Текст книги "Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I"

По-хорошему ей больше не надо было бы возвращаться. Не надо мучить себя, заставляя терпеть грубых и жалких людей, которые постоянно делают ей больно, не надо притворяться и врать. Всем будет только лучше, если она уйдёт, и ей в первую очередь.

Но куда ей деваться? В городе она никому не нужна, и участь у неё будет даже более жалкой, чем здесь. Было бы очень здорово, если бы она прогнала демона из этой пещеры, тогда она бы смогла здесь жить; Паола бы стала отшельницей, как многие святые, работала бы над собой и постигала Откровение Божие. Может быть, святой бы стала…

Нет. Слишком честолюбиво так думать. Тем более, что сначала надо прогнать того демона.

С такими мыслями Паола нечаянно заснула, даже не прочитав защитную молитву перед сном. А проснулась она оттого, что кто-то гладил её по ногам, затем поднимался выше и тщательно ощупывал. Прикосновения были лёгкими, так что спросонок можно было их и не почувствовать, но когда чьё-то лицо уткнулось ей прямо между ног, Паола всё поняла, окончательно проснулась и, закричав, попыталась вырваться.

Демон лежал прямо на ней, крепко прижав её тело к земле. Паола чувствовала его кожу, холодную и покрытую какой-то слизью, жёсткие спутанные волосы, а его взгляд… Ох, этот страшный, нечеловеческий взгляд! А его лицо оказалось ещё более женственным, чем виделось Паоле издалека; этот демон – вылитая девушка, и почему она вообще в нём видит мужчину? Только лишь из-за груди? Но это же сатана, враг рода человеческого, и внешность его совсем не похожа ни на мужскую, ни на женскую…

Паоле было так страшно, что она не могла пошевелиться. Её била крупная дрожь, а демон – страшный, нечеловеческий, волоокий, – смотрел ей прямо в лицо немигающими полупрозрачными глазами. Он не дышал, хотя сердце его стучало – Паола могла его видеть сквозь тонкую полупрозрачную кожу.

Демон неожиданно поднял руку и коснулся ею лица Паолы, заставив девочку похолодеть от ужаса. Холодная скользкая рука с длинными ногтями тщательно ощупывала лицо Паолы, оставляя на коже вонючий след, пахнущий рыбой. Чудовище разглядывало её, перебирало волосы, с любопытством дотрагивалось до бровей, затем провело пальцами по губам. Попыталось засунуть их в рот – но Паола держала губы крепко сжатыми, и потому чудовищу не удалось этого сделать.

Неизвестно, как долго Паола просидела бы в немом ужасе, боясь произнести хотя бы слово, но демон неожиданно обхватил её и, уткнувшись в шею, начал не то целовать, не то осторожно кусать, и это привело девочку в чувство.

– Хватит! – закричала она пронзительно. – Отпусти! Отпусти меня!..

Она пыталась оттолкнуть его, колотить по спине, плакала и звала на помощь – без толку, чудовище крепко сжимало её в своих руках и раздирало зубами её плоть. Лишь чудом Паоле удалось взбрыкнуть, освободить руки и затем, схватив лежащую на каменном полу Библию, ударить монстра, громко читая молитву «Отче наш». Демон зашипел и пытался перехватить её руку, но Паола воспользовалась моментом и вырвалась. Она быстро отползла назад, и чудовище ринулось за ней, но не посмело выползти на берег полностью.

– Отче наш, – дрожащим голосом читала Паола, крепко прижимая к себе Библию, – сущий на небесах…

Она видела, как у демона светились зелёным полупрозрачные глаза, как пятнышки на его теле приобрели отчетливый красный оттенок, как на лбу возникают ложные глаза, как у бабочек. А ещё на нём была кровь – возможно, самой Паолы. Она, не отрывая от демона взгляда, прикоснулась к шее, затем поднесла руку к глазам – и в самом деле прокусил. Но не сильно, крови немного.

