Текст книги "Сражение за Тулу"

На заводе остается всего двадцать человек во главе с Боженковым. Они должны нести охрану, а если придется, – в последний момент взорвать. Мы знаем: они не подведут.

Нам пора уходить.

– Ну, Михаил Дмитриевич, – говорю я, – прощай. Смотри, не ошибись в случае чего. Все взвесь, проверь, а уж потом отрубай.

– Прощайте и вы, друзья. Надеемся, что оправдаете доверие заводского коллектива. Бейте врагов, не щадя жизни, если это нужно для победы. За завод не беспокойтесь. Панике и провокациям мы не поддадимся.

…Мы идем строем по знакомым улицам. Много лет мы ходили этим путем на завод. Каждый дом, каждое дерево, каждый камень на дороге напоминают о чем-то в строю не слышно разговоров, шуток. Люди идут молча, занятые своими мыслями, воспоминаниями о прошлом, всматриваясь в эти дорогие места, чтобы еще раз запечатлеть в их памяти и унести с собой.

Завидев наш отряд, из домов выходят жители. Под их взглядами каждый из нас невольно подтягивается, четче выбивает шаг. И у тех, кто провожает нас, лица тоже становятся строгими, торжественными. Разные это лица: тут и подростки, и пожилые мужчины, и девушки, но почти на каждом лице ясно написано желание присоединиться к нам. Все так и тянутся к нашим рядам.

Уходим не только мы. Встреченные знакомые рассказывают, что готовятся к выходу и оружейники. В городе сегодня оживленно. А главное – движение в основном направлено не на восток, из города, а в ту же сторону куда идем мы.

Неподалеку от райкома нас встретил второй секретарь Ильин и указал, где мы должны остановится. К месту назначения мы прибыли первыми – это оказалось большое здание психиатрической лечебницы на улице Осташева.

Через некоторое время меня вызвали в райком партии. Ильин сообщил мне, что на основании решения бюро обкома партии из всех истребительных отрядов нашего района создается один батальон. Командиром батальона назначен я, начальником штаба – управляющий рыбокоптильным заводом Семен Илларионович Потапов. Он был здесь же – высокий, немного сутулый, уже изрядно седой человек лет 45–50, и в самом деле очень похожий на старого штабного работника. В гражданскую войну он был командиром орудия.

Комиссаром батальона назначен Евгений Васильевич Ховаев, который должен был присоединиться к нам позднее, на новом месте расположении батальона. О Ховаеве мы не знали ничего, кроме скупых сведений, полученных от Ильина: начальник Доменного цеха Новотульского металлургического завода, командир истребительного отряда новотульцев.

Решением обкома партии все истребительные отряды города сводятся в одно подразделение – Тульский рабочий полк. Командиром полка будет майор Горшков, которого я знал по работе в органах НКВД, где он в это время руководил всеми истребительными отрядами города и области.

Ильин вручил мне два документа. Один документ, удостоверяющий, что я являюсь командиром истребительного батальона Пролетарского района города Тулы, и второй – обращение ко всем местным органам советской власти, на территории которых я буду действовать, с просьбой оказывать мне всяческую помощь в борьбе с гитлеровскими захватчиками – на случай, если мой батальон будет действовать как партизанский отряд в тылу врага. Ко многому обязывали меня эти документы. На мои плечи ложилась ответственность за жизнь и судьбы многих десятков людей. Хватит ли у меня опыта, воли, знаний, чтобы руководить этими людьми в современной войне, да еще с таким сильным, наглым и жестоким врагом? От этой мысли, на мгновение мелькнувшей в голове, стало тревожно. Но раздумывать было некогда.

– Пойдем, Семен Илларионович, – сказал я Потапову, когда все было кончено. – Работы нам с тобой…

– Ничего, глаза страшатся – руки делают.

– Нет, ты только подумай: за один – два дня сколотить боевое подразделение. Было когда-нибудь такое?!

– А люди-то у нас какие? Это ж цвет района! С такими не пропадешь.

– Пропадать нельзя воевать надо. По какому принципу будем формировать подразделение, как думаешь, начштаба?

