Текст книги "Брачные союзы Дома Романовых"

Глава I
Петр I: У истоков династических связей императорского Дома Романовых

Народ поднялся и собрался в дорогу;

но кого-то ждали; ждали вождя;

вождь явился.

С.М. Соловьев

Царевич Петр

Династические связи Дома Романовых с влиятельными фамилиями Запада своими истоками уходят в первую четверть XVIII века, в царствование Петра I. Именно по его инициативе были заключены брачные союзы его сына, дочери и племянницы. Но прежде всего, разумеется, следует рассказать о самом Великом Преобразователе России.

Сын Михаила Федоровича, основоположника царско-императорской династии Романовых, второй русский царь Алексей Михайлович (Тишайший) был женат дважды.

В отличие от своего отца Алексей Михайлович не занимался поисками иностранной принцессы себе в подруги жизни. Более того, два его счастливых брака явились своеобразным эталоном сложившихся в то время в русском обществе канонов православия в отношении царских браков.

16 января 1648 года, на девятнадцатом году жизни, Алексей Михайлович обвенчался с Марией Ильиничной Милославской, дочерью незнатного дворянина, и счастливо прожил с ней двадцать один год. Об этом браке сохранились подробности, которые дают возможность узнать, как в XVII веке выбирали царскую невесту.

Как только царь заявлял о своем желании жениться, тотчас во все концы государства отправлялись рассыльщики с тем, чтобы они отбирали красивых девушек и наказывали их родителям везти их в Москву на царский смотр. Прежде всего собранных в столице красавиц рассматривали бабки-повитухи, затем наиболее близкие к государю бояре выбирали из прошедших отбор самых достойных, которые и готовились к царскому смотру.

Боярские смотры проводились утром в одной из наиболее обширных кремлевских палат, куда девиц привозили в закрытых колымагах. Все они стояли в дорогих парчовых платьях с длинными сборчатыми рукавами, в сафьяновых сапожках с высокими каблуками и жемчужным ожерельем на шее. О желании выставить невест в самом лучшем виде свидетельствуют также набеленные лица, нарумяненные щеки и подрисованные глаза.

В таких случаях, разумеется, очень волновались не только претендентки и их родители, но и особенно придворные честолюбцы. У отечественных историков были все основания утверждать, что, видимо, ни в одной из стран не было такого простора действиям придворных партий, как в России. Одну из главных причин этого они видели в обычае царей вступать в брак с дочерьми своих подданных. Как известно, традиционно со смертью правителя часто вместе с ним с политической арены уходили и его бывшие сотрудники, уступая место новым людям с новыми идеями. Когда же царя окружали люди, отличавшиеся не только званиями, но и являвшиеся еще и его родственниками, то после его кончины вслед за новым царем вторгался на ступени престола уже готовый штат временщиков, родственников преемника усопшего венценосца, и это обычно приводило к интригам и борьбе за сферы влияния.

В этом отношении для Московского царства особенно неудобным оказалось то обстоятельство, что оба царя, правившие Русским государством во второй половине XVII века, были женаты дважды, и, следовательно, они имели вокруг себя двойное число претендентов на почести, богатство и, главное, – власть.

Из большого числа созванных в столицу девиц выбор царя остановился на дочери Рафа Всеволожского. Но поскольку тот был незнатен и не имел связей среди придворной знати, то, следовательно, выбор царя не понравился ни одному из сильных сановников, окружавших трон. Самым могущественным тогда при дворе являлся воспитатель царя боярин Б.И. Морозов. Для него лично брак царя был особенно важным делом, ибо он мог усилить или ослабить его могущество и авторитет. Более того, у Морозова имелась в виду другая невеста для государя; девица очень красивая, хотя несколько старше царя, но, главное, – она принадлежала к преданнейшей ему фамилии Милославских.