Во всяком случае, он мог сделать что-нибудь и похуже, чем съесть: Паола до последнего боялась, что он лишит её невинности, и тогда она никогда не попадёт в Рай.

Демон неожиданно сполз к озеру и ушёл под воду. Но не полностью, на поверхности оставались крупные зелёные глаза со сверкавшими над ними красно-фиолетовыми пятнами.

Демон решил подождать, пока Паола не вернётся обратно к берегу. Что ж, он может ждать сколько угодно: теперь девочка научена горьким опытом, и будет вести себя куда осторожнее.

– Да восстанет Бог, и расточатся враги Его…

– Дети! Вы от Бога, и победили их; ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире.

Девочку хватились ближе к вечеру, когда стало понятно, что она пропала, а не просто шляется где-то по округе. Её родственник сначала не придал этому никакого значения, и лишь раздраженно отметил, что она может гулять хоть до посинения, раз «хата моя не мила».

Однако Паола не вернулась ни на второй, ни на третий день, и всем стало страшно: обычно убегавшие дети возвращались домой раньше, если только не уплывали на пароме в большой город. Но сейчас парома не было, поэтому и уехать на нём Паола не могла. Да и хватило бы у неё ума на это? Никто в это не верил, даже её учительница, которая была единственным симпатизировавшим девочке человеком.

Хозяин дома вновь поднял людей на поиски; а спустя несколько дней священник вдруг вспомнил, что эта одержимая бесами девчонка что-то говорила ему про демона в пещере на высокой горе. Родственник Паолы едва сдержался, чтобы не ударить его. Вместо этого он знатно обругал святого отца, забывшего про такую важную вещь (естественно, пока ругался, несколько раз перекрестился, извиняясь перед Богом за свою вспыльчивость).

Жители деревни собрали отряд и направились к горе; а когда поднялись на неё и вошли в единственную пещеру в ней, то не поверили своим глазам.

Маленькая Паола, изможденная, посеревшая от голода, рыжая и растрепанная, сидела неподалеку от глубокого пещерного озера, переливавшегося всеми оттенками зелёного цвета. У неё были закрыты глаза, она прижимала локтями к худенькой груди Библию и, сложив руки, читала вслух молитву, изгоняющую демонов (правда, только первые несколько строк, повторяя их раз за разом). Платье её было испачкано и порвано, на обнажённом плече виднелась кровь и следы укусов.

А в воде – о, ужас! В воде плавало невиданное чудовище: монстр с женской головой, длинным рыбьим хвостом, мужскими руками и грудью, а также яркими пятнами по всему телу.

Среди пришедших пронёсся сдержанный ропот изумления: никто из них даже предположить не мог, что слова сумасшедшей окажутся полной правдой.

Мужчины кинулись к озеру; увидев незваных гостей, чудовище издало отвратительный свист, испугав жителей деревни, затем неожиданно оно побелело и стало неразличимым под водой. Отряд перегруппировался; одни остались возле озера, сторожить чудовище, другие пошли в город за сетями и гарпунами. Родственник Паолы подхватил её и понёс домой, невзирая на протесты остальных и предложения оставить её возле озера – «чтобы чудовище приманить».

– Вот свою девку и оставляй, – огрызнулся он на предложившего, и после его никто не пытался останавливать.

Дома Паолу уложили на лавку, за ней взялась присматривать жена родственника. С оружием и подкреплением, мужчины вернулись обратно. И тут узнали, что демон сначала некоторое время метался под водой, а когда один из деревенских парней нырнул за ним, то напал и разорвал беднягу в клочья. А потом и вовсе пропал, утащив с собой тело убитого.

Когда мужчины, оставшиеся в пещере, закончили свой рассказ, в деревне Паола закончила молитву и, наконец, открыла глаза. Она невидящим взором полупрозрачных глаз смотрела в потолок, и бедная женщина, сидевшая с ней, не знала, что ей делать.

– Как ты? Как ты, Паола? – спрашивала она, царапая от волнения руки.