– По-моему, нужно сохранить принцип уже существующий: по заводам и организациям.

– Верно. Так я и думал. Пусть останутся при своих командирах. Людей хватит на три роты, четыре не нужно. Кроме того, отделение связи, санитарное отделение. Это твоя забота, Потапыч. Ну, а хозяйственной части я побеспокоюсь сам.

Так мы договорились о принципиальной схеме батальона. Теперь предстояло воплотить ее в жизнь, чтобы эта схема превратилась в грозную боевую силу, способную выполнить любые поставленные перед нею задачи.

Часам к 11–12 дня на сборный пункт прибыли все отряды. Я собрал командиров отрядов наиболее крупный предприятий и организаций, сообщил о решении бюро райкома и объявил о своем назначении. Тут же на базе истребительных отрядов создал три роты, а остальные мелкие подразделения влил в них.

Весь день шла напряженная работа по окончательной организации подразделения. Пополнились вооружением, боеприпасами. Люди менялись буквально на глазах: исчезало с лиц все «домашнее», штатское, все подтянулись, посуровели. Я вглядывался в них, и мне было ясно: эти люди выдержат все. Батальон стал действительно похож на боевую единицу. Вот только одеты кто в чем попало: в куртках и пальто, в ботинках и сапогах, в шапках и кепках, все это – самых разнообразных цветов – под любую местность маскироваться можно!

Кухня больницы не обеспечивала питанием и половины бойцов. Надо срочно создавать свою хозяйственную группу. Но кого поставить во главе ее? От человека на этой должности требуется не только умение добыть все необходимое для бесперебойного снабжения батальона, но и особая честность.

Такого человека мы нашли по рекомендации управляющего «Водоканалом» Ивана Андреева Понурова. Он порекомендовал нам своего снабженца Сергея Александровича Дерпаева. Я хорошо знал его – мы жили рядом, на одной улице. Настоящий снабженец, все может достать, и все ему доверят и поверят. Вместе с Сергеем Александровичем, мы на дежурной полуторке «Водоканала» отправились в их подсобное хозяйство «Медвенка» и взяли там три повозки овощей и продуктов. Там же разыскали походную кухню, которая использовалась летом на уборочной. Я вскоре вернулся обратно, а через некоторое время в расположение батальона прибыл и Дерпаев со своим обозом.

Уже за полночь Семен Илларионович доложил мне об организации санитарного отделения во главе с работницей охраны нашего завода Таней Мельниковой.

Таня добровольно пришла к нам в отряд. Пожалуй, это был третий человек, после меня и Потапова, одетый в шинель. Таня была по военному подтянута – чувствовалось, что служба в военной охране многому научила ее. И вместе с тем она была веселой, жизнерадостной девушкой – это очень важно для раненых.

Заведующая больницей Мария Ивановна Христова снабдила Таню санитарными сумками, медикаментами и перевязочными материалом.

Теперь батальон был в полном составе, со всеми службами. Не хватало только комиссара.

К 24.00 мы должны явиться на исходное положение и занять свое место в составе Тульского рабочего полка. Времени на сборы осталось мало, нужно спешить.

Вскоре батальон был подготовлен к движению. За час до отхода в расположение пришли первый и второй секретари Пролетарского райкома партии Щербаков и Ильин. С ним было еще несколько человек, которых я не знал.

Партийные руководители района еще раз убедились в том, что батальон готов к выполнению боевых задач. Товарищ Щербаков прошел по всем помещениям, где располагались бойцы. Он расспрашивал их о настроениях. О том, хорошо ли обуты и одеты, интересовался, где семьи. Потом я собрал командиров взводов и рот. Щербаков рассказал об обстановке на нашем фронте.

– Комитет обороны, – говорил он, – решил, во что бы то ни стало отстоять Тулу. С этой целью на позиции выводятся все боевые части, дислоцированные в городе, – Тульский рабочий полк, полк НКВД, отряд милиции. Их будет поддерживать зенитный артиллерийский полк, орудия которого приспосабливаются для стрельбы прямой наводкой по танкам.

