Текст книги "Охота на банкира"

Глава 2
Коробка из-под ксерокса

«Голосуй, или проиграешь!»

В начале 1996 года «демократическая» Россия проходила очередной виток ржавой спирали диалектического материализма. Государство тяжело болело: выпивало, воровало, а народ испытывал финансовые трудности. Тщетные поиски спасения в «варягах», мольбы к Международному валютному фонду и Джорджам Соросам… Совершались традиционные глупости – никто не вспоминал о предыдущих этапах родной истории и не учил ее уроков.

Советские граждане, которым обещали капиталистический рай и жизнь, «как у них», в Европе и Америке, с лихвой хлебнули революции, контрреволюции, гиперинфляции, ваучеризации, пирамид МММ, выборов и референдумов, маленькой гражданской войны в центре Москвы и более серьезной войны на Кавказе. Чеченцев в Москве на «стрелки» старались не звать – они не выдерживали долгих «терок» и сразу интересовались: «Слышь, а стрэлат когда будэм?» Обнищавшее и очумевшее население внимало сводкам военных действий затянувшегося на два года «наведения конституционного порядка в Чеченской Республике», осваивало натуральное хозяйство и искало, что бы еще продать – от доставшейся по наследству шубы до пресловутой «красной ртути». На таком культурно-историческом фоне страна въехала в очередные президентские выборы.

Битва за власть развернулась нешуточная: коммунисты, одержавшие сокрушительную победу на выборах в Госдуму в декабре 1995-го, приступили к осаде Кремля. В феврале Зюганов съездил на смотрины в швейцарский Давос, где каждый год на Всемирный экономический форум собирается международная деловая элита. Пока Анатолий Собчак сидел за столом и давал интервью 12 французским моделям, которых подогнал Петя Листерман, лидер коммунистов работал. Своими заявлениями о том, что его партия – это уже не КПСС, что он выступает за многоукладность экономики и что иностранным инвесторам будет обеспечен «теплый климат», вождь КПРФ и «народно-патриотических сил» произвел благоприятное впечатление на участников мероприятия. В конце концов, к тому времени они уже больше 10 лет вели успешный бизнес с предсказуемыми китайскими товарищами, вкладывая миллиарды в экономику Поднебесной.

У Ельцина дела шли из рук вон плохо. Руководителем предвыборного штаба был назначен первый вице-премьер Олег Сосковец. Бывший директор Карагандинского металлургического комбината и министр в правительстве СССР вообще не понимал, что такое публичная политика. По советской привычке ставка делалась на административный ресурс – дескать, достаточно дать команду, и нарисуют так, как надо. В раздираемой противоречиями стране, где не было никакой вертикали власти, а на местах державшие под подушкой партбилет КПСС чиновники откровенно симпатизировали Зюганову, это было в принципе невозможно. Слабые шаги и бесцветные выступления превращали Ельцина в посмешище. Рейтинг президента колебался на уровне статистической погрешности, и ряд чиновников правительства начали «наводить мосты» к Зюганову на предмет сдачи «царя Бориса» в обмен на будущее трудоустройство.

Однако вскоре в избирательной кампании действующего президента произошел резкий перелом. Его рейтинг взлетел так круто, что в конечном счете принес Ельцину второй срок. Это чудесное превращение аутсайдера в победителя породило миф о всесильной «семибанкирщине» – по аналогии с семибоярщиной, правившей на Руси в Смутное время. Этот, как теперь принято говорить, мем запустил Борис Березовский, который всегда был склонен к некоторой самодемонизации и преувеличению роли собственной личности в истории человечества. Уже после выборов, в ноябре 1996 года, в интервью газете Financial Times он назвал имена семи человек, якобы контролирующих более 50 % российской экономики и совместно влияющих на принятие важнейших внутриполитических решений в России: Владимир Потанин (ОНЭКСИМ Банк), Владимир Гусинский (Мост-Банк), Михаил Ходорковский («Менатеп»), Михаил Фридман и Петр Авен (Альфа-Банк), Александр Смоленский (Столичный банк сбережений, с 1997 года – «СБС-Агро») и сам Борис Абрамович (Объединенный банк, или в простонародье «Объебанк»). Впоследствии к этому «каноническому» списку добавили Владимира Виноградова (Инкомбанк) и Виталия Малкина с Бидзиной Иванишвили (банк «Российский кредит»).