– Демон ушёл, – сказала Паола спокойным голосом, и на её лице появилась улыбка. – Богу было угодно помочь мне, и демон ушёл. Теперь он больше не будет жить в той пещере.

В самом деле, демона так и не нашли. Рыбаки, нырявшие в озеро, обыскали каждый камушек на дне, но нигде не нашли ужасное чудовище с рыбьим хвостом. По всей видимости, оно уплыло по одному из подземных каналов, которые вели в море, на заброшенный пляж. Но до туда было слишком далеко, так что жители деревни решили просто забыть об этом.

Новость о демоне с рыбьим хвостом дошла до столицы. Оттуда в деревню прибыл инспектор, давний друг погибшего отца Паолы.

Он решил, что девочке не следует оставаться здесь. Лучше будет отправить её в школу при женском монастыре, где ей будет куда комфортнее, и там она сможет посвятить себя служению Богу. Её родственник был против такого решения, но инспектор справедливо возразил ему, что именно из-за его преступной халатности ребёнок едва не стал жертвой чудовища – неважно, настоящего ли монстра или просто странного, неизвестного науке зверя.

Паоле было всё равно. Её нарядили в самое лучшее платье, она взяла с собой Библию, покорно попрощалась с приютившей её семьей. А затем Паола села в дилижанс к инспектору и равнодушным взором провожала деревню и её жителей, высыпавших на улицы. Она смотрела на тёмно-зелёный лес и почти прозрачное пасмурное небо, похожее на неровную водную гладь.

Бог дал ей своё благословение. Бог помог ей прогнать чудовище, и Ему она будет петь славу до конца своих дней.

Под одеждой след от укуса превращался в светящееся красно-фиолетовое пятнышко, а у Паолы возникло непреодолимое желание попробовать сырую рыбу.

Дольмен
Андрей Каминский

Еще в детстве прошлое обладало для меня особой притягательной силой. Современность казалась мне скучной и приземленной, в ней не было ничего похожего на прошлые эпохи, представлявшимися мне полными величия и героизма. По этой же причине я с трудом находил общий язык со сверстниками – их интересы казались глупыми и пошлыми, а они считали меня «ботаном», зарывшимся в книги.

В школе я, с трудом дождавшись конца занятий, спешил домой, где, перекусив на скорую руку, забивался в свою комнату, со своими книгами и своими грезами. Уже после нескольких минут чтения перед моими глазами вставали кровавые и величественные картины юности человечества.

Вместе с Арминием я бежал сквозь чащу Тевтобургского леса, дрожа от ярости и желая поскорее дать бой римлянам, вторгшимся на земли моего племени. Или напротив – я чувствовал себя солдатом одного из победоносных легионов Цезаря, приводившего к покорности Галлию или высаживающимся вместе со Сципионом на карфагенский берег. Я жадно читал о победоносных ордах Атиллы, что кровавым приливом хлынули из глубин Азии на замершую от ужаса Европу; восхищался героизмом спартанцев, вставших на пути персидской армии; с содроганием узнавал подробности жертвоприношений Молоху.

Стоит ли удивляться, что после школы вопрос о поступлении для меня не стоял – только истфак! Без труда сдав экзамены, я целиком погрузился в учебу. Здесь я рассчитывал найти единомышленников, с которыми я бы мог поговорить о том, что произошло за сотни и тысячи лет до нашего рождения. Однако и здесь меня ждало разочарование: искренних служителей Клио на факультете было немного, большинство студентов предпочитало безыскусные радости современной жизни. Понимание я находил лишь у нескольких единомышленников, оставаясь изгоем для остальных.

Но в одном учеба дала мне неоценимую поддержку – благодаря курсам античной истории и археологии я открыл для себя прошлое своей малой родины. До этого я относился к ней пренебрежительно, считая, что все мало-мальски значимые исторические события происходили вдалеке от нас. Истфак помог мне по-новому взглянуть на родной край.