К исходу дня пр-к занял Косую Гору, по Воронежскому шоссе – Петелино, а по Одоевскому шоссе в районе Зайцева. Значит, завтра вам предстоит встретиться с ним лицом к лицу. Вам выпала большая часть – защищать свой родной город, как защищали его в былые времена наши предки от татарских полчищ. Будьте стойкими. Я надеюсь, что вы выполните свой долг, и слава о ваших ратных делах войдет в историю. А райком партии и впредь будет помогать всем, чем сможет. Если потребуется, то и мы все станем с вами рядом, это вы знайте товарищи. Так в добрый путь! Помните: на вас смотрит вся Тула, она ждет от вас победы над фашистскими извергами!

Так напутствовал нас секретарь райкома.

По моему указанию Потапов наметил маршрут и порядок движения. За полчаса до выхода он выслал вперед головную группу во главе с Дмитрием Орловым, дав ему задачу связаться со штабом полка и встретить нас в районе поселка Красный Перекоп.

Еще и еще раз прикидываем, все ли взято, что нужно. Потяпов вытягивает роты для походного движения – все делается без шума и суеты. Мария Ивановна вышла нас провожать, дает последние наставления нашим сандружинницам. Потом говорит, обращаясь к Потапычу, торжественно и взволновано:

– Ну, дорогие, пусть хранит вас Родина. Будьте жестокими и беспощадными к врагу, сильными и храбрыми. Защитите свой город от фашистского зверья, не дайте надругаться над ним. – И отвернулась, чтобы скрыть слезы, блеснувшие на глазах.

… сегодня с самого утра идет дождь. К вечеру он еще больше усилился, а нам предстоит пройти километров 6–7. на улицах кромешная темнота. Город замер, ни одного человека не видно. Холодный мелкий дождь все сыплет и сыплет из темноты, и, кажется, что он никогда не перестанет. Голова колонны вышла к мосту над железнодорожным полотном небо как будто посветлело. Нет, это мы просто вышли из улиц. Вот и мост через Упу. Тусклая лента реки едва заметна. На мосту – часовые, по двое с той и с другой стороны и в середине, так же, как и на железнодорожном. Ответственный пост доверен людям в серых шинелях. Враг может попытаться взорвать мосты, чтобы наши части не смогли вовремя отойти, или постарается захватить их, чтобы обеспечить быстрое продвижение своих войск. Ни того, ни другого допустить нельзя. В нужную минуту мосты взлетят на воздух. Но лучше, конечно, чтобы этого не случилось.

Дождь все идет и идет, одежда становится мокрой, облегает тело. Хорошо тем, кто в сапогах, а ведь большинство людей в ботинках и даже без галош. Но никто не ропщет. На углу, около цирка (угол ул. Советской, напротив ул. Оборонной), решили ненадолго остановиться, проверить, все ли в порядке. В колонне возникает тихий в полголоса разговор. Вот кто-то сказал что-то смешное – вокруг него вспыхнул короткий дружный смешок. Это хорошо, что и в такие моменты находятся люди. У которых не пропадает настроение острить. Надо таких людей взять на заметку, в трудные минуты они особенно пригодятся, смогут поддержать дух.

Мы сворачиваем на Тургеневскую. Это – моя улица. Сколько хожено по ней! Чем ближе к своем дому, тем больше охватывает волнение. Вот здесь я жил, а теперь иду мимо родного дома защищать свой город…

Угловой дом – Сергея Дерпаева, кто-то стоит возле него, у соседнего тоже, возле моего – никого. Подойти разузнать о своих? Но нет, и так видно, что дом пустой. А показываться кому-то на глаза без нужды не следует: кто знает, как может это обернуться в последствии, если придется действовать в тылу, наверное, так же думает и Дерпаев, он тоже проходит мимо не задерживаясь. Шаг за шагом удаляемся мы от мест, где остается память прожитых лет. Как хорошо жилось перед войной. Будь ты проклят, Гитлер!

На подходе к поселку Красный Перекоп нас встретил Орлов со своими людьми.

