Текст книги "Сачок для бабочек"

II. Порез

– Ну, что, потолковал с девчонкой? – полюбопытствовал Юрик, когда я спустился в подвал.

– А – как же! – без обиняков ответил я.

Впрочем, мой самодовольный вид говорил сам за себя.

– Ну, и как, она – тебе? Пришлась по вкусу?

– Не знаю, пока не пробовал!

– Так, попробуй! За чем же дело стало?

Юрик сказал это так, как будто настаивал на том, чтобы я продолжил флирт с девушкой, которая, являлась дочерью нашего работодателя, к тому же безумно ревнивого папаши. По крайне мере, так я понял со слов Анны. Заметив на моем лице неуверенность, Юрик, конечно же, истолковал ее по-своему.

– Ты пойми, дурья твоя башка! Для тебя это – шанс! Шанс выкарабкаться в люди…

– А, если этот шанс будет стоить мне головы, после того, как она поумнеет? Ее папаша – хозяин этого коттеджа площадью в триста с лишним квадратов! Вряд ли он захочет делиться ими с будущим зятьком! И, ты знаешь, он, по-моему, даже круче, чем кажется на первый взгляд.

Встав с мешка с песком, на котором осталось углубление от его худосочного чресла, Юрик, не спеша, словно раздумывая, прошелся вдоль кромки будущего бассейна.

– Что, значит, круче? Он и есть отморозок недоношенный! А, по-нашему, обыкновенный бандюган, который живет за счет тех, чью кровь он пьет. И за это его надо наказать!

При этих словах в глазах Юрика зажегся огонек ненависти.

– Ты думаешь, кто этот коттедж ему отгрохал? Кто помог спроектировать? Строительную смету, кто составлял?.. Кто ишачил тут день и ночь, чтобы на пустом месте возникло что-то. Вот то-то и оно! Ведь, прежде всего, я – дипломированный инженер-строитель, а потом уже – бомж…

Я заметил, как глаза Юрика немного увлажнились. Отвернувшись, он часто зашмыгал носом, видимо, тайком от меня сглатывая не прошенные слезы обиды на свою горькую долю, которая несправедливо лишила его всего того, что он имел доселе, и того, что мог бы иметь теперь, если бы да кабы…

– А, что я за это получил? Ты сам все видишь, поэтому нет смысла тебе это объяснять!..

Немного успокоившись, Юрик продолжил.

– А эта соплячка, которая до определенных пор не появлялась тут никогда прежде… Я лишь смутно предполагал, кем именно она доводится Гусю. Хозяину нашему. Только любопытничать мне на этот счет было совсем ни к чему. Я уже говорил, что Гусь не любит, когда ему задают лишние вопросы. Или что-либо предъявляют, как ему кажется, не по существу!..

Максимально понизив тон, он бросил настороженный взор за мою спину. Там располагался вход в подвал. Видимо, таким образом, Юрик хотел убедиться, что, кроме меня, его никто больше не слышит.

– Раньше… Вместо тебя здесь другой бедолага ишачил! Нерусский. Мирам его звали. Так Гусь его порешил за то, что тот потребовал за свою работу бабла ему приплатить.

– Неужто, только – за это? – засомневался я.

– Мирам на Гуся давно зуб точил. А тут нашла коса на камень. Сцепились они крепко. В конце концов, Мирам в ответ на оскорбления ответил Гусю тем же. Тогда тот в запале выхватил из-за пояса пистолет и разрядил в него всю обойму. Прямо вот – здесь, в подвале. А меня потом предупредил, что, если вякну кому про это, так он и со мной чикаться не станет.

