Текст книги "Земля предков"

Глава 7
Старый должок

Немного поразмыслив, я решил, что к месту назначения мы пойдем пешком, минуя город Водимира. Я не хотел раньше времени оказаться на подконтрольной противнику территории. Я договорился с Хрёреком, что его люди подбросят нас вверх по Волхову до нужного места и помогут с лошадьми. Тащить на горбу провизию для себя и наших подопечных я не собирался.

Как только из княжьей казны нам были выделены деньги на закупку провизии и прочие расходы, мы всей толпой отправились на местный рынок.

Курировали торговые ряды люди Гостомысла, однако к нам они отнеслись с подчеркнутым уважением. Маленькие трения между нами были улажены, когда на следующий день после совместной княжьей пирушки я не поленился навестить Бобрёнка. Того уже просветили, насколько я крут, и когда я сделал ему маленький презент, отделанный серебром рог, Бобрёнок был польщен. И отдарился, как положено – то есть штуковиной подороже, – луком явно неместной работы в чехле из красного сафьяна. Красный налуч – это понты, годные исключительно для парадного выхода, но сам лук был хорош. За такой в Роскилле предложили бы марку серебром как минимум.

Впрочем, сам факт посещения мной, вождем нурманов, как нас здесь называли, такого сосунка, как Бобрёнок, поднимал авторитет последнего сразу на несколько пунктов. А денежки у паренька водились. Его тесть Бобр – местный олигарх. И не просто купчина первой руки, а бывалый вояка и чуть ли не правая рука самого Гостомысла.

Рынок в Ладоге-Альдейгье – огромный. Ничуть не меньше, чем в Роскилле. А вот цены куда скромнее. Основная местная «монета» – цветные стеклянные бусины, которые отливают тут же, во дворе Гостомысла. За горсть таких бусин можно купить связку беличьих или куньих шкурок, стоящих у нас никак не меньше десяти-двадцати граммов плавленого серебра. Впрочем, за серебро тоже продавали. И намного охотнее. Но платили им – редко. Местная система была довольно-таки грабительская. Люди Гостомысла меняли товары местных жителей на бусины и продавали за реальные деньги, всячески препятствуя прямой торговле и не подпуская импортных купцов к производителям.

Однако мы были уже местные и нам было можно.

Медвежонок решил не торопиться. Он резонно предположил, что в глубинке цены еще ниже, а при случае можно и бесплатно взять. А ведь мы как раз в глубинку и собирались. Так что провиант – исключительно на ближайшее время.

Так, а это еще что за скопление народа? И почему такой смущенный вид у парочки местных стражников?

– Пойдем-ка глянем, брат, – предложил я Медвежонку, и мы всей толпой отправились поглядеть, что там за представление. Может, скоморохи пляшут или еще какое диво?

Нет, не скоморохи. В центре толпы – плечистый мужик в качественном воинском прикиде.

Вещает громко, поза важная, смотрится солидно. Куда солиднее Гостомысловых отроков, коим вверено поддержание порядка на рынке. Кольчужка у мужика вороненая, пояс с золотыми бляшками, красный камешек на оголовье меча.

Ба! А ведь знакомое личико! И прикид тоже знакомый. Сколько лет прошло, а помню эту сволочь.

Я смотрел на наглую рожу с заплетенными в косички усами и понемногу зверел. Именно эта гадина два года назад отвела меня к своему князю, где меня форменным образом ограбили.

Что интересно: в то время мне казалось – мужик действительно крут. А теперь вижу – понты. Кольчужка, вороненая для понту, в один слой и плетение не ахти. Меч с гранатом на изголовье, но уже по рукояти видно: местного производства. Гривна на шее – серебряная, а не золотая, как у меня. А браслетов желтого металла, по которым враз опознается в этом мире серьезный человек, и вовсе ни одного.

Но вещает важно, и простой народ, в большинстве Гостомысловы данники, внимает почтительно.

– Ты чего? – поинтересовался Свартхёвди.

– Знакомого встретил, – процедил я. – Схожу поздороваюсь.

Подошел. Со спины. Остановился. Косичкоусый меня заметил боковым, но не отреагировал. Ну, еще один нурман, эка невидаль. И продолжал окучивать мирян. Смысл речи: подрыв ладожской экономики. Мол, здесь не торговля, а чистый отстой. Ни цен правильных, ни товаров стоящих. Другое дело, если князю Водимиру шкурки сдавать. Вот там и цена настоящая, и деньги настоящие, а не глупые бусины.