Чтобы осуществить свой план, царский фаворит, естественно, должен был устранить дочь Всеволожского. Боярин преодолел эту трудность: он подкупил царского волосочеса, который, убирая к венцу девушку, так туго затянул ей волосы, что она упала в обморок. А царю этот обморок представили как приступ падучей болезни, и дочь Всеволожского вместе с отцом отправили в ссылку.

После этого Морозову уже не стоило многих усилий склонить царя к браку с Милославской. Спустя некоторое время праздновалась свадьба и самого фаворита с сестрой царицы. Родственник царицы Марии Ильиничны, Иван Михайлович Милославский, так возвысился после брака государя, что вскоре занял место ближнего боярина Морозова.

Мария Ильинична подарила любимому государю восемь дочерей и пять сыновей. Две дочери скончались в детстве, а оставшиеся в живых отличались крепким здоровьем. Царские сыновья же от этого брака родились слабыми, болезненными, и трое из них умерли – Дмитрий и Симеон в младенчестве, а Алексей в возрасте шестнадцати лет в 1670 году. Из двоих наследников старший – Федор, 1661 года рождения, страдал цингой и болезнью ног, а младший – Иоанн, 1666 года рождения, был не только немощен телом, но и слаб умом.

Для царского семейства 1669 год оказался роковым: 28 февраля умерла новорожденная царевна Евдокия, 4 марта скончалась царица Мария Ильинична, а в середине июня умер четырехлетний царевич Симеон. По своим последствиям из всех этих горестных событий самым значительным стала смерть царицы. Алексей Михайлович в расцвете сил, в сорок лет, овдовел.

Спустя два года первопрестольная узнала о второй избраннице своего государя. Ею стала родственница царского ближнего боярина Артамона Матвеева Наталья Кирилловна Нарышкина, дочь смоленского капитана Кирилла Нарышкина. 22 ноября 1671 года царь торжественно обвенчался с Натальей Нарышкиной.

Положение Милославских при царском дворе сразу же изменилось: главное влияние на дела по управлению страной перешли к Нарышкиным. В частности, Артамон Матвеев и отец царицы Кирилл Нарышкин стали боярами. Возвышение Нарышкиных и ослабление Милославских, двух придворных партий, через короткое время имело чрезвычайно важные последствия: это послужило источником многих смут и волнений в царстве. В.О. Ключевский в связи с этим обстоятельством подчеркивал, что после второго брака Алексея Михайловича образовались «две клики родственников и свойственников, которые насмерть злобствовали одна против другой, ничем не брезгуя в ожесточенной вражде».

…Рано утром 30 мая 1672 года колокола Кремля известили жителей белокаменной о радости царя – приращении его семейства. Перед рассветом царица Наталья Кирилловна подарила своему царственному супругу сына. Колокольни древней Москвы разнесли эту весть по всему городу, и уже в пять часов утра набожный Алексей Михайлович был в Успенском соборе на благодарственном молебствии, совершенном новгородским митрополитом Питиримом. Возблагодарив Бога за дарованного сына, после посещения Архангельского собора, Вознесенского и Чудового монастырей царь по возвращении во дворец принимал поздравления от бояр, думных дворян, полковников, стрелецких голов, угощал гостей водкой, фряжскими винами и десертом из свежих плодов.

Первая жена Алексея Михайловича не осилила династическую хилость мужского потомства. Зато вторая, Наталья Кирилловна, оправдала надежды: сын, названный Петром, родился в мать и был крепок здоровьем. Счастью царствующих родителей не было конца, и рождение своего первенца они отмечали с большим торжеством.

