Текст книги "Новое имя"

Александр Станиславович Малиновский
Новое имя

© Малиновский А. С., 2006.

* * *

Глава 1. С неба на голову

Она не поняла, как всё произошло. Подвело любопытство. Они втроем обследовали на крыше девятиэтажного дома небольшое, похожее на домик серое сооружение.

Заглянув внутрь, кошка сорвалась в вентиляционный канал, который проходил в стене кирпичного дома. Её подружки убежали.

Известно, что кошки умеют падать с большой высота и оставаться невредимыми.

Она провалилась в кромешную темноту. Канал оказался узким. Кошка несколько раз крепко ударилась о кирпичи, но ушиблась не сильно.

Пролетела она до шестого этажа и застряла в стене на кухне Сергея Сергеевича.

Он в это время был дома. День только начинался, а хозяин был уже на ногах.

Сергей Сергеевич обычно долго не спал. Более тридцати лет работал на непростом производстве, привык рано вставать. Немногие меняют свои привычки, когда тебе под семьдесят.

Он услышал жалобное мяуканье и пошёл на кухню.

«Что за наваждение? – подумал Сергей Сергеевич. – Ночью снился завод, звучали голоса ребят, с которыми когда-то начинал работать, теперь вот это?»

Кошки на кухне не было, но мяуканье продолжалось.

Он приблизился к окну, на карнизе – никого. Да и как кошка могла там оказаться? Повернулся в недоумении, рассеянно скользя взглядом по стене. И догадался.

Звуки доносились из вентиляционного отверстия, обрамлённого пластиковой узорчатой решёткой.

Хозяин всегда подозрительно относился к этому окошечку. Из него могли заползти в квартиру тараканы. Этих тварей он терпеть не мог. Но закрыть чем-либо отверстие не решался: вентиляция на кухне как-никак нужна. Зимой он заменил решётку, заодно поставил мелкоячеистую синтетическую сеточку, и был этим доволен.

…Жалобное мяуканье продолжалось.

Сергей Сергеевич достал из шкафа в коридоре внушительных размеров отвёртку и, решительно придвинув кухонный табурет к стене, встал на него.

Его приличного роста вполне хватило, чтобы дотянуться и поддеть решётку…

Со второго раза решетка вместе с сеткой повисла на отвертке, потом скользнула к кисти руки.

Едва это случилось, как из отверстия сначала на плечо хозяина квартиры, потом на пол соскочило чумазое существо. И тут же оказалось около входной двери. Кошачьи глаза горели жёлто-зелёным огнём.

Сергей Сергеевич не спеша, добродушно посмеиваясь, прошёл в коридор и открыл дверь.

Кошка шустро выскочила из квартиры.

«Вот ведь! Ни спасибо тебе, ни до свидания», – развёл руками хозяин и направился ставить решётку на место.

* * *

Вечером мяуканье повторилось. Теперь оно сопровождалось настойчивым поскрёбыванием когтями.

Хозяин открыл дверь.

У порога сидела всё та же кошка.

С широко открытыми глазами она шагнула через порог и начала «бодаться» головой в ноги Сергея Сергеевича. На её языке это означало благодарность и проявление признаков доверия.

Хозяин не знал кошачьего языка, но кое-что понял.

Он отступил в квартиру, кошка последовала за ним.

– Хотя я и не очень-то люблю кошек, но куда деваться?

Жить тебе, видать, негде? Входи! Но не обольщайся. В любовь с первого взгляда я уже не верю. Всё это со мной было. Теперь я тоже, можно сказать, один.

Он расправил свернувшийся половичок у двери.

– Вот, попробуй здесь обосноваться, потом что-нибудь придумаем. Сейчас колбасу принесу.

С удивлением наблюдая, как кошка не сразу стала есть колбасу, а сначала неторопливо обнюхала её и лишь потом начала кусать, он говорил раздумчиво:

– Ладно, попробуй пожить у меня. Как же ты оказалась сиротой-то?