Согласно официальной легенде, изложенной вскоре после интервью Березовского журналистом «Общей газеты» Андреем Фадиным в статье «Семибанкирщина как новорусский вариант Семибоярщины», банкиры-олигархи в страхе перед приходом к власти коммунистов, которые отберут у них все нажитое непосильным трудом, презрели коммерческие разногласия и объединились для того, чтобы сохранить свою тайную власть. Они скинулись в некий «общак» и наняли чародеев (чуть ли не выписали их из Америки). Чародеи заморочили голову россиянам и сохранили власть полуживому Ельцину, который был их марионеткой.

К суровой российской действительности эта конспирологическая конструкция не имела ни малейшего отношения. На самом деле всегда – и при Ельцине, и тем более после него – влияние купеческой гильдии на власть было минимальным, а зависимость от чиновников, особенно силовиков, – тотальной. Частный сектор и сегодня, 20 лет спустя, не представляет собой даже трети экономики России, а тогда это была небольшая, только что давшая ростки «народно-хозяйственная культура».

В России главным бизнесменом всегда было государство, а многие высокопоставленные чиновники, министры, губернаторы и руководители госкорпораций дадут большую фору любому фигуранту списка журнала Forbes от бизнеса. Тайный рейтинг неформально существует, но нигде не публикуется. Они, эти чиновники, и были главной движущей силой буржуазной революции, покончившей с социалистической распределительной системой. Ведь отличительной чертой советской номенклатуры, при всех тогдашних недостатках и бюрократической зарегулированности, была невозможность для чиновника обогатиться. Да и укради он, тратить было негде: внутри страны – ОБХСС, за кордон тоже не сунешься – КГБ и «железный занавес».

После 1991 года ставки несоизмеримо возросли. Можно было спокойно «заработать» десятки и сотни миллионов, а то и миллиарды долларов – в зависимости от места в иерархии. Назовем таких чиновников «долбинами» – должностными лицами с бизнес-интересами. Это когда государство и частный капитал сосуществуют в лице одного человека или одной семьи. Например, губернатор, выдающий разрешения на строительство, выписывает их своей собственной строительной фирме, а федеральный министр, закупающий на бюджетные деньги медикаменты для льготников, отоваривается у своей же фармацевтической компании. Причем ничего прямо незаконного в такой деятельности не было. «Какая коррупция, о чем вы?! – возмущается долбин, стоит только намекнуть на то, что подобное поведение как минимум неприлично. – Наглая клевета! Просто мой брат (сват, шурин) – успешный бизнесмен. Он выиграл конкурс! Что? Сестра – председатель конкурсной комиссии? Так у нее два высших образования и стаж от царя Гороха. И вообще, покажите мне, какие законы это запрещают, а то я сейчас же в суд подам!»

Типичный пример – мэр Москвы Юрий Лужков, который тогда, в 1996 году, был одним из самых могущественных людей в России и примерял шапку Мономаха. Однажды за званым ужином у гиганта монументалистики Зураба Церетели я стал свидетелем любопытной сцены: жена Лужкова, Елена Батурина, на вопрос, не семейные ли связи обеспечили ее попадание в список самых богатых людей, ткнула сидящего рядом супруга локтем в ребра: «Что?! Да если б он мне не мешал, я бы не пять, а тридцать пять миллиардов долларов уже заработала!» Супруг согласно кивал, потирая ушибленный бок…

Большинство из тех, кого называли «олигархами», стали ими благодаря государству и прекрасно понимали, что по его воле могут в любой момент стать никем. Так произошло с Виноградовым, который умер в нищете. Клан МЕНАТЕПа вообще оказался в местах не столь отдаленных или в эмиграции. Березовский тоже плохо кончил. Жизненное кредо российского олигарха очень доходчиво сформулировал в 2007 году в интервью все той же Financial Times владелец РУСАЛа Олег Дерипаска: «Если государство скажет, что мы должны отказаться (от компании), мы откажемся. Я не отделяю себя от государства. У меня нет никаких других интересов».

