Текст книги "О прожитом с иронией. Часть третья"

4

Сергей Коренев, вор по кличке Корень, середину осени встретил в родных краях. После расставания с подельниками долго скрывался в Краснодарском крае. Денег в кармане достаточно, монеты не меченые, за их чистоту он не тревожился. Страна большая, кореша вряд ли достанут, ну, а коли пересекутся, Корень напомнит Току разговор с Лункой. Подслушал Серёга их шёпот после налёта на банк. Ток планировал всех порешить и за бугор слинять, Лунку с собой взять хотел. Не верилось, что Ток способен на подлянку, но прокрутив в голове ход событий того периода, понял – наверняка быть тому. Во-первых, их команда невелика, с такими силами не раскрутишься, а Ток никого больше брать не хотел. Во-вторых, не было постоянного источника существования. Деловые давно всё поделили, и потуги бугра бросить якорь в хлебном месте ни к чему не вели. И ещё, жаден их босс, за копейку удавится. Так что вполне возможно, скроется с деньгами – в лучшем случае. В том ночном разговоре с тёлкой он бросил фразу – «загашу стервецов». О них речь шла. Может, по пьяни брякнул, может, нет. Вот и думай, что делать.

И решил Корень слинять, и при случае слинял с хорошими деньгами.

На югах кантовался до конца осени: пил, ел от пуза, загорал, с девками возился – короче, делал всё, что делают уставшие деловые люди. Для окружающих легенду сотворил, дескать, отдыхает областной чинуша от делов праведных. Правда, окружение было весьма ограничено, из числа тех, кто не прочь на халяву погулять, осторожен был вор. По случаю паспорт выправил, дороговато обошлась ксива и здорово на липу смахивала, но пообтёр паспортину в пыли да грязи, обсушил, присмотрелся – сойдёт.

В октябре двинул Корень в родные края, в Новосибирск. Здесь была его прежняя жизнь, к ней потянуло: родился, вырос, родители похоронены – всё здесь. И детский дом, приютивший его до совершеннолетия, здесь, и на нары он из этого города загремел. Казалось, не лучшие воспоминания прежней житухи, но тянуло его именно сюда. Хату снять проблем не было, устроился в частном секторе на Титова, разведёнка сдала две комнатки. По глазам видно, алчная дама, назвала цену, но увидев, что Серёга не торгуясь согласился, расстроилась, наверняка пожалела, что больше не просила, и принялась канючить, мол, за свет отдельно, за воду…

Серёга ей – нет так нет, развернулся и к двери. Дама за рукав, дескать, ладно, согласна.

Пару дней отлёживался, вокруг дома бродил, к соседям присмотрелся – всё в норме, район хорош, жить можно. Конечно, мог он в любом месте города поселиться, и ближе к центру, в многоэтажке и в гостинице, в конце концов – деньги есть. Так нет, полез в хату без удобств. Однако удобства ни при чём, главное в том, что в паре кварталов от этой хаты стоял дом его родителей, дом, где он родился.

И ещё. От суеты ушёл.

Безлюдно, тихо, спокойно: собачий лай, петушиный крик и редкое буйство соседа через дорогу не в счёт. По его понятиям, здесь тихо. Тишина нужна, чтобы душой отдохнуть, о жизни подумать. Ему тридцать пять. Бандитский стаж велик, впору на пенсию уходить, да не дают пенсию за грабежи и воровство.

К родному дому Корень отправился день спустя. Улицу и номер дома помнил, в паспорте когда-то значились, хоть и трижды сбрасывал паспортину и регистрация всякий раз разная была, города разные, но ласковое название улицы – Янтарная – на всю жизнь в память запало.

Сначала на таксишке пару кругов по кварталу дал, водителю сказал, мол, жильё подружки ищет. Затем пешком от съёмного жилья прошёлся. К несчастью, изменения в облике улицы и дома произошли колоссальные. Хату вычислил только по большому валуну, лежащему у дороги. Потоптался у калитки, помялся, зайти не рискнул. Всякого в жизни повидал Серёга, а тут стушевался, сердечко дрогнуло. Вернулся на съёмную квартиру, накатил водки грамм двести, отпустило. На следующий день вновь к дому пришёл. Постучал в дверь. Тишина. Ещё несколько раз стукнул кулаком по двери. Прислушался, вновь тишина. Развернулся и к калитке. Уже было вышел, вслед из приоткрывшегося окна женский голос окликнул:

– Молодой человек, вы кого ищете?

