Текст книги "Мертвое Небо"

Александр Мазин
Мертвое небо

 
Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!
 
 
Глотни, солдат, и дай глотнуть
И мне, солдат,– за нас!
Сегодня топчут пыльный путь,
А завтра топчут нас!
 
 
Глотни, солдат, вкус у вина
Всегда, солдат, хорош.
А кровь тем крепче солона,
Чем больше ее льешь.
 
 
Чтоб ты, солдат, приятней пах,
Ты пей, солдат, и пой!
А девки в южных городах —
Толпой, солдат, толпой!
 
 
У нас, солдат, Судьба одна.
Молись, солдат, Судьбе!
Чтоб фляга ввек была полна,
И руки – при тебе!
 
 
Придут другие времена,
А ты солдат – живой!
Глотни, солдат, глотни вина!
Домой, солдат, домой!
 
 
Вино, солдат,– жена и брат:
Глотни – и ты согрет.
А дом, солдат…
Придешь, солдат,
А дома-то и нет.
 
 
Солдат, солдат, глотни вина
Во славу всех богов!
Да будет кровь твоя красна,
Красней, чем у врагов!
 

Конгская песня

ПРОЛОГ

«Баловень ветров» вспыхнул, когда Данил и Рудж спускались к пирсу. Вспыхнул внезапно, так, как не бывает: сразу от носа до кормы облился пламенем. Словно огненные паруса поднял. Рудж закричал. Крик его утонул в десятках воплей. Те, кто были на пирсе и рядом, носильщики, мелкие торговцы в панике устремились на берег. А Рудж, в каком-то затмении разума, кинулся к пылающему кораблю. Только рука Данила, бесцеремонно схватившая за ворот и удержавшая на месте, спасла младшего кормчего. Бухнули в трюме бочки с горючим зельем, корпус «Баловня» разорвался, извергнув клубы пламени, и великолепный трехмачтовый хог[1]1
  Хог – трехмачтовое двухпалубное судно, полувоенное-полуторговое.


[Закрыть] стал огнем и черным дымом, затмившим небо. Горящие обломки дождем осыпали пирс, воду и палубу хуридской шекки у соседнего причала. Огонь радостно вцепился в новую добычу, а охваченная паникой толпа накатилась на северян и сшибла бы, если бы Данил вовремя не крикнул: «Бежим!» И они побежали наверх, к лестнице, к каменной ограде, к сторожевой башне, где заходился звоном тревожный колокол. Но и звон этот потонул в воплях обожженных, когда липкие брызги горящего огненного зелья накрыли замешкавшихся. Занялся деревянный настил пирса, но Рудж и Данил уже были в безопасности.

Воркарец[2]2
  Воркар – столица Хуриды, государства на севере Черной Тверди, в котором происходит действие романа.


[Закрыть], бежавший впереди, резко затормозил, и Рудж едва не сшиб его с ног.

– Бросай якорь, моряк! – отдуваясь, проговорил хуридит.– Все, оторвались!

Рудж остановился. Верно, между ним и горящим пирсом – две сотни шагов голой земли.

– Во полыхает! – восхищенно произнес хуридит.– Вулкан!

Данил взбежал вверх по лестнице и вдруг обнаружил, что кормчего рядом нет. Светлорожденный оглянулся и увидел Руджа внизу, среди глазеющих на пожар. А колокол на башне стонал как безумный.

– Проклятье! – прошептал Данил по-хольдски.

Светлорожденный пардом слетел вниз, схватил стоящего столбом кормчего и, ничего не объясняя, потащил к воротам. Рудж не сопротивлялся. Его слишком ошеломило происшедшее.

Они успели. Когда шлемы солдат Святого Братства замелькали над толпой, северяне уже шмыгнули в узенький проулок.

Воняло здесь, как в отхожем месте, зато и стража сюда не полезет. Солдаты между тем обработали толпу, сбили в плотное стадо, оградили оцеплением, чтобы после просеять через мелкое сито. Двое северян наверняка оказались бы слишком крупными для его ячей. Рудж тоже это понял, когда к нему вернулась способность соображать. Он молча поспевал за Данилом и смотрел под ноги, чтобы не наступить на то, на что наступать не стоит. А когда выбрались из каменной щели на торговую улочку, спросил:

– Куда теперь?

– Пока – подальше от порта,– бросил светлорожденный и еще ускорил шаг.