– Батальон должен расположиться в Пионерском саду, на северной окраине поселка, – доложил он, – Вам приказано, как только прибудем на место, явиться к комиссару полка.

– Разве командира нет?

– Не знаю.

– Ну, хорошо, пошли.

Поселок начал застраиваться и заселяться недавно, благоустроить его еще не успели. На каждом шагу грязь, какие-то ямы. Пришлось идти строго вдоль кладбищенской стены, чтобы выйти к западной опушке березнячка, где располагался пионерский сад. Отсюда, с исходного положения, мы увидели в районе Петелино, Косой Горы и Одоевского шоссе несколько очагов пожара.

Приказав Потапову расположить батальон по возможности компактнее, я вместе с Орловым отправился к комиссару полка. Вдоль всего сада были вырыты окопы неполного профиля. В темноте мы несколько раз оставались в них, а, немного не доходя до штаба, попали в сплошную грязь. Это было что-то особенное, такой грязи я еще не видел.

С большим трудом мы, наконец, добрались до цели. Помещение штаба было похоже на землянку военного образца или блиндаж, но вход был почему-то обращен в сторону, откуда ожидался противник. Наверное, строилась совсем для других целей.

В землянке было тепло и душно. В передней части, едва освещенной светом, идущим из другой половины, я увидел стоящих и сидящих в самых разнообразных позах вооруженных бойцов, по всей вероятности связных от рот и батальонов. Это были люди разных возрастов, пришедшие, как и мы, чтобы встать на защиту своего города.

Стараясь не наступать на сидящих и полулежащих, я шагнул к полуоткрытой двери, откуда исходил свет керосиновой лампы. Орлов, уступая мне дорогу, пропустил вперед, и я очутился лицом к лицу с незнакомым человеком. Это был Агеев, комиссар полка. Среднего роста, коренастый, с крупными чертами лица. Одет он был в черное распахнутое полупальто, из-под которого виднелся орден Красного Знамени, темно-синие брюки галифе, такую же гимнастерку и хромовые сапоги, на которых белела подсохнувшая корочка глины – видно, недавно ходил по участку обороны. На вид ему можно было дать лет 40–45. на лицо уже легли глубокие морщинки, волосы заметно поседели. Похоже – волевой и мужественный человек.

Я доложил о себе.

– Ну, давай знакомиться, – его рукопожатие было крепким и энергичным. – Как воевать будем? Люди у нас замечательные, с такими воевать можно отлично.

– Оружие не особенно хорошее, но надеемся – подбросят. А пока и с этим будем бить фашистов.

– Обязательно бить – по-русски, по-тульски! А насчет оружия – скоро не жди, обстановка, комбат, не очень хорошая. Придется напрячь все силы, и моральные тоже. Это сейчас особенно важно.

Разговор прервал телефонный звонок. Агеев взял трубку. Из отдельных фраз я понял, что звонит кто-то из комитета обороны.

– Разговаривал с Василием Гавриловичем, – сказал Агеев, положив трубку. – Передовые части противника в 24.00 замечены в районе Большой Еловой и в поселке Скуратово. Значит завтра, будет первое боевое крещение. Готовься, комбат, крепко готовься. Любыми средствами нужно остановить врага, не щадя жизни, если понадобится. По решению командира полка, два наших батальона занимают оборону по окраине Рогожинского поселка. Твой батальон остается во втором эшелоне и занимает оборону от НП до тюрьмы. На твоем участке есть кое-где небольшие окопчики, надо их углубить. Лопаты найдете в окопах, приготовлены. Времени остается мало, прими все меры, чтобы люди отдохнули и обсушились.

– Задача ясна. Разрешите выполнять?

В это время вошел еще один человек.

– Командир отряда металлургов Ховаев прибыл в ваше распоряжение, – представился он Агееву.

– Вот и хорошо, товарищ Ховаев, только ты уже не командир, а комиссар батальона. А вот твой командир, знакомьтесь. Мы тут уже побеседовали, об остальном договоритесь в пути и на месте.