Кошка чувствовала, что человек ей попался добрый и её не выгонит. Она знала о себе немного. Но, если бы могла говорить…

Хозяева уехали в другой город и оставили её одну. Прибежала домой, но было поздно: машина, гружёная вещами, скрылась за большим домом.

Кошка помнила, как маленькая девочка называла её Лизой. Помнила лёгкую ладошку, когда она гладила её по голове. Потом её уже никто не гладил.

* * *

– Как тебя зовут? – спрашивал кошку вечером хозяин. – Глаша, Анфиса, Клара, Мурка, Лиза?

При слове «Лиза» она насторожилась. Это не ускользнуло от Сергея Сергеевича.

Он поспешил:

– Нет, нет, Лизаветы с меня хватит! Так звали мою жёнушку… Может, Муркой назвать? Нет, слишком неново. Давай я буду тебя звать Сима, а? У меня сестру старшую так звали. Доброе имя! Сестра отзывчивая была. Меня любила. Ты, разумеешь, что я говорю? Мне хочется, чтобы ты была доброй.

Кошка, внимательно слушая, сидела рядом.

– Начнём нашу жизнь сначала, – говорил он, шурша большой газетой, – имя в жизни многое значит!

Хозяин знал, что говорил. У него была фамилия Мамин.

Уже в третьем классе его стали звать Мамин-Сибиряк. А потом и вовсе приклеилось прозвище «Серая шейка». Учился в школе, жил с этим несерьёзным утиным именем. Переживал, протестовал, а что толку?

– Ну, что? Симой будем называться? – неестественно весело спросил хозяин. – Новое имя как новая жизнь!

* * *

Так и стали жить в одной квартире неработающий пенсионер Сергей Сергеевич Мамин и кошка Сима. Был у Мамина сын Эдуард, неродной. Вернее, так и не ставший родным. Но он жил отдельно, на другом конце города.

Если Сима почти ничего не помнила из своего прошлого, то Сергей Сергеевич-то помнил.

В семейной жизни ему не повезло. Разные оказались характеры у супругов. Он – спокойный и деликатный. Она – взрывная, брызжущая энергией.

– Тебе постоянно нужны овации, – говорил он. – Но мы же не на сцене, не на манеже!

Когда она случайно узнала, что в школе его звали Серой шейкой, то, кажется, даже обрадовалась:

– Видишь, я не зря тебя зову Серый квадрат (она имела в виду это сочетание: Сергей Сергеевич). Каким ты был – таким ты и остался на всю последующую свою жизнь.

Он сердился на неё, но ничего поделать не мог. А с манежем будто накаркал. У неё были неудачные роды. Сын умер, не прожив и сутки. Через год она ушла от Сергея Сергеевича. Точнее, уехала с гастролировавшим в их городе цирковым гимнастом. Цирковая её жизнь через три года оборвалась. Гимнаст бросил её. Она с сыном вернулась к Серому квадрату.

Он принял и её, и чужого ребёнка.

* * *

– Знаем мы вас, – говорил хозяин, наблюдая, как Сима потягивается на половичке, – вы, кошки, любите только самих себя. Из меня, если зазеваюсь, попытаешься сделать прислугу. Но, видишь ли, я какой-то неподдающийся…

Сергей Сергеевич ещё что-то говорил. Потом выключил свет на кухне, в коридоре и стал укладываться спать.

– Однако твоё падение мне на голову – весьма знаковое событие… – Это было последнее, что он произнёс, уже лёжа в кровати.

Глава 2. Необычные заботы

На другой день, осматривая Симу, Сергей Сергеевич обнаружил у неё блох. И вначале пришёл в смятение.

«Эдакое грациозное, изящное создание – и эти мерзкие твари?» – ворчал он.

Но, поразмыслив, успокоился. Хозяин решил выкупать кошку. Он не знал, что Сима терпеть не может такую процедуру. Она не любила быть мокрой.

Сергей Сергеевич почувствовал её настороженность и начал уговаривать:

– Симочка, это вынужденная мера. Избавимся от этих паразитов, тебе же легче станет. Понимаешь? Иначе как? Тараканы, блохи – это ужасно!