Петр был четырнадцатым ребенком многодетного Алексея Михайловича и первым от его второго брака с Натальей Нарышкиной. «Три дня сряду служили благодарственные молебны, стреляли из пушек, – писал Н.И. Костомаров. – Благодушный царь, по своему обычаю, жаловал своих ближних людей, прощал казенные долги, отменял и смягчал наказание преступникам, а после крестин угощал дважды в своем дворце сановников и выборных людей из Москвы и других городов, приезжавших с дарами. Даже в народных великорусских песнях осталось воспоминание о всеобщей радости и торжестве при рождении царевича, которому впоследствии суждено было стать первым русским императором. Быть может, царь Алексей Михайлович придавал такое значение рождению младшего сына потому, что из оставшихся у него двух сыновей от первой жены один был больной, другой малоумный, и сам царь, будучи еще не стар, мог дождаться, что новорожденный сын от второй жены, возрастая, покажет большие способности, чем другие его сыновья». По описаниям современников, пиры и праздники отличались удивительной пышностью.

В ночь на 1 сентября 1674 года, день Святого Симеона Летопроводца, вся Москва молилась. Среди глубокой ночи загудел колокол Ивана Великого. Тотчас же откликнулись все сорок сороков московских церквей, и во всех них началась заутреня. Москвичи, затеплив в своих домах лампады перед темными ликами образов, поспешили в храмы.

Древний Кремль быстро наполнялся народом. В Успенском соборе патриарх совершал литургию, после которой крестный ход выступил из собора на площадь.

Лучи осеннего солнца мягко горели на золотых крестах и куполах кремлевских соборов. В то сентябрьское утро людно было в Кремле, куда из приходских церквей спешил народ православный.

Посреди соборной площади, напротив Красного крыльца, стоял помост, пол которого устилали дорогие персидские ковры. На помосте стояли аналои с иконами, зажженными свечами перед ними и стол для освящения воды. Патриарх поднялся на помост вместе с высшим духовенством в драгоценных облачениях.

И в этот же момент от дворца показалось царское шествие. Окруженный знатными боярами в «золотах», поддерживаемый ближними стольниками, в большом царском наряде шел Алексей Михайлович. Он двигался между двух рядов стольников, дьяков в золоченых кафтанах, стрелецких голов, дворян и гостей, иноземных послов и стрельцов, стоявших ратным строем с ружьями и знаменами.

За царем шел его тринадцатилетний сын Федор, старший из оставшихся в живых сыновей, застенчиво потупив взоры в землю, робкий и слабый, с умным и добрым лицом. Для Федора это был великий день: отец объявлял его своим наследником, показывая его всему Московскому государству.

Как только царь взошел на помост и встал у своего «Государева места» – позолоченного, резного трона, – началось «действо многолетнего здравия». Все духовенство по двое в ряд подходило к царю и кланялось ему и патриарху. Потом пели молебен, и патриарх, осеняя Алексея Михайловича крестом, говорил: «Здравствуй, царь-государь. Нынешний год и впредь идущие многие лета в род и вовеки…»

Потом выступал царевич Федор. Он поздравлял отца и патриарха, и тихой флейтой звенел и дрожал его детский голос, едва слышный на огромной кремлевской площади. Низко кланяясь, стали подходить и поздравлять царя, царевича и патриарха бояре и все служилые. А затем и весь народ московский в один миг пал на землю, ударившись в нее челом, приветствуя царя с новолетием [7]7
  Новолетие – Новый год.


[Закрыть]. На этом торжество закончилось: царь с царевичем вернулись во дворец, народ разошелся.

Царица и ее сторонники, привлекшие к себе царскую милость и любовь, вызывали у Милославских все более досаду и ненависть. И если первая придворная партия – Нарышкиных – пока торжествовала, то вторая могла утешить себя тем, что дождется праздника и на своей улице: ведь после смерти царя наследство должно было перейти к старшим сыновьям Алексея Михайловича от первого брака. Хотя и здесь у Милославских в душе таился страх: царь, переживший уже трех своих сыновей от первой жены, переживет и остальных двух, и тогда высшая власть естественным и законным путем перейдет к Петру и еще более укрепит Нарышкиных у кормила государства.

Однако ожидания и опасения двух придворных партий не сбылись. «Царь Алексей Михайлович умер неожиданно, не достигши старости, и оставил семейство свое в очень печальном для государства положении», – констатировал С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен».