Поэтому олигархи, за исключением Березовского, либо вообще чурались политики, либо предпочитали раскладывать свои драгоценные яйца по разным корзинам. Участники пресловутой «семибанкирщины» активно искали возможности если не договориться с коммунистами, то как-то скрестить ежа с ужом. Не случайно же в апреле 1996 года в «Независимой газете» появилось знаменитое письмо «Выйти из тупика!», подписанное самими «семибанкирами», а также руководителями нефтяных компаний ЮКОС и «Сибнефть» (тогда еще без Ходорковского и Абрамовича) Сергеем Муравленко и Виктором Городиловым, президентом ОКБ им. А. С. Яковлева Александром Дондуковым, президентом МАК «Вымпел» Николаем Михайловым и владельцем банка «Возрождение» Дмитрием Орловым. В документе, который накреативил близкий к КПРФ Сергей Кургинян, они отругали как «демократов», так и «коммунистов», призвав их «объединить усилия для поиска политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты».

Но Ельцин был вовсе не безвольной куклой, а харизматичным политиком с потрясающей жаждой власти и нюхом на угрозу ей. Когда ему стало очевидно, что команда Сосковца ведет дело к провалу, появился новый штаб во главе с Анатолием Чубайсом, где ключевые роли играли дочь президента Татьяна Дьяченко и его помощник еще со времен московского горкома КПСС Виктор Илюшин. В отличие от бюрократов и силовиков, они прекрасно понимали, что на голом админресурсе далеко не уедешь и народную любовь надо завоевывать капиталистическими методами. Была запущена грандиозная пиар-кампания «Голосуй, или проиграешь!», к которой с помощью лучших специалистов по нарождающимся политтехнологиям и талантливых продюсеров отечественного шоу-бизнеса подтянули оголодавшую творческую интеллигенцию, деятелей культуры и искусства. За все это, разумеется, были уплачены немалые деньги – причем, понятное дело, не через официальный избирательный фонд кандидата в президенты.

Банкиры действительно «скинулись» на избирательную кампанию Ельцина. Но это произошло не от страха перед коммунистами и не от особой любви к правящему режиму, а потому что, как говорили в советские времена, партия сказала: «Надо!» И дала им для этого «инструмент», который позволял наряду с финансированием кампании еще и самим заработать.

Пирамида для Ельцина

Механизм «фандрайзинга» был придуман незатейливый. Избранные банки вкладывали деньги Минфина, которые лежали у них на депозитах, в государственные краткосрочные облигации – созданную Минфином же финансовую пирамиду. В ГКО тогда играли все участники рынка, ведь доходность была сумасшедшая – более 100 % годовых, причем, на первый взгляд, никакого риска: бумаги-то государственные. Вавилов дал разнарядку банкам, которые в этой игре использовали деньги Минфина, – половину дохода от операций с ГКО сносить в фонд избирательной кампании Ельцина, причем наличными. Так возник тот самый «общак». Он имел вполне конкретную географическую локацию: Краснопресненская набережная, дом 2. Дом правительства Российской Федерации, известный как Белый дом. Для расчетно-кассового центра условия были идеальные – суперохраняемый объект со всеми удобствами, включая почти бесплатную столовую и горячительные напитки.