В чистом виде вражья агитация против действующей власти.

Интересно, почему стражники не вмешиваются? Боятся или покуплены?

Нет, насчет бусин, которые ладожские купцы народу вместо доброго серебра впаривают, он, конечно, прав. Но ведь не заставляет никто. Не хочешь – не бери. И за эти же бусины можно здесь и утварь купить, и железки полезные для сельского хозяйства.

А этот гад Водимиров, выходит, приперся к нам на торг клиентов отбивать и за свободу проповедовать. И это при том, что его коллеги по военной партии вообще свободных в рабов превращают.

Я легонько похлопал косичкоусого по железному плечу.

Водимиров гридень обернулся, глянул надменно…

– Что надо, нурман?

Спокойно спросил. Без наезда. Разбирается, однако. Прочитал, небось, по моей одежке и происхождение, и социальный статус.

– Узнаешь меня?

Задумался. Даже лоб наморщил… Нет, не получается. Ладно, подскажем.

– Прошлой осенью ты привел меня к своему князю. Ну, вспомнил?

Ага, есть проблеск сознания… И сразу наглая такая ухмылочка:

– Ешь тя опарыш! Голожопый вояка!

Зря он это сказал. Дурак.

Смерды дунули в разные стороны, а косичкоусый мешком осел на землю.

В рукопашке я – не очень. Но в челюсть пробить с такой дистанции – никаких проблем. Эк он легко вырубился! Двинь я так тому же Медвежонку, он бы даже не поплыл.

– Что он тебе сказал? – на этот раз проявил любопытство Стюрмир.

– Сказал, что я – голожопый воин, – честно перевел я.

Стюрмир поглядел на вырубленного с уважением.

– Храбрец! Что теперь, убьешь его?

– Пока воздержусь. Он – из хирда ярла Водимира.

Ага! А косичкоусый у нас не один, оказывается. Имеется и группа прикрытия. Аж два полноразмерных бойца на выручку кинулись. Теперь понятно, почему Гостомысловы отроки пропаганду не пресекали. Эти-то покруче будут.

Были. До тех пор, пока на моих не наткнулись.

Вот так-то. Зубки щерят, но в драку не лезут. Очко-то – не казенное, свое.

– Ярла Водимира? Того самого, что когда-то у тебя оружие и доспех отнял? – уточнил Стюрмир.

Память у викингов – идеальная.

– Этот меня к Водимиру и привел, – сказал я, легонько пихнув косичкоусого ногой. Тот пришел в себя, завозился…

– А что за история? – поинтересовался Гуннар Гагара.

– Грустная, – ответил я. – Два года назад привели меня во двор к местному князю и отняли все, что на мне было. Ну и что в кошеле было, тоже.

– Это же настоящий разбой! – воскликнул Гуннар. – И ты отдал?

– А что делать, если тебя дюжина лучников на прицеле держит?

– Я бы дрался! – заявил Стюрмир.

– Ну и убили бы тебя. И всё равно добро забрали. Разве что кольчугу им потом чинить бы пришлось, а так – то же самое.

– Кабы меня убили, Хрёрек потом этого ярла в землю по самую жопу вбил! – рыкнул Стюрмир. – Головой вниз!

– То – тебя, а я тогда один был. Мстить некому было, – напомнил я. – Так что я выбрал жизнь, дружище. Живой, он может вернуться и отомстить, а вот мертвый – вряд ли.

– Разумно, – одобрил Гагара. – А что с этим делать будем? – Он тоже пихнул ногой косичкоусого, который как раз начал подавать признаки жизни: попытался встать на четвереньки. Знатно я его всё же нокаутировал. Сам не ожидал.

– Для начала разоружим, – я наклонился и избавил Водимирова дружинника от боевого пояса. – Скиди, Вихорёк, избавьте птичку от пестрых перышек. Приподними-ка его, Хавур…

Через несколько минут косичкоусый стоял перед нами голый, как лягушка, если не считать волосяного покрова и татушек.

Группа прикрытия только глазками сверкала. Препятствовать не смела. У них на пути стояли Хавгрим, Стюрмир и Свартхёвди. С оч-чень характерными выражениями лиц.

Один Водимиров опричник, правда, кинулся к стражникам и принялся на них орать…

Но те только ухмылялись и плечами пожимали. Мол, сами разбирайтесь. Вы крутые, а мы – люди подневольные. Никого ж не убили, правда?