Еще в самом начале 1676 года Алексей Михайлович слег и уже не смог встать. Перед смертью он призвал царевича Федора и благословил его венцом Мономаха. Умиравший властитель наказывал своему юному наследнику, чтобы любил и хранил своих братьев и сестер, почитал царицу Наталью как мать родную, а для Петра был бы отцом. Патриарх, заметив, что тихая смерть приблизилась к государю русской земли, начал читать отходные молитвы, и вечером 29 января 1676 года царь Алексей Михайлович скончался. Он прожил 47 лет, из которых тридцать один год царствовал.

С горестью узнали москвичи эту печальную весть и поспешили в Кремль попрощаться с покойным государем.

Новым царем на русском престоле был объявлен старший сын Алексея Михайловича, четырнадцатилетний Федор. В день смерти отца больной царевич лежал в постели; его на руках принесли в Грановитую палату и посадили на трон.

Гроб с телом царя Алексея Михайловича провожали в Архангельский собор, усыпальницу русских царей, царица Наталья Кирилловна, новый государь Федор в носилках, его братья и сестры в траурных платьях.

16 июня 1676 года в Кремле состоялась торжественная коронация четырнадцатилетнего Федора на царство. Новый государь, как и все сыновья Алексея Михайловича от первой супруги, Марии Милославской, был «хилого телосложения и слабого здоровья». Он был небольшого роста, бледным и слабым, и, страдая ногами, всегда ходил с палкой. Есть утверждения, что на приемах иностранных послов в Кремле Федор без посторонней помощи не мог даже снять с головы царский венец. Он отличался набожностью, любил нищих и убогих, всегда помогал им. Московский народ знал Федора еще царевичем, был наслышан о его доброте и начитанности. Москвичи жалели Федора Алексеевича за болезненность, доброту к людям и перенесли на него всю любовь, какую питали к его отцу. Царедворцы с полным основанием могли предвидеть, что Федор Алексеевич проживет недолго.

Новый царь был воспитанником знаменитого богослова, ученого, писателя и поэта, монаха Симеона Полоцкого. Последний прибыл в Москву в 1656 году, когда царь Алексей Михайлович, узнав о его просвещенности и большой мудрости, определил просвещенного монаха наставником к царевичу Федору. В то время именно Симеон Полоцкий первым из посторонних мужчин перешагнул порог царского терема. Федор хорошо знал латинский, свободно говорил и читал на польском языке, увлекался писанием стихов. Не случайно молодого царя окружали такие образованные люди, как И.М. Языков и А.Т. Лихачев, которых он приблизил к себе в 1679 году, предпочитая их своим родственникам Милославским со старыми, косными взглядами. В частности, Федор Алексеевич понимал, насколько важно для просвещения народа заимствовать лучшие достижения западных стран. Именно по его инициативе был разработан проект первой в истории России Славяно-греко-латинской академии. Что же касается внешней политики московского правительства в первые годы царствования Федора Алексеевича, то она была главным образом сконцентрирована на решении украинских (малороссийских) дел, связанных с турецкой экспансией.

Ранняя смерть царя Алексея Михайловича сразу же повернула колесо придворной фортуны: резко изменилось положение вдовствовавшей царицы Натальи Кирилловны, ее сына Петра и всей родни Нарышкиных, а также Артамона Матвеева. Над ними не замедлила разразиться давно собиравшаяся гроза. Как писал Н.И. Костомаров, в семействе второго государя династии Романовых господствовал раздор. Шесть сестер царя, тетки, старые девы, дочери царя – все они давно втайне ненавидели мачеху Наталью Кирилловну за ту любовь, которую питал к ней Алексей Михайлович. И теперь их ненависть стала явной. Сам Федор Алексеевич чувствовал себя глубоко несчастным человеком, ибо после смерти отца оказался в эпицентре обострившейся борьбы между Милославскими и Нарышкиными за влияние на нового царя [8]8
  Некоторые историки считают, что царь Федор помнил клятву, данную умиравшему отцу, и заботливо относился к мачехе, царице Наталье Кирилловне, и к брату, царевичу Петру. Федор Алексеевич сам назначил брату для обучения подъячего Никиту Зотова и радовался успехам царевича.


