Текст книги "Насупротив!.."
Автор книги: Александр Левитов
Жанр: Литература 19 века, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Известно, не посоветую! – говорил Максим Петрович, заботливо снаряжая мне постель из сена с расторопностью человека, не только знающего свое дело, но и душевно ему преданного. – Только я им же добра желаю. За битого, сударь, двух небитых дают. Поучит их управляющий, умнее будут. Им же от этого польза, а не мне… Ведь ежели бы вы изволили знать, сударь, что это за народ такой дикий – страсть! Ты к нему со всей душой, а он это упрет в землю бельма-то свои оловянные и молчит, только это исподлобья иногда взглядывает на тебя. «Што ты молчишь? – спросишь у него. – Ведь я тебе душевно советую на свою же пользу». – «Знаю, говорит, Максим Петрович, к моей пользе, и человек ты, говорит, хороший… да тово… Ты, говорит, все же тарелки эти барские лижешь… Скусны они очень, эти тарелки-то. Верить-то тебе поэтому и не так чтобы…» А, каково? Значит, как же вы теперича сладите с ним, сударь?.. Я ничего не возражал Максиму Петровичу.
– А точно, надо правду сказать, ежели бы, то есть, так глуп не был наш степной народ, – продолжал Максим Петрович, – хороший был бы народ, потому добр уже очень. Ведь вот теперича вас ночевать не пустили, а ежели бы пустил кто и увидал, что все благополучно, ни единой копейки с вас ни за ужин, ни за ночевку не взял бы, потому бога помнит и всякую нужду по себе знает. Это истинно!
– Я знаю об этом, Максим Петрович. Во многих селах с меня за ночлег ничего не брали. Только богу свечку просили поставить. Вон на шоссе очень обдирают, да зато во всякое время там ночевать пустят.
– Не говорите мне, сударь, про это шоссе. Идолы там, а не мужики живут. Разбойник на разбойнике, разбойником погоняет. С нашей простой стороной и равнять-то их грех…
– Вот то-то и есть, Максим Петрович. А ты все своих коришь. Значит, уж лучше быть простым человеком, да не грабителем. Вот, значит, управляющему-то не все нужно рассказывать.
– Так-то так, сударь! А все же я свое опять запою: дик народец у нас. Долго его выколачивать умным людям придется, пока из него все блохи повыскочат…
– Может быть, может быть, Максим Петрович! Только я думаю, что и без выколачиванья блохи-то из него поразлетаются.
– Ох, вряд ли, сударь! Ох, вряд ли они, блохи-то, разлетаются без колоченья, – сомневался Максим Петрович, покрывая приготовленное мне сенное ложе вместо простыни своим нанковым сюртуком, вместо которого он счел за нужное облачиться в какую-то менее парадную свитку; для этой цели, впрочем, он весьма деликатно выходил из шалаша… Когда я улегся совсем, он вытер пыль с сапогов моих, выколотил и осмотрел все мое платье – и потом уже этот хозяин своего шалаша, приютивший меня в нем, стал предо мной, опустил руки, что называется, по швам и говорил:
– Можно мне теперь спать, сударь?.. Не нужно вам ничего больше?..
Я склонился пред привычками старика и на его вопрос ответил не так, как бы хотел я ответить, а как ему самому, вероятно, отвечали многое множество лет:
– Спи ступай, Максим Петров! Ты мне не нужен больше…
– Слушаю, сударь! Покойной ночи!
– Покойной ночи!
Но, должно быть, сама судьба определила, чтобы не спать мне спокойно эту ночь. Яркое зарево, ударив мне прямо в глаза, разбудило меня. Максим Петрович облекался уже в свою свитку.
– Што, и вы изволили проснуться, сударь? – спрашивал он. – Не извольте беспокоиться. Это пожар в нашей деревне, завтра вы мимо пойдете – увидите; а теперь зорькой-то сосните пока. Здесь вас никто не тронет.
– Да пора уж и мне. Кажется, я довольно соснул. Пойду и я с тобой, Максим Петрович. Пожар, кстати, посмотрю.
– Ну, пойдемте, когда так, – согласился он, помогая мне одеваться так, как некогда он помогал еще дедушке своего настоящего барина.
Заря уже занималась, когда мы вышли. Зарево пожара разбудило не нас одних только, – грачи и вороны, спугнутые им с придорожных вешек, с громким криком сновали взад и вперед по расцвеченному заревом небу. До нас глухо доносился неясный гул множества смешанных голосов, обыкновенный при каждом смятении, высоко взвиваемые ветром, прямо на нас летели так называемые блестящие галки, то есть загоревшиеся пучки соломы. Кружась и летая в еще темном небе подвижными звездами, они рассыпали на землю тысячи искр и, окончательно прогорев, спускались на головы наши еще горячим пеплом.
Домов пятьдесят кряду были обхвачены пламенем. Пожар был в полном разгаре, так что горела даже трава, росшая по улицам. Народ, видимо, отступился тушить, и только около домов, еще не загоревшихся, суетились мужики, вытаскивая пожитки и выгоняя скотину.
– Что же вы руки-то сложимши стоите? – прикрикнул Максим Петрович на кучку мужиков, которые действительно стояли праздно, сложив руки.
– Гнев божий, Максим Петрович! – отвечали из толпы. – Ничего не поделаешь. В церкву за Неопалимой купиной послали. Хотим кругом всего пожарища обнесть. Может, господь и смилуется…
– Бог-то бог, да сам не будь плох! – кричал Максим Петрович, ухватываясь за длинный багор. – Ломай избу! – командовал он, преграждая огню дальнейшую дорогу. – Разноси весь двор. Бабы! Живо у меня воду носить; коли замечу какую, што ленива, ох, проберу!.. Такого жару задам!..
Работа закипела тем деятельнее, что скоро показался священник с Неопалимой купиной в руках. Причт и громко плачущие бабы погоревших домов сопровождали процессию, обходившую с образом широкое пожарище…
– Вот какой дикий народец! – говорил мне запыхавшийся Максим Петрович, когда пожар значительно утих. – Ни до чего-то этот народец своим умом не дойдет. Не приди я, ей-богу, все село корова бы языком слизнула. Теперь ничего – утихает помаленьку.
– Ну и слава богу! Теперь прощай, Максим Петрович. Вот тебе за приют твой, за твою ласку.
– Очень благодарен, сударь! Позвольте ручку поцеловать! – И он бросился целовать мою руку, которую я не успел отнять.
– Эх, Максим Петрович, напрасно ты это делаешь, – сказал я ему. – Я этого так же не люблю, как ты не любишь, когда тебе «вы» говорят.
– Это дело другое, сударь… чего нельзя, так нельзя… Вы уж лучше не обижайте меня на прощанье-то; а то я завтра же управляющему доложу, какой такой необузданный народ наши мужики и какую они вам грубость учинили! – заключил Максим Петрович, весело посмеиваясь.
1862
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.