Машины с деньгами заезжали прямо с набережной. Внутри здания в соседних комнатах сидели две группы. Одна, от начальника службы безопасности президента Александра Коржакова, принимала, пересчитывала и скирдовала наличность. Другая, от штаба Чубайса (сам штаб располагался в «Президент-отеле» на Якиманке), – брала ее на текущие расходы и выносила из здания. В перерывах между выполнением этого ответственного задания Родины парни пили коньяк, курили, играли на компьютере (интернета тогда еще не было, поэтому раскладывали пасьянс «Косынка» или разминировали «Сапера») и клеились к молоденьким белодомовским секретаршам и буфетчицам.

Всю кампанию механизм работал как часы. Хитрые Березовский с Гусинским от «оброка» откосили – они договорились со штабом, что свою долю будут сами же и осваивать с помощью медийного ресурса, ОРТ (сейчас – «Первый канал») и НТВ. У обычных банкиров «от сохи» были некоторые сомнения насчет того, что они честно тратили живые деньги на пропаганду, а не просто давали команды подневольным менеджерам телеканалов, но предъявить конкретные претензии они так и не смогли за отсутствием доказательств. НРБ, как и другие доноры, регулярно снабжал штаб предписанными суммами. На эти деньги по всей стране разъезжали звезды эстрады, которые на стадионах призывали соотечественников «голосовать сердцем», выходила десятимиллионным тиражом бесплатная цветная газета «Не дай Бог!», объяснявшая, что Зюганов хуже Гитлера, в телеэфире регулярно «мочили» коммунистов.

В результате в первом туре выборов, который состоялся 16 июня, Ельцин обогнал своего главного соперника, набрав 35 % против 32 % у Зюганова. Они вышли во второй, решающий тур, который был назначен на 3 июля. Ельцину удалось договориться с генералом Александром Лебедем, неожиданно занявшим почетное третье место с 14,5 %. 18 июня Лебедь получил должность секретаря Совета безопасности «с особыми полномочиями» и публично поддержал действующего президента. В штабе Чубайса уже могли открывать шампанское. Но на следующий день случилось нечто неожиданное.

В ту среду наши сотрудники, как обычно, привезли в Белый дом очередную порцию «спонсорских» в банковских упаковках. Точнее, две порции. Штаб Ельцина готовил финальный мегаконцерт на Красной площади, и денег нужно было много. Один из пионеров российского шоу-бизнеса, отвечавший в штабе Ельцина за компанию «Голосуй, или проиграешь!», Сергей Лисовский, помощник Чубайса Аркадий Евстафьев и прикомандированный от нашего банка сотрудник штаба Борис Лавров оприходовали из привезенных денег 538 тысяч долларов на подготовку мероприятия, положили их в первую попавшуюся коробку (она оказалась из-под бумаги для ксерокса) и спокойно пошли на выход. Сразу у подъезда все трое были арестованы и отправлены на допрос, а деньги изъяты. Случился громкий скандал: Чубайс, выступая по телевидению, обвинил Коржакова, директора ФСБ Михаила Барсукова и их «духовного отца» Сосковца чуть ли не в государственном перевороте, направленном на срыв выборов. На следующее утро все трое были уволены.

Понять мотивы действий силовиков под силу только крепко пьющему человеку. Не исключено, что коржаковцев-барсуковцев душила жаба из-за того, что чубайсовцы забирали львиную долю пирога. Годы спустя Коржаков описал этот случай как борьбу с расхищением денег в предвыборном штабе Ельцина. Однако его люди, сидевшие в соседней комнате, прекрасно знали, сколько денег и зачем взяли курьеры. Собственно, они эти 538 тысяч сами им выписали. Единственным разумным объяснением всего случившегося мне видится банальный перепой. Офицеры СБП, трудившиеся в штабе кассирами, сильно злоупотребляли на рабочем месте и могли просто довести себя до не вполне адекватного состояния. Более того – по воспоминаниям участников событий, на подходе была машина с пятью миллионами долларов, но после того как случилось ЧП, она бесследно исчезла.