Я жадно впитывал новые знания – о меотах, скифах и сарматах, о Боспорском царстве и Тмутараканском княжестве. Я стал постоянным участником археологических экспедиций, с душевным трепетом взирая на очередной черепок или рассыпающийся на глазах ржавый нож, извлеченный из раскопанного кургана. Сидя возле разрытого могильника, я смотрел в пустые глазницы найденного черепа, пытаясь угадать, какие мысли и чувства переполняли это, ныне пустующее, вместилище разума.

И в тоже время я понимал, что многое из происходившего в прошлые века навсегда останется для нас тайной. Не могу даже передать, как это меня злило – я чувствовал, что нахожусь рядом с огромным сундуком, полным волнующих тайн и загадок, который никогда не смогу раскрыть. Вновь и вновь я перечитывал исторические труды, старался связаться с учеными, способными хоть что-то рассказать по интересующей меня теме. Однако чем бы не заканчивались все эти изыскания, большинство моих вопросов так и оставались без ответа.

Особенно меня злил недостаток знаний современной науки о строителях дольменов: эти загадочные сооружения представлялись мне самым интересным археологическим памятником нашего края. Шутка ли: эти «дома карликов», как называли их черкесы, стояли еще до того, как на берегах Нила обжигались первые кирпичи, легшие в основания будущих пирамид!

Но о пирамидах мы знаем много, а о дольменах – почти ничего. Были ли это только гробницы или еще что-то – первобытные обсерватории или примитивные святилища? Кто воздвиг эти сооружения – предки современных адыгов, арии или кто-то еще?

Предположений и версий я читал множество. Кто-то считал, что дольмены – восточный отголосок той древней и загадочной расы, что владела Европой задолго до кельтов, воздвигая свои первые монолиты. Другие утверждали, что их корни в Азии – родине всех монументальных сооружений древности. Гипотезы росли как, снежный ком, но чем больше я узнавал, тем отчетливее понимал, что ни на йоту не приближаюсь к истине.

Мои собственные изыскания, готовность работать почти даром на любую из археологических экспедиций, раскапывающих эти сооружения, пропадали втуне – большинство дольменов были давно разграблены и разрушены. Как же я скрипел зубами от мысли, что бесценные знания были утрачены из-за тупой алчности какой-то средневековой черни.

Осознав, что обычными средствами я не смогу узнать, что мне нужно, от отчаяния я кинулся в оккультизм. Ведь в иных тайных учениях говорилось, что с помощью измененного сознания возможно отправить дух назад во времени и узнать тайны минувших веков. Я понимал, что это звучит абсурдно, но желание узнать тайны прошедших веков оказалось сильнее разума.

Я читал все книги по магии и древним обрядам, какие только мог найти, целыми ночами не вылезал из Интернета, пока не понял, что большая часть всего, что там пишется, – просто глупый вздор. Однако и среди этого мусора мне, после долгих месяцев общения, удалось выйти на подлинных знатоков всего оккультного и таинственного. Вскоре из Интернета наше общение перешло и в реал, мне пришлось не раз тратить свои скудные сбережения на поездки по всей стране и за ее пределы.

Из одной из таких поездок я и привёз «Некрономикон» – не какую-то шарлатанскую подделку, что заполонили Интернет, – а подлинную книгу, чуть ли не единственный экземпляр, переведенный на русский еще до революции. Не стану рассказывать, через что мне пришлось пройти, чтобы заполучить этот том – воспоминания об этом и по сей день наполняют меня раскаянием и жгучим стыдом. Но именно в одной из глав труда безумного Абдула Альхазреда я прочел о наркотическом веществе, позволившем мне приоткрыть завесу над сколь угодно далеким прошлым.

Мои новые изыскания вынудили меня завести более тесные знакомства с наркоманами и наркодилерами, что пару раз чуть не вышло мне боком – только чудом я избежал внимания сотрудников Нарконтроля.