Надо сказать, рассказ Юрика произвел на меня гнетущее впечатление. И хотя мое неосознанное влечение к Анне, у которой, на мой взгляд, было так много общего с Евой, ничуть не поубавилось, я, не решаясь на новую встречу с ней, следующие два дня не выходил из подвала и занимался исключительно делом. Если действовать необдуманно, полагал я, можно таких дров наломать! Но сколько я ни думал, ничего путного, относительно того, как мне продолжить знакомство с Анной и не вызвать никаких подозрений у Гуся, мне на ум так и не пришло. На третий день я поднялся из подвала по лестнице вверх и у видел прямо перед собой Сергея. Он словно нарочно поджидал меня, прохаживаясь вперед, назад по зеркальному полу.

– Ты чо, оболтус, раньше времени тут нарисовался? По-моему, так, рабочий день еще не закончился!

В голосе Сергея прозвучали недовольные нотки. Прекратив утюжить пол подошвами своих ботинок, он вдруг остановился напротив меня. Само собой, охранник был парень дюжий. Широкоплечий. Кулаки, как две кувалды. К тому же опоясан он был ремнем, на котором висела кобура. А, что было в кобуре, догадаться нетрудно.

– Да, вот, зараза, руку поранил! Нет у вас тут аптечки, какой? Рану надо бы слегка обработать да перевязать…

Пока я разглагольствовал, капля крови, которой была залита кисть моей руки, капнула прямо на мраморный пол.

– Ах, ты, недотепа! Стой здесь, я Анну кликну! Может, у ней там наверху что-нибудь для тебя найдется…

Вскоре она и впрямь уже спускалась по лестнице со второго этажа, держа в руках аптечку. Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня с неподдельной тревогой.

– Скорее – в ванную!

Схватив за руку, которая не была повреждена, она потащила меня за собой, куда следует.

– Как же, вы – так, Адам? Ну, разве так – можно?! – с напускной строгостью выговаривала мне Анна, сунув мою руку под струю холодной воды. – Неужели нельзя было осторожнее?

Она склонила голову над моей раной, и ее чудесные волосы коснулись моего лица.

– А вы, случаем, на медсестру не учились? – спросил я, как бы, между прочим.

Прекратив колдовать над моей раной, она вопросительно посмотрела на меня.

– Ловко у вас все получается!

– Это – что, комплимент?

Анна стояла так близко от меня, что это невольно заставляло трепетать каждую молекулу моего тела. А когда, вновь склонившись над моей раной, наконец, она завязала узелок бинта, и подняла голову, ее губы оказались как раз напротив моих.

– Ну, если вам так больше нравится…

Она в смущении опустила глаза, и собралась, было, уйти, но я не позволил ей этого сделать!.. Она даже охнуть не успела, как мои губы прижались к ее губам!.. Они оказались такими мягкими и податливыми. Видимо, то, чем мы занимались, пришлось Анне по вкусу потому, что ее руки вдруг обвили мою шею. Я был вне себя от восторга! Победа вскружила мою голову и буквально опьянила меня!

Когда я спустился в подвал, Юрик, с тревогой глядя на меня, спросил:

– Ну, что?.. Порез – не глубокий?

– Да, нет. Все нормально, – ответил я.

– Ну, слава Богу! – успокоился Юрик. – А я уж, грешным делом, подумал, что малость перестарался. Чересчур тебя наказал!

– Да, будет тебе так убиваться по пустякам, словно ты – мой родитель!

Сентиментальность Юрика начинала мне досаждать.

– Пустяк, говоришь? Не скажи!..

Немного виновато хлопая ресницами, Юрик добавил:

– Так, ведь сам просил!.. Не зря, хоть?

– Не зря!..

– А ну, покажь!

Я протянул ему ту самую руку, которую он полчаса назад нещадно полоснул острым, как бритва, лезвием ножа.

– Теперь вижу, что – не зря! Вишь, как ловко, она перебинтовала тебя! Сучка!

III. Свиданье с Гусыней

Следующим вечером после работы я ждал Анну возле входа в метро.

– У меня есть только два часа! Не больше! – заранее предупредила она.

Но я был и этому несказанно рад.

– Куда пойдем?

– Понятия не имею!

– Ну, да! Я совсем забыла! Ты ведь – не москвич…

– И даже не «Лада Приора»! – пытался неуклюже шутить я.