Данил ловил на себе взгляды хуридитов, и это ему не нравилось. Здесь, в Воркаре, северяне выделялись, как боевые парды среди рабочей скотины. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб сообразить, кого обвинят в пожаре. Единственный иностранный корабль в Воркарской гавани. И единственные иностранцы, находившиеся в порту. А то, что сгоревший корабль – их собственный, еще и лучше. Империи вряд ли понравится, что судно под ее флагом, судно, которому личным повелением Наисвятейшего был разрешен вход в Воркарскую гавань, вдруг взяло да и сгорело в этой самой гавани. А тут так удобно. Северяне сожгли северян – и весь сказ. А самих поджигателей, конечно во всем признавшихся, подвесили бы за ноги у городских ворот. На тридцать дней. Согласно закону. Если Империя желает, кости преступников будут переданы на родину.

А начался день не так уж плохо. Часа через два после рассвета «Баловень», сопровождаемый эскортом из шести боевых кораблей Хуриды («Прямо как адмиральский!» – ухмылялся тогда Рудж.), миновал башни Воркарской крепости и, по указанию лоцмана, встал у желтого пирса. Воины-моряки и свободные от вахты матросы во все глаза глядели на запретный Воркар, а воркарцы с берега – на белые паруса гостя из Империи. Стоянка «Баловню» была разрешена до следующего утра. За это время следовало переправить груз в кладовую Воркарского Братства. Об этом позаботились сами святые братья, явившиеся на борт в сопровождении сотни носильщиков.

На воинов-моряков хуридские монахи не произвели впечатления. В Империи городскую стражу снаряжают лучше. Только главный, Отец-Наставник Воркарского Братства, имел приличную экипировку: вороненые доспехи конгской работы.

Работали хуридиты молча. Видно, всех строго предупредили: никаких контактов с чужеземцами. Только Отец-Наставник соизволил переброситься парой фраз с капитаном, да еще Данила поприветствовал. В общем, забрали груз, расплатились и отбыли.

А Данил соообщил капитану, что сойдет на берег. Дела. Капитан только кивнул. Командир моряков-воинов подчиняется ему на море, в мирном плавании. В бою – наоборот. На берегу же – каждый сам себе хозяин. А вот кормчего Руджа капитан мог и не отпускать. Но отпустил, будучи в хорошем настроении от выгодной сделки.

– Какое у тебя дело? – спросил кормчий уже на берегу.

– Отец просил заглянуть к его здешнему другу, взять кое-что,– ответил Данил.

Брови Руджа поползли вверх. У отца Данила, светлейшего Волода Руса, императорского советника, Хранителя Рунской Мудрости – друг-хуридит? Удивился кормчий, но язык придержал: а то еще оскорбится светлорожденный Данил – и их собственной дружбе конец. Да, вот так вот. «Взять кое-что».

Взяли.

Только-только стих колокол в порту, как рассыпался мелким звоном другой – на желтой смотровой башне. Толстая тетка в черном, только что беззастенчиво разглядывавшая северян, тут же забыла о них и припустила по улице.

– Проклятье!

Вынесшаяся из-за угла шестерка упряжных псов[3]3
  Напоминаю, что упряжные псы Мира – животные размером с крупного пони.


[Закрыть] едва не размазала Руджа по стене. Здоровенная бочка на колесах. Пожарные.

– Куда это они? – спросил Рудж.– Порт, вроде, в другой стороне?

Данил не ответил. Он очень серьезно опасался, что знает, куда умчалась пожарная бочка.

Предчувствия не обманули светлорожденного. Он обнаружил именно то, чего опасался: толпа зевак, черный столб дыма, треск горящего дерева, торопливый стук топоров…

Воркарские пожарные поспели вовремя, чтобы остановить огонь и уберечь квартал. Но один дом сгорел дотла. Тот самый.

Данил посмотрел на правое запястье, словно боялся, что серебряный браслет на нем тоже вспыхнет. Но браслет оставался холодным. Простенький браслет из плоских звеньев с черной капсулой размером с фалангу указательного пальца. Браслет, полученный в сгоревшем доме. Послание, которое он должен передать отцу. Если выживет.

Данил покосился на своего спутника. Хороший парень кормчий Рудж. Но сейчас – только обуза. Данил вздохнул и похлопал моряка по плечу:

– Надо выбираться из города.

– Угу. Это тот самый дом, в который ты заходил?

– Тот самый.

– А я-то надеялся, что ошибаюсь,– Рудж покачал головой.– А ты думаешь, нас выпустят из города?