Но все же моя настойчивость, в конце концов, увенчалась успехом – глубокой бессонной ночью, жадно глотая кофе, я с лихорадочным блеском в глазах смотрел на серый порошок, лежащий горкой в небольшом блюдце. И по сей день я не знаю, кем был тот, человек, что оставил мне «закладку» на грязном пустыре, заваленным строительным мусором и поросшим сорной растительностью. Но, если верить ему, именно этот порошок в далеких восточных краях мудрецы и колдуны используют, чтобы освободить разум от цепей времени и пространства.

Тут же лежал листок бумаги, на котором я выписал небольшое – всего в две строчки – заклинание из «Некрономикона». Отныне я считал себя полностью вооруженным для схватки со всемогущим Хроносом, у которого я намеревался вырвать тайны «домов карликов».

Уже на следующий день я трясся на сидение старого автобуса, совершавшего рейс в небольшой поселок недалеко от побережья. В отдельном кармане моей сумки находилась склянка с заветным порошком, рядом с которым лежала бумажка с заклинанием. Я знал, что в нескольких километрах от поселка стоит хорошо сохранившийся дольмен, о котором не ведают ни туристы, ни археологи. Я сам наткнулся на него случайно когда, будучи в одной из экспедиций, заблудился в лесу.

Выйдя на замызганной площади, я пошел по главной улице, чуть ли не единственной в этом селении. Пыльная дорога проходила мимо хлипких хат, где возле покосившихся, а то и упавших заборов бродили грязные куры. Редкие местные жители с неприязненным любопытством смотрели на городского чужака. Я не мог сдержать облегченного вздоха когда, наконец, вышел на окраину поселка и углубился в лес.

Чуть заметная тропинка вилась между густых кустов и реликтовых хвощей. Где-то журчал ручеек, слышалось лягушачье кваканье и жужжание насекомых. Огромные деревья, раскинувшие надо мной ветки, почти скрывали солнце, чему я был только рад – летняя жара палила нещадно.

Тропинка забирала все выше в гору. Неожиданно деревья расступились, и я увидел небольшую поляну, поросшую высокой травой. Тихо журчал ручей, вытекавший из трещины в большой скале, возвышавшейся на другом конце поляны.

А у подножия скалы стоял дольмен. Безжалостное время и руки грабителей не пощадили «дом карлика»: верхняя плита провалилось внутрь, от правой стенки отвалился немалый кусок камня. И все равно, даже поврежденное, это приземистое сооружение таило смутное очарование головокружительной древности и некоей тайны. Я надеялся, что именно сегодня мне удастся приоткрыть покров, скрывающий загадку этой каменной гробницы во тьме прошедших веков.

Остаток дня прошел в приготовлении к ритуалу. Перед дольменом я расчистил от растительности большую площадку, после чего отправился искать хворост для костра. Уже темнело, когда я сложил кучу сухих веток и после нескольких неудачных попыток поджег их.

Зачерпнув воды из протекавшего родника, я жадно выпил. Только это я мог себе позволить – ритуал требовал строгого поста. Затем я достал из сумки нож с черной ручкой покрытый магическими письменами. Бормоча заклинания, я стал чертить перед костром большой круг против часовой стрелки. Закончив с этим, я вступил внутрь и, поворачиваясь посолонь, воззвал к Древним – Ктулху и Йог-Сототу, хранителю ключей от всех врат времени и пространства.

Затем я достал из сумки сложенный вчетверо белый лист бумаги и разложил его перед костром. С величайшей осторожностью я вынул из кармана колбу с наркотиком и высыпал на листе небольшую дорожку, как если бы я собирался нюхать кокаин. Встав лицом к северу, я прочитал заклинание, после чего упал на колени и, зажав одну ноздрю, резко втянул дорожку в себя. Моя голова закружилась, в глазах потемнело, окружающие предметы потеряли четкость, и я неловко упал на бок. В голове что-то ухнуло, и я провалился во мрак.