Повернулся на голос, приветливо улыбнулся:

– Есть вопрос. Если можно, войду?

Открыла невысокого роста старуха. Открыла и, развернувшись, засеменила в комнату.

– Дверь прикрой, дом застудишь.

Серёга аккуратно прикрыл входную дверь. Огляделся. В прихожей темно. Вытер ноги, скинул пальто, руки потянулись к вешалке.

Сами потянулись…

Руки вспомнили, где вешалка?!

Сколько же лет он здесь не был. После смерти родителей забрали в детский дом, было ему три года. Пожалуй, это не в счёт. Что тогда он мог помнить? А вот в шестнадцать, после детского дома, жил здесь что-то около месяца, потом в кутузку загребли. Почти двадцать лет прошло. И вот руки-то, руки вешалку вспомнили…

Из гостиной донеслось:

– Ты где, милок, застрял, в комнату проходи.

Старушка сидела в кресле у стола. На вид ей было лет восемьдесят. Седые волосы гладко расчёсаны, на плечах грубой вязки платок.

– Так с чем пожаловали, молодой человек?

Серёга помялся, нерешительно посмотрел в сторону стула. Старушка взгляд уловила.

– Садись, в ногах правды нет.

Корень наконец справился с волнением.

– Добрый день. Меня Павел звать. Я не местный, в командировке здесь. Дело в том, когда-то я в армии служил с Сергеем Кореневым, дружили мы с ним. Приглашал к себе, мол, будешь в Сибири, забегай. Адрес дал. Вот я и зашёл. А что, Сергей здесь не живёт?

Старушка молчала, ни один мускул на лице не дрогнул, но руки вцепились в подлокотники. Она подалась телом вперёд.

– Вы знали Серёжу?

Корень растерялся. Не ожидал, что здесь, в этом стареньком домишке, кто-то знает того самого Сергея. Чуть запнувшись, ответил:

– Да. Я же говорю, когда-то служили вместе. В армии это было.

В прихожей послышался шум, скрипнула входная дверь. Старушка привстала, приложила руку к уху. Затем махнула рукой, улыбнулась.

– Алёна пришла, сейчас пить чай будем.

В дверях показалась симпатичная девушка.

– Антонина Митрофановна, здравствуйте.

Увидев незнакомого человека, ойкнула, прикрыла рот ладошкой.

– У нас гости?

– Гости, гости. Давай-ка, милая, чай поставь. Знаешь, это Серёжи товарищ, за чаем и познакомимся.

Тот первый день в родных стенах немного успокоил Корня, но он же дал серьёзную почву для размышлений. Из разговора за столом он понял: старушка, любезно пустившая в дом, родная бабушка Сергея Коренева, то есть его родственница.

Но почему он не знал о её существовании? Ответы были, и вроде они на поверхности: в три годика мог и не знать о бабушке, когда было шестнадцать, она здесь, вероятно, не жила, потому не видел и не знал о ней.

Но так ли это?

За столом разговор был абсолютно нейтральным. Сергей помалкивал, о себе что-то плёл, особо не задумываясь. Антонина Митрофановна также оказалась не очень разговорчивой. Выручала собеседников девушка, которая пришла вслед за Корнем. Она оказалась не только привлекательной, но и умницей, знала, о чём говорить и как разговаривать.

Серёге Алёна понравилась.

Корень долго гостевать не намеревался, то и дело поглядывая на часы, всем своим видом показывал, что дел по горло, и когда девушка, она медичкой была, сделав Митрофановне укол, собралась уходить, напросился проводить. При этом не забыл спросить разрешения вновь побывать в этом доме.

Антонина Митрофановна видела, спешат люди, и не возражала.

5

В девять утра Крот звонил бугру. Тот, ни о чём подельника не расспрашивая, велел пленника не трогать, мол, приеду сам допрошу.