– Нет, если мы станем спрашивать разрешения,– Данил усмехнулся, чтобы подбодрить друга.– Но мы не станем.

Часть первая
ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ

I

В ту пору Отец-Наставник града Уришля пожелал совершить путешествие морем в Воркар, дабы присутствовать на празднике Девяти Святых. И повелел людям своим сыскать подходящий корабль, и нашелся такой. Хорошее судно, принадлежавшее купцу из того же города. Люди купца протестовали, но слуги Отца-Наcтавника пригрозили им смертью, если не подчинятся. Тогда люди купца поспешили разыскать хозяина, рассказали о случившемся и спросили: как быть дальше? А у купца был сын, сильный и дерзкий, красивый обличьем и весьма угодный черни в силу своего характера. Собрал он вокруг себя столько народу, сколько смог, и пришел к кораблю. И приказал слугам Отца-Наставника покинуть корабль, и выдворил их силой. Отец-Наставник же обладал всеми добродетелями и доказал свое превосходство во всех областях, но не имел довольно людей, чтобы усмирить бунтовщиков. Потому они убили его и принялись вершить бесчисленные преступления, приговаривая многих – без разбора и без должной причины. И, страшно вспомнить, вешали братьев святых во время Великого праздника! Но не осталось злое без наказания. Пришли в Уришль праведные воины-монахи и уничтожили бунтовщиков, искоренив всех, всякого пола и возраста, дабы не взошло более злое семя. А землю ту заселили рабами божьими из иных областей, и воцарились справедливость и боголюбие.

Неизвестный хуридский летописец. Двести десятый год от Пришествия Истины

Волосы Данила белели в темноте. Он специально снял головную повязку, чтобы Рудж не потерял его из виду. Светлорожденный шел первым, легко, бесшумно, непонятно как в полной темноте выбирая самый удобный маршрут. А кормчий ковылял следом, прощупывая дорогу посохом, посох то и дело цеплялся за корни, и Рудж ругался шепотом, многословно и витиевато. Загонял его светлорожденный. Два дня и две ночи без сна. Только прошлым утром сжалился, позволил поспать до темноты. А то Рудж уж и жалеть начал, что не сгорел вместе с «Баловнем». Миль сорок отмахали, не меньше. А сколько еще до благословенного Конга?

Это Данил решил идти в Конг. Рудж предпочел бы захватить лодку и попытать счастья на море. Но светлорожденный отверг эту идею. Слишком большой риск, сказал. Сезон плохой, и сторожевые шекки шарят вдоль побережья. Мол, хуридский лес лучше хуридского моря.

За два дня Рудж накушался хуридского леса досыта. Мокрые чавкающие под ногами мхи, грибы, будто опухоли. Кричаще-яркие и ядовитые, разумеется. Черная листва, черные стволы. На некоторых – следы когтей. На высоте, до которой Руджу и с плеч Данила не дотянуться. Одичавшие собаки, с заката сопровождавшие северян и только полчаса назад отставшие неизвестно почему.

– Стой,– негромко сказал Данил, и кормчий послушно замер.

– Что? – шепотом спросил он, тщетно пытаясь разглядеть что-то в темноте.

– Пахнет большой кошкой.

– Леопард?

– Или кугурр.

Отлично. Вот только кугурра им не хватало. Меч Данила выскользнул из ножен. Беззвучно. Узкий длинный клинок работы вагаров еле заметно светился. Как след лунного луча.

Рудж вынул собственный меч, короткий, расширяющийся к жалу, удобный в рукопашной на палубе, но совершенно непригодный для схватки с хищником.

– Иди за мной,– прошептал светлорожденный. А через дюжину шагов: – Кугурр. Я его вижу.

Рудж не видел ничего. Но очень хорошо представлял себе кугурра: гигантскую кошку в семь локтей длиной, в пасти которой без труда уместилась бы голова кормчего.

– Если прыгнет – уходи вправо,– сказал Данил.

«Интересно, как я узнаю, что он прыгнул?» – подумал Рудж.

Как ни странно, он не испытывал страха.

– Великий Повелитель Судеб! – произнес Данил чистым звонким голосом.– Отведи от нас беду или дай встретить ее достойно!

Басовитый рык наполнил ночь. От этого звука у Руджа мгновенно взмокла спина.

– Зверь Ночи, уйди с нашего пути! Или мы попробуем твоей крови! – Данил сделал еще пару шагов навстречу хищнику. Кормчий напрягся и приготовился отпрыгнуть вправо при малейшем звуке.

Но все было тихо.

