Текст книги "Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи"

Они справились. Наложили заплату. Вычерпали воду. Вытряхнули из доспехов и побросали в море останки убитых римлян. Почти как мусор. Скуба пробормотал некую религиозную формулу, мол, дарит тела врагов морским богам – и все.

Коршунов был недоволен. Не то чтобы в нем гуманизм проснулся, вовсе нет. Он помнил, как римляне топили боранские корабли. И как трирема шла прямо по головам уцелевших, он тоже не забыл. Но эта резня – полный идиотизм. Он-то рассчитывал порасспросить пленных, взять пару уроков судовождения. Но не успел. Пока он разобрался с дыркой, всех уже прикончили. Коршунову даже в голову не могло прийти, что эти бородатые отморозки перебьют всех.

Конечно, Алексей высказал все, что думал по этому поводу. Лично Одохару. Но тот лишь пожал плечами.

Да, лучше было бы оставить несколько «языков», но такой уж мы, гревтунги, народ. Если рассердимся, то не успокоимся, пока всех не перемочим. Привыкай, Аласейа.

«Хрен вам! – подумал Коршунов. – Я вас от этой дурной повадки: резать всех, кто под руку подвернется, – отучу!»

Но это – дело будущего. А сейчас все они могли праздновать победу. И гордо задирать подбородки. Ведь это не герулы, не бораны, кичащиеся тем, что они – мореходы, захватили римский корабль. Это сделали они, гревтунги! И исключительно потому, что он, Леха Коршунов, в нужный момент подключил мозги и сообразил, как прикончить вепря. Пусть главную работу проделал Одохар, но главная заслуга – его!

И это, черт возьми, тоже было очень приятно! Положительно, фортуна ему симпатизирует.

Когда Коршунов агитировал боранов не тащиться вдоль берегов, а выйти в открытое море, он, конечно, понимал, что это – риск. Несмотря на компас, умение определять скорость с помощью брошенной за борт веревки с поплавками и знание математики. И он был зол, когда бораны категорически отказались терять берег из виду. Мол, если шторм – так они и укрыться не успеют.

Определенный резон в этом был. Плавать по морю на этих беспалубных судах могли только исключительно храбрые люди. Простая байдарка, затянутая рогожкой, и то была надежнее. По прикидкам Коршунова, для таких вот лоханок волнение в каких-нибудь пять баллов – уже смертельный риск. А то и – «вечная память».

«Вечной памяти» не хотелось. Хотелось жить и радоваться. Любить Настю, пить молодое вино, строить наполеоновские планы… и претворять их в жизнь. Что для покойника крайне затруднительно. Еще хотелось, навоевавшись, вернуться «домой», взять пару сотен дружинников и прошерстить дикие квеманские леса. На предмет отыскания командира. Чуяло сердце: жив курилка! Вытащить Генку из квеманской глуши, посадить рядом: пусть порадуется, глядючи, как поднялся его пилот-исследователь.

Очень лестно было Алексею показать старшему другу, какой он, Коршунов, молодец.

Так что не было Алексею никакого резона тонуть, и жестко настаивать на своем Коршунов не стал. И вот как удачно получилось. Такой роскошный трофей. Правда, и заплатили за него недешево. Почти четверть флота отправилась на дно. И несколько сотен бойцов. В основном – бораны и герулы, которые шли впереди. У боранских корабликов не было ни средств защиты от триремы, ни возможности уйти. Только броситься врассыпную или навалиться всем скопом. Хитрый ход Коршунова на время лишил трирему хода и позволил взять на абордаж. Но и бой на палубе обошелся его соратникам достаточно дорого. Экипаж триремы – почти три сотни человек, включая и гребцов, разумеется. Никаких прикованных к веслам рабов, о которых так любят писать в исторических книгах, на римском корабле не было. На гребных скамьях сидели те же легионеры, которые во время абордажа вылезли наверх и вступили в бой. Другое дело, что удержать борта корабля им все равно не удалось, а когда на палубу со всех сторон хлынули готы, никаких шансов у римлян не осталось. И надо же было этим мясникам перебить всю римскую команду!