Сам так сам. Баба с возу…

Крот повесил трубку телефона, не спеша двинулся на хазу[6]6
  Воровской жаргон. Злачное место, жилище, притон.


[Закрыть]. По пути зашёл в магазин, затарился куревом, жрачкой и спиртным.

Приехал босс лишь к вечеру. Крот был пьян, Хром тоже навеселе, однако, поскольку телом крепче кореша, держался, но по разговору стало понятно – выпил немало.

Ток самыми гнусными словами обложил подельников, однако матерная песнь не помогла: Крот мало что понимал, был почти в отключке и, глупо улыбаясь, пялился на бугра, Хром хлопал глазами, но что-то ещё соображал.

Бугор брезгливо отвернулся от бандюг.

– Хром, сунь этого сучка в холодную воду, может, в себя придёт.

Пока Хром занимался Кротом, Ток вышел во двор, кликнул водителя. Как всегда, за рулём был Фреза. Вдвоём они подняли из подпола Грача. Тот едва стоял на ногах. Сгорбленный, лицо в крови, одежда порвана, руки связаны, к тому же без обуви. Этот человек на Серёгу Корня явно не был похож.

Ток вышел из себя:

– Да что вы с ним делали? Кто этот человек? Я спрашиваю, кто это?

И вновь мат-перемат. Кричи не кричи, оппонировать некому: Крот после водных процедур, мокрый, как мышь под метлой, без чувств валялся на диване, Хром ухмыляясь пялился в пол, и лишь Фреза, боязливо поглядывая на главаря, кивал в такт ругани.

Наконец Ток успокоился. Кивнул в сторону Николая:

– Фреза, займись этим, приведи в порядок, хочу в лицо глянуть. В лицо! Ясно? Не в грязное месиво…

Грача увели в туалетную комнату.

Ток подсел к столу, взял стакан, протёр полотенцем, что висело на спинке стула. Пошарил вокруг глазами, взял початую бутылку, плеснул водки. Выпил, занюхал краюхой хлеба. Затем прошёл к дивану, сел и прикрыл глаза.

Спустя минут сорок Фреза привёл пленника. Ток кивнул на стул:

– Садись.

Грач грузно осел. На лице гримаса боли, было видно, бандиты потрудились над пленником знатно.

– Ты кто? Звать тебя как?

Николай поднял правую руку к лицу, слегка пошевелил ею челюсть, прищурился от боли и, чуть шепелявя, ответил:

– Грач, Николай Грач.

Ток подошёл к нему и, пытаясь рассмотреть лицо, взял за подбородок, чуть приподнял. Несомненно, лицо ему было знакомо, и голос неуловимо напоминал голос Корня.

– А не Коренев ли ты, дружок, Серёга Коренев, по кликухе Корень, а? Вижу… Корень… Ты что это от меня свинтил. Думал, не найду? Свинтил, ладно, твой выбор. А деньги, почему у общества деньги увёл?

Пододвинув стул к Грачу, присел рядом. Вновь пристально посмотрел на пленника. Если прямо в лицо смотреть, этот человек не похож на Корня. Глаза, что ли, не того оттенка… Чёрт его знает, эти холуи так мужика отделали, мать родная не узнает.

Сзади табачищем задышал Фреза.

– Ток, а Ток, а ведь есть отличие Корня от другого человека.

Бугор повернулся к Фрезе:

– Что за отличие? Яйца одного не хватает?

Фреза фыркнул:

– Почти угадал. Пусть он на левой руке пальцы растопырит.

Бандиты одновременно посмотрели на Грача. Стоящий позади Николая заметно протрезвевший Хром схватил левую руку пленника, насильно распрямил сжатые в кулак пальцы. Фреза довольно заржал:

– Ну, что я говорил? Говорил?

Ток непонимающе пожал плечами:

– Что ты говорил?

Фреза потянул руку Грача на себя:

– А вот смотри. Ты на пальцы смотри. У Корня два пальца, безымянный и мизинец, отрублены. Неужто никогда внимания не обращал? А у этого хмыря все пальчики на месте, да ещё чистенькие. Интеллигенция, видать.