– Он ушел,– сказал светлорожденный и вложил меч в ножны.

– Хвала богам! Я уж решил, что стану ужином!

– Я охотно поиграл бы с ним,– произнес Данил.– Но днем.– И после паузы добавил: – Скверно живут хуридиты. Кугурр-охотник – в миле от человеческого жилья.

– Жилья? – удивился Рудж.

– Запах дыма.

– А-а-а…

– И мы пойдем туда,– сказал Данил.– Может, удастся купить пардов.

«Или нарваться на меч,– подумал Рудж и по привычке потрогал золотую сережку-значок Братства.– Охрани меня, Морская богиня!»

Только вот сумеет ли защитить Покровительница здесь, на суше?

Спустя четверть часа они вышли из леса на озаренное лунным светом вспаханное поле. Сапоги Руджа по щиколотку утонули в грязи. Северяне пересекли поле и оказались перед частоколом, не способным остановить даже ребенка. Перелезли через хилый тын и замерли, прислушиваясь. Справа забрехал пес, но, вроде, сам по себе, а не потому что учуял чужих. Крохотная деревушка, грязная улочка. Шагах в сорока, над входом одного из домов – горящий фонарь. И в окошке тоже свет. Единственные огни во всем поселке.

Начал накрапывать дождь.

Справа от входа, под навесом спал пард. Данил показал на него и поднял палец. Затем толкнул дверь.

За столом сидели три монаха и играли в кости. Пахло кислым вином и еще какой-то дрянью. Скорее всего, самими монахами.

Дверь заскрипела, и играющие разом повернулись на звук.

– Мир вам! – на аркинно[4]4
  Аркинно – язык одного из народов Империи. На его диалекте говорят хуридиты.


[Закрыть] произнес светлорожденный.

Монахи тупо глядели на него.

– Мир вам,– повторил Данил.– Нам нужен кров, почтенные хозяева!

Тупые ленивые хуридиты. Как раз такими их представляют в Империи. Рудж расслабился. Как оказалось – рановато.

С неожиданном проворством один из монахов выскочил из-за стола. И в руках у него обнаружился здоровенный меч.

– Мир вам! – в третий раз повторил Данил и поднял пустые руки.

Монаха это не смутило. Меч мелькнул в воздухе и с хрустом врубился в стену, потому что светлорожденный вовремя убрался с пути клинка.

Двое других монахов тоже вскочили, а светлорожденный, отпрыгнув назад, выхватил меч.

– Твой – правый! – крикнул он кормчему.

Противник Руджа, широкоплечий, жилистый, держал меч двумя руками. Солидный меч, раза в полтора длиннее, чем у Руджа. И орудовал им хуридит довольно ловко. Рудж подпрыгнул, увернувшись от удара по ногам, скользнул под руку монаха и кинжалом полоснул его по левой руке. Пустяк, царапина. Монах не мог использовать свой длинный меч на такой дистанции, поэтому он локтем отбросил кормчего и обрушил на него тяжелый клинок. Парировать Рудж не рискнул – и отскочил в сторону. И еще раз. Здоров хуридит! Машет такой махиной, словно она из дерева.

Монах ощерился: почувствовал, что сильнее. Рано, друг!

Рудж поддел ногой табурет и отправил его в физиономию хуридита. Могучий клинок разнес табурет в щепы… и брошенный кормчим кинжал вонзился в живот противника. Как и предполагал Рудж, кольчуги на хуридите не было.

Монах удивленно посмотрел вниз, на рукоять кинжала, открыл рот, но так ничего и не сказал, просто повалился на земляной пол.

Рудж обернулся.

Данил стоял у стены, наблюдая. Оба его противника валялись без признаков жизни.

Рудж улыбнулся и салютовал мечом. Затем вытащил кинжал из монахова брюха, добил раненого ударом в сердце, вытер кинжал и спрятал в ножны.

В горле у кормчего пересохло, но когда он взял со стола кувшин с вином, Данил сказал:

– Не стоит. Желудок испортишь. Там в углу, в бочонке, кажется, вода.

В бочонке оказалось пиво. И не такое уж плохое.

Они сволокли убитых монахов в угол и поужинали тем, что осталось от их трапезы.

– Скоро рассвет,– заметил Данил.– Ты сыт?