Коршунов собрал на триреме самых сообразительных боранов; прибавил к ним тех, кто, подобно Скулди, успел повоевать в римских наемных войсках; сам излазал корабль от трюма до «вороньего гнезда» на верхушке мачты…

Короче, времени было – в обрез, и со снастями они так толком и не разобрались. Кое-как разобрались с дыркой в носовой части. Наложили заплату. Правда, из-под заплаты все равно текло, но в трюме обнаружилось что-то вроде небольшой ручной помпы, и трое выделенных Коршуновым бойцов вполне успевали отправлять воду обратно за борт. С помощью Одохара и Скулди Коршунов отобрал самых здоровенных и усадил их на скамьи гребцов (три яруса, трижды по двадцать семь весел – с каждого борта, по гребцу – на весло), благо опыт совместной гребли был у всех, поставил у руля двух кормчих-боранов и велел трогаться. Новый план его был прост: прикинуться своими, войти на триреме в питиундский порт, «десантироваться», силами нового экипажа триремы закрепиться на берегу и ждать подхода основных сил. Основным же силам на боранских кораблях, выслав разведчиков, следовало держаться на удалении, вне пределов видимости, и появиться только тогда, когда авангард закончит высадку. Такой вот сюрприз.

Но если кто-то на берегу видел, как захватили римский корабль, и этот «кто-то» успеет предупредить жителей и гарнизон, никакого сюрприза не получится. Так что следовало поторопиться.

Собрав на палубе «младших командиров», Коршунов строго-настрого предупредил: резней не увлекаться. Ему нужны живые источники информации, а не безголосые покойники. Вот были бы у него сейчас под рукой человек десять римлян, разбирающихся в морском деле, насколько проще было бы управиться с триремой…

«Младшие командиры», все сплошь участники штурма и, следовательно, участники превращения «источников информации» в безголосых покойников, сокрушенно молчали. Даже рикс Одохар – и тот помалкивал.

Тем временем гребцы наконец разобрались с веслами, и трирема сначала потихоньку, а потом все быстрее и быстрее заскользила по воде. Через полчаса весь прочий флот остался далеко за кормой.

Палубу привели в порядок. Часть готов, помельче, натянули на себя римские доспехи. Коршунову торжественно поднесли начальнический шлем, чуток помятый – похоже, наступил кто-то, – зато с позолотой, чеканкой и красивым красным гребнем.

Через четыре часа они вышли к Питиунду-Пицунде. Издали городок не впечатлял. Херсон-Херсонес раз в десять больше. Зато порт был хорош. Очищенный от камней берег ограждали две сходящиеся стены, «украшенные» башенками, казавшимися издали игрушечными. Однако внутри этих башенок могли оказаться совсем даже не игрушечные орудия. Конечно, местные орудия – не скорострельные пушки. Но и трирема (не говоря уже о боранских судах) – не ракетный крейсер. Каменное ядро весом в полцентнера вполне могло отправить ее на дно. Подобные ядра, сложенные аккуратной кучкой у рамы здоровенного камнемета, Коршунов видел в херсонесской крепости, и они его впечатлили.

Одна надежда: римляне еще не знают, что их трирема захвачена.

На совете вождей присутствовали Одохар, Агилмунд, Скулди и, естественно, сам Коршунов.

Следовало разработать план атаки. Вернее, это Алексей полагал, что надо разработать план. Все остальные придерживались другого мнения.

– Все будет хорошо, Аласейа, не беспокойся! – покровительственно пробасил Одохар. – Мы их побьем.

– Ты уверен? Мы даже не знаем, сколько там воинов.

– Сколько бы ни было, – усмехнулся рикс. – Ты еще не видел гревтунгов в настоящем бою.

– Ну почему же! – возразил Коршунов. – А с сарматами?

– Так то сарматы, а то ромляне! – с оттенком пренебрежения произнес Одохар.

Коршунов покосился на Скулди. Герул считался экспертом по римлянам.

– Не беспокойся, Аласейа, мы их побили на море, побьем и на суше.