Николай посмотрел на свою руку. Чистенькими пальцы были, пока эти бандюги руки не начали выворачивать. Чуть покосился в сторону главаря. Разговор начинал принимать неожиданный оборот. Хорошо ли, плохо, непонятно.

Ток был сбит с толку. Он вспомнил, действительно, двух пальцев на руке Корня не было, и именно на левой руке. Эту беспалую руку он не раз видел при игре в карты.

Промашка?

Явно…

Вновь присел на диван.

– Фреза, отведи-ка его в баню, дайте чего пожевать да перевяжите. Побудь с ним, я потом кликну.

Через два часа Грача привели к бугру. Лицо главаря от выпитого раскраснелось и источало само радушие.

Николай ухмыльнулся, уж не прощения ли просить будут.

Ток понял ухмылку.

– Не дождёшься… Ошибка, брат. Да. От ошибки никто не застрахован. Ты лучше скажи, брательник у тебя есть? Может, близнец. Уж больно твой фейс напоминает мне, да и не только мне, всем нам, кореша, что обнёс честную компанию. Законное наше бабло унёс. А?

Николай понял, прощения точно не дождётся.

– Нет у меня ни брата, ни сестры. Но вот то, что вы делаете, это беспредел…

Ток перебил:

– Ещё милицией пригрози, жалобой в профком или как там у вас, завком. Ты, шавка, место своё знай и спасибо скажи, что инвалидом не сделали. Фреза, отведи в баню, пусть сидит, я решу, что с ним делать.

Поникшего Грача Фреза повёл в баню, однако вёл уже не как пленника, а почти как кореша, дескать, шевели копытами, рюмку дам, отдохнёшь пару часов.

Пока Грач отдыхал, Ток думал. С кентом явно промашка, за неё и Хром и Крот ответят, и ответят по полной. Но делать что?

Что делать?

Решение вызрело. Он позвал пришедшую в себя братву.

– За то, что отделали человека, ответите, долей своей ответите. А теперь вот что. Ты, Крот, мешок ему на голову, к Фрезе в машину и…

Бандит вскочил со стула:

– Мы так не договаривались, на мокрое не пойду!

Ток рассмеялся:

– Я ещё ничего не сказал, а ты уже морщишься. Нет, не головой в реку. Мешок на голову, чтобы хазу не спалить. За городом километрах в двадцати выгрузите.

Бугор достал из кармана пачку денег, отшелестел некую сумму, передал подельнику.

– Скажешь, от меня компенсация. И пусть не вздумает к ментам сунуться, уроем. Ну, ты знаешь, как сказать. Иди.

Крот вышел. Ток глянул на Хрома:

– Ты! Пьянь подзаборная! Отошёл? Соображаешь уже? Накосячил, тебе и тему закрывать. Брательника своего возьми, кажется, Стас его кличут? Покажи этого кента, и пусть глаз с него не спускает. Всё же думаю, есть у него родственничек, весьма на него похожий. Просто не может быть таких совпадений. Хотел братан ко мне в команду? Вот и проверим в деле. Всё. А теперь организуй жрачку.

6

Спешить Серёге было некуда, разговор с Антониной Митрофановной был настолько неожиданным, что все дальнейшие планы рухнули. К ностальгической тяге к отчему дому добавилось нечто более сложное – появился родной человек, и то, что он обязательно в этот дом вернётся, не подлежало сомнению. Главным сейчас было оценить своё положение и правильно выстроить отношения с хозяйкой некогда родного очага. Собственно говоря, в этих целях он и навязался проводить Алёну. По разговорам, поведению девушки понял, не чужая она старушке, значит, много о ней знает и, при удачном стечении обстоятельств, может знаниями поделиться.

Долго шли молча. Корень скромником никогда не был, ловеласничать умел, девки не то чтобы на шею вешались, но в знакомстве, как правило, не отказывали. Однако здесь было иное, все слова обольстителя будто испарились, остались «ну да», «нет» и только.

Чувствуя скованность парня, девушка взяла инициативу на себя.

– Павел, так вы из Москвы? А работаете где, кто вы по профессии?

– В Подмосковье тружусь, по командировкам часто мотаться приходится, а так по коммерческой части работаю.