…Очнулся я на той же поляне возле ручья. Во всем теле было ощущение необыкновенной легкости, мне казалось, что достаточно слабого толчка, чтобы я взлетел в воздух, словно воздушный шар. Бросив взгляд на руки, я увидел, что они стали полупрозрачными. Я понял, что мой первый опыт удался – в образе бесплотного духа я перенесся в далекое прошлое.

Местность вокруг изменилась. Поляна расширилась, лес отступил, вокруг виднелись возделанные поля. Сейчас, впрочем, они были вытоптаны и разорены. Прямо передо мной догорала небольшая деревушка, среди развалин которой лежали трупы. На окраине деревушке стоял дольмен – на этот раз с целыми стенками и крышкой, из чего я заключил, что и впрямь попал в глубокое прошлое.

Возле дольмена сгрудилась кучка мужчин и женщин, за юбки которых цеплялись плачущие дети. В них я без труда признал черкесов. А рядом на невысоких конях гарцевали надменные победители – коренастые смуглые всадники с узкими, словно щелочки, глазами.

Я понял, что я вижу набег татарской орды – может, крымских татар или Золотой Орды или даже более ранних времен – когда империя созданная Чингиз-ханом еще не была развалена его недостойными потомками.

Неожиданно я увидел, как светившиеся жестокой радостью лица кочевников вдруг изменились. Всадники потянули удила коней, заставляя их почтительно расступаться перед кем-то, ехавшим на могучем черном жеребце. Я впился глазами в лицо этого человека, в надежде угадать, кто из великих завоевателей предстал передо мной.

Предводитель орды был в доспехах и островерхом шлеме. Талию стягивал пояс, на котором был очень простой символ – три черных кружка, соединенных в форме треугольника. Я знал, что означает этот символ, и чуть не задохнулся от восторга – герб Тамерлана, всемогущего эмира Самарканда. Сейчас Железный Хромец смотрел на пленников, с трепетом ожидавших своей участи. Во взгляде Тимура не было ни гнева, ни сострадания, ни даже презрения – он смотрел на адыгов, как на пустое место. Взгляд человека привыкшего, не моргнув глазом отправлять на смерть тысячи людей и тут же забывать о них.

Тамерлан, не глядя, протянул руку, в которую один из приближенных угодливо вложил кривую саблю, с рукоятью украшенной золотом и драгоценными камнями. Завоеватель задумчиво провел пальцем, проверяя остроту лезвия и вдруг, почти без замаха, опустил клинок на шею ближайшего адыга. Отрубленная голова, разбрызгивая кровь, покатилась по земле и остановилась у подножия дольмена.

Эмир тронул поводья и, больше не глядя на пленных, стал съезжать с горы. Воины почтительно расступались перед ним, опасаясь даже краешком одежд задеть грозного владыку. Место эмира тут же занял один из его воинов. Вынув саблю из ножен, монгол подъехал к следующему пленнику и молча махнул саблей. Один за другим проезжали нукеры Тимура и обезглавливали своих пленных. Те головы, которые отлетали в сторону, они подбирали и бросали в общую кучу.

Несколько воинов спешились и сноровисто принялись укладывать эти головы вокруг дольмена. Вскоре загадочный памятник древней эпохи скрылся под пирамидой из «круглого кирпича». Башня из отрубленных голов должна была внушить ужас в сердца жителей покоренной местности и отбить у них охоту сопротивляться Тамерлану. Глядя на это жестокое зрелище, я вдруг почувствовал, как у меня закружилась голова, и я проваливаюсь в черный мрак.

Очнулся я, лежа на траве, неподалеку от ручья. Со стоном я поднялся и обхватил голову руками – она болела словно после славной попойки. Подбросив веток в догорающий костер и плеснув в лицо воды из ручья, я присел и задумался. Без сомнения опыт удался – я действительно заглянул в прошлое. Более того, сходу я наткнулся на сенсацию – шутка ли оказаться на том самом месте, где вершил расправу один из величайших тиранов в истории человечества.