В штабе Ельцина кому-то пришло в голову крайним объявить… меня. Ну кому же еще, как не бывшему «кагэбэшнику», быть в сговоре с Коржаковым и специально это подстроить. Полагаю, что слух запустил Гусинский, чтобы потом потребовать межбанковский кредит для своего «Моста», начавшего серьезно шататься. Пока Чубайс еще не успел добежать до Ельцина и повернуть ситуацию в свою пользу, он был немало раздосадован.

Вечером меня позвал к себе на дачу Вавилов, казначей кампании. Он был в отвратительном расположении духа. Ему на моих глазах устроила скандал новая молодая жена, в которую Андрей был пылко влюблен. Он с ходу начал обвинять меня в провале в связи с той злополучной коробкой из-под ксерокса – мол, я «всех спалил». Я пытался оправдываться: «Подождите, ребята! Мне сказали: приходит машина, я наполняю коробку, коробка уезжает. Эта схема работала не один месяц. Какие ко мне претензии?» Тогда Вавилов неожиданно потребовал, чтобы я срочно перевел 50 миллионов долларов в Мост-банк Гусинскому, который якобы не мог расплатиться с «Газпромом». Я сам еле на ногах стоял и просто его послал с такими «мирными инициативами». Андрей мне туманно пригрозил – смотри, мол, пожалеешь.

Я не придал его словам особого значения. В тот день все перенервничали, всякое бывает. Так или иначе, через две недели Ельцин стал вновь «всенародно избранным». Проблемы тем временем росли снежным комом. Нечем было платить бюджетникам зарплату, нечем обслуживать внешний и внутренний долги. Хотелось бы поддержать курс рубля, да не было резервов ЦБ. Три в одном – «тришкин кафтан», нонсенс и цейтнот.

Глава 3
Nothing personal, just business

Больше банков, хороших и… разных

Советская банковская система была проста, как стакан газировки из автомата на улице Горького, и стояла на четырех опорах: Госбанк, Стройбанк, Внешэкономбанк и Гострудсберкассы. Госбанк СССР был аналогом современного Центрального банка, то есть выполнял функции регулятора, но при этом был универсальным финансово-кредитным учреждением. Стройбанк обеспечивал промышленность. Внешэкономбанк работал на экспортно-импортном направлении. В сберкассах, по совету Жоржа Милославского из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», население хранило все, что было нажито непосильным трудом. В ходе перестройки у Госбанка отобрали расчетно-кассовые и кредитно-депозитные операции, передав их специализированным структурам: Промышленно-строительному банку, Агропромышленному банку и банку Жилищно-коммунального хозяйства.

В 1990 году Верховный Совет РСФСР принял постановление о реорганизации областных управлений спецбанков в коммерческие. Государственные монстры быстро развалились. Во множестве плодились новые «банчки». К 1994 году в России банков было уже 2439 – рекордная цифра за все постсоветское время. По этому показателю мы приблизились к Америке, где количество банков превышает семь тысяч. Правда, в отличие от США, где такая аномалия имеет свои исторические корни, у нас «банкиры» лепили свои кредитно-финансовые учреждения прямо на кухонной табуретке у себя в хрущевке или в обшарпанном закутке какого-нибудь Научно-исследовательского института растениеводства, директор которого, разумеется, числился в «совете директоров» банка. Требования к уставному капиталу были ничтожные, его можно было наполнять всяким мусором. Ничего удивительного, что к такой питательной среде потянулся криминалитет.

Первое убийство руководителя банка в истории России произошло 29 декабря 1992 года в Москве. Тогда был застрелен председатель правления некоего Техкобанка Владимир Ровенский. Газета «Коммерсантъ» писала: «Ровенский был исполнителем крупной финансовой махинации, в результате которой на счета в зарубежные банки утекло 140 миллионов долларов. Схема ее была предельно проста: Техкобанк кредитовал фиктивные фирмы под липовые гарантии, но средства не возвращались, а конвертировались и переводились за рубеж. Также на счетах в зарубежных банках оказались кредитные средства, полученные по гарантии Техкобанка в других коммерческих банках. Единственным, кто знал всех хозяев похищенных средств, был глава Техкобанка. По версии МБР (Министерство безопасности России. – А.Л.), его убили через десять часов после того, как был проведен последний платеж».

