Текст книги "Великий канцлер"
Автор книги: Александр Михайловский
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Нет, – ответил Одинцов, – оставлять все как есть или отделываться чисто косметическим ремонтом (вроде отмены выкупных платежей) для России прямо противопоказано. Вы правильно сказали, что жить так дальше нельзя. Когда мы ехали сюда, в Санкт-Петербург, с Дальнего Востока, от всего увиденного у меня и моих товарищей сжимались кулаки. В отдельно избранных местах хотелось остановить эшелоны, высадить сопровождающую нас бригаду морской пехоты и перевешать все местное начальство и скотов-промышленников на фонарных столбах и деревьях. Кричащая роскошь одних и вопиющая нищета других приводят в ярость. У нас ТАМ тоже не все ладно, но ТАКОГО не видали уже лет девяносто. Авгиевы конюшни и то, наверное, смердели не так сильно. Мы готовы подписаться под всеми пунктами большевистской программы, кроме одного. Свергать императрицу Ольгу и разрушать государство мы вам не позволим, а в остальном для нас нет ничего невозможного. Сотрудничает же ваша партия с фабрикантом Саввой Морозовым. А мы способны дать вам значительно больше, чем две тысячи рублей в месяц на издание вашей «Искры». Государыня уполномочила меня предложить вам заменить требование низвержения самодержавия и диктатуры пролетариата на поэтапную социалистическую эволюцию, при которой опорным классом для государства будет не только рабочий класс и беднейшее крестьянство, но и прочие слои населения, занятые общественно полезным, созидательным трудом, в том числе и умственным.
– Это очень интересно… – медленно сказал Коба, – но заставляет задуматься, нет ли тут какого-нибудь обмана. С социалистами-революционерами вы, например, расправляетесь очень жестоко, несмотря на то, что они тоже хотят установить справедливость. Не получится ли так, что мы поверим в ваши обещания, раскроемся, а потом вы нас за одну ночь цап-царап – и дело в шляпе?
– Не получится, – хмуро ответил Одинцов, – с эсерами мы воюем насмерть, потому что их цель – именно разрушение государства и ниспровержение всего и вся, а программа у них только для отвода глаз. Будете более внимательно изучать семнадцатый год нашей истории, обратите внимание, что, дорвавшись до власти в феврале семнадцатого, эти сверхпопулярные у крестьянства деятели так и не выполнили ни одного пункта из своей программы, зато сумели довести государство до состояния полураспада, а выполнили их программу большевики, когда захватили власть в октябре.
– Я обратил на это внимание, – с легкой улыбкой сказал Коба, – но кроме эсеров, у нас еще имеются меньшевики. Почему вы не обратитесь за помощью к ним?
– А потому, – ответил Одинцов, – что эти люди в тяжелой форме страдают политической импотенцией, и никакой помощи, даже если они согласятся ее оказать, от них не дождешься. Господин Плеханов – это не больше чем пустышка, яркая обертка, внутри которой нет конфеты, и разговаривать с ним бессмысленно. Заболтают любой вопрос. Убивать как эсеров их, конечно, не за что, но единственная работа, которую можно доверить меньшевикам – это стоять пугалом на огороде и наводить ужас на ворон.
– Суровый вы человек, господин канцлер, – усмехнулся Коба, – и ведь не возразишь – именно поэтому мы с ними и размежевались, что от нас наша совесть требует действий, а они умеют только болтать. Что же касается вашего предложения, то я тут ничем помочь не могу. Мне самому кажется, что в нем есть рациональное зерно, и этот путь можно хотя бы попробовать; но принять его может даже не Старик или ЦК своим решением, а как минимум съезд партии, на который припрутся и меньшевики, и Бунд, и польско-литовские социал-демократы, которые у нас пока еще отдельное явление. Есть мнение, что ваше предложение будет провалено, причем все переругаются между собой до хрипоты.