– Ага! С тобой – все ясно!

Она озорно стрельнула в меня глазками.

– Тогда пошли в «Макдоналдс»!

– А… А, может, не стоит! Давай просто погуляем по городу…

Анна с нескрываемым удивлением посмотрела на меня.

– Ты чего испугался?

Немного покраснев, я невозмутимо пожал плечами.

– Ничего!

– Ты – что, гамбургеры и мороженое не любишь?

– Да, нет… Не в этом – дело… Просто, я портмоне дома забыл!

– И – всего-то!

Анна беззаботно рассмеялась.

– Сегодня я за все плачу! Ведь ты – гость столицы. Значит, мой гость!

После «Макдоналдса» еще какое-то время мы болтались в уличной сутолоке, пока, наконец, не очутились возле подъезда ее дома. В это время Анне кто-то позвонил. Она коротко ответила. Лукавые искорки, вспыхнув в ее глазах, тотчас погасли.

– Не хочешь зайти ко мне в гости?

Переминаясь с ноги на ногу, я стоял, как безмозглый истукан, в голове у которого вместо мозгов – сосновые опилки, не зная, что ответить Анне.

– Дома – никого нет! Отец будет поздно, так что нам ничто не помешает хорошо провести досуг вместе.

– Это он тебе звонил?

Она согласно тряхнула локонами чудесных волос, и они, вспорхнув, точно крылья бабочки, вновь опустились на ее плечи.

– А, как же – твоя?..

– Мамы у меня нет! Она… Погибла. Я тогда была еще очень маленькая, так что плохо ее помню.

– Извини, я этого не знал!

– Да, пустяки.! Мой предок для меня – все: и отец, и мать! И – дедушка с бабушкой! – воскликнула она со смешком, видимо, чтобы окончательно не зациклиться на грустном.

Дверь распахнулась, и мы шагнули в полумрак подъезда. Взяв за руку, она повела меня за собой вверх по лестнице.

Я ушел от Анны, когда уже стемнело. Время с ней пролетело так незаметно, что я буквально потерял ему счет. К тому же ее поведение настолько шокировало меня, что я, окончательно сбитый с толку, казался себе сам не свой. Сперва мы выпили с Анной по бокалу какого-то вина, бутылка которого, как она сказала, стоила баснословные деньги. Потом Анна включила музыку, и мы начали с ней танцевать. А когда, словной слепой котенок уткнувшись в мою грудь, она, вдруг плавно отстранилась, слегка задрав очаровательную мордашку кверху, меня будто молотком по темечку навернуло! Я, точно безумный, стал осыпать поцелуями ее лицо, глаза, руки и шею! А затем, уже совсем не владея собой, довольно грубо повалил на раскладное кресло. Вероятно, в нужный момент Анна незаметно нажала на потайную кнопку в подлокотнике, и оно тотчас превратилось в ложе…

На прощанье мы выпили еще по бокалу вина и поцеловались в губы.

– Ну, что?.. Ты… Доволен столицей и ее достопримечательностями? – с игривой улыбкой на лице спросила она, перед тем как за мной захлопнулась дверь.

Как я полагал, вопрос был риторический, и на него не нужно было отвечать.

– Странно, что в самый неподходящий момент ты назвал меня Евой!

IV. IQ Юрика

Возможно, это покажется кому-то не скромным с моей стороны, но, по-моему, Анна с первого взгляда по уши втюрилась в меня. Иначе при первом же свидании я вряд ли стал бы ей близок. Но после этого она уже ни дня не могла прожить без того, чтобы не увидеться со мной. Не обсудить планы на ближайшее будущее. Мне казалось это дико, но неужели Анна совсем потеряла рассудок или разучилась отделять зерна от плевел? Неужели не догадывалась, кто – я на самом деле? Возможно, что ей это было абсолютно безразлично! Так или иначе, но именно тогда, впервые задаваясь подобными вопросами и ища на них ответы, я начал постигать психологию женщин. Я пришел к неутешительному выводу о том, что если женщина любит, то ей уже неважно, кто – ты в действительности. Ты можешь быть, кем угодно. Врачом, инженером, деспотом и тираном, серийным убийцей и даже бомжом. Она будет тебя любить, кем бы ты не являлся и, не смотря ни на что! И в конце концов, ее любовь принесет тебе либо большую удачу, либо немало горя.