– Наверно, кофе продаёте или парфюмерию…

Корень усмехнулся:

– Упаси господь, никогда в духах не разбирался и по части кофе не силён. А почему вы думаете, что торгую этим ассортиментом? – В душе похвалил себя за эрудицию.

– Сейчас все этим занимаются. Железки никто не продаёт и тем более не покупает.

Серёга рассмеялся:

– А я железками, как вы говорите, и занимаюсь: металлом, арматурой, уголками, ну и деревом: вагонка, доска необрезная – сюда-туда таскаем, на том и зарабатываем.

Вновь помолчали, не клеился разговор.

Серёга рискнул:

– Может, в ресторан зайдём, у меня, кроме чая от Митрофановны и бубликов, в желудке с утра ничего не было.

Алёна притормозила ход, посмотрела на часы, затем нерешительно перевела взгляд на Корня:

– Я не против, мне бы только по одному адресу заскочить, и можно перекусить, тоже голодна. Знаете что, через квартал наш пациент живёт, я на пять минут зайду, потом в столовую сходим, есть тут рядышком недорогая и готовят вкусно. Как такое предложение?

По столовкам болтаться Серёга не планировал. Но в предложении Алёны было столько открытости и даже наивности, что он немедленно кивнул, мол, согласен.

В пять минут дело не обошлось, ждал он девушку минут сорок. Она вышла озабоченной, извиняться за задержку не стала, но пояснила:

– Приступ сердечный. Сколько прошу человека: «Сходите к кардиологу, погубите себя», – не хочет. Пришлось врача на дом вызвать, умрёт старик без помощи. Знаю их терапевта, прекрасный специалист, умница, может, уговорим в больницу лечь. Да вот, кстати, и она…

Алёна сорвалась с места, побежала навстречу женщине в лёгком плаще. Несколько минут они разговаривали, затем девушка вернулась.

– Вы уж простите меня, ушла на пять минут, а ждать час пришлось.

Корень дурашливо насупился:

– Ни за что не прощу! Разве что согласитесь не в столовку, а в ресторан пойти…

Алёна рассмеялась:

– А я уж подумала, на самом деле обиделись. Согласна, только для ресторана я не одета. И сумка с лекарствами, медицинской утварью в руках.

Оглядываясь по сторонам в поисках такси, Серёга подхватил медицинский саквояж Алёны.

Подкатил бомбила на стареньких жигулях.

– Куда, молодые люди?

– Вперёд, папаша…

В прокуренном зале небольшого ресторана мест не было. Для Корня это не преграда, не в таких отстойниках пировали – в «Праге», ресторане гостиницы «Пекин» в столице откушивали, были дела. Он дёрнул пробегавшего мимо парня в белом переднике, что-то шепнул на ухо. Через несколько минут парочка сидела за столиком, рядом, услужливо улыбаясь, стоял официант.

Корень излишне не шиковал, боялся вспугнуть доверчивое и милое существо, сидящее рядом, а потому предложил девушке простые и вкусные блюда и бутылку шампанского. Алёна сгорала от нетерпения услышать, что за волшебные слова произнёс парнишке при входе Серёга.

Тот скромно опустил глаза:

– Денег пообещал, и весь фокус. Сейчас главный проездной билет в любое приличное место – мани-мани.

Девушка с непониманием посмотрела на него:

– Уж вы и скажете: главный…

Тьфу ты! Переборщил. Серёга рассмеялся:

– Да пошутил я, просто сказал: с любимым человеком пришёл, дай, мол, возможность посекретничать, и, конечно, обещал поблагодарить. Уходить будем – благодарность в книгу жалоб и предложений напишу, руку пожму.

Девушка рассмеялась. Корень понял – прощён.

Вечер удался. Серёга много шутил, но при всех своих шутках был достаточно осторожен и личность свою не афишировал. Алёна рассказала о себе всё или почти всё. Работает медицинской сестрой в поликлинике, в свободное время трудится в частной кинике медработником по вызову: уколы, капельницы и прочее. К Митрофановне от поликлиники ходит, уж года три ходит, у старушки сердце больное, диабет, возрастные проблемы. Родом девушка из Свердловска, там же и медучилище окончила. Живёт с подружкой, на двоих комнату снимают.