Ховаев – еще молодой человек, пожалуй, моих лет, или чуть помоложе. Среднего роста, худощавый блондин. Глаза прищуренные, лоб открытый, нос немного с горбинкой. Черная шахтерская куртка перекрещена пулеметной лентой, это делает его удивительно похожим на бойца времен Гражданской войны.

– Наверное, думаешь: ну и обрядился комиссар! – с улыбкой обратился ко мне Ховаев. – Ты не смотри, понимаешь, пулемет я себе достал, а ленты девать некуда. Пулеметик ДС хорош, только стрелять пока что могут двое – мой горновой да я!

– Придется твоему горному нового напарника подыскивать. Обязанности теперь у тебя другие. На военной службе был?

– Командир взвода.

– Это замечательно, что комиссар военную науку знает, прямо клад! – обрадовался я.

Попрощавшись с Агеевым, мы вышли. На опушке березняка нас встретил Потапов. Коротко объяснив ему обстановку, я принял решение на оборону.

– Потапыч, выдвини головную роту сюда. Людей я расставлю сам. Остальные пусть пока будут на месте. Потапов скрылся в темноте, слышно, как он чертыхнулся, наверное, попал в какую-нибудь яму или окоп.

– Твои люди далеко отсюда? – спросил я Ховаева.

Нет, поблизости. Связной приведет если нужно.

– Пока подождем, потом укажу место твоим металлургам. Я думаю не разъединять их по разным ротам.

– Правильно. Мои доменщики с полуслова друг друга понимают, чувство локтя у них давно, и не стоит его разрушать.

– Тогда поставим их в резерв, во второй эшелон.

– Почему?! Неужели мои люди не достойны быть в первых рядах?

– Нет больше твоих людей, весь батальон наш, а вот резерв такой надежный нам нужен. Ты ночью хорошо видишь? Придется тебе сейчас на ходу знакомиться с командирами и бойцами, времени, чтобы собрать батальон и представить тебя не будет.

– Глаза у меня кошачьи, ночью вижу, как днем, – заверил Ховаев.

Мы помолчали. Потом я спросил его:

– Семью отправил?

– В Сибирь к отцу. – Он на минуту задумался и добавил чуть дрогнувшим голосом: – Сын у меня замечательный парнишка. Жив буду – обязательно металлургом его сделаю. Это у нас потомственная специальность.

– Ты, наверное, свою домну не меньше чем жену любишь, – пошутил я.

– Веришь, уходил – слезы на глазах показались.

Они защищали Тулу. Очерки и воспоминания. Изд. 2-е. – Тула «Приокское книжное издательство», – 1965

Зареченский (2-й батальон ТРП)

Командир роты Туркин

29 октября ротой было получено станковый пулемет – один, две штуки противотанковых винтовок и тут же поздно вечером были назначены пулеметчик и противотанковое отделение, которое приступило приводить их в порядок, знакомиться с ними и изучать их материальную часть.

30 октября, примерно в 6–6.30 утра мною был получен приказ – немедленно роту развернуть и занять ранее указанные ОП в окопах….

Не прошло и 15–20 мин, как бойцы заняли свои места, как на противоположной стороне лощины из-за кирп. з-да появились фашистские танки, которые как только остановились на той стороне лощины, открыли ураганный огонь из пулеметов и минометов по нашим окопам.

Бойцы, которые находились со мной сначала, немного струсили. А потом осмотрелись, стали действовать уже смелее и решительнее.