Со страхом близким к священному трепету, я оглядывал окружающую меня поляну. А что если вон то место, где трава растет не так густо – последние остатки уничтоженной деревушки? А если раскопать вон тот холмик рядом с дольменом – не обнаружатся ли под ним черепа адыгов, казненных Тамерланом?

И что еще за тайны может таить в себе эта земля? Вдруг мои опыты смогут полностью перевернуть все наши представления об истории края. Благоразумие подсказывало, что следует отойти от воздействия наркотика, но тщеславие и жажда познания толкали меня на продолжение опытов. Трясущимися губами я снова прочитал заклинание и, упав на колени, насыпал еще одну дорожку, торопливо вдыхая ее в себя.

Несколько часов я блуждал по затерянным тропам времени. Я видел на марше когорты Гая Юлия Аквилы, пришедшего покарать боспорского царя Митридата Восьмого, осмелившегося бросить вызов великому Риму. Я смотрел как по горным тропам пробирались греческие торговцы из первых античных городов Причерноморья. Видел большие богатые городища, которые меоты основывали рядом с дольменом.

Но словно злой рок тяготел над этим местом – проходило время и эти поселения стирали с лица земли новые захватчики. За тысячи лет до Тамерлана здесь проносились орды скифов, расправлявшихся со своими врагами не менее жестоко, чем эмир Самарканда.

Вся история человечества во всем ее величии и кровожадности предстала передо мной. Но все эти странствия по прошедшим векам пока ни на йоту не приблизили меня к разгадке той тайны, ради которой я затеял все это. Во всех моих видениях дольмен продолжал стоять на прежнем месте, окруженный все той же аурой невероятной древности. И ничто в народах, пестрым калейдоскопом сменяющих один другой, не указывало на их причастность к строительству «дома карлика».

Все это время я брал лишь малые дозы порошка, стараясь расходовать его экономно. Но неудовлетворенность полученными знаниями подтолкнула меня к более решительным действиям. На этот раз я насыпал порцию в несколько раз превосходящую предыдущие. Глубоко вдохнув, я откинулся на спину и вновь провалился в беспамятство.

Очнувшись, я понял, что зашел слишком далеко. Лес вокруг исчез вовсе – да и сама гора была значительно ниже, представляя собой большой холм, поросший травой. На его вершине высились уже надоевшие мне скалы. Холм окружала цепь таких же возвышенностей, дальше к югу переходивших в настоящие горы. А на западе простиралась, уже не скрытая лесом, синяя гладь моря.

Но не эти изменения в ландшафте приковали мое внимание. Я был не один – сейчас на вершине холма стояли невысокие смуглые люди, в кожаных одеждах, украшенных узором из бусинок. В руках они держали что-то вроде гарпунов с наконечниками из кости.

Выше по склону ворочали каменные плиты люди, явно принадлежавшие к иному народу, чем воины с гарпунами – высокие, ширококостные с невыразительными плоскими лицами. Жалкие лохмотья и свежие шрамы прояснили их статус – без сомнения, это были рабы под присмотром надзирателей. За ними наблюдал пожилой человек в черном одеянии. В руке он держал сучковатый посох с резным навершием в виде змеиной головы.

Я понял что, наконец, увидел легендарных строителей дольменов. В этом не было никакого сомнения – в том, что с явной натугой создавали рабы, угадывались очертания будущего «дома карликов». Большая плита с дыркой лежала неподалеку, причем отверстие, похоже, было пробито недавно – может прямо перед моим появлением.

Не было для меня теперь тайной и происхождение этого народа – их татуировки, узоры на одежде, оружие и украшения говорили сами за себя. В свое время меня привлекла теория, что культура дольменов связана с загадочными монолитами, что воздвигли безымянные строители Западной Европы. Я читал гипотезы некоторых ученых, что строители монолитов являются предками современных басков, а также пиктов – загадочного народа Шотландии. В этих книгах встречались рисунки татуировок пиктов – и сейчас я ясно видел такие же на руках и плечах смуглых воинов.