Кошка не реагировала на его слова. Но и не убежала от него. Сидела посередине коридора. Смотрела, как он вначале налил воду в ванну, потом принёс с кухни большую серую тряпку и расстелил на дно.

– Видишь ли, у нас, людей, когда забирают новобранцев в армию, пропускают их через санпропускник. В обязательном порядке! Я бы и без блох твоих должен был догадаться помыть тебя. Чуешь, о чём говорю?

Хозяин, продолжая произносить ласковые слова, потихоньку посадил Симу по брюхо в воду, придерживая её за передние лапы.

Она упёрлась задними лапами в тряпку на дне и, кажется, держалась устойчиво. Это понравилось Сергею Сергеевичу.

– Какая молодчина! – радовался он за неё, а может, за себя, за свою неожиданную сноровку.

«Если попадёт вода в уши, её тогда сроду не заманишь в ванну», – забеспокоился он. Сам же потихоньку правой рукой начал пытаться намыливать ей спину.

Он видел, как несколько мелких тварей засуетились у кошки на шее.

Сергей Сергеевич выкупал Симу, сменив в ванне три раза воду. Надеялся, что таким образом избавится от паразитов. Вычёсывал их гребешком и собирал с мокрой шёрстки. Старался, чтобы на теле кошки не осталось мыла.

Сима терпела. Не сопротивлялась. Ей очень хотелось остаться жить около этого худого, высокого, с тихим голосом человека. На то была ещё одна веская и тайная причина. Ей было уже почти десять месяцев от роду. В жизни Симы эта весна была первой. Она бурно её провела и теперь впереди у неё назревали особые события…

Но об этом деликатном обстоятельстве чуть позже…

Наконец-то Сергей Сергеевич, отжав Симе окончательно шёрстку, завернул её в огромное зелёное полотенце. Начал вытирать, присев вместе с ней на диване.

…И вот она сидит на коврике у отопительной батареи в гостиной, вылизывая себя с лап до головы.

Отопление уже отключено. Но хозяин посчитал, что около батареи ей будет уютнее.

* * *

…Кошка, оказывается, очень любила спать.

Большую половину дня она продремала. Он заботливо несколько раз укрывал её своей жилеткой, оставляя снаружи одну голову.

Проснувшись, Сима вновь начала умываться.

– Кажется, эта процедура у тебя самая любимая, – удивлялся хозяин, наблюдая, какие она принимает при этом причудливые позы. Те места, которые нельзя достать языком, она чистила лапками. Увлажняла их слюной поочерёдно и тёрла ими уши, подбородок, голову.

– Как же ты в подвале-то жила? Есть будешь? Чистюля!

Сергей Сергеевич поманил кошку на кухню. Там он мимоходом несколько раз повторил её новое имя: «Сима» и погладил по золотистой мягкой шёрстке. Ей было радостно от его голоса.

Теперь кошка выглядела ласковой и тихой, не похожей на ту, какой была ещё несколько дней назад на улице.

Хозяин щурился, когда говорил или смотрел на неё. Ей это нравилось. В такие моменты она особо доверяла ему. А он и не замечал этой её слабости. Думал, что хорошее настроение Симы зависит только от её собственных причуд.

Люди так часто ошибаются, не давая себе отчёта в этом.

Рыжий окрас обещал быть кошке от природы спокойной, любящей домашний уют, флегматичной.

Но куда деть её бездомное детство? Оно-то и определяло часто её поведение. Новое имя и новый хозяин могли что-то изменить. Но на это необходимо время.

Хотя Сима и доверилась хозяину, многое для неё было непросто. В первую ночь, окружённая странными непривычными запахами и звуками, она попыталась забраться спать к нему в постель. Но он потихоньку взял её и отнёс к порогу. Она поскучала немного, потом уснула.

На вторую ночь кошка уже не делала подобной попытки.

Приняла его права.

Права-то приняла, но хозяином в полном смысле Сергея Сергеевича она не торопилась признавать. Известно же, кошки никогда не могут быть до конца приручены.

* * *

Каждый день теперь приносил новое открытие. И хозяину, и кошке.