[Закрыть]. В самом начале его правления в Кремле сложилась странная ситуация: на престоле находился сын Милославской, а у кормила государства – воспитатель и родственник царицы Натальи Нарышкиной, боярин Артамон Сергеевич Матвеев.

Милославские, боявшиеся умного и честного Матвеева, разоблачавшего их казнокрадство еще при Алексее Михайловиче, путем интриг и подлогов добились от юного царя отстранения ближайшего друга его отца от государственных дел и затем отправки в ссылку в далекий Пустозерск, на крайний северо-восток Архангельской губернии.

Месть Милославских обрушилась и на других родственников царицы Натальи Нарышкиной. Постепенно все они были отстранены от царского двора, а братья Натальи – Иван и Афанасий, ложно обвиненные в умысле на лишение жизни Федора, были сосланы на южную окраину России.

Крайне тяжелым стало и само положение царицы Натальи Кирилловны: теперь ей пришлось на себе испытать участь опального члена царской семьи. Оставив кремлевский дворец, она с малолетним Петром поселилась в подмосковном селе Преображенском, постоянно опасаясь за свою судьбу.

Софья: устремленная к власти

Главной опорой партии Милославских была царица Софья, шестой ребенок царя Алексея Михайловича от первого брака. Родившуюся 17 сентября 1657 года царскую дочь крестил сам патриарх Никон в Успенском соборе, и крестины, по свидетельству современников, сопровождались богатым пиром. В отличие от своих сестер, она, кроме крепкого телосложения и цветущего здоровья, отличалась умом, энергией и образованностью. Как писал о ней один современник, «эта царевна была великого ума и самых нежных проницательств, более мужеска ума исполнена дева». Большинство считают, что природа обошла царевну внешними дарами: ее женский стан при начинавшейся полноте не показывал той женственности и грации, которые так присущи возрасту двадцати пяти лет [9]9
  Некоторые современники и иностранцы считали царевну Софью Алексеевну привлекательной женщиной, и изображение ее большинством историографов некрасивой, с грубыми чертами лица представляется спорным.


[Закрыть]. Она не отличалась красотой, была невысокого роста, и только глаза выражали ум и большую внутреннюю силу. По натуре Софья скорее напоминала своего отца, но еще больше брата Петра: те же живость, страстность, порывистость, впечатлительность.

Всех исследователей поражает феномен этой знаменитой дочери царя Алексея Михайловича: проведя всю свою молодость в тереме, за часословом, в молитвах и в болтовне с многочисленными нянюшками, она тем не менее убедительно показала себя деятельной и властолюбивой личностью.

Софья, как и другие царевны, воспитывалась согласно старому обычаю. Дочери царей Михаила и Алексея всю свою жизнь проводили скромно и благочестиво в кремлевских хоромах – в молитвах, глубоком уединении, отчасти в занятиях рукоделием и в детских забавах с сенными девушками. И никогда посторонний взгляд не проникал в эти чертоги: лишь патриарх да ближайшие родственники царицы могли бывать там. Что же касается лекарей, то их приглашали в хоромы только в случае тяжкого недуга. Более того, когда царевны покидали царскую обитель, то их вывозили в колымагах и рыдванах с занавешенными окнами. Народ мог видеть царевен только в одном случае: когда они в скорбном молчании шли в покрывалах за гробом отца или матери. Их знали только по имени, которое произносилось в церквах при многолетия царскому дому, а также по милостыням, раздававшимся по праздникам от их имени. Ни одна из них, утверждает Н. Устрялов, «не испытала радостей любви, и все они умирали безбрачными, большею частию в летах преклонных». Действительно, с детских лет они становились отшельницами: господствовавшие тогда в русском обществе нравы и обычаи не позволяли царевнам заключать брак с иностранными принцами, а выходить замуж за простых, из народа, считалось ниже их достоинства. Поэтому, по существу, они были несчастливы, ибо были обречены на безрадостное одиночество, никому неизвестные.