Но этот вывод я сделал уже после того, как случилось то, что случилось.

Работа по устройству бассейна успешно продвигалась. Мы с Юриком выложили кафелем стены и принялись за дно. Параллельно с этим мы должны были смонтировать систему для откачки воды, а также для ее подогрева. Юрик и в самом деле был настоящим ассом своего ремесла. Поэтому все больше восхищаясь его мозговитостью и умением вкалывать по десять, а то и двенадцать часов в сутки, я никак не мог взять в толк, отчего при таких способностях он оставался бомжом? Неужели у него не хватало мужества, внеся погонялово ненавистного рабовладельца своей души в черный список, однажды взять и раз и навсегда поставить на нем крест, да так, чтоб по пальцам чернила стекали!.. Крест – на крайне прижимистом и к тому же прибандиченном работодателе, относившемся к нему, как скоту, и найти достойное применение своему IQ?

Как-то, когда мы сели перекурить, я задал Юрику этот вопрос.

– IQ? – не сразу понял мой напарник, о чем шла речь.

– Вот именно! IQ – это уровень интеллекта. Это – то, на что ты реально способен!

Но в ответ Юрик лишь искривил физиономию в горькой усмешке.

– Глуп – ты еще, сосунок! Без документов, регистрации и прописки кому я тут нужен? Здесь все решают не те, кто семи пядей во лбу, а те, у кого бабла в заначке не меряно.

– Такие, как Гусь?

– Как Гусь! Хотя, если разобраться, он недалеко от нас с тобой ушел… Кровь Мирама – у него на совести. И, нюхом чую, грешков за Гусем водится немало. Поэтому рано или поздно, но он за все ответит.

При этих словах глаза Юрика зло загорелись, а его лицо ужасно побледнело. В тот момент я немало пожалел о том, что невольно затронул больную для него тему.

– Ты веришь в справедливость?

Бомж как-то мрачно посмотрел на меня исподлобья.

– Не знаю! – честно признался я.

– Как – это, не знаешь?

И в глазах Юрика зажглись искорки недоверия.

– Не знаю, и – все!

– Гм… Вот ты на улице оказался. Без крыши над головой. Это – справедливо?

– Ну, нет!

– Ты каждый день пашешь, как вол, а получаешь втрое меньше того, что сделал… Это справедливо?.. Отвечай! Справедливо?

– Нет!

– Гусь неизвестно на какие шиши такой коттедж отгрохал… А сколько этих Гусей и Индюков в придачу припеваючи живут! С жиру бесятся…

Юрик в ярости сплюнул себе под ноги.

– Я пока на зоне чалился, всякого навидался. Но тут – беспредела даже больше, чем – там!

– А за что – тебя? – спросил я не столько любопытства ради, но больше для того, чтобы дать крайне озлобленному на жизнь человеку до конца выговориться и хотя бы немного душой оттаять.

– Да, ни за что! Жена мне изменила. Так, я ее, суку, проучить решил за это!.. Слегка. Чтоб неповадно в следующий раз было! А она менту пожаловалась! Как раз тому, с кем мне изменяла.

Закурив, Юрик тяжело вздохнул.

– Впаяли мне срок. Из хаты выписали. И пошла моя жизнь под откос… Как груженая фура, на чересчур крутом вираже!.. Отсидел. Вышел, а податься некуда. Теперь вот – тут. Ни угла своего, ни семьи!..