– Вполне. Теперь бы еще чистую постель без пауков и прочей дряни, приятную молодую хуридскую девушку…

– Кривоногую. Пузатую. С отвратительной кожей и таким же запахом,– усмехнулся светлорожденный.– Обойдешься без девушки. А вот поспать можешь. Думаю, спешить некуда. Готов поспорить – эти парни привыкли дрыхнуть до полудня. А значит, нас никто не побеспокоит. Укладывайся, друг Мореход, а я покараулю.

Рудж не заставил себя уговаривать. Сдвинул скамьи, стащил сапоги и улегся.

– Жестковато, зато сухо,– пробормотал он.– Эх, где моя подвесная коечка?

– Там же, где и все остальное,– буркнул Данил. Сгоревший корабль не давал ему покоя.

Рудж проснулся первым. Данил спал сидя, даже не спал, дремал. Караулил. Обнаженный меч – рядом, на столе. Железный человек. Рудж выглянул в окно: пустая улочка, покосившиеся заборы, дождь. Посреди улицы, в раскисшей земле – дохлая крыса.

Кормчий вышел наружу, помочился у крыльца. Бедняга-пард завозился под своим навесом – голодный. Рудж подставил ладони под струйку стекавшей с крыши воды, умылся. Когда он вошел в дом, Данил уже вложил меч в ножны.

– Все тихо? – спросил он.

– Как на кладбище. Надо парда покормить.

Данил кивнул, принялся откидывать крышки ларей, нашел мешок с сушеными грибами. Рудж тем временем обшарил пояса и кошели убитых и отправил их содержимое в свой собственный привязанный к поясу кошель. Затем столкнул трупы в подпол и захлопнул люк.

– Пошарь здесь как следует, Мореход,– посоветовал светлорожденный.– У нас дальний путь.– И, накинув монашеский плащ с капюшоном, взял мешок с грибами и вышел за дверь.

Два хуридита появились на другом конце улицы. Данил наклонил голову, скрывая лицо. Но предосторожность оказалась излишней. Едва завидев его, местные тут же развернулись и засеменили в противоположном направлении. Глядя на их согнутые мокрые спины, светлорожденный испытал нечто вроде сострадания. Невозможно было поверить, что предки их пришли на Черный материк из Аркиса или вольного Хольда.

Некрупный, холка всего на ладонь выше плеча Данила, пард громко заурчал. Грибы учуял. Светлорожденный развязал мешок и высыпал часть грибов в кормушку. Пард набросился на еду, словно голодал неделю. Ребра так и ходили под грязной желтой шкурой. И едва грибы захрустели в его челюстях, из соседнего сарайчика послышался жалобный вой.

Данил заглянул внутрь – и обнаружил еще двух пардов: тощую, недавно окотившуюся, судя по набухшим соскам, парду и облезшего старого самца. Последний с трудом поднялся. Лапы у него дрожали, а вонял он хуже мороса[5]5
  Морос – зомби.


[Закрыть]. Данил накормил обоих, затем осмотрел сарай и обнаружил три комплекта упряжи. В полном порядке, даже с седельными сумами, помеченными пятиконечным крестом Святого Братства монахов-воинов. Сумы Данил прихватил в дом.

Изыскания Руджа тоже оказались плодотворными. Вяленое мясо, лепешки, варенные в сахаре комки черного хуридского винограда, сушеные фрукты и прочая снедь, не слишком изысканная, но вполне съедобная. Главное – много. Одежда, всякая мелочь, вроде игл и веревок. И, главное,– карта!

Кормчий как раз изучал ее, когда Данил вошел в дом.

– Смотри,– сказал моряк, ткнув пальцем в засаленный пергамент.– Мы – здесь. А здесь – тракт, который ведет точно на юг. До границы миль шестьсот, если я верно понял масштаб. Это – напрямую, а так – раза в два больше. Но все равно верхами за месяц доберемся. Как там пард?

– Под седло годен,– без особого воодушевления ответил светлорожденный.– Там еще двое, но один – совсем развалина.

– Можно навьючить на него провизию,– предложил кормчий.

– Не искушай Судьбу, Мореход! – засмеялся Данил.– Мы пришли сюда пешком, а уедем в седлах и даже с картой. Пардов я накормил, давай-ка и мы позавтракаем.

Когда поели, Рудж выбрал из вороха одежды две рясы покрепче и почище остальных и пару коричневых плащей из паутинной ткани.

Они натянули все это поверх собственных курток и кольчуг.

– Ну, благородный Данил, мы с тобой точь-в-точь два здешних держиморды! – одобрительно заметил кормчий.– Теперь если кто и рискнет преградить нам дорогу, так только такие же монахи. И тогда у тебя будет шанс получить удовольствие!