Серёга, внимательно слушая, думал: вот это биография – ничего примечательного. А если бы он начал рассказывать о себе… О-о-о! Романы, да не в одном томе, о его житухе писать можно. Впрочем, на сегодня жизнь его засекречена. Будем считать, он спецагент. Точка.

Эта мысль Серёге понравилась.

Алёна рассказывала о друзьях, подругах, о том, как свою жизнь видит. Рассказала и о судьбе Антонины Митрофановны. Вот здесь Корень был чрезвычайно внимателен.

– Вы знаете, Павел, судьба старушки трагична. Предки из купцов, после революции род их разогнали, отца осудили, матушка умерла, две сестрички были, потерялись из виду. Замуж вышла рано, муж из крестьян, пил безбожно, потому и умер. Наследник родился – мальчик, красоты необычайной. Любила она, буквально молилась на него. Мальчишка вырос, а для неё всё ещё был малышом. Но когда этот «малыш» невесту привёл, в доме началась война, настоящая война – не приняла мать девушку. А не приняла по простой причине – не хотела сына ни с кем делить. Отсюда и пошло: то в ней не так и то не эдак, к тому же простолюдинка, не тех кровей и прочее. Сын упёрся. Стоит на своём, дескать, люблю, женюсь и всё. И женился. Антонина Митрофановна не переваривала невестку. Так в несогласии и нелюбви они и жили, вроде и дом один, заботы общие, а по разные стороны жили. Сынок у молодых родился – ему внимание требуется, а бабушка и его не приняла. Спустя какое-то время Антонина Митрофановна ушла из дома, даже адреса не оставила. Парень погоревал, погоревал да и успокоился. Кстати, дом этот был родовым домом Кореневых. Отец купца Коренева строил.

Алёна притихла. Серёгу эта удивительная история захватила, и он торопил:

– А дальше, что дальше?

Девушка посмотрела на Серёгу, глаза печальные. Рассказ о судьбе старушки нелегко ей давался. Оно и понятно, три года общаясь, наверняка сотни раз слышала эту горестную историю, а теперь судьбу Антонины Митрофановны на себя примеряет. Случается такое с впечатлительными людьми.

– Дальше что? А дальше большое горе у Кореневых случилось. В автоаварии погибли родители мальчика, ему всего-то три годика. Родственников нет, где бабушка, неизвестно, и власти определили малыша в детский дом. Вот и всё. Соседи старушки рассказывали, после детского дома приезжал парень домой и даже какое-то время жил, потом исчез. В дом определили новых жильцов, они, кстати, и сейчас там обитают, только вход с другой стороны. Антонина Митрофановна вернулась лет пятнадцать назад, уж какой комар её укусил, что вернулась, не говорила. В общем, вернулась, а тут такое… Рассказывала, прокляла себя, ежедневно пропадала на кладбище у могилы сына, с жизнью поквитаться хотела, но не смогла – сил не хватило. Год затворницей жила, затем вроде отошла. Пыталась внука отыскать, письма всё рассылала, да куда там, ни на одно письмо положительного ответа не получила, в местной милиции, правда, сказали, за кражу парень в тюрьму сел, куда потом убыл, неизвестно. Вот такая история.

Сергей был не на шутку взволнован. Ведь это о его семье и о нём рассказ. Именно о нём. Получается, из этой жизни, жизни нормальных людей, он исчез по своей воле. А его родная бабушка искала.

Жил бы сейчас припеваючи – на завод, фабрику поутру ходил, друзей имел, не подельников, друзей. Может, женился, на такой как Алёна. Может, и сын у него сейчас рос бы.

Словно пелена на глазах.

Покрутил головой. Всё стало на место: ресторан, музыка, Алёна… А ещё: подельники, бабло…

Девушка тронула за руку:

– Павел, очнитесь…

Опять крутанул башкой:

– Да всё в порядке, но уж больно история тяжёлая. За душу взяла.

После рассказа Алёны ни пить, ни есть сил не было. Хотелось просто побыть одному.