Что на это я мог ответить Юрику? Но, видимо, он и не ждал никакого сочувствия с моей стороны. И, как мне казалось, если бы я проявил малодушие и стал жалеть убогого, то это его ужасно бы обидело. А я никаким образом не хотел нажить себе недруга. Тем более, в лице Юрика. И без того подлый мир смотрел на меня, да и на него тоже, этакой фантастически мерзкой тварью из мультяшек, живущей по своим неписанным правилам, и норовил вот-вот сожрать вместе со всеми потрохами. Без остатка! В этом смысле наше достопочтенное и внешне безобидное мироздание все очевиднее приобретало в моих глазах черты коварного оборотня. И, скорее всего, подобная картина все отчетливее вырисовывалась не только в моем скудном воображении. Я и Юрик, точно договорившись друг с другом, с леденящим душу страхом ждали худшего. Но боялись вести об этом речь вслух или даже подумать о той свинцово-черной полосе в нашем и без того беспросветном существовании, когда вдруг однажды… А этот момент приближался к нам с пугающей неотвратимостью!.. Мы останемся без работы! А значит, без куска хлеба!.. Утешало лишь то, что до той роковой минуты, а может, часа еще было время, чтобы основательно размыслить, как нам быть дальше! Иначе хозяйка квартиры, что давала нам ночлег, просто взашей вытурила бы нас на улицу. А это… Это был бы конец! Или почти конец! Сами понимаете! Если время от времени не бриться, не мыться, не спать в теплой постели и так далее… Человек медленно, но верно превращается в асоциальное существо. Сначала – в животное, наподобие паршивой уличной дворняги. А потом… Потом – в растение. Гербарий из сего растения – это уже конечный этап долгого и подверженного странным фантасмагориям пути в одну сторону без возможности изменить направление на прямо противоположное… Точнее, пред конечный, поскольку гербарий – та же отвердевшая пыль. Новый без температурный способ и унивид современной кремации.

Я и Юрик, втайне друг от друга, молили бога, чтобы ничего подобного с нами, конечно же, не приключилось. Хотя, вполне возможно, я напрасно приписывал своему старшему товарищу те же мысли и чувства, что в ту пору одолевали меня. Юрик был старше, а стало быть, опытнее. Повидав на своем веку немало, он вряд ли был способен фантазировать невесть что. Страшилки разные!.. У него на это просто запалу бы не хватило. Поэтому подобное присуще лишь молодости. И хотя мне хотелось думать иначе, скорее всего, мой кореш отчетливо понимал: то, что – неизбежно, рано или поздно должно было произойти. И ничто не могло этому помешать. Это было словно написано у него на лице, после череды откровенных неудач став его Альтер эго и своего рода жизненной философией. Или же мне так только казалось? Не знаю. Скорее всего, тогда я просто не верил в счастливую звезду человека, которому жестокие обстоятельства однажды безжалостно переломили хребет!..

Помимо этого с некоторых пор я стал замечать за Юриком и другое… Тот самый огонек безрассудной ненависти, который частенько появлялся в его глазах, зажегся и в этот раз, когда он так некстати, а, возможно, с умыслом разоткровенничался по поводу того, как он оказался не у дел. Я думаю, что именно поэтому его откровенность не вызвала во мне никакого сочувствия. Извечная маска унылого безразличия и покорности судьбе на какие-то мгновения спала с лица моего товарища и из-под нее, надвое расколов свинцовую тучу, в меня, как молния, вонзился взгляд доведенного до крайнего отчаяния человека. Не смотря ни на что, все еще человека, который не потерял последних крох надежды остаться таковым и, если потребуется, отважиться ради этого на то, на что не решался никогда прежде!