Да, так и есть. Косичкоусого не убили. Но было ему неуютно. Как физически, так и морально. Любой почувствовал бы себя не в своей тарелке, оказавшись голышом в общественном месте. Особенно, когда рядом – вооруженные до зубов громилы, одного из которых ты когда-то ограбил и унизил. Причем публично.

Публики между тем прибавилось. Но вмешиваться никто не собирался. Это ж кем надо быть, чтобы попытаться воспрепятствовать произволу вооруженных викингов, да еще из дружины княжьего зятя? Отвечу: полным кретином надо быть.

– Ты что творишь, нурман? – прорычал голожопый агитатор за свободу торговли.

– Должок возвращаю, – я улыбнулся. – Помнишь, князь твой добро мое отнял?

– Водимир – в своем праве был!

– Ага, – согласился я. – Право силы называется. А теперь я – в своем праве.

– Я пойду к Гостомыслу! – заявил косичкоусый, стараясь держаться с достоинством.

– К Гостомыслу он собирается, жаловаться, – сообщил я друзьям.

Викинги дружно заржали. Даже в толпе кое-кто захихикал.

– Боюсь, не получится, – вздохнул я. – Такого голожопого вояку Гостомыслова дворня метлами прочь погонит.

– Отдай мне мое! – Косичкоусый рванулся к кучке своего добра, но запнулся о ногу Скиди и шмякнулся оземь. Руки, правда, успел подставить (воин всё-таки), встать я ему не позволил. Наступил на загривок.

– Твои здесь только вши у тебя в лобковой шерсти, – произнес я ласково. – Тебе повезло, голожопый. Сегодня я добрый. Так что – беги, – я убрал ногу. – И беги быстро! Или, может, ты сначала хочешь дерьма поесть? – Я показал носком сапога на подсохшую кучку экскрементов в метре от гриднева носа.

Косичкоусый вскочил на ноги. Глаза его метали молнии. Это радовало. Во всяком случае он – не трус. Значит, запомнит, вернется и даст мне повод еще разок вывалять себя в дерьме.

Неизвестно, что бы еще заявил Водимиров дружинник, но тут Свартхёвди достал нож.

– Ульф, можно я ему детородные органы отрежу? – спросил он, хищно улыбаясь. – Тот, кто ограбил моего брата, не должен оставить потомства.

Шутка. Или – не шутка.

– Дети у тебя есть? – спросил я голожопого. – А то мой брат хочет тебе срам отрезать. На память.

Косичкоусый поглядел на Медвежонка. И ничуть не усомнился в серъезности его намерений.

– Беги! – посоветовал я. – Если он тебя схватит, попрощайся с яйцами.

Ух он и дернул! Быстрее, чем я когда-то удирал от отроков Водимира. Группа поддержки припустила следом, но сразу отстала. Косичкоусый мчал налегке, и стимул для бега у него серьезный.

– Трус, – презрительно заявил Скиди.

– А что б ты сделал на его месте? – спросил Тови Тюлень.

– Забрал бы у тебя, увальня, меч и дрался!

– И убили бы тебя враз!

– Зато умер бы как воин, а не улепетывал, как трэль! – Скиди щелкнул дренга по носу.

– Весело было, – резюмировал Свартхёвди. – Забирай свое добро, Ульф, и пошли пиво пить.

– А припасы? – спросил я.

– Скиди купит.

– Так он по-здешнему не говорит.

– Виги говорит. Пошли, брат. Харра место показал, где доброе пиво варят. Почти как наше.

Глава 8
Прочь из Ладоги!

Бочонок пива нам поставили – от заведения. Хозяин харчевни был когда-то обижен людьми Водимира и очень сожалел, что не видел, как Водимиров десятник сверкал голой задницей.

И судя по реакции других посетителей, Водимира и его присных здесь не жалуют. Так почему же терпят?

Скоро я узнал, почему. Сам Гостомысл мне поведал.

– Зачем ты приказал своему человеку это сделать? – заявил князь Хрёреку. – Такого Задорей не простит. И его князь – тоже.

Задорей. Надо же. Хотя… Задорей Голожопый. А что? Звучит.

Последнюю фразу я произнес вслух.

Заржали не только наши, но и бойцы, сопровождавшие Гостомысла.