– «Мы их побили!» – фыркнул Агилмунд. – Мы их побили! А вы удирали, как зайцы!

– Ха! – зарычал Скулди, моментально наливаясь гневом. – Это вы удирали бы, кабы Аласейа не придумал – с мачтой! Мы, герулы, никогда…

– Скулди! Агилмунд! – рявкнул Коршунов прежде, чем перебранка набрала силу. – Ну-ка остыньте! Не одни!

Он был прав. Находившиеся на палубе воины и гребцы «верхнего яруса» с большим интересом прислушивались к «беседе». Впрочем, такие зычные голоса, как у Скулди с Агилмундом, было слышно и под палубой.

– У вас скоро будет возможность посоревноваться в доблести, – сказал Коршунов. – Но я хочу, чтобы вы поняли: наша задача – не определить, кто из вас храбрее, а захватить порт и дождаться подхода основных сил. И в первую очередь после высадки разобраться с башнями в гавани…

– Почему после высадки? – удивился Скулди. – У нас на палубе две катапульты. И полно зажигательных снарядов. Мы ударим по этим башнями, а потом, прямо с палубы, на ходу, атакуем. Главное, быстро развернуться, чтобы не дать им подготовиться и поднять цепи.

– Какие цепи? – удивился Коршунов.

– Обычные цепи, которыми вход в гавань перекрывают.

Удивленный, что вождь Аласейа может не знать таких элементарных вещей, Скулди растолковал. Каждая приличная гавань, хоть питиундская, хоть херсонская, имеет на вооружении цепи, которые в обычное время лежат на дне морском, а при необходимости натягиваются специальными машинами, поднимаются на поверхность и перегораживают вход в гавань. Очень просто и эффективно. И главная военная задача тех, кто защищает башни, – не «артиллерийский» обстрел, а как раз поднять эти самые цепи и пресечь проникновение противника в гавань. Но чтобы поднять цепи, требуется определенное время, поэтому очень удачно, что трирему беспрепятственно пропустят внутрь. И вот тогда…

Коршунов кивнул. Очевидно, что Скулди лучше него разбирался в местной штурмовой тактике. Была в этой системе «на авось» какая-то неправильность. Но сама система, очевидно, срабатывала. Иначе его собеседников давно прикончили бы. В этом мире вторая попытка давалась крайне редко. Как сказал кто-то из древних (а может, не таких уж и древних по местным меркам): «Горе побежденным!»

– Может, имеет смысл собрать наших воинов? – предложил Алексей. – Поговорить с ними?

– Зачем? – в один голос спросили Агилмунд и Скулди.

– Ну… объяснить задачу… воодушевить…

Агилмунд и Скулди глянули на Коршунова, как на слабоумного, переглянулись…

– Не нужно никому ничего объяснять, – очень спокойно произнес Одохар. – И воодушевлять наших воинов не нужно. Ты увидишь. Не беспокойся, Аласейа. Все будет хорошо.

«Хрен с вами, – подумал Коршунов. – Делайте что хотите».

Ему ли учить этих мужиков, прошедших через десятки схваток, как нужно воевать. Наверняка они лучше его знают, на что способны.

Трирема, подгоняемая слаженными ударами весел, бойко продвигалась вперед. Ее новые гребцы вполне освоились и ничуть не уступали старой команде. Синхронной гребле они были обучены, здоровья у каждого – немерено. И рулевые, бораны, тоже более или менее освоились. Еще в пути поотрабатывали маневры. Если на подходе к порту трирема вместо четких поворотов начнет неуклюже мотаться из стороны в сторону, римляне могут насторожиться.

Коршунов стоял у загнутого кверху носа, опершись на фальшборт, и смотрел на приближающийся город.

За его спиной слаженно ухали гребцы, поскрипывало дерево, негромко ругался Скулди, наставляя своих, как надо обращаться со «скорпионами» – стационарными машинами, старшими братьями Коршуновского самострела, способными метать зажигательные стрелы внушительных размеров. Вообще на триреме оказалось довольно много «горючки» – зажигательной смеси, явно на нефтяной основе.