– Будь спокоен, я его не упущу! – заверил Данил.– Седлаемся и в путь.

Пока ехали по деревеньке, дважды попадались навстречу местные. Но убирались с дороги быстрей, чем крысы, завидевшие охотничьего пса. Данила это не столько радовало, сколько раздражало.

– В Хольде нас давно бы взяли на клинки,– проворчал он брезгливо.

– В Хольде, благородный Данил, гостю не приходится добывать пищу силой. И, заметь, в наших гаванях не сжигают мирные суда.

– Не уверен, что это хуридиты,– мрачно произнес светлорожденный.

– А кто?

Данил не ответил.

Они выехали на тракт, скользкую от грязи грунтовую дорогу между черноствольных хуридских деревьев с кирпичного цвета листвой, как в осеннем хольдском лесу. Но эти листья круглый год не меняли цвета. Между черными стволами тянулись к свету тощие сосенки с красными хвойными метелками на макушках.

Сытые звери бежали совсем даже неплохо.

«Маленькая выносливая животинка»,– подумал о своей парде Рудж.

Высокое седло мерно поскрипывало. Кормчий не считал себя хорошим наездником, но ему нравилась верховая езда. Во всяком случае, куда приятней, чем брести по раскисшей дороге. Струйки дождя сбегали с капюшона. Изредка из серой мути впереди возникала запряженная волами телега. Но никто из встречных не осмеливался поднять глаза на «монахов». Не ровен час – разгневаются и порубят. Руджа и Данила это вполне устраивало.

Данил, сын Волода, взял в руки меч, когда ему исполнилось четыре года, а убил первого врага – в пятнадцать. Это был магхар, пробравшийся из Проклятых земель на западе Белой Тверди. В двадцать два года светлорожденный стал сотником и получил свой нагрудный знак лично из рук Стража Севера Нила Биоркита. Высокая честь. Правда, Нил, давний друг отца, сам учил Данила владеть оружием. Но ученик не посрамил учителя.

Когда на морях, которые оставались безопасными почти полвека после побоища у берегов Конга, снова появились шекки под красными парусами, Данил пошел в воины-моряки. И не в Южную эскадру, а на вольный хог. Меньше силы – больше славы. Спокойные времена, похоже, заканчивались. В Гураме Алчущие Силы прибрали к рукам Владыку владык и, похоже, подбивали его вторгнуться в Эдзам. В благословенном Конге тоже множились люди, желавшие войны «во имя объединения Черной Тверди». Правда, Тилод Зодчий все еще крепко сжимал кормило власти, но он был стар, а единственный сын Тилода, Сантан-Освободитель,– сгинул где-то в горах Хох. Конг, Урнгур, Хурида. Урнгриа Данил видел в деле. Натасканных Биорком наемников эдзамского правителя. Говорят, стоило сотне их появиться на эдзамском берегу Зуры, и бур-чаданну на соседнем берегу немедленно сворачивали шатры. И тут же, не без злорадства, Данил вспомнил, как десять лет назад хуридские «ночные братья» набезобразничали в урнгурском открытом городе Чагуне. Тогдашний Наисвятейший отказался выдать преступников, и три тысячи всадников урнгриа смерчем пронеслись по юго-западу Хуриды, вырезая всех «ночных братьев» и вообще любого, кто осмеливался поднять меч. Говорили, когда урнгриа повернули обратно, тогдашний Наисвятейший умер от счастья. И освободил место для нынешнего, тут же заверившего Урнгур в своей полной лояльности. Лояльность Хуриды! Данил усмехнулся. Отец его весь последний год занимался именно Хуридой. Главным образом пытаясь помешать возникновению союза Наисвятейшего и Алчущих. Трудно сказать, насколько удачно. Конечно, волшба в Хуриде по-прежнему была запрещена. И в день их прибытия повешенный за ноги труп колдуна украшал портовую площадь в Воркаре. Но есть же разница между деревенским колдуном и настоящим чародеем…

Справа лес сменился болотом. В черном тростнике трубно орали лягушки.

– Эй! – окликнул светлорожденного Рудж.– Побереги пардов!

Задумавшийся Данил пустил своего зверя крупной рысью.

– Когда кончится болото, устроим привал,– сказал светлорожденный.

Впереди появился всадник в коричневом плаще воина-монаха. Поднял руки в ритуальном приветствии. Северяне ответили тем же. Разминулись. Хуридит ничего не заподозрил.

Болото кончилось.