– Он шутит! – сердито мотнул в мою сторону головой Гостомысл. И уже мне: – А знаешь ли ты, Ульф Свити, что у твоего князя нынче лишь пять десятков воинов, не считая тех, что привел ты. И у меня – под сотню. А у Водимира – одной лишь личной дружины три большие сотни. И у его союзников – вдвое от того.

Ого! Приличное войско по здешним меркам.

– Зато воины очень храбрые. И проворные. Особенно с голой жопой, – заявил я, вызвав очередной взрыв смеха. – Видят боги: я так испуган. Гляди, князь, как у меня руки трясутся!

Народ опять заржал.

– Да уж! Славно ты его победил! – желчно процедил Гостомысл. – Сколько вас было? Десять? А он – один!

– Их было трое, – уточнил Свартхёвди. – И он оскорбил моего брата. А брат мой, как всегда, проявил неуместную доброту. Если бы Голожопый оскорбил меня, я бы его убил. И тех двоих. И стало бы у Водимира-конунга на трех людей меньше. Что в этом плохого?

– А если он придет сюда? – воскликнул Гостомысл. – Что ты тогда скажешь?

– Я говорить не буду, – Медвежонок потянулся, хрустнув суставами. – Я буду убивать.

– Их три больших сотни, а то и больше!

– Ну и что? – удивился Свартхёвди. – Ты слышал вчера, что о нас пел скальд? Так вот знай: скальды обычно привирают, но на этот раз он пел чистую правду. Нам не впервой драться малым числом против целого хирда. И посмотри на меня, конунг: что ты видишь? – Свартхёвди подбоченился.

– Я вижу того, кто ищет смерти! – заявил Гостомысл. – Так вот – я ее не ищу! И я должен защищать своих людей, дан! Всех! Смердов, женщин, детей! Ты не понимаешь!

– Это ты не понимаешь, конунг. – Свартхёвди поскреб грудь. – Я не ищу смерти. Я и есть смерть.

Хавгрим Палица одобрительно хмыкнул. Но Гостомысл не впечатлился:

– Рюрик! Что ты молчишь? Это твой человек!

– Мой, – согласился Хрёрек. – И я думаю: он прав. Водимира надо остановить. Сам же видишь, отец, Водимир с каждым годом становится сильнее. А когда он достроит свой новый град, то никто больше не сможет пройти мимо него в южные земли. И что тогда будет с нашей Ладогой, если без разрешения Водимира никто не сможет ходить туда, где можно продавать дороже, а покупать – дешевле? И вспомни, что рассказал вчера Ульф Свити. Люди Водимира примучивают новых данников. И скоро доберутся до наших. Меря и чудь, дикие племена, которые раньше платили дань тебе… Думаешь, осенью они снова принесут тебе шкурки и рыбью кость?

– Принесут. А если нет, то твои варяги их заставят!

– Моих варягов сорок человек, – сказал Хрёрек. – И настоящих воинов, таких, как он, – кивок на Медвежонка, – среди них не больше десятка. Остальные тоже станут добрыми дружинниками, но не сегодня. И не в этом году.

– И ты, выходит, считаешь, что мы справимся с Водимиром, если он осерчает?

– А зачем ему серчать? – удивился Хрёрек. – Это он становится сильнее, а не мы с тобой. Ему достаточно достроить свой город и немного подождать. Год-два… И ты, Гостомысл, придешь и поклонишься ему в ноги. Без всякой брани.

– Тому не бывать! – отрезал князь.

– Значит, это придется сделать мне, как младшему среди нас, – спокойно произнес Хрёрек. – Иначе он заберет нашу Ладогу и посадит своего сына в твоем тереме.

Я изумленно глядел на Хрёрека! Он – и вдруг такие слова!

– Что ты предлагаешь? Позвать твоих родичей-данов, как я позвал тебя?

– Мои родичи-даны не придут, – сказал Хрёрек. – А если придут, то это будут такие родичи, что похуже Водимира.

Уж точно! Я бы предпочел сразиться с дюжиной Водимиров, чем с любым из Рагнарсонов.

– Собирай дружину, где хочешь, Рюрик! – заявил Гостомысл. – Нужны деньги – я дам. Но поторопись. Сам сказал: у нас есть два года, вот и не теряй времени. И не задирай людей Водимира, иначе он придет и сделает то, чем ты меня пугал, прямо сейчас.

Развернулся и ушел.

Хрёрек вздохнул.