Ресурсы любого государства, даже такого богатого, как наше, рано или поздно истощаются. Оказавшись в сложном положении, правительство было вынуждено искать дополнительные, помимо ГКО, источники денег внутри страны – за рубежом их просто не давали. В своих поисках исполнительная власть не смогла придумать ничего оригинального, поэтому прибегла к способу, которым ранее неоднократно пользовалась: новым выпускам «вэбовок». Дополнительная эмиссия составила более пяти миллиардов долларов. Но одно дело напечатать облигации, и совсем другое – разместить их за реальные деньги. Например, облигации 6-го и 7-го траншей имели 10– и 15-летний сроки погашения, и даже купонный доход не делал их привлекательными.

На тот момент НРБ входил в десятку ведущих банков страны, и кроме нас подобные решения приняли лишь Сбербанк и «Столичный банк сбережений». Остальные предпочли воздержаться от рискованного шага. По просьбе правительства мы дали ему кредит под залог пакета облигаций более чем на 100 миллионов долларов. Вскоре стало понятно, что в ближайшей перспективе возможности выкупить облигации у государства не будет, и мы начали активные поиски возможных покупателей. Текущей деятельностью банка занимался Андрей Костин. Он умел неплохо договариваться с людьми и находить выход из самых запутанных ситуаций.

Помню курьезный случай, который произошел у нас с Юлией Тимошенко, в то время руководившей корпорацией «Единые энергетические системы Украины». Как-то под вечер позвонил Рэм Вяхирев – глава «Газпрома», который был акционером НРБ, и попросил принять «Юльку с Украины». Через некоторое время в кабинет зашла молодая энергичная особа в туфлях на высоченных шпильках и юбке символической длины. Она села напротив меня на стул и заложила ногу на ногу. Периодически перекладывая ноги с таким же изяществом, как это делала Шэрон Стоун в знаменитой сцене фильма «Основной инстинкт», бизнесвумен предложила продать ей «газпромовки» (украинские валютные облигации были выпущены в 1995 году в счет задолженности Украины перед РАО «Газпром» за поставки газа).

Речь шла ни много ни мало о пакете ценных бумаг на 200 миллионов долларов. Получить этот куш моя гостья хотела практически даром – не более чем за 10 % от номинала, причем платить собиралась не деньгами, а «горилкой и салом». Я как мог объяснял невозможность такой сделки, время шло – не стану же я так просто выставлять за дверь протеже самого Рэма Ивановича! Светские беседы затянулись до 11 вечера, и мне стало совсем невмоготу. На выручку пришел Костин, которого я оставил с Тимошенко в кабинете, выйдя через заднюю дверь. Уж не знаю, как он ее уболтал, но в итоге будущая «оранжевая принцесса» и премьер-министр Украины уехала под утро несолоно хлебавши, зато подшофе и в хорошем настроении.

Вскоре представилась возможность реализовать хотя бы часть облигаций. Банк особо не размышлял, ибо рынка «длинных» облигаций 6-го и 7-го траншей на тот момент просто не существовало. Предложение исходило от Мосбизнесбанка, принадлежавшего некоему Виктору Букато, который от имени «круглого стола бизнеса» подписывал заявления в поддержку повторного избрания Ельцина, входил в правительственные комиссии по финансовому рынку и рулил контрольно-ревизионной комиссией Российского союза промышленников и предпринимателей.

