секретарем. Якобы он обратился к резиденту ОГПУ Владимиру Войновичу[133]133
  Вероятно – З.И. Волович.


[Закрыть] со следующими словами:

«В чемодане находятся коды и шифры Италии. У вас вне всяких сомнений имеются копии шифртелеграмм местного итальянского посольства. Возьмите его и проверьте подлинность содержимого. Как только вы удостоверитесь в том, что они настоящие, сфотографируйте их и заплатите мне 200 тысяч французских франков».

Гость также предложил предоставлять в будущем новые итальянские дипломатические шифры за схожую сумму. Владимир Войнович отнес шифры в помещение резидентуры, где их сфотографировала его жена. Затем он вернул оригинал визитеру, гневно заявив, что это подделки, и попросил его покинуть посольство, пригрозив позвонить в полицию. Хотя впоследствии Центр и изменил свое мнение, в тот момент Войновича похвалили за проявленную находчивость, с помощью которой он бесплатно получил для ОГПУ итальянские шифры.

Ровно год спустя, в августе 1929 года, произошел аналогичный случай. На этот раз пришедший оказался шифровальщиком Управления связи Министерства иностранных дел Великобритании Эрнстом Холлоуэем Олдхамом, сопровождавшим британскую торговую делегацию. Владимир Войнович, видимо, попытался повторить обманный маневр, опробованный в случае с «Росси». Однако гость оказался более предусмотрительным: он не принес с собой шифров, пытался предотвратить установление своей личности и стремился ограничить контакт с ОГПУ одной сделкой. Он представился как «Чарли» и ввел резидента в заблуждение, сказав, что работает в департаменте печати МИДа и может достать копию дипломатического шифра Великобритании. Визитер запросил 50 тысяч фунтов, но Войнович сбил цену до 10 тысяч, и они договорились о встрече в начале следующего года.

Может быть, о «Росси» так и забыли бы, если бы не вмешательство в это дело самого Иосифа Сталина. Именно он приказал найти обманутого визитера. А узнал он о существовании «Росси» из откровений Григория Беседовского. Последний в октябре 1929 года в прямом смысле сбежал с территории советского посольства в Париже на Запад. Он перелез через ограду и обрел свободу. Ну а сотрудники внешней разведки получили новое задание, которое требовалось выполнить любой ценой. Ведь это приказ самого Сталина!

В 1930 году перебежчик опубликовал свои мемуары. В них Иосиф Сталин был представлен как «воплощение наиболее бесчувственного типа восточного деспотизма», а также рассказано о многих секретах ОГПУ, среди которых были и факты обращения в парижскую резидентуру инициативников, предлагавших купить итальянский и британский шифры.

Эти откровения привели к тому, что Дмитрия Быстролетова срочно вызвали в Москву. На Лубянке Абрам Аронович Слуцкий (впоследствии глава внешней разведки) показал ему копию мемуаров Григория Беседовского, переведенных на русский язык. На полях напротив того места, где говорилось об обмане «Росси», Иосиф Сталин собственноручно сделал карандашом запись: «Найти». Поэтому Дмитрию Быстролетову надлежало сразу же вернуться в Париж, установить личность незнакомца, обманутого два года назад, возобновить контакт и получать от него в дальнейшем шифры. «Где мне его искать?» – спросил Дмитрий Быстролетов. «Это твое дело, – последовал ответ Слуцкого, – у тебя есть шесть месяцев, чтобы найти его».

Поиски «Росси» Дмитрий Быстролетов подробно описал в своих мемуарах, поэтому не будем затрагивать данную тему. Отметим лишь, что встретились они в одном из баров Женевы. Уверенный в том, что после обмана в Париже двухгодичной давности «Росси» вряд ли станет разговаривать с сотрудником ОГПУ, Дмитрий Быстролетов решил применить технику, ставшую впоследствии известной как работа «под чужим флагом», и сказал, что работает на японскую разведку.

Сложно сказать, как быстро агент раскусил «японского разведчика», но в любом случае он согласился продавать дополнительные итальянские шифры, которые, по его словам, он мог достать у коррумпированного итальянского дипломата. Следующие встречи проходили в Берлине, так как дипломат якобы находился там. В результате «Росси» заработал около 200 тысяч французских франков.

Дмитрию Быстролетову также было приказано отыскать британского инициативника Эрнста Олдхама, предлагавшего парижской резидентуре купить шифры Форин офиса.