Вдалеке, отстав намного больше, чем планировал Коршунов, тянулись боранские корабли.

Имело смысл придержать гребцов, но Коршунов не стал этого делать. Не стоит сбивать парней с ритма. Тем более им еще драться…

В гавань они вошли четко. Настоящие римляне не сделали бы этого лучше. Никто ничего не заподозрил. Цепи, о которых поведал Коршунову Скулди, так и остались лежать на дне. У пирсов стояли какие-то суда. Не военные. На берегу тоже не было солдат. И когда трирема рыскнула в сторону ближайшей башни, не слишком высокой – метра на четыре выше борта триремы, – там тоже не предприняли ничего. Коршунов успел разглядеть молодое лицо римского солдата – между зубцами наверху, и тут откуда-то вынырнули парни Скулди с дымящимся «ведерком» на длюннющем шесте.

Опаньки!

Содержимое «ведерка» ухнуло в «окошко» башни, полыхнуло… и изумленное лицо римлянина исчезло за клубами дыма.

Скулди заорал, трирема круто развернулась, в несколько могучих слаженных «гребков» пересекла гавань, снова развернулась… Во второй башне тоже ничего не успели предпринять. Заряд «горючки» канул в ее недрах; еще одно «ведерко» по немыслимой дуге, едва не задев снасти, взмыло вверх и плюхнулось на верхнюю площадку. Раздались дикие вопли, но трирема уже двигалась к берегу, к самому широкому пирсу, по обе стороны которого стояли пришвартованные суда, не оставляя и нескольких метров свободного места. Тут и обычной лодке негде пристроиться, не то что триреме. Но боранский кормчий направлял трирему прямо к занятому пирсу, весла ритмично пенили воду…

И трирема подошла к причалу, ничуть не убавив скорость…

«Сейчас разобьемся!» – подумал Коршунов.

Ничуть не бывало. Все было продумано. Длинные весла по левому (со стороны пирса) борту триремы взмыли вверх, а таран триремы с хрустом врезался в крайнее из пришвартованных у пирса судов.

В боевых условиях (Коршунов это видел собственными глазами) трирема слегка сдавала назад, протараненный противник «соскакивал» с тарана и благополучно шел на дно. Но сейчас трирема продолжала двигаться вперед. Более того, весла правого борта еще разок вспенили воду, «выправляя» нос триремы строго в сторону берега. И она продолжала двигаться, сминая стоящие у пирса суда, причем первое, «нанизанное» на таран, выполняло при этом роль амортизатора.

Это был красивый маневр. Их корабль двигался вдоль пирса под звон лопающихся швартовых, под хруст и треск ломающихся снастей и корпусов, мощно и неотвратимо, «очищая» правую сторону пирса и обращая мощь собственного разгона в обломки чужих кораблей. И остановилась лишь метрах в тридцати от каменного «обрамления» берега, уткнувшись носом к кучу хлама, образовавшуюся из доброго десятка вполне качественных корабликов.

Каменный шар врезался в край пирса, раскололся. Один из осколков гулко ударил в борт триремы.

– Одохар, башня! – заорал Коршунов.

В левой башне ухитрились сбить пламя и решили дать бой.

Но Алексей тут же понял: башня уже не имеет значения. Его воинство начало высадку. Орущие, бешеные, бесстрашные, они прыгали на пирс прямо с борта триремы, бежали к берегу, рубя всех, кто попадался на пути, – не воинов, обычных людей, замешкавшихся, ошеломленных внезапным превращением римской триремы в корабль, полный свирепых варваров.

На башне, видимо, сообразили, что обстрел триремы не имеет смысла. Следующий снаряд ударил в центр пирса, превратив в лепешку одного из герулов и покалечив еще двоих. Но это никого не остановило. Нападавшие рубили и кололи беспомощных людей, не различая мужчин и женщин, пробивая себе путь к берегу. Питиундцы разбегались в ужасе, прыгали в мутную воду, вопили, падали, умирали…

Коршунову это избиение казалось отвратительным. И бессмысленным, потому что обезумевшие от ужаса люди только мешали высадке.