– Стареет князь, – пробормотал он по-скандинавски. – Когда уходит сила, приходит страх. Уж я-то знаю.

– Прости, конунг, я не подумал, когда поучил этого… Задорея.

– Ты всё правильно сделал. Вот если бы ты его убил, тогда худо. Но ты его опозорил. И его самого, и его князя. Люди, которые это видели, разъедутся по домам и станут рассказывать, как старший гридень Водимира удирал с рынка с голой задницей. Может, они и не рискнут смеяться ему в лицо, но за спиной точно будут хихикать. Смех убивает славу не хуже меча. Я рад, что ты здесь, Ульф Свити! Но я хочу, чтобы ты не тянул с отправлением. Не знаю, может, Задорей… хм… Голожопый не захочет жить с такой обидой, а захочет вызвать тебя на хольмганг…

– Отлично! – одобрил я. – Тогда он умрет.

– Ульф, ты меня не понял. Мне не нужен мертвый Задорей. Мне нужен человек Водимира, который удирал не только без оружия, но и без штанов при всем честном народе. Так что собирайся, хёвдинг, и убирайся из Ладоги. Если тебе что-то нужно для похода, возьмешь из моих кладовых. Я скажу Светозаре, чтоб выдала потребное твоему человеку. Медвежонку, да? И велю Харре подготовить насады и лошадей из моей конюшни. Но чтоб после захода солнца ты уже был в пяти милях от Альдейгьи!

– Буду, – обещал я. – А теперь скажи: что я должен делать там, куда иду?

– А то ты сам не знаешь? – удивился Хрёрек. – Раньше там была свободная земля, а теперь – оброчная Водимиру. Я хочу, чтобы эта земля снова стала свободной.

– То есть убить всех, кто Водимиров? – уточнил я.

– Можно и убить, – кивнул Хрёрек. – Тех, кто с оружием. А смердов зачем убивать? Кто будет тогда нам дань платить? Однако зря не рискуй. Ты мне живой нужен. И хирдманы твои – тоже. Если врагов больше, не нападайте. А то знаю я берсерков! Как перекинутся, так им и сотня хускарлов – нипочем. А ты ведь и сам знаешь: убивают и берсерков.

Конечно, знаю. Сам убивал.

И еще один нюанс:

– Скажи мне, конунг, ты хочешь, чтобы Водимир знал, что его людей убили по твоему приказу? Или пусть сам решает, кто его обидел?

Хрёрек задумался. Серьезный вопрос. Готов ли он не просто показать силу, но и дать понять, что это именно его сила? Ответ может быть жестким.

– Он и так узнает, что это я, – наконец произнес Хрёрек. – Больше некому.

Логично. Есть, конечно, и другие города, другие вожди. Полоцк. Смоленск. Но это зона интересов Ладоги. И Водимира. Открытое нападение требует реакции. Иначе можно потерять авторитет. А догадки, пусть даже обоснованные, можно оставить без немедленного ответа.

Хочет ли Хрёрек спровоцировать недруга?

Нет, не хочет.

– Постарайся не оставить следов, – неохотно проговорил он. – Следов, которые ведут сюда.

Ладно, есть у меня одна идейка, как направить ищеек на ложный след. Хрёрек – не единственный дан в этом мире. Ладно, поразмыслим на эту тему позже.

– Проводники тебе нужны? – спросил князь.

– Квашака с Быськой возьму, – отказался я. – Они местные. И сам там проходил, кое-что помню.

Правда, в те времена бойцов Водимира там не было.

– Как знаешь. Береги себя, Ульф, на железо грудью не лезь!

– Постараюсь.

Душевным, однако, стал мой конунг. Раньше за ним такой заботы не замечалось. Интересно, это ранение на нем так сказалось или недостаток людей, на которых можно положиться? А может, я не прав, и эта трогательная забота исключительно обо мне?

Ладно, разберемся со временем. Интересно, что же у них там случилось, у берегов Фризии? И как им всё же удалось спереть драккар прямо из-под носа Сигурда Рагнарсона? Ну да узнаю когда-нибудь. Варяги расскажут. А сейчас время не ждет. Рейд по тылам противника – это не по рынку шастать. Продумать хотя бы предварительный план было бы неплохо. Но для этого надо знать хотя бы дислокацию противника. Можно предположить, что у Водимира есть где-нибудь на озере опорный пункт с небольшим гарнизоном. И вряд ли там больше двух десятков бойцов, потому что со стратегической точки зрения озеро, на котором жил Коваль, просто озеро, и не более. Правда, из него вытекает река, которая впадает в Волхов, а реки и здесь – главные транспортные артерии. Но мало ли здесь озер, из которых что-то вытекает? Вспомнить ту же Карелию или Финляндию, так там озер больше, чем твердых земель. Короче, задача проста. Найти и уничтожить. Как раз то, что моя братва умеет делать лучше всего. Зачистить и пустить слушок, будто мы – это не мы, а совсем другие нехорошие дяденьки.