В апреле 1930 года на встрече, о которой договаривались годом раньше, Олдхам (ОГПУ дало ему псевдоним «Арно») передал только часть дипломатических шифров, вероятно, остерегаясь обмана, и потребовал 6 тысяч долларов в качестве залога перед тем, как передать оставшуюся часть. После встречи ОГПУ пыталось установить место его нахождения, но выяснилось, что он дал ложный адрес.

Вскоре после первой встречи с «Росси» Дмитрию Быстролетову удалось найти «Арно» в одном из парижских баров, завязать с ним разговор, завоевать его доверие и поселиться в отеле, где он остановился. Дмитрий Быстролетов представился Олдхаму и его жене Люси как обедневший венгерский аристократ, который, как и «Арно», попался в лапы советской разведки. При поддержке жены Олдхам согласился предоставлять Быстролетову шифры Форин офиса и другие секретные документы для последующей передачи их ОГПУ. В первый раз «Арно» получил шесть тысяч долларов США, затем пять, а далее ему платили одну тысячу в месяц. Дмитрий Быстролетов играл роль испытывающего сочувствие друга, который несколько раз заезжал к Олдхамам в их дом в Лондоне на Пемброк Гарден, Кенсингтон. Однако документы «Арно» передавал на встречах во Франции и Германии.

Войдя поначалу в непосредственный контакт с ОГПУ, Олдхам стал все больше и больше беспокоиться о риске работы на советского агента. Для того, чтобы оказывать на него давление, Дмитрия Быстролетова на некоторые их встречи с Олдхамом сопровождал глава нелегальной резидентуры в Берлине Борис Базаров («Кин»), который играл роль опасного итальянского коммуниста по имени да Винчи. Под воздействием Базарова и Быстролетова, разыгравших сценку плохой человек – добрый человек, Олдхам согласился продолжить сотрудничество, но все сильнее испытывал тягу к спиртному. Быстролетов упрочил свое влияние через Люси Олдхам («Мадам»).

Хотя Быстролетов успешно обманывал Олдхамов, он, по всей вероятности, не знал, что Олдхамы тоже обводят его вокруг пальца. На их первой встрече Олдхам сказал, что был «лордом, разрабатывающим шифры для их Форин офиса, и очень влиятельной персоной», а не мелким чиновником, как это было на самом деле. В ходе дальнейших встреч Олдхам рассказал, что он совершал поездки за границу по дипломатическому паспорту, который ему незаконно сделал его друг из Форин офиса по имени Кемп, который, по словам Олдхама (что практически наверняка ложь), якобы был сотрудником британской разведки. Олдхам помог Быстролетову получить британский паспорт на имя Роберта Гренвилля и сказал ему, что паспорт сделал лично министр иностранных дел сэр Джон Саймон, предполагая, что он предназначался одному из его знакомых – британскому аристократу невысокого ранга лорду Роберту Гренвиллю, проживавшему на тот момент в Канаде. «Я не знал, что лорд Роберт был здесь, в Британии», – якобы сказал Саймон Олдхаму. «Мадам» тоже была мастером рассказывать небылицы. Она рассказала Дмитрию Быстролетову, что была сестрой офицера по имени Монтгомери, который, по ее словам, занимал (несуществующий) пост главы разведывательной службы в Министерстве иностранных дел.

Тем временем «Росси» на встречах в Берлине передавал советскому разведчику самые разнообразные подлинники дипломатических документов (итальянские шифры, по всей вероятности, были наиболее важными среди них), а также грубо сработанные фальшивки. По словам Дмитрия Быстролетова, на вопрос о том, были ли некоторые из его документов подлинными, он с возмущением отвечал: «Что это за вопрос? Конечно, да. Вы, японцы, – идиоты. Напиши и скажи им, чтобы начинали печатать американские доллары. Вместо 200 тысяч настоящих франков дайте мне миллион фальшивых долларов, и мы в расчете». Центр поверил, по крайней мере, одной из фантазий «Росси». Вероятно, желая скрыть тот факт, что он пытался продать итальянские шифры французам и другим покупателям, он рассказал, что зять Муссолини, граф Галеаццо Чиано ди Кортелаццо (впоследствии премьер-министр Италии), организовал широкомасштабную торговлю шифрами, а когда шифры стали пропадать из посольства в Берлине, он приказал ликвидировать ни в чем не повинного шифровальщика. И якобы в Москве этому поверили. Агент еще дважды пытался обмануть советского разведчика, познакомив с людьми, выдававшими себя за служащих, имевших, по их словам, немецкий и британский дипломатические шифры на продажу.