Одно приятно: собственная небольшая дружина Коршунова осталась на палубе, рядом с ним.

Еще один снаряд прогудел в воздухе, ударился о камень облицовки, подскочил и врезался в толпу, уложив сразу нескольких человек: одного гревтунга и троих питиундцев.

С башней надо что-то делать.

– Ахвизра, сумеешь сделать так, чтобы они заткнулись? – спросил Коршунов.

Гревтунг кивнул и, прихватив с собой еще троих, спрыгнул на пирс. Через полминуты небольшая лодка отчалила от противоположной стороны пирса и направилась к внешней стене гавани. Неглупо. Со стены в башню забраться намного проще, чем с воды.

Резня на берегу практически закончилась. И наступательный порыв варваров тоже угас. Они словно забыли о том, что захват города не только не закончен: практически еще не начат. Доблестные воины, герулы и готы, дружно предались грабежу. Благо в порту всегда есть чем поживиться.

Нет, ну как воевать с такими уродами!

Отчасти Коршунов был не прав. Конечно, большинство его воинов жило настоящим моментом. Отсутствие врага и присутствие большого количества бесхозного имущества вызывали у них однозначную реакцию. Не у всех. Скулди и Одохар, например, отлично понимали ситуацию. И весьма активно пытались снова обратить толпу грабителей в подобие войска. Отчасти им это удалось. Но не настолько, чтобы продолжить атаку. И все же Алексей зря переживал. Его первоначальная задача была решена. Плацдарм захвачен. А планы Одохара и Скулди по захвату Питиунда силами одного авангарда не реализовались.

В общем, все шло неплохо, и можно было спокойно ждать подхода основных сил… Однако противник ждать не стал и сам нанес удар.

Римляне появились примерно через полчаса после того, как захваченная трирема вошла в гавать. Слаженный топот сотен ног, блеск солнца на выпуклых шлемах.

Их было не так много: в первой шеренге человек тридцать. Они двигались по хорошей, вымощенной камнем дороге, пологим изгибом спускающейся к гавани. Слева и справа дорогу ограничивали склоны, местами тоже облицованные камнем, – город поднимался от моря вверх аккуратными террасами. Белые и желтые домики тонули в садах. Взгляд Коршунова остановился на девочке лет десяти, взобравшейся на крышу одного из домов и с интересом наблюдавшей за тем, что происходит внизу.

А внизу готско-герульское воинство тоже заметило врага. Надо отдать им должное: грабежи немедленно прекратились, и «десантники» очень быстро собрались вместе.

Римляне же не торопились: двигались неспешно, слаженно, щит к щиту, ровной стеной. Не сплошной: с тремя узкими промежутками, в которые можно было видеть, что за первой шеренгой – еще несколько. Они были почти кинематографически красивы: одинаковые четырехугольные выпуклые щиты, одинаковые сверкающие шлемы с красными щетками гребней, золоченые значки на шестах…

Коршунов сравнил их с разномастным варварским воинством, с толпой бородатых дикарей… и забеспокоился. Нет, вид у его воинства был куда более грозным, но… но они казались толпой панков и металлистов, на которых спустили батальон ОМОНа.

А римский отряд между тем ускорил движение. Перешел с шага на неторопливую рысцу.

Гр-рум, гр-рум… – мерно, в ногу, бухали по мостовой сотни подкованных сандалий. Солнце сверкало на ритмично поднимающихся и опускающихся наколенниках фланговых солдат…

Нет, это не выглядело страшным, но Коршунов очень хорошо представил, как эти аккуратные шеренги врезаются в бесформенную толпу, накатываются, давят, оставляя за собой окровавленные тела, оттесняют ее к морю, к причалам, к кораблям, в воду – и прибой становится бурым от крови…

А его готы стояли той же бесформенной толпой, словно римляне не убивать их собирались, а устраивали для них театральное представление.

Коршунов не выдержал.

– Построиться, построиться! – закричал он. – Одохар! Скулди! Проклятие! Стройте людей, мать вашу… – Он даже не заметил, как перешел на русский язык. Дьявол! Он так и знал! «Все будет хорошо, Аласейа! Все будет хорошо!..»