Особенно строго охранялись представительницы царского двора: только один день в году, в первый день Пасхи, врата кремлевского терема открывались и для мужчин. Тогда царица принимала у себя с поздравлениями наряду с патриархом и близкими родственниками наиболее знатных сановников. Но так было только до второй женитьбы царя Алексея Михайловича, после которой эти традиции стали нарушаться.

В царствование Федора Алексеевича царевны обрели еще большую свободу, тем более что царица Наталья, молодая мачеха, не имела на них никакого влияния. Закончился период затворнической жизни.

Видимо, правы те историки, которые одну из главных причин политической карьеры Софьи Алексеевны, ставшей правительницей России, видят во влиянии западного образа жизни в последней четверти XVII века на высшее российское общество, когда был нарушен освященный вековой стариной строгий обычай держать женщин за стенами дома [10]10
  Новую степень свободы открыл для царских и великокняжеских дочерей первый российский император Петр I Великий, когда решительно рассек гордиев узел, связывавший вопрос о браках православных с неправославными. С 1721 года всем православным любого звания и сословия было разрешено вступать в брак с иноверцами. Тогда же объяснялось, что это положение распространяется и на дочерей великих князей, вступающих в браки с высокими особами других вероисповеданий. Речь шла о лицах католического и протестантского мира.


[Закрыть].

Здесь важно заметить, что уже царь Алексей Михайлович в духе западных веяний дал своим дочерям от первого брака некоторое образование. Среди них наибольших успехов добилась Софья, самая способная ученица известного просвещенного монаха Симеона Полоцкого. Она выделялась среди царевен-сестер умом и честолюбием.

Не имея возможности создать свою семью, энергичная Софья обратила взор в другую, совершенно не традиционную сторону – к политической жизни государства. К этому ее, безусловно, влекли очень сильно развитое честолюбие, впечатления от прочитанной литературы по византийской истории и, разумеется, царское происхождение прежде всего. В то же время политическая обстановка в государственной жизни благоприятствовала осуществлению замыслов Софьи. Царевна понимала, что ее брату Федору не суждено долго править, а другой брат, Иоанн, отличался еще большей физической слабостью. Что же касается малолетнего Петра, сына мачехи, он еще не представлял для царевны реальной опасности.

Софья, взвесив все обстоятельства, свои возможности и силу партии Милославских, твердо решила взойти на российский престол. Для осуществления задуманного плана царевна начала осторожно, но целеустремленно и даже искусно подготовлять все средства к достижению верховной власти.

По мнению многих отечественных историков, отличительной чертой характера царевны Софьи являлось властолюбие, которое, вероятнее всего, сформировалось уже в детские годы (наряду с хитростью, тщеславием и смелостью). И если старший из ее братьев – Алексей – проявлял особый вкус к изучению латыни, а Федор, подражая своему учителю Симеону Полоцкому, писал вирши, то Софья, хотя тоже пыталась писать вирши, проявляла большой интерес к истории Византии, Рима, Запада и к русским летописным сказаниям. Кстати, книг исторического содержания на греческом, латинском и польском языках в царской библиотеке было достаточно; многие из них были переведены на русский язык. Влияние такого разносторонне просвещенного человека, как Симеон Полоцкий, на развитие Софьи было плодотворным.