Однако Центр придал большое значение рекомендации, которую «Росси» дал своему другу, парижскому предпринимателю Рудольфу Лемуану, агенту и вербовщику французской военной контрразведки – Второму бюро Генштаба. Урожденный Рудольф Штальманн, сын состоятельного берлинского ювелира, Лемуан начал работать на Второе бюро в 1918 году и приобрел французское гражданство, По словам одного из его руководителей во Втором бюро, его тянуло к шпионажу, как пьяницу к спиртному. Крупнейшей удачей Лемуана была вербовка немецкого шифровальщика, сотрудника подразделения радиоразведки, Ханса-Тило Шмидта, которого невероятно активная охота за женщинами вогнала в долги. Следующие десять лет Шмидт был самым ценным иностранным агентом Второго бюро.

Проведя первую встречу с Лемуаном («Джозефом»), Быстролетов получил инструкции о передаче дела другому советскому нелегалу, Игнацу Рейссу (он же «Игнат Порецкий», псевдоним – «Раймонд»), для того чтобы вплотную заняться Олдхамом. На встречах с Лемуаном Рейсс вначале играл роль офицера американской военной разведки. «Джозеф», по-видимому, стремился начать обмен информацией по немецким и иностранным системам шифров и поставлял любопытную смесь хорошей и плохой информации, желая продемонстрировать стремление Второго бюро к сотрудничеству. По всей вероятности, итальянский шифр, предоставленный им в мае 1931 года, был подлинным. Однако в феврале 1932 года агент передал абсолютно недостоверные сведения о том, что Гитлер (ставший через год канцлером Германии) дважды тайно приезжал в Париж и получал деньги от Второго бюро. «Мы, французы, – заявил он, – делаем все, чтобы ускорить его приход к власти». Центр воспринял сообщение как дезинформацию, но отдал распоряжение продолжать встречи с Лемуаном, по всей видимости, пытаясь заманить его в ловушку, которая привела бы к его вербовке.

В 1933 году Лемуан привел с собой на встречу с Рейссом начальника отдела радиоразведки Второго бюро, Густава Бертрана, которому Центр дал псевдоним «Орел». Пытаясь убедить Бертрана в том, что он является офицером американской разведки, желающим осуществлять обмен шифрматериалами, Рейсс предложил ему латиноамериканские дипломатические шифры. Естественно, Бертрана в большей степени интересовали европейские шифры. Вскоре после своей первой встречи с Бертраном Рейсс рассказал Лемуану, что работает не на американцев, а на ОГПУ. Центр, по всей вероятности, считал, что таким образом Лемуан попадет в ловушку: ему придется либо признаться начальству, что он получал деньги и был обманут ОГПУ или же скрыть эту информацию, рискуя быть шантажированным фактами работы на СССР. Шантаж не удался. Лемуан, вероятно, уже в течение какого-то времени понимал, что Рейсс, которого он знал по имени Вальтер Скотт, работал на советскую разведку. В дальнейшем у Рейсса было еще несколько встреч с Лемуаном и Бертраном, в ходе которых они обменялись информацией об итальянском, чехословацком и венгерском шифрах.

К лету 1932 года злоупотребление Олдхамом алкоголем всерьез тревожило не только жену агента, но и Центр. Из-за его непредсказуемого и беспорядочного поведения серьезно рисковал Дмитрий Быстролетов. 30 сентября 1932 года агент уволился из МИДа. Несмотря на это, он еще в течение года продолжал сотрудничать с советской разведкой, сообщив установочные данные на всех своих коллег. В Центре надеялись, что кто-то заменит стремительно спивающегося экс-шифровальщика.

29 сентября 1933 года, почти год спустя со дня выхода в отставку с государственной службы, «Арно» был найден в бессознательном состоянии в кухне своего дома на Лемброк Гарденз и срочно доставлен в больницу. Однако в больницу он прибыл уже мертвым. Расследование показало, что Олдхам, находясь в «ненормальном психическом состоянии», покончил жизнь самоубийством посредством «удушения газом, используемым для освещения»[134]134
  Ch. Andrew, V. Mitrokhin. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999. С. 58–64.


[Закрыть].