Он бросился было к борту триремы, намереваясь спрыгнуть на пирс, но Агилмунд ухватил его за плечо.

– Нет, Аласейа! – рявкнул он. – Хочешь драться – бери свой самострел!

И Коршунов последовал его совету. Все равно его никто бы не послушал. Войско, вернее сказать, толпа варваров пришла в возбуждение. Они орали и потрясали копьями. Они подпрыгивали и гремели оружием… но оставались на месте. Словно их что-то сдерживало. Не что-то – кто-то. Коршунов отчетливо видел вороненый шлем Одохара – впереди войска. И желтый, похожий на римский, шлем Скулди – на другом фланге.

Римляне приближались: аккуратные прямоугольники тяжелой пехоты, между ними – такие же прямоугольники, но поуже – пехоты легкой… две сотни шагов, полторы…

Коршунов глянул на хронометр. По его прикидкам, до подхода основных сил оставалось минут сорок…

И тут варвары тоже тронулась с места, устремившись навстречу противнику. Но римляне двигались ровно и с одинаковой скоростью… как асфальтовый каток.

А варвары… они побежали вверх по склону, так же как стояли – толпой. Каждый – сам по себе. Более проворные вырывались вперед… аккуратные ряды римлян, на бегу, разошлись в стороны, пропуская вперед легкую пехоту, пращников. И тотчас, разом, словно залп, в воздух взвились десятки, нет, сотни каменных шариков. Взвились и обрушились сверху на наступающих… звонкие и глухие удары, вопли… то там, то здесь бегущие спотыкались об упавшие тела… спотыкались, падали… но остальные не останавливались, а только ускоряли бег…

За спиной Коршунова оглушительно лязгнуло. Сработал «скорпион». Агилмунд с товарищами, не в ущерб главной задаче – охране живого талисмана Аласейи, – тоже решили принять участие в битве. Промазали метров на пятьдесят. Зато Коршунов вспомнил, что и он – боевая единица.

Он поднял арбалет, тщательно прицелился – сверху это было очень удобно – в здоровенного парня, который держал значок с золотой птицей. И парень, и «птица» сквозь космическую оптику смотрелись замечательно грозно…

Б-бам! – приклад резко толкнул в плечо, парня со значком отшвырнуло назад. Он больше не встал, но значок подхватил кто-то другой…

И тут Коршунов воочию увидел, что такое – атака варваров. И понял, почему Одохар с Комозиком только усмехались, когда он говорил о необходимости «воодушевить» воинов.

Этих воинов воодушевлять было ни к чему. Страшной силы рев взлетел над ущельем. Варвары мчались вверх по склону огромными прыжками, раза в три быстрее спускающихся римлян, накатываясь на аккуратные шеренги темной бурлящей волной.

Коршунов натянул арбалет и пустил еще одну стрелу – в римлянина, отличавшегося особенно высоким гребнем. Попал.

Между противниками осталось шагов тридцать, не больше. По строю римлян прокатилось слитное движение – и десятки дротиков полетели в набегающую толпу… толпа поглотила их, как раньше поглотила камни пращников. Кое-кто упал, кое-кто отбросил щит, в который воткнулся дротик… но движение не замедлилось – ускорилось и… р-раз – десятки копий, дротиков, топоров посыпались на выпуклые римские щиты, вышибая из рядов аккуратные фигурки. Бреши тут же затягивались. Но не все. Некоторые – не успели. Кипящий буйный варварский вал наконец достиг цели и захлестнул плотину. Никто из нападавших не думал о собственной безопасности. Они с яростным ревом обрушивались на противников, разваливая щиты и головы, взбегая по падающим телам, перекувыркиваясь, перепрыгивая через щитоносцев… передовую шеренгу римлян захлестнуло в первую же секунду. Вторую разметало с такой же быстротой. Готы проникли в щели между отрядами, и щели эти тут же расширились, словно трещины в плотине – под натиском водной стихии..