Биография Букато тогда не внушала никаких сомнений, даже смутных: уроженец города Пинска Брестской области, с младых ногтей работал в тамошнем филиале Госбанка, затем служил управляющим республиканской конторы Стройбанка и, наконец, стал руководителем Жилсоцбанка СССР, который после развала Союза при поддержке мэра Москвы Юрия Лужкова был акционирован и сменил название, превратившись в Мосбизнесбанк. Но агентами по выкупу облигаций выступили другие лица – юридическое и физическое. О последнем мы тогда знали немного, но времени раздумывать не было.

Посредником оказался Игорь Николаевич Федоров, 1952 года рождения, выпускник военно-морского училища в Петергофе, бывший подводник. Что любопытно, Букато любил рассказывать, как тоже чуть не стал подводником. В 1958 году его вызвали в военкомат и попросили написать все о себе, а главное – о родителях и всех родственниках. Оказывается, набирался экипаж на первую атомную подводную лодку. На область выделили 12 мест, но когда Виктор прибыл на сборный пункт, команда уже была сформирована.

Федоров же после подводного флота преподавал в Военно-морской академии в Ленинграде, затем эмигрировал за границу, причем в США. Эмигрировал, ну и что? СССР пять лет как прекратил существование, многие уезжали. Никаких иных вариантов, кроме Федорова и Мосбизнесбанка, у нас и не предвиделось.

При таких обстоятельствах НРБ и американская компания Edge Investment Group Inc., представителем которой в России был Федоров, заключили между собой договор мены. В соответствии с ним банк обязался передать фирме облигации 6-й и 7-й серий номинальной стоимостью 90 миллионов долларов, а Edge Investment Group Inc. банку взамен – облигации 5-й серии номинальной стоимостью 50 миллионов долларов, которые имели хождение на рынке и стоили больше. Эта абсолютно легальная сделка была интересна нам по двум причинам. Во-первых, можно было отдать проблемные, не имеющие устоявшейся цены облигации 6-й и 7-й серий, получив взамен давно обращавшиеся на финансовом рынке и имевшие котировку валютные облигации 5-й серии. Во-вторых, облигации 6-й и 7-й серий передавались иностранной компании, исходя из той же цены, за которую они были приобретены банком у государства, поэтому с финансовой точки зрения никаких балансовых потерь банк не нес.

Ловкость рук и сплошное мошенничество

Вскоре после подписания договора появились некоторые уточнения относительно личности Игоря Федорова. В 1988 году, после ухода с военной службы, Федоров ходатайствовал о выезде на постоянное место жительства в Израиль по приглашению родственников супруги. В выезде было отказано в связи с имеющимся у Федорова доступом к сведениям, составляющим государственную тайну СССР. Однако Госдепартамент США ходатайствовал о пересмотре данного решения, и в октябре 1989 года, получив официальное разрешение, Федоров вместе с женой выехал в Израиль на постоянное место жительства. Через некоторое время супруги оказались в США, где Федоров получил место консультанта по программе создания секретной противолодочной обороны в фирме, работавшей на Пентагон. В 1992 году он начал заниматься поставками в Россию товаров народного потребления, а в 1994-м приступил к ведению финансовых операций и достиг в этом деле неплохих показателей. Установил доверительные отношения с руководством Мосбизнесбанка, зарегистрировал за рубежом ряд офшорных фирм.

Знай мы заранее об этих «нюансах», сто раз бы подумали, нужна ли нам эта сделка. Но тогда подробности нам были неизвестны. Национальный резервный банк перевел часть своих облигаций в пользу Edge Investment Group Inc., а та, соответственно, перевела свою часть на наш счет. Дальнейшие транзакции проходили последовательно и гладко. К моменту, когда оставалось перевести всего одну, последнюю партию облигаций для Edge Investment Group Inc., руководство банка уже всерьез подумывало о продолжении сотрудничества с Федоровым и о размещении через него оставшегося у банка пакета облигаций.