Оказалось, что Сима терпеть не может лифт. Сергею Сергеевичу приходилось, выгуливая её, спускаться и подниматься на шестой этаж по лестнице. Это для него было непросто.

В первый день, когда они шли вниз, кошка обнюхала чуть ли не каждую дверь на их пути. Хозяин терпеливо ждал, сообразив, что это, очевидно, для неё важно. Он ей доверял.

На удивление Сергея Сергеевича дверь квартиры, в которой Сима теперь жила, она определяла, когда они возвращались, безошибочно. Он порадовался этому, не мешая ей скрести когтями по старенькому коврику у порога.

Чтобы она не рвала когтями обивку мебели в квартире, он достал с балкона корзину, которую когда-то сплёл, на удивление жены и сына, сам. Сергей Сергеевич был заядлый грибник. Корзина оказалась кстати. Емкостью ведра на полтора, крепенькая, с каркасом из алюминиевой проволоки, она прослужила более трёх десятков лет.

Он любил эту вещь. Корзина была из того времени, когда Сергей Сергеевич был ещё молод. Когда он, жена и сын были, как казалось ему, одно целое.

Ему в те годы так хотелось, чтобы их объединяла общая идея, заряженность на походы, на путешествия. На жизнь! И верилось, что так и будет…

Но… как-то всё не складывалось… а что и было, прошло…

Осталась холодная созерцательность и этот вяло текущий образ жизни в четырёх стенах.

После смерти Лизы отношения с сыном у Сергея Сергеевича теплее не стали…

Теперь раз в месяц сын бывал у него. Но так, по-дежурному…

Когда Сергей Сергеевич доставал корзину с балкона и ставил её в прихожей, Сима, склонив голову набок, наблюдала за хозяином. Указав пальцем на корзину, он, усмехнувшись, сказал:

– Дери на здоровье, чего уж там…

Говорил, а сам ещё был под впечатлением еле уловимого запаха ивняка, из которого была сплетена корзина. Этот запах он почувствовал, как только стал мыть корзину в ванной тёплой водой. Запах исходил тонкий, едва уловимый. И неповторимый, как всё, что было связано с прежней жизнью.

Он похмыкал, бодрясь, и попробовал переключиться в мыслях на другое.

* * *

Ему было непонятно, почему Сима жуёт вначале листья цветов на подоконнике, а потом у неё начинается рвота и ему приходится за ней убирать. Сердился на неё. Называл любопытной дикаркой. Он не знал, что это не любопытство. Поступала она так для того, чтобы удалить из желудка шерсть, которая туда попадает при вылизывании.

Неизвестно ещё, кто больше делал для себя открытий с момента возникновения этого их союза – он или она?

Сима, например, деловито изучая новое место жительства, проявляла себя порой совсем неожиданно. Ей зачем-то понадобилось погулять по полкам шкафа с фарфоровой и хрустальной посудой. Грациозно вышагивая, она не задела ни одной вещицы. Ей это понравилось.

То вдруг забралась на верх платяного шкафа и долго оттуда наблюдала за хозяином. Ему было неуютно себя чувствовать под прицелом её завораживающих, изучающих сверху глаз, но он терпел. Когда она ловко и безбоязненно спрыгнула оттуда на подоконник, он невольно оценил это:

– Вот тарзанка!

И погладил её. А она будто этого и ждала. Самозабвенно замурлыкала.

…А как он был удивлён, когда выяснилось, что Сима любит слушать классическую музыку, особенно Моцарта!

– Откуда у тебя такое воспитание? Ты же с улицы, – недоумевал Сергей Сергеевич. – Или вы, кошки, все такие? Не знал…

Записи классической музыки он собирал давно. Теперь был рад, обнаружив в лице Симы родственную душу. Старенький проигрыватель и большой стеллаж с любимыми пластинками он не обделял своим вниманием.

Глава 3. Нелегко быть послушной

Сима оказалась заядлым охотником. Она гонялась за каждой мухой и комаром, которые залетали в квартиру. Бывало, что настигала добычу. При этом делала головокружительные прыжки по комнате.