Сквозь прицел-монокуляр Коршунов очень хорошо видел, как бьются воины-варвары. Он не узнавал лиц: все лица стали одинаковыми. Свирепыми масками с распяленными дырами ртов. Кровь хлестала на руки, на доспехи, превращала бороды и волосы в алые сосульки. Это была безумная рубка, в которой выживал сильнейший, и сильнейшими, безусловно, были те, кто приплыл вместе с Коршуновым.

Но так было не везде.

Второй эшелон римского отряда устоял и даже ухитрился сохранить некое подобие порядка. На него тоже давили, но напор первоначального разбега угас, так что тонкая цепочка римлян сумела сохранить строй и сейчас медленно пятилась – вверх по ущелью, туда, где дорога становилась уже… Коршунов наконец нашел того, кто командовал отступающими. Это оказалось не так уж сложно, поскольку этот воин держался рядом с единственным уцелевшим значком, доспехи на нем были получше прочих, и, главное, он – командовал. Коршунов поймал в паутинку монокуляра украшенную чеканкой кирасу, сделал поправку на расстояние и плавно нажал на спуск.

Арбалет толкнуло вверх, поэтому Коршунов не увидел, как стрела попала в цель. Но она попала, поскольку римский офицер исчез и больше в поле зрения не появлялся.

Коршунов быстро перезарядил оружие и послал стрелу в того, кто держал значок. И снова попал, причем так удачно, что значок упал вперед, на голову какого-то римлянина, а тот, кто его держал, рухнул под ноги товарищей. И в одном-единственном месте строй смешался… и лопнул. В образовавшуюся брешь тут же прорвался добрый десяток варваров.

Очень вовремя. Метров двадцать – и римляне смогли бы сдвоить ряды… и продержаться еще немного. И убить еще с полсотни врагов, прежде чем ярость варваров размажет их по камням мостовой.

И тут, в момент, когда Коршунов был уже практически уверен в победе, ситуация изменилась. К римлянам подошло подкрепление. Коршунов увидел их раньше, чем сражавшиеся. Увидел блестящие шлемы на изгибе дороги. Много шлемов. По меньшей мере раза в два больше, чем в первом отряде, том, который смяли и сейчас добивали его варвары, растянувшиеся, разрозненные…

– Агилмунд!

Родич оторвался от увлекательного накручивания ворота «скорпиона».

– Глянь туда!

На очередном повороте – солнечный блеск бронзовых шлемов…

Агилмунд глянул мельком, кивнул и тут же перевел взгляд выше. Лицо его стало весьма озабоченным.

Коршунов проследил, куда смотрит старший сын Фретилы, и понял, что тот счел более важным, чем приближение римского отряда, численно превосходящего «десантников».

Ага, ну конечно!

Из города вверх, по дорожкам и тропам, крохотные, как муравьи, уходили люди. И уносили добычу.

Агилмунд быстро глянул в сторону моря: не появились ли наконец боранские корабли? («Черт! – подумал Алексей. – Как скверно, что нет нормальных средств связи. Надо этот вопрос решать!») – и снова уставился на поле боя. Помрачнел. Ну да, нет никакой возможности снять часть сил и бросить их на перехват уносимого имущества…

– Ромляне! – гаркнул Коршунов. – Ромляне на подходе! Наших надо собрать вместе, понял? Иначе из них сделают фарш!

Дошло, блин! Агилмунд подумал немного, посопел, потом сложил ладони рупором:

– Одохар!

Хрен там! Доблестный рикс (Коршунов отлично его видел) с несколькими «сопровождающими» добивал группку прижавшихся к склону римлян.

– Одохар-р!!!

Куда там!

Зато услышал Травстила.

Жрец-кузнец держался неподалеку от рикса, но уже не дрался, наблюдал. И теперь оглянулся…

– Травстиле кричи! – скорректировал родича Коршунов.

– Угу. Травстила! Ромляне! Близко! Много!!! – надрывая глотку, заревел Агилмунд.

Кузнец кивнул и степенно (мать его так!) направился к Одохару, который как раз разобрался с той кучкой римлян и озирался, высматривая, кого бы еще порешить.