* * *

Задорей не смог жить с уязвленной честью и уже на следующее утро пришел к Рюрику и потребовал удовлетворения в честном поединке.

И получил ответ: не сегодня.

Обидчик Задорея вчера покинул Ладогу, вполне дружелюбно сообщил князь оскорбленному гридню. И добавил, что ему искренне жаль, что с таким уважаемым человеком (тут князь сделал вид, что пытается спрятать улыбку) обошлись столь неуважительно, но ведь до пролития крови не дошло, верно? Хотя Задорею тоже стоит быть поосторожнее. Среди друзей Ульфа Свити – два берсерка. Знает ли Задорей, кто такие – берсерки? Не знает? Ну, значит, ему повезло. Это ужасные чудовища. Стоит их раздразнить, и они превращаются в бешеных медведей, да еще с оружием в лапах. Вдобавок железо их не берет. Эти звери могли бы разорвать Задорея на куски и сожрать. И что бы тогда делали он, Рюрик, с князем Гостомыслом? Как бы объяснили уважаемому Водимиру гибель его доверенного человека? Но, слава богам, теперь всё хорошо. Он, Рюрик, уже выкупил у Ульфа Свити отнятое имущество Задорея и отправил с верным человеком князю Водимиру. С подобающими извинениями и заверением, что никакой вражды со стороны правителей Ладоги к правителю Старого и Нового градов нет.

Задорей едва не впал в буйство. Его не просто опозорили, но отправили доказательства позора его князю. И никаких сомнений, это нурман Рюрик, ешь его опарыш, сделал это умышленно. И обидчиков отослал тоже он. Чтобы Задорей не смог смыть обиду своей или чужой кровью.

Оскорбленный Задорей поступил невежливо. Молча развернулся и…

И услышал за спиной, как кто-то негромко, но вполне отчетливо произнес:

– Голожопый.

Задорей обернулся так быстро, что усы-косички хлестнули его по щеке, цапнул рукой… но меча на поясе не было, только топор. Меч, по словам нурмана, отправился к Водимиру.

Дружинники Рюрика ухмылялись, и сам проклятый нурман тоже кривил губы в улыбке. Говорят, что он едва не сдох от ран и даже на ложе с молодой женой смог возлечь только прошлой зимой. По этому поводу в дружине Водимира шутили много и обидно. Особенно изощрялся воевода Турбой, который, как говорили, сам к Светозаре сватался еще до Рюрика, но получил от Гостомысла от ворот поворот. Ничего! Дай срок, князь Рюрик, и мы вышибем тебя из Ладоги! Вот тогда и поухмыляешься!

«Чтоб тебе не оставить потомства!» – пожелал князю-нурману Задорей. Молча пожелал. Что бы он сейчас ни сказал, это только подчеркнет его позор. Впору на меч броситься, но ни меча у него нет, ни денег, чтобы купить новый. Всё забрал этот…

Знать бы заранее, как выйдет, Задорей не потащил бы тогда гадину к князю, собственноручно зарубил бы его. На месте. И сейчас зарубил бы, но сбежал, гаденыш! Струсил!

– Твой человек вернется! И тогда я возьму его кровь! – нашел наконец подходящие слова Задорей.

– Это боги решат, – спокойно ответил дан. – Я не стану препятствовать вашему поединку.

На этот раз Задорей всё же поклонился. Даже нет, не поклонился: кивнул, как равному. И снова его догнали на пороге чужие слова, сказанные уже в полный голос:

– Напугал ежа голой жопой!

И громкий хохот. В спину. Потому что обернуться – значит принять новые оскорбления, на которые невозможно ответить достойно.

Задорей выбежал из терема соправителя Ладоги, сгорая от стыда и неутоленной ярости. Это было еще омерзительнее, чем когда он бежал с рынка. Тогда страх заглушил стыд, но сейчас страха не было. Вернее, был. Страх погибнуть неотмщенным.