Строительство продолжалось долго, но у меня оказалось достаточно времени, чтобы увидеть его окончание. Теперь дольмен стоял на вершине холма, правда его монументальность скрадывалась возвышавшейся над ним громадой скалы. И все равно даже от только что возведенного дольмена веяло угрюмой силой.

Меж тем старик в длинном одеянии (как я понял жрец) подошел к дольмену, повелительно глянув на своих соплеменников. В толпе началось движение, люди расступились, и я увидел на земле носилки с трупом человека в богатых одеждах. На нем было много украшений, а высохшая рука все еще сжимала меч с золотой рукояткой.

Четверо человек подняли носилки и замерли в ожидании. В то же время жрец повернулся лицом к морю и запел, воздев руки. Я, разумеется, не понимал слов жреца, но и так было понятно, что он читает молитву к богам своего народа. Этот странный и диковатый мотив подхватили и остальные воины, сильными голосами выводившие слова варварского гимна.

Несмотря на его невероятную древность, он вовсе не показался мне совсем незнакомым: в свое время мне довелось прослушать записи различной этнической музыки. Среди прочего там попадались и напевы испанских басков, «берцоларии» и сейчас, слушая красивое многоголосие, я угадывал знакомые нотки. Не стало для меня тайной и содержание этих песен: я ясно слышал слово «майу». В иных научных трудах попадались обрывочные сведения по мифологии басков – и там упоминалось имя бога моря. И я вновь порадовался тому, что самая невероятная теория получила сейчас столь ясное подтверждение.

Пение воинов и жреца невольно завораживало. Даже я, в моем бестелесном обличье, поддался странной магии языческих напевов. Что же до рабов, то они словно впали в транс: их глаза остекленели, рты широко раскрылись, они раскачивались в такт словам гимна и, казалось, утратили чувство реальности.

Я так не заметил, когда жрец достал бронзовый нож с остро заточенным лезвием. Не прекращая петь, жрец подошел к одному из рабов, ухватил его за волосы, задрал голову и полоснул по горлу. Не издав не звука, раб рухнул к ногам жреца, из горла струей хлестала кровь. Жрец наклонился, смочил пальцы в алой жидкости и провел ими по лбу воина.

Затем он подошел ко второму рабу и также, не торопясь, словно скотине на бойне, перерезал горло. С каждым новым зарезанным рабом лицо очередного воина покрывалось алыми мазками. Кровь последнего раба покрыла лицо умершего вождя, причем особенно тщательно жрец смазал его веки и губы.

Закончив жертвоприношение, жрец повелительно махнул рукой, и носильщики поднесли тело вождя к дольмену, осторожно кладя его внутрь. Жрец запел очередной гимн, в то время как его соплеменники поднесли грубо обработанную каменную глыбу, чтобы запечатать ею вход в последнее пристанище вождя.

Пульсирующая боль в висках отвлекла меня от этого зрелища, и я понял, что пора назад. Чувствуя, как предметы расплываются перед глазами, я бросил прощальный взгляд на место где мне, наконец, раскрылась одна из величайших археологических загадок древности и вдруг замер от внезапно озарившей меня догадки. Действие наркотика заканчивалось, но я прилагал титанические усилия, чтобы еще хоть на секунду остаться в прошлом, не в силах поверить в то, что открылось моему взору.

Я уже упоминал, что скалы, в тени которых рабы строили дольмен, в этом времени больше выходили на поверхность. И теперь я заметил некоторую неестественность их очертаний. Как завороженный я созерцал массивные глыбы, отколовшиеся от основного массива, на гигантскую каменную плиту, половина которой лежала на земле, но вторая еще торчала из земли. С одного из краев в этой плите был вырезан огромный кусок, образующий почти идеальный полукруг.

Последней моей мыслью перед тем, как окончательно провалиться в беспамятство, было то, что на горе возвышаются развалины исполинского дольмена, настолько более древнего, чем тот, что возвели у меня на глазах, насколько египетские пирамиды старше современных небоскребов.