Травстила похлопал рикса по плечу, показал на Агилмунда, сказал что-то…

Коршунов прильнул к монокуляру. Бородатое, заляпанное кровью (наверняка чужой) лицо рикса гревтунгов утратило азартное выражение. Он закричал, созывая своих… поздно!

Римляне уже выкатились из-за поворота… и покатились дальше, гоня перед собой разрозненные кучки готов, подминая тех, кто сопротивлялся…

Надо отдать должное Одохару: он не полез нахрапом на превосходящие численно и организационно силы противника. А может, сработал пример Скулди: опытный герул, едва увидев наступающих римлян, моментально скомандовал отход…

Разумеется, отойти успели не все. Да не все и захотели отойти. Иные отморозки в одиночку бросались на строй легионеров… и отправлялись прямиком в Валхаллу. К Доннару и вотану. И лишь немногим удавалось прихватить с собой врага: римляне работали весьма профессионально. Коршунов не мог не восхититься, глядя, как их отряд спускается к пристани, словно некое многорукое-многоногое чудовище, слаженно, несуетливо и деловито уничтожая всех, кто оказывается у него на дороге.

Но и готы с герулами тоже даром времени не теряли. В считанные минуты раздербанили топорами ближайшие сараи, покидали обломки кучей и, укрывшись за импровизированной и довольно чахлой баррикадой (за спиной – невысокий парапет, полукругом выдающийся в сторону моря), встретили наступающего противника градом копий, дротиков и всего, что попадалось под руку.

Коршунов ожидал, что римляне ответят тем же или попытаются взять баррикаду штурмом, поневоле разбив строй и рискуя увязнуть или поломать ноги в деревянных обломках… ничего подобного. Легионеры даже не остановились. Просто второй ряд вскинул вверх щиты, прикрывая строй сверху, а первые дружно уперлись щитами в баррикаду… и куча хлама сдвинулась с места.

Укрывшиеся за ней заорали еще громче. Многие тоже уперлись щитами, пытаясь остановить движение, но хотя каждый гот или герул в отдельности был наверняка здоровее отдельно взятого латинянина, противостоять напору легионеров они не смогли. Как не могли из-за собственной баррикады даже дотянуться копьями до римской шеренги. А баррикада все ползла и ползла, прижимая варваров к парапету, лишая маневра. Сверху Коршунов видел изготовившихся пращников и дротикометателей. Они не торопились. Выжидали, пока их враги собьются в плотную массу. Тогда ни один снаряд не пропадет даром…

Но римляне тоже недооценили противника. Алексей увидел, как Скулди спрыгнул на щит, который держали трое герулов… хоп! И Скулди уже в воздухе! Перелетел через баррикаду и приземлился прямо на щиты, которыми римляне прикрывали головы, сшиб посланный в него одинокий дротик и соскочил прямо в гущу врагов. А мгновением позже еще один герул совершил красивый полет. Этот не сумел удержать равновесия, опрокинулся назад, скатился под ноги первой римской шеренги и умер, проколотый сразу тремя мечами. Однако других «прыгунов» его смерть не остановила. И очень скоро в «тылу» римского строя рубилось уже не меньше полусотни варваров. И хотя в задних шеренгах легионеров было втрое больше бойцов, в условиях хаотичной рубки варвары их все равно превосходили.

А еще через пару минут все опять изменилось. Римляне отступили от баррикады, как-то очень ловко перестроились – и храбрецы-варвары снова оказались «снаружи», перед стеной щитов. Тут римский отряд снова перестроился, образовав что-то типа каре. В готов и герулов полетели дротики. Те поначалу ловко ловили их щитами, но когда в твоем щите засели две-три такие штуковины, им особо не помашешь… так что четвертый дротик втыкался уже в ногу или еще во что-нибудь уязвимое…

Коршунов больше не стрелял. Болты кончились. Смотрел в монокуляр и огорчался. За спиной его азартно сопели дружинники. Им очень хотелось в драку. Но установка, полученная Агилмундом от Одохара, была совершенно четкой: Аласейю в сечу не пускать! И быть при нем неотлучно.