– Ну, Сосо, – усмехнулся Одинцов, – если Стариком вы называете товарища Ленина, то, как вы говорите, есть мнение, что если он чего-то пожелает, то сможет увлечь за собой хотя бы фракцию большевиков. И этого будет достаточно. В противном случае нужных людей из этой партии придется выдергивать по одному, а всех остальных отправить в топку…
– Господин канцлер, – немного резко произнес Коба, – вы действительно готовы объявить войну большевикам то за то, что они откажутся от вашего предложения?
– А мы и так с вами воюем, – хмыкнул Одинцов, – потому что вы хотите низвергнуть самодержавие и разрушить государство, а мы все это защищаем. Протянутая мною рука с предложением мира и союза ничуть не отменяет того факта. А воевать мы умеем – можете спросить хотя бы у эсеров, заговорщиков и казнокрадов. Еще чего не хватало: деньги с народа по копеечке на государственные нужды собирали, а они их красть будут. Да черта с два!
– Хорошо, господин канцлер, – кивнул Коба, – я напишу письмо товарищу Ленину с изложением вашей позиции. А пока позвольте узнать – какое положение будет у меня самого? Ведь пока я вроде как арестант…
– Вам, Сосо, – сказал Одинцов, – как по похожему поводу в нашем мире сказал товарищ Ленин, требуется учиться, учиться и еще раз учиться. И учиться не только марксизму и истории нашего прошлого, но и прочим наукам. Для того, что вам предстоит в итоге, вы должны стать высокообразованным человеком с широким кругозором, ведь знания – это тоже сила и оружие.
– А что мне предстоит, господин Одинцов? – с интересом спросил Коба.
– Сначала, – ответил тот, – к примеру, вы будете редактором легальной и нелегальной большевистских газет. Причем нелегальная газета будет таковой чисто формально, потому что никто всерьез не будет разыскивать ее типографию и редакцию. А потом, лет через двадцать, в один прекрасный день вы займете мое место и поведете страну дальше, курсом к империалистическому социализму, или социалистическому империализму. Это будет видно позже, когда обозначатся общие контуры. Главное – это интересы России, а остальное побоку. А сейчас ступайте; я дам распоряжение Евгению Петровичу, чтобы вас из состояния почетного пленника перевели на положение дорогого гостя и предоставили вам доступ ко всей необходимой при вашей работе литературе. Желаю вам в этом деле всяческих успехов…
Часть 22. Дела местного значения
[12 августа 1904 года, полдень. Санкт-Петербург, Зимний дворец, кабинет Канцлера Российской Империи. Канцлер Империи Павел Павлович Одинцов.]
Ну вот, фигуры первого ранга расставлены на своих местах и отчасти приступили к работе; пришло время браться за второй эшелон, то есть за вакантные должности, не имеющие ранг министра, но тем не менее напрямую подчиненные канцлеру, то есть мне. Одна из первых задач, стоящих перед нашим правительством – это навести порядок с хлебной торговлей. Стопроцентную хлебную монополию на внутреннем рынке, при трезвом взгляде на положение вещей, мы вводить все же не стали, потому что так можно полностью прекратить снабжение продовольствием промышленных центров и вызвать для себя ненужные проблемы. Ведь свою государственную организацию, необходимую для обеспечения поставок зерна, нам еще только предстоит создать. По предварительным наметкам, это будет акционерная корпорация «Россзерно» со смешанным частно-государственным капиталом – одна из многих, предназначенных для решения стратегических задач.
Не менее пятидесяти процентов плюс один голос должны принадлежать государству, и лишь остальные пятьдесят – частным инвесторам. Государственную долю императрица Ольга распорядилась внести из специально созданного Инвестиционного Фонда, куда стекались капиталы, конфискованные у участников заговора Владимировичей, а также деньги деятелей, схваченных за руку на казнокрадстве и на прочих неблаговидных делах. Коллизия российского законодательства была такова, что члены правящей семьи – то есть Великие князья и Великие княгини – что бы они ни натворили, подлежат исключительно суду правящего монарха. Но если Николай своих родичей прощал всех подряд, даже не снисходя до разбирательств, то Ольгу еще приходится сдерживать, а иначе она загнала бы в Пишпек с конфискацией имущества большую часть правящей фамилии, представлявшую собой свору зажравшихся дармоедов. Никто так много и со вкусом не торгует Родиной, как Великие князья; и только единицы из них полезны государству.