Признаться, я не вполне понимал тогда, на что – именно! Я мог лишь догадываться… Честно говоря, в такие минуты Юрик, не скрою, заставлял меня относиться к нему с предельной осторожностью. Но это невольное опасение, что свой гнев он может в любой момент направить против кого угодно, в том числе и против меня, так же быстро проходило, едва мы с моим напарником принимались за работу. Что ни говори, а работа и, в еще большей степени то, что мы принадлежали к одному и тому же социальному слою отбросов общества, сближало нас настолько, что все прочее по сравнению с этим являлось настоящей чепухой. То есть, тем, что, по моему и разумению Юрика также, не заслуживало никакого внимания. К тому же мой напарник в известной степени покровительствовал мне. Это благодаря ему я имел работу и ночлег. И в еще большей степени я ощущал себя обязанным Юрику за мое совершенно неожиданное знакомство с Анной, и буквально ошеломившую меня близость с ней! Не знаю, мог ли я этого хоть как-то избежать? Или же и впрямь все в этом мире предначертано заранее? И с этим уже нельзя ничего поделать?!

V. Амуры и кошмары

Надо сказать, мои, внезапно вскружившие нам обоим головы, отношения с Анной развивались все более стремительно. Они походили на движущийся локомотив. Желая разогнать его до предела, мы как будто бы окончательно позабыли о том, что в любой момент он может сойти с рельс и что, так или иначе, но, чтобы двигаться дальше, на грядущей станции его нужно будет остановить… Не смотря на то, что всему тому, что происходило со мной, я отчасти был рад, это не могло не тревожить меня. Отчасти, поскольку в глубине моего несчастного сердца до сих пор царил образ Евы. И никакой другой не способен был вытеснить его! Он так прочно запечатлелся в моем сознании, что страсть Анны приносила мне наслаждение и страдание одновременно. Я проклинал себя за то, что в ситуации с хозяйкой коттеджа совсем некстати потерял над собой контроль и мог потерять голову в прямом смысле этого слова! Но самоедство ни к чему хорошему не приводило. Я лишь напрасно портил себе кровь. Я ничего не мог поделать с моим сумасшедшим влечением к Анне!.. Едва я видел ее вблизи себя, вся моя решимость разорвать наши отношения, тут же куда-то улетучивалась. Невольно любуясь девушкой, я находил ее совершеннейшей копией Евы, хотя нисколько не пытался этого делать нарочно. Это происходило чисто механически, без приложения каких-либо моих усилий. Само по себе. Вероятно, я был смертельно поражен вирусом любви к Еве! То есть, настолько, что, не имея возможности прикоснуться к ней, попросту сходил с ума. Медленно и верно. Я полагаю, что это непременно бы случилось, если бы – не Анна.

Не знаю точно, умаслила Анна «сторожевого пса» Сергея или же так складывались обстоятельства, но в перерыв, наскоро приведя себя в порядок, то есть, скинув строительную робу, и, облачившись в собственную одежду, я почти ежедневно стремительно взбегал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки кряду, на второй этаж коттеджа. Там, в одной из мебельных комнат, меня уже ждала Анна. Не могу сказать, что я хоть сколько-нибудь одобрял подобное место для наших свиданий. Наоборот, я прекрасно понимал, чем это грозило и мне, и, конечно же, Анне. Гусь никогда не изменял своей закоренелой бандитской привычке и всегда имел оружие при себе. «А – что, если однажды он застукает свою дочь в обнимку со мной в дачной гостиной или спальне?» – не раз задавался я вопросом, полным мрачного пессимизма относительно того, как «счастливо» для меня должны были однажды закончиться мои амуры с Анной. Мне даже представить было невмоготу, что тогда могло произойти. Дрожа, как осиновый лист, я словно наяву видел, как с простреленной дыркой в голове я лежал на зеркальном полу в луже собственной крови. На зеркальном – потому, что он уже однажды «узнал» вкус того, что текло в моих жилах и, вполне возможно, «захочет попробовать» этого вновь!.. Вскрикнув, я вскакивал с кровати посреди ночи и… Просыпался!