Остановив на месте танки, немцы вышли из машин, по-видимому, для рекогносцировки местности, ибо они прекрасно перед собой видят, что впереди их вырыты противотанковые траншеи и ехать нельзя дальше. Бойцы моей роты открыли оружейный огонь по немцам и по танкам, немцы быстро бросились обратно к машинам (38л.), но через некоторое время снова отходили от своих танков, стараясь спуститься вниз в лощину, осмотреть насколько глубока противотанковая траншея и смогут ли пройти машины, но каждый раз, как только немцы отходили от машины, бойцы моей роты снова открывали огонь по фашистам и они вынуждены были снова бежать к машинам и прятаться в них. Так продолжалось примерно до 10.30 – 11.00 дня, т. е. до тех пор пока немцы, по-видимому, рассвирепели, как звери, сели в машины и двинулись в нашу сторону, продолжая вести не меньший огонь по нашим окопам. Противотанковые траншеи оказались незаконченными, танки, легко их преодолев, стали продвигаться к нашим окопам. Соседние роты, расположенные слева и справа от меня уже отошли (т. е. 2 и 3 роты). Я со своей ротой продолжал оставаться в окопах, т. к. отойти было невозможно, пути отхода из окопов сделаны не были, а вылезти из окопа тоже нельзя, потому что немцы ведут ураганный огонь и решил вести бой до последнего – что будет, стреляя до тех пор пока немцы на своих танках не взошли к нам в тыл и в упор разрезали линию обороны моей роты, т. е. отделили 1-й от 2 и 3 взвода, так как дорога ведущая от Кирп. з-да в центр поселка как раз рассекала линию обороны пополам. Связь с 2 и 3 взводами было прервалась. Три немецких танка свернули в расположение моего 1 взвода, вот уже остается 20–25 м. Бойцы спрашивают: «Товарищ командир, неужели нам пришла смерть?» – отвечаю, что нет, это еще не смерть, а пока не поздно, быстро закопайте оружие, патроны, и др. важные документы здесь на дне окопа. Танки уже рядом, один остановился, высунулась фашистская морда, наставил пулемет и кричит: «рус, выходи». Стали выходить из окопов, огонь прекратился, спрашиваем куда идти. Показывают в сторону центра поселка. Два бойца начальник штаба тов. Сахаров и тов. Савцов спрашивают, что мы уйдем, говорю, идите и бегите, а сам остаюсь с товарищами. С той целью чтобы вывести их из плена. Со мной осталось примерно 13–15 чел. по прибытии на место куда указали, немцы сразу отобрали у троих часы: у тов. Атараева политрук 1 взвода Титова, Редкова. У тов. Атараева сняли резиновые сапоги, после этого смотрю, немцы на нас не обращают внимания и мы им вроде не нужны. Говорю тов. Титову, Атараеву пошли наутек, – отвечают «нет, я боюсь» – так ответили и другие, прошло 10–15 мин немцы собирают нас и часть гражданского населения, сажают в сарай и закрывают, народу в сарае человек 45–50, теснота невозможная. Вдруг падает снаряд, дом хозяина сарая взлетает на воздух, не прошло 15–20 мин, как падает 2-й, примерно 10–15 м от сарая, наш сарай разваливается пополам, в сарае стон, убиты тов. Титов, Атараев, Редков, ранены тов. Воронцов, Матвеев. Даю команду: «Разойтись по укрытиям от осколков» – разошлись. Немцы это заметили, снова собрали в кучу в центре поселка, где главным образом стояли их танки, подсчитал, стоят 48 танков и 17 – 18 автомашин. Снаряды рвутся почти в самой гуще танков.

Даю команду тихонько, потому что рядом стоят немецкие офицеры, уйти во двор, в укрытие угольного дома. Взошли, посмотрел под домом подвал, вошли в подвал, посмотрел в слуховое окно, немцы пошли и побежали разводить танки и машины, вижу им не до нас, потому что от нашей артиллерии им становится жарко, выхожу из подвала, калитку на крючок и спрашиваю. Кто согласен идти со мной. Некоторые согласились, человек 11–13, но пошло всего 6–7 чел, а всего было со мной в подвале 16–17 чел (л.40).

Из 6–7 чел. пошедших со мной убили 2, ранены: один в ногу, один в плечо и я был ранен в голову еще стоя в окопах, рана ноет, подстреленный отстает, говорю: «Крепись, сейчас выскочим на свободу». До конца поселка проскочили по задворкам, по усадьбам, немцы не заметили, и не видели, по-видимому, считали, что мы сидим еще в подвале в угольном доме, но от конца домов до лощины просмотрел метров 25–30, лощина, идущая от Всесвятского кладбища, немцы заметили, открыли пулеметную стрельбу по нас, но прошло благополучно, в лощину мы спустились все живы и здоровы. Направились в сторону Воронежского шоссе, вышли на ул. Свердлова, стоит наша артиллерия, рассказал, в чем дело, дал сведения командиру арт. батареи численность и место расположение немецких танков.