Если добыча от неё ускользала, она заглядывала в лицо хозяину, будто говорила: «Извини, не получается навести полный порядок. У меня же нет крыльев».

Порой ему казалось, что, отлавливая насекомых, она избавляется от посторонних, ревнует его к ним.

«Чудеса, – ворчал он, – не схожу ли я с ума?». Мягко улыбался и не бранил её. А она тёрлась около него. Поднявшись на задних лапах, обнимала ногу хозяина лапами и мелодично мурлыкала.

Когда Сергей Сергеевич садился за стол с газетой, она устраивалась на кресле рядом с ним. В такие минуты молчание продолжалось недолго. Глядя на Симу близорукими грустными глазами, хозяин рассуждал:

– Я вот люблю тигровый окрас. Можно было бы сказать, Симочка, что ты тигрового окраса. Но этот оранжевый оттенок, и совсем нет тёмных полос… Одним словом, ты – рыжая! Но как тебе идёт эта роскошная белая манишка! И белые чулочки на передних лапках! Ясно, что ты беспородная, но так элегантно сложена!

Он был прав. Перед ним сидело создание с изящным, мускулистым телом, плотной короткой шерстью и стройными длинными ногами. А подушечки лап у неё – цвета молочного шоколада!

Сима и во сне красива. Когда спит, у неё подрагивают глаза, уши, лапы. То ли такой чуткий сон, то ли снится удачная охота… Как узнать?..

А Сима смотрела на него прищуренными, светящимися миндалевидными глазами, мурлыкала доверчиво и ленивый взгляд её, казалось, говорил, что она согласна с любыми его определениями. Они её как бы не касаются. Сама знает, какая она! И ей этого достаточно.

А то вдруг смотрела на него округлившимися глазами в упор. Что было в них?

Будто говорила: «Неизвестно ещё, какой породы ты сам…

Поживём – увидим…».

Или сворачивалась в клубок и выглядела расстроенной и озабоченной.

– Что ты грустная такая? Тебе стыдно за твоих блох? За то, что ты – беспородная? – спрашивал он вполне серьёзно, – выбрось из головы! Ты вовсе не похожа на бездомную. Бездомные – жалкие, облезлые, одичавшие… Ещё пару раз искупаю тебя и забудешь про блох, болячки разные…

Не будь бессловесной, она бы согласилась с Сергеем Сергеевичем. Сима благодарна, что он взял её к себе. Невзгоды и бездомная жизнь не испортили её. Она была отзывчива на ласку.

Словно угадывая её состояние, хозяин удивлялся вслух:

– Как же ты такая уцелела? Где твои хитрость, коварство, упрямство? Без них на улице нельзя! Всё ластишься да мурлычешь…

…Он отложил на левый край стола шуршащую, пахнущую свежей краской газету. Снова взглянул на Симу. Кошка смешно подергала носом, ей непривычен был запах краски.

– Я скажу тебе по секрету одну вещь, только никому не говори, – Сергей Сергеевич слегка улыбнулся, – не смотри, что я такой важный. Это внешне. А так я – беспородный. Родители – сельские. Всю жизнь учился да работал. А что толку? Щенок у жизни. Многое не могу, не понимаю многого. Семья и та не сложилась. Тебе одной только и можно пожаловаться…

Он гладил её своими длинными чуткими пальцами, проводил ладонью по шее, спине. Приговаривал:

– Сима, Сима…

Когда брал осторожно в горсть её голову и, слегка сжимая, тут же перемещал пальцы ближе к шее и спине, у неё захватывало дух.

– И ещё, – продолжал хозяин, – только в моём детстве у родителей была кошка. У нас с женой не водились. Ей всё ни до кого было. Сама у себя на первом плане. Я – вечно на работе. Когда? Пятнадцать лет был начальником большущего цеха. Только после шестидесяти перешёл в мастера. Вот и выходит, что попала ты к невежественному человеку. Рискуете, знаете ли, мадам…

* * *

Однажды, ближе к вечеру, в квартире появился уверенный, весь в чёрном, широкоплечий и розовощёкий человек. Сергей Сергеевич назвал его сыном.