– Очумел, что ли? – недовольно бурчал сквозь сон Юрик. – Хорош, дурачок ты этакий, себя и меня зазря кошмарить!.. Дрыхни, давай! И, чтоб – больше, ни гу-гу…

Я снова укладывался в постель и, долго ворочаясь с боку на бок, наконец, засыпал, моля Бога о том, чтобы ничего подобного мне больше и в помине не приснилось. Анна, возможно, не догадывалась, каких внутренних терзаний и страхов стоили мне свидания с ней в логове ее предка, лишь с виду благопристойном. Или же, делая вид, что не догадывалась об этом, она лукавила, и, таким образом, нарочно мстила мне за то, что втюрилась в меня по уши и ничего не могла, да и не пыталась, с этим поделать. Так или иначе, но мы по-прежнему встречались там, где встречались. Ведь так желала она!..

– Что, если завтра нам погулять по городу?! – оттого, что мои нервы начали окончательно и бесповоротно сдавать, предложил я как-то ей.

– Погулять?

Анна пристально посмотрела на меня.

– Ну, да! Что, здесь – плохого? А то, кроме работы, мойки да койки в моей жизни совершенно ничего не осталось!

Анна со странной усмешкой вновь глянула на меня.

– Так, уж и – ничего?

Теперь настала моя очередь на откровенную издевку, ответить ей тем же!.. Но я не сделал ничего подобного, и, вероятно, это рассердило ее еще больше!..

– А я для тебя – что, по-твоему?! Пустое место?!

– Ты?

– Да, я!

Анна слегка притопнула ножкой, видимо, таким незатейливым способом выражая свое недовольство. В страстном порыве я в один миг сократил расстояние, что разделяло нас, и крепко обнял Анну. Она, словно ждала этого, и потому ответила мне взаимностью! Казалось, что с течением дней, отпущенных нам для счастья, которое было неполным, так как мы не могли его разделить с родными и близкими, друзьями, которых у нас не было, и просто знакомыми, ее чувство ко мне не только не ослабевало, а еще больше усиливалось. Я думаю, что оно становилось сильнее именно по той причине, что девушке приходилось свою любовь ото всех скрывать. Ото всех, кроме одного человека. Этим человеком был я. Вероятно, Анна ужасно боялась потерять меня. Когда наши тела и губы соприкасались, она замирала от восторга, словно всерьез опасаясь при неосторожном движении не расплескать все то сокровенное, что, точно дождевая вода – цветочную кувшинку, переполняло ее… Но, как только наше обоюдное желание предельной близости прекращало являться лишь таковым, и цель на самом верху блаженства была достигнута, спустившись с небес, мы возвращались на круги своя. После своего рода горячего душа, согревавшего наши сердца надеждой, холодный казался нам противоестественным. Он отрезвлял. Он напрочь лишал нас всяческих иллюзий, тем самым обрекая на неверие в завтрашний день, который вовсе не обещал быть, если не лучше, то, по крайней мере, не хуже дня настоящего. И тогда я замечал в глазах Анны растерянность и страх. Нет, не Гусь страшил ее. Как и любого другого мужчину, не смотря на то, что этот мужчина являлся ее отцом, а возможно именно поэтому, она легко одурачила бы его при случае. В том смысле, что всегда сумела бы смягчить его тяжелый нрав при помощи лести или, изо всех сил строя из себя послушную девочку, этакую скромницу и монашенку, которая не чает души в своем единственном фазере. Главное, чтобы он навсегда оставался в неведении, то есть не пронюхал ничего относительно связи Анны с таким ничтожеством, каким в его глазах были я и Юрик. И до сих пор ей это не плохо удавалось. Поэтому боялась Анна лишь одного: потерять меня! Мое предложение погулять с ней по городу она восприняла в штыки, поскольку заподозрила, что я несколько охладел к ней.

– Сам подумай, если кто-то из моих знакомых увидит нас вместе, об этом сразу же станет известно моему…

– Ерунда! Никто и ничего не станет утверждать наверняка, даже если увидит нас вместе. Ведь это ничего не доказывает! А, если Гусь спросит, ты всегда можешь ему возразить. Мол, встретились случайно. Поздоровались и разошлись. Ведь так? И потом мы будем предельно осторожны…

– Ты имеешь в виду, что на людях ты будешь вести себя со мной, словно мы – чужие!.. Знаешь, меня такая перспектива не устраивает!