Последнюю партию облигаций 6-го и 7-го траншей банк перевел на счет Edge Investment Group Inc. в начале июня 1996 года. Однако этот мажорный финал неожиданно и скоро сменился каким-то непонятным аккордом, в котором все отчетливее угадывались минорные ноты. В обмен на этот последний перевод банк должен был получить от Федорова облигации 5-го транша на 25 миллионов долларов – но так и не получил.

Сам Федоров исчез. В своем номере в гостинице «Интурист» он больше не появлялся, на связь с сотрудниками банка не выходил. Мы уже начали готовить обращение в правоохранительные органы, как вдруг Федоров позвонил и сообщил, что у него все благополучно. При этом, – добавил он, – как он полагает, никаких обязательств перед Национальным резервным банком ни у него, ни у его компаний нет.

Мы навели справки. Оказалось, что 14 мая 1996 года Федоров действительно заключил с Мосбизнесбанком договор об оказании брокерских услуг. Но не от Edge Investment Group Inc., что было бы логично, а от компании Jacobson & Associates, зарегистрированной в США, но счет имеющей почему-то в банке на Каймановых островах. (Здесь следует сделать небольшое отступление от хронологии: впоследствии в ходе внутреннего расследования в банке было установлено, что на продаже облигаций 6-го и 7-го траншей, полученных по договору мены от Национального резервного банка, Федоров заработал неплохие комиссионные – около 100 тысяч долларов.) Но тогда нас больше всего волновала судьба последней партии облигаций 6-го и 7-го траншей, переведенных нашим банком на счет компании Федорова.

Оказалось, что последний пакет, как и первые два, был продан Федоровым самому Мосбизнесбанку, а деньги за облигации в сумме 7 228 750 долларов США по указанию продавца переведены на счет Delta Associates Inc. в банке на Каймановых островах. Причем никаких поручений о покупке по номиналу облигаций 5-го транша на сумму 25 миллионов долларов для Национального резервного банка – в нарушение договора мены – Федоров не давал.

Так подтвердились худшие опасения: мошенник вошел в доверие к руководству банка, заключил и частично исполнил сделку, а от исполнения последней части отказался, попросту «кинув» банк, как тогда было модно говорить. По нашим подсчетам и выводам, он присвоил более семи миллионов долларов США и сбежал на новую родину. Для нас же ситуация осложнялась еще и тем, что срок договора мены между Национальным резервным банком и Edge Investment Group Inc. истекал лишь в 1997 году, поэтому мы не могли сразу же обратиться в суд или в правоохранительные органы.

Стало понятно, что мы наделали немало ошибок. Не мы первые, не мы последние, а не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Вон, американские банки – причем крупнейшие – ныне почили в бозе, а мы существуем! «Куда следует» мы, конечно, написали. Федоров уже показывал нам язык из-за океана, зная, что мы не решимся затеять заведомо проигрышную тяжбу.

Нужно было скорее возвращать фактически похищенные у нас деньги – промедление играло на руку лихоимцу. Сначала я обратился в нью-йоркское агентство Kroll Inc., но история с поиском «золота КПСС» по заказу Гайдара, расценки в миллионы долларов, храмовые комплексы офисов и липовые отчеты о поисках мне вскоре надоели. Сыскная контора Interfor Джувалу Авива, бывшего сотрудника «Моссада», уже через месяц нашла наши деньги в Швейцарии, в Banque von Ernst & Cie.

Авив сделал все легально, что немало меня удивило – если учесть мои тогдашние представления о банковской тайне в Швейцарии. Швейцарские юристы обратились в суд, агентство дало показания, а суд принял решение арестовать найденные деньги. Но имевшееся на тот момент согласие Мосбизнесбанка – оттуда ведь ушли деньги! – было отозвано при странных обстоятельствах, а Авив (вероятно, небескорыстно) позже переметнулся на сторону Федорова. Еще одно сыскное агентство регулярно присылало нам всякий профессионально оформленный хлам – обычный трюк по «разводу» клиентов.