Умная, гордая и честолюбивая Софья еще при жизни отца ненавидела мачеху, с которой была почти одного возраста. Сестры покойного Алексея Михайловича – Ирина, Анна, Татьяна, а также другие дочери от первого брака – Евдокия, Мария, Екатерина, Марфа – старые, озлобленные девы, полностью разделяли ненависть Софьи к Наталье Кирилловне. Ненавидели они и западника Артамона Матвеева, называя его не иначе как еретиком. Более того, сын Натальи царевич Петр, который унаследовал от матери крепкое здоровье и блестящий ум, также стал предметом враждебного отношения Милославских.

Подготовку к захвату власти Софья начала уже в годы царствования Федора Алексеевича: во время усилившейся болезни старшего брата она, вопреки обычаю, смело появляется у царской постели, сама ухаживает за ним, сама дает ему лекарства. Не исключено, что молодая царевна пыталась подражать византийской императрице Пульхерии, дочери императора Аркадия, которая после смерти отца осталась с малолетним братом Феодосием и тремя сестрами. Государством управлял первоначально воспитатель наследника-отрока перс Антиох, который вскоре был отстранен от власти, и правительницей империи стала девятнадцатилетняя Пульхерия, принявшая титул Августы (царицы).

Летописцы утверждают, что Пульхерия, имевшая неограниченное влияние на брата, умело управляла державой и в благочестии воспитывала Феодосия. Последний, достигнув совершеннолетия, не мог самостоятельно заниматься царскими делами и нуждался в опеке. Поэтому почти во все время его долгого нахождения на троне (414–450) правление государством находилось в руках Пульхерии. Она была законодательницей, дирижировала придворной жизнью, сама руководила образованием Феодосия II, сама выбрала для него в жены просвещенную афинянку, красавицу Афиноиду (в крещении Евдокию). Любопытный факт: Пульхерия дала обет сохранить девственность до конца своих дней, чему последовали и ее сестры. В своей многолетней деятельности царица большое внимание уделяла благотворительным делам – она строила церкви, богадельни, больницы, монастыри, содержала их за счет правительственной казны.

Со смертью Феодосия II царский трон по праву длительного правления принадлежал Пульхерии, однако в истории Византийской империи не было обычая, чтобы женщина непосредственно занимала трон. Тогда Пульхерия сделала оригинальный ход: она избрала себе в мужья начальника придворной гвардии, боярина Маркиана, предложив ему императорскую корону и свою руку с клятвой «соблюсти девственную чистоту неосквернену». В то время этой непорочной деве-царице было пятьдесят четыре года.

Остается добавить, что Софья, разумеется, хорошо знала и о самостоятельном правлении великой киевской княгини Ольги, и о матери Иоанна IV Елене Глинской. Под предлогом ухода за больным государем Софья стала присутствовать на всех приемах и совещаниях в царском дворце, внимательно слушала, о чем говорят государевы советники Федору Алексеевичу. Постепенно царевна овладела всем механизмом государственного управления, она уже сама разбиралась в наиболее важных вопросах политической жизни страны.

Сделав успешно первые шаги, Софья осознала, что для дальнейшего движения к намеченной цели ей нужны надежные, преданные соратники. На исходе царствования Федора Алексеевича она нашла себе не только единомышленника, но и сердечного друга в лице ближнего министра больного царя молодого князя Василия Васильевича Голицына, которому суждено было сыграть видную роль в истории Российского государства.

Боярский сын князь В.В. Голицын происходил из знатного рода, представители которого в истории России прославились в государственных делах и ратных подвигах. С ранних лет юный князь уже исполнял придворные обязанности и в конце царствования Алексея Михайловича был его первым стольником [11]11
  Стольник – придворный чин, должность в русском государстве XIII–XVII веков.