В 1927 году Дмитрий Быстролетов («Ганс», «Андрей») соблазнил 29-летнюю сотрудницу французского посольства в Чехословакии, которая в оперативной переписке с Центром фигурировала под псевдонимом «Лярош». В течение двух следующих лет она передавала советскому разведчику копии французских дипломатических шифров и секретных сведений[135]135
  Ch. Andrew, V. Mitrokhin. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999, С. 57.


[Закрыть].

Если описанная выше истории о похождениях Дмитрия Быстролетова частично или полностью известна всем, кто интересуется историей советской разведки, то о происходящем на территории Италии известно значительно меньше.

В 1924 году сотрудниками резидентуры при помощи итальянского коммуниста Альфредо Аллегретти был завербован посыльный Франческо Константини («Дункан»), который служил в посольстве Великобритании в Риме. Несмотря на свое невысокое служебное положение, «Дункан» имел доступ к огромному количеству дипломатических секретов. Дело в том, что до начала Второй мировой войны в посольствах Англии не существовало системы безопасности. Любой клерк или кто-то из обслуживающего посольство персонала (курьеры, уборщицы, лакеи и др.) мог попасть в любое из помещений посольства, в том числе и шифровальную комнату.

Когда в 1925 году из посольства кто-то тайно вынес два экземпляра дипломатического шифра, то «Дункан» остался вне подозрений. Слишком много людей могли совершить это.

В течение более 10 лет Франческо Константини передал огромное количество секретных документов. Вероятно, с самого начала он привлек к краже важных сведений своего брата Секондо, работавшего в посольстве слугой. Помимо депеш по вопросам англо-итальянских отношений, которыми обменивались посольства в Лондоне и Риме, «Дункан» часто имел возможность поставлять «конфиденциальные распечатки» отдельных документов Министерства иностранных дел и крупных британских миссий, которые предназначались для ознакомления послов с обзором текущей внешней политики.

К январю 1925 года он поставлял в среднем 150 страниц секретных материалов в неделю. Агент не скрывал своих мотивов. Римская резидентура сообщала в Центр:

«Он сотрудничает с нами исключительно из-за денег и не скрывает этого. Он поставил перед собой цель стать богатым человеком, и этого он и добивается».

В 1925 году Центр считал этого агента одним из ценных источников. Во второй половине двадцатых годов прошлого века существовала реальная угроза агрессии одной или нескольких стран Большой и Малой Антанты на Советский Союз. Москва возлагала большие надежды на способность «Дункана» заранее предупредить о решении Великобритании напасть на СССР и следующим образом инструктировала римскую резидентуру:

«В настоящее время Англия является организующей силой вероятного нападения на СССР в ближайшем будущем. На Западе против нас создается сплошной вражеский кордон (государств). На Востоке, в Персии, Афганистане и Китае мы наблюдаем аналогичную картину. Ваша задача (и считайте ее приоритетом) заключается в добыче документальных и агентурных материалов, раскрывающих детали плана Великобритании».

К 1928 году ОГПУ стало подозревать – и правильно – что «Дункан» также поставляет документы и итальянской разведке. Однако, несмотря на подозрения относительно честности Константини, не было никаких сомнений в важности поставляемых им материалов. Максим Литвинов, который к концу двадцатых годов прошлого века стал ключевой фигурой в Народном комиссариате иностранных дел, сказал, что он «приносит мне большую пользу»[136]136
  Ch. Andrew, V. Mitrokhin. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999. С. 46–47.


[Закрыть].

В 1934 году «Дункан» из-за высокой ценности передаваемой им информации был передан на связь разведчику-нелегалу Моисею Марковичу Аксельроду («Ост»). Первая их встреча состоялась в январе 1935 года. Вопреки законам конспирации их рандеву проходили слишком часто. Так, 27 октября 1935 года Центр телеграфировал Моисею Аксельроду:

«За период с 24 сентября по 14 октября Вы встречались (с Константини) 16 раз. За неделю должно быть не более 2–3 встреч».

Такой интенсивный график объяснялся очень просто – «Дункан» выносил из посольства почти всю секретную документацию, которая могла заинтересовать советскую разведку. Материалы содержали далеко не только информацию о британо-итальянских отношениях, но доклады Форин офиса и официальные донесения британских послов по широкому кругу важных документов, касающихся международных вопросов, которые приходили в качестве информации в посольство Великобритании в Риме.