Спросил где находится перевязочный пункт, мне ответили и направили на перевязочный пункт в Пролетарский райком, там был перевязочный пункт, перевязали раны мне и моим товарищам. Попросился домой – не отпускают, говорят, что мы вас отправим в госпиталь в Тамбов.

5 февраля 1942 г.

ГАУ ТО Госархив ТОАНИ, ф. 3039, оп.1, д. 55, л.36

НА БОЕВОМ РУБЕЖЕ

Из воспоминаний командира 2-роты Тульского Рабочего полка М. Ф. Мартынова

29 октября противник занял Косую Гору. Мы с минуты на минуту ожидали встречи с гитлеровцами. С вечера разместились по окопам. Ночь была темная, шел осенний дождь, но этого никто не чувствовал. У всех была одна мысль: не допустить фашистских гадов в родную Тулу. К нам в помещение зашли обогреться бойцы Красной Армии, принявшие уже не одно сражение с противником. Интересуемся, как действуют немцы, какие у них слабые стороны.

Ночь прошла напряженно. С рассветом на нашем направлении появились вражеские танки. Они шли оттуда, откуда мы их не ожидали. Мы насчитали три с лишним десятка машин. Я сидел вместе с пулеметчиком Алферовым. С нами был еще Злотвер, Зубанков, Езиков, Гаврилин. Началась перестрелка, продолжавшаяся больше часа. Ребята чувствовали себя смело. Несколько немцев нашли себе могилу от метких выстрелов. Враг вел непрерывный огонь из пулеметов и минометов. В неотделанном кирпичном доме, где мы находились, сидеть было невозможно: кирпичи летели со всех сторон, сыпались сверху.

Танки прошли с левой стороны нашей обороны на северную окраину поселка, зашли в тыл, а оставшиеся машины, начали обстреливать улицы, не давая нам возможности переменить позицию. Но оставаться в окружении было нельзя. „Надо выходить из окружения перебежкой по одному, не отрываясь друг от друга, и выбираться на окраину города», – решили мы.

В этом бою был ранен комбат Ведерников. Немцы захватили его и хотели расстрелять. Несмотря на четыре ранения, Ведерников бежал из-под стражи и укрылся у жителей поселка, которые дали ему возможность добраться до нашей линии обороны.

В этом бою героически погибли братья Киселевы – Василий и Дмитрий и несколько других товарищей, до последней минуты мужественно защищавшей Тулу.

Вторую линию обороны мы заняли в пос. «Красный перекоп». Лежа трое суток на мокрой земле, под сильным обстрелом противника, мокрые, усталые, мы отразили не одну танковую атаку.

30 октября, похоронив героически погибшего комиссара полка тов. Агеева, мы перешли на новый рубеж обороны – в оружейно-техническое училище.

Вечером 2 ноября противник начал артиллерийскую подготовку, сильный минометный огонь. Затем зашумели моторы танков. Противник не раз делал попытки прорваться своей стальной лавиной в город, но это ему снова не удалось. Атака огнем нашей артиллерии и бойцов была отражена. Здесь мы потеряли тов. Рогачева, рабочего доменного цеха Косогорского завода.

3 ноября в полдень началась редкая минометная и артиллерийская стрельба. Автоматчик, засевший с южной стороны, не давал возможности пройти на передовую линию обороны. Командир 3-го взвода Марк Михайлович Злотовер был сильно озабочен. Смену дежурства. Подноску обеда бойцам под обстрелом производить было опасно, а снять «кукушку» – дело нелегкое.

Так к командиру взвода обратился Гуфельд. Он предложил снять автоматчика. Парень он был тихий, имел спокойный взгляд, ходил в длинной нескладной шинели и буденовке. Побеседовав с тов. Гуфельдом, командир взвода вооружил его пистолетом и гранатами. Через несколько минут мы услышали стрельбу из автомата. Это, укрывшись, автоматчик заметил Гуфельда. Затем раздался взрыв гранаты и снова застучал автомат. После второго взрыва гранаты наступила тишина. Что случилось с нашим смельчаком? Полчаса ожидания показались очень долгими. Но вот показался т. Гуфельд. Задача была выполнена, он достал себе вражеский автомат.