Когда они разговаривали, сын несколько раз беспокойно выглянул в окно.

– Да никто не тронет твой «воронок», – усмехнулся хозяин. Сима запрыгнула на подоконник и посмотрела во двор. Там стояла большая чёрная машина с затенёнными окнами. Утром её не было.

Этот человек с большими блестящими часами на руке сразу не понравился Симе. Он брал бесцеремонно её в кольцо больших рук и пытался заставить прыгнуть через этот барьер. Громко выкрикивал тонким лающим голосом:

– Оп, оп! Оп-она!

На третий раз она не выдержала. Нетерпеливо напряглась и начала крутить ушами. Затем быстро бросилась через барьер с выпущенными когтями, оцарапав ему кисть левой руки. Тут же выступила кровь.

Сима удалилась на кухню. Там она прохаживалась одна.

Хвост её застыл в нижнем положении, что явно выдавало разочарование.

– А, чёрт! Она не бешеная? – суетился сын, рассматривая царапину.

– Ну, что ты говоришь? Сейчас я дам тебе йод, – успокаивал Сергей Сергеевич.

Самоуверенный «дрессировщик», обрабатывая ранку, возмущался:

– Ну, и к чему тебе эта дикарка? Её же многому надо обучать, она с улицы! Придётся её выгуливать. Запахи пойдут. Домашней кошке нужна особая пища. Когда и где тебе её брать?

– Ты знаешь, я поражён, – говорил Сергей Сергеевич. – Она пользуется унитазом. Фантастика! Я раньше от приятелей слышал о таком, но не ожидал… Видимо, её обучали в детстве.

Сын на слова отца не отвечал. Ему важнее, что он сам говорил. И, конечно, во многом был прав, утверждая, что «кошка – это не собака», от неё нельзя ожидать «собачьего» поведения. В отличие от собак, кошек бесполезно заставлять полностью повиноваться. Они иначе устроены…

И так далее, так далее…

– Шестой этаж! Не закроешь балкон – она вывалится, – убеждал Эдуард, – у моего друга так было. Забылась и бросилась за воробьём. Упала на асфальт. Лечил полгода. Сетку теперь на балконе соорудили. Зачем тебе эти хлопоты? – Он говорил громким голосом, будто извещал о надвигающейся катастрофе, – и потом, с твоим-то сердцем гулять по этажам?..

– Мы скоро с ней уедем в деревню. Там всё проще, – как бы оправдывался Сергей Сергеевич.

Сима не выходила из кухни, ждала, когда шумный гость исчезнет. А тот напоследок, нарочно топоча тяжело ногами, объявился в проёме кухонной двери, не на шутку напугав Симу.

– Попалась! – словно пролаял он, – зачем на базаре кусалась?

Не видя возможности к отступлению, Сима выгнула дугой спину и прижала уши к голове. Послышалось её негодующее шипение.

– Смотри, она приготовилась нападать!

Гость притворно закрыл лицо руками и попятился назад.

– Вот это дикобраз! – Он неожиданно громко свистнул.

– Эдуард! Ну, когда ты повзрослеешь? Нельзя же так, – подал голос Сергей Сергеевич. – Так кого хочешь можно разозлить. У тебя закоренелая нелюбовь к животным. Это ненормально.

Когда сын Сергея Сергеевича ушёл, Сима преобразилась. Она вернулась в комнату к хозяину. Движения её стали мягкими, хвост поднят вверх, что означало явную радость. Вполне возможно, обрадовалась предстоящему отъезду в деревню. Но как она могла это почувствовать?..

…На следующее утро Сергей Сергеевич помогал Симе умываться. Поглаживая её, пробежал своими чуткими пальцами по её меху. Кошка сидела у него на коленях сияющая. Расчесывал он её пальцами, потом легкими движениями деревянного гребешка.

Сима выгибала спину, показывая, что ей приятно, а он потихоньку старался достать гребешком до самой кожи. Проверял пальцами: нет ли после очередной прогулки во дворе комочков грязи, соринок.

Оба так быстро привыкли к этой процедуре, что проделывали теперь её ежедневно.