– Чего же ты хочешь?

Взглянув в горящие огнем, поистине, то ли ангельские, то ли глаза дьяволицы, я понял, что задал совершенно тупой вопрос. Но Анна не обиделась на меня.

– Подойди сюда!

Стоя у окна, она кокетливо поманила меня пальчиком. Я неохотно выполнил то, о чем она просила. Анна настойчиво гнула свою линию, и это невольно вызывало во мне сопротивление. Почему женщина слушает только собственное сердце, не считаясь с тем, что тот, кого она любит, может иметь противоположный взгляд на те же самые вещи? «Что это? Простая причуда, отголоски неудавшейся эмансипации или запоздалые происки феминизма?» – с раздражением думал я. Но Анна не походила ни на одну из тех дурочек, зарубежных и отечественных эмансипаток, которыми полнился теле и радио эфир и портреты которых занимали страницы глянцевых журналов. Штуки два, три из них за свою короткую жизнь мне удалось наскоро просмотреть. А в реальности… Я имею в виду Кучино, пределы которого до окончания школы и всего, что после этого произошло со мной, я не покидал!.. Одна, точнее две дамы с феминистскими мозгами работали учителями в нашей школе. Они не вызывали во мне ни симпатии, ни отвращения. Мне просто было на них наплевать. Точно так же, как им на меня. Мне было известно, что одна из тех двух имела в собственном дворе корову и однажды водила ее в совхозное стойло искусственно осеменять. Но у этого осеменения результат был плачевный. Теленок народился дохлый. С расстройства излишне чувствительная педагогиня захворала и неделю не показывалась в школе.

Про другую училку я даже не хочу вспоминать. Как и первая, она была не замужем. И, видимо, для того, чтобы привадить к себе деревенских мужиков время от времени, когда испытывала очередной приступ любви и ласки, которую ей не на кого было излить, варила собственный самогон. После этого примерно половина Кучинских мужиков целый месяц ходили по деревне пьяные.

– Посмотри во двор! – сказала Анна.

Я сделал так, как она просила.

– Ты видишь?

Я, не понимая, чего она от меня хочет, еще внимательнее стал рассматривать все то, что открылось моему взору. Но фонтан, клумба, оранжерея, деревья вдоль ограды были все теми же, что и прежде, и ничего особенного я в них не находил.

– А теперь пойдем в соседнюю комнату! – потребовала Анна.

– Для чего – это? – еще больше удивился я.

Из окон еще нескольких комнат, которые мы успели с Анной облюбовать, когда хотели близости, был виден все тот же двор и то, что – за его пределами. Я перевел взгляд с привычной панорамы за окном на Анну. Уголки ее дразнящих и словно созданных для поцелуев губ слегка приподнялись.

– Он – весь, как на ладони! Ты этого не находишь?

– Кто – он? – спросил я, при этом слегка вытянув вперед губы, и, таким образом, словно поставив точку под знаком вопроса, застывшего на моем лице.

Наверное, со стороны я выглядел, точно глупый недоносок потому, что заметил, как красиво изогнутые брови Анны, ринувшись вниз, и, сойдясь у переносицы, образовали глубокую складку. Впрочем, ее неудовольствие мной продолжалось недолго. В глазах ее, точно в ночном и доселе сплошь покрытом мраком небе, вдруг вспыхнули светлячки, как мне казалось, совершенно неуместного веселья. Она вдруг истерически рассмеялась.

– Дво… Двор в… весь… Ха-ха! Нет, я больше не могу! Какой же ты о… Осел!

Ее идиотским смехом невольно заразился и я. И мы стали вместе надрывать животы, как два механических болванчика на электронных батарейках. Как оказалось, это был смех не к добру.