Затем т. Гуфельд столь же успешно выполнил ряд других ответственных заданий. Командир полка, узнав об этом, назначил его во взвод полковой разведки. Несколько раз т. Гуфельд ходил в тыл противника, выполняя специальные задания. Во время одной из разведок, он вместе с товарищами попал в руки немцев. 13 декабря их подобрали убитыми. Тела их были зверски изуродованы: обрезаны носы, уши, губы.

4 ноября во второй половине дня началась новая танковая атака противника. Несколько танков пытались проникнуть на окраину города, взять нас в окружение. Ко мне в роту собралось много бойцов красной Армии и из других подразделений нашего полка. Мне, находившемуся с пулеметным отделением, предложили отойти. Но это значило дать противнику занять наш оборонительный рубеж. Пулеметчик Вася Мельников и другие решили вооружиться гранатами, продвинуться вперед к забору, где продвигались танки, обстрелять их и забросать гранатами. Нам помогла артиллерия. Один танк был выведен из строя, второй повернул обратно. Атака была отбита.

9 ноября боем руководил командир полка т. Горшков. Мы открыли ураганный огонь. Противник вынужден был отойти с потерями назад. Мы заняли новый рубеж обороны.

Юрушкин В.Н.

1. л. 27 октября к концу дня мы заняли рубеж (л.2) обороны на южной стороне окраины Рогожинского пос., расквартировали людей по домам, каждому взводу, роте дали точный участок обороны. Часов в 5 дня меня Комбат-2 Ведерников вызвал к себе и приказал принять должность НШ батальона.

Надо сказать, что с питанием у нас с первого дня было налажено хорошо. 28.10. нам выдали телогрейки и брюки, заменили все винтовки на полуавтоматы (СВТ), но беда состояла в том, что большинство не знало этой винтовки, а их надо было чистить и пристрелять. И этим делом мы занимались весь день 29.10, хотя, к сожалению, результаты были плачевные.

К слову необходимо сказать, что на весь 2-й батальон нам дали 3 станковых пулемета, которые бойцы изучали в ночь на 30 октября, в то время когда Косая Гора уже была занята и было слышно рокот неприятельских танков.

И 30 октября пулеметчики 3 роты (косогорцы) вели огонь из пулемета, а у остальных дело не заладилось.

29.10 комиссар батальона Линяев приказал мне сходить в Зареченский райком и просить коммунистов, ибо кроме взвода зареченского МПВО, все остальные имели достаточное к-во коммунистов.

Я имел большой разговор с тов. Саратовым, который обещал всех коммунистов из МПВО прислать в рабочий полк. Но они так и не появились. Оказывается 30 октября утром выделенные коммунисты собрались в райкоме, но в полк не пошли, т. к. начался бой на окраине….. (л.3)…около 8 часов утра от Кирпичного завода начался обстрел поселка танками. Мне удалось насчитать 26 танков, но товарищи говорят, что их было около 45. Огонь был ураганный артиллерийский, минометный. За танками шли автоматчики. Наш полк принял бой с танками, не имея артиллерии, да и пулеметы работали с грехом пополам. Лишь мужество, любовь к Родине, к тов. Сталину, беспримерный героизм руководил товарищами. И полк, лишь когда танки вплотную подошли к окопам, отстреливаясь, стал отходить к Пионерскому парку и кладбищу. Коммунисту в бою показали себя как герои, как подлинные патриоты своей Родины. Комиссар полка (л.4) Агеев(вечная ему память), комиссар роты тов. Туркин и другие показали образы мужества, настоящими вожаками.

Плохо, что с самого вечера мы не слышали арт-огня нашей артиллерии, иначе немцам в поселке не бывать бы.

Итак, мы отошли к ночи в 7 школу. Рано утром 31.10.41 г. мы заняли рубеж обороны в Пионерском парке и под кладбищем.