[Закрыть]. Василий Васильевич получил прекрасное по своему времени воспитание: он знал греческий, латинский и немецкий языки. Обладая природным разносторонним умом, Голицын лучше других усвоил западноевропейское образование. По мнению француза Невилля, князь, скорее политик, нежели воин, вместе с Артамоном Матвеевым стоял выше всех знатных москвичей, блистая яркой звездой среди грубых соотечественников. В своем сочинении о Московии этот иностранец так писал о В.В. Голицыне: «Явясь на аудиенцию к нему, я думал, что явился к какому-нибудь итальянскому герцогу, все блистало в доме Голицына великолепием и вкусом. В продолжении беседы на латинском языке он расспрашивал меня о войне императора и его союзников с королем французским, о революции английской и других европейских событиях. Предлагал мне различных сортов вина и водки, но сам ничего не пил». Действительно, Василий Васильевич не пил и являл собой прямую противоположность своему двоюродному брату Б.А. Голицыну, любимцу и фавориту молодого Петра, которого презирал за пьянство. О Борисе Алексеевиче же Невилль оставил такую записку: «На аудиенции со мной он выпил несколько ковшей водки, и вся его беседа состояла только в питье. Я ничего не мог добиться от этого пьяницы».

По признанию современников и историографов, князь В.В. Голицын был одним из самых выдающихся сановников последней четверти XVII столетия, близко стоявших у царского трона. Из придворной знати он выделялся прежде всего как государственный деятель, высказывая уже в то время важные идеи о создании регулярной армии, распространении народного образования, об улучшении положения крепостных крестьян и другие. Как отмечал В.О. Ключевский, молодой князь В.В. Голицын «уходил от действительности гораздо дальше старших». Уже в первый год царствования Федора Алексеевича В.В. Голицын был пожалован в бояре и наряду с постельничим И.М. Языковым и стольником А.Т. Лихачевым стал ближайшим сотрудником царя. В 1677 году за походы русских войск на Украину и взятие в плен гетмана П.Д. Дорошенко князь получил почетное звание наместника Новгорода. Знатное происхождение, образование и способности, внимание монарха к его военной и государственной деятельности, по определению С.М. Соловьева, сделали В.В. Голицына «представительнее и способнее всех бояр» второй половины 70-х годов.

В кремлевских палатах брата, на одном из советов у царя Федора Алексеевича, Софья впервые и увидела князя Василия Васильевича Голицына. И на нее произвели приятное впечатление его наружность, ласковые манящие глаза, манера поведения. Царевна сразу же почувствовала влечение к изящному князю, перешедшее в более чем дружбу. Начало этому влечению было положено в одно утро, оставшееся памятным на всю ее жизнь.

Софья, как обычно, сидела рядом с государем и слушала доклад князя Голицына. Заглядевшись на симпатичного князя, царевна не заметила, как с ее колен соскользнул платок и упал на пол. Но Василий Васильевич его заметил и поднял, и при этом княжеская рука коснулась руки Софьи. Яркий румянец вспыхнул на ее щеках, а сердце заколотилось сильнее. Царевна порывисто встала и вышла.

Доклады продолжались, шли своим порядком, и Софья не пропускала их. Все чаще и чаще встречались их взгляды – царевны и князя Голицына. Однажды Федор Алексеевич, чувствуя себя особенно утомленным, попросил сестру прослушать князя без него. Софья Алексеевна назначила Голицыну доклад на утро следующего дня у себя в тереме.

В то утро царевна особенно тщательно умывалась и убиралась, распустив по плечам свои роскошные волосы, собранные в локоны. Она была полна тревожного и радостного волнения. В назначенный час князь пришел, но о чем он ей говорил, она не слышала, ибо смотрела на его лицо и слушала очаровавший ее голос.

Царевна одобрила речь князя и задумалась.

– Ты сегодня печальна, государыня, – донесся до ее сознания участливый голос Голицына.

Да, грустно, князь, брат все слабеет, а с его смертью я лишусь единственного человека, который меня любит.

– Царевна, ты ошибаешься, – и в голосе князя Софья почувствовала особую нежность, – ты не права, нет. У тебя есть верные, преданные слуги. Я с радостью готов положить за тебя жизнь свою…