Так, например, помимо Владимировичей, раскассированных в пух и прах, арест уже был наложен на имущество и денежные средства бывшего генерал-адмирала Алексея Александровича. «Дядя Леша», первостатейный казнокрад и широкая душа, в настоящее время пребывал в Париже, где отдыхал от трудов праведных в объятиях очередной пассии. Похоже, что, почуяв запах паленого, этот человек решил переждать бурю подальше от ее эпицентра, но не учел, что его могут взять не только по политическим мотивам, но и за банальное воровство. Отставка со всех постов, арест имущества и капиталов, а также объявление в розыск стало для него громом средь ясного неба. И все это – при самом широком опубликовании в печати, в знак того, что неприкосновенных больше нет. Личный суд императрицы над членами фамилии Романовых, оказался даже суровее и беспристрастнее, чем Суд Присяжных. Тех можно хотя бы попытаться разжалобить или подкупить, но Ольга была суровой как утес в Северном море. Она говорит, что в такие моменты вызывает в памяти образы голодных детей, просящих милостыню на железнодорожных станциях.
Алексей Александрович, как и многие другие его собратья по сонмищу Великих князей, является одним из самых ненавидимых людей в Российской империи, и больше всего недоброжелателей у него как раз на курируемом им флоте, чрезвычайно страдающем от дурного управления и воровства. К тому же у Мартынова в казематах Трубецкого бастиона Петропавловки в полном составе сидят подельники Александра Михайловича, члены Безобразовской шайки, своей жадностью и беспринципностью спровоцировавшие русско-японскую войну. Эти шакалы не великокняжеских кровей, поэтому их судьба – стать подсудимыми на открытом процессе; и доят их на адреса, пароли, явки в Петропавловке не по-детски. Чем больше гешефтмахеров удастся захватить бреднем в первом заходе, тем лучше мы вычистим авгиевы конюшни. Сказать честно, заговор Владимировичей – это такое приятное дело, что я их уже почти люблю, особенно глупую тетку Михень. По подозрению в причастности к ее затее можно хватать почти любого из элиты, потому что замазаны все. Теперь у Мартынова на очереди генерал-фельдцейхмейстер Великой князь Сергей Михайлович, второй любовничек Матильды Кшесинской, рыло у которого в пуху до самых пяток.
Одним словом, мы вскрыли назревший нарыв, и оттуда жирной струей потек зловонный гной. Хоть делается это не ради дешевой популярности, авторитет юной императрицы медленно, но верно ползет вверх. Люди видят, что каким-то чудом пришедшая к власти молодая девчонка, затянутая в черное платье, выполняет их самые затаенные желания по очистке страны от коррупционной скверны. На этом фоне теряются вопросы о том, что за люди окружают юную императрицу и подставляют ей свое плечо. Последние десять лет, после кровавой давки на Ходынке, вся страна жила с ощущением, что так дальше нельзя, и ожидая перемен. Не только так называемой прогрессивной интеллигенции, но и людям вполне консервативных убеждений царствование Николая Второго представлялось затхлым застоем, знаменательным смердящей коррупцией и некомпетентностью высших чинов. Все ждали ветров перемен, которые разгонят зловонные миазмы и дадут дышать полной грудью. Поэтому, когда императрица, практически не задумываясь, загнала Владимировичей в глухую Тьмутаракань, даже левые газеты на некоторое время поумерили лай в адрес власти, а взамен взахлеб залились криками: «Ату! Ату! Куси, его куси!». Ведь это так сладко – чувствовать себя членом стаи, травящей крупную добычу. Правда, потом у некоторых это неумеренный восторг сменился скулящим опасением за собственную шкуру, но это уже совсем другая история.
Кроме всего прочего, для финансирования разных неотложных задач императрица Ольга во всеуслышание объявила о резком урезании всех расходов императорской фамилии. Никаких празднеств, увеселений, покупок предметов роскоши, бриллиантов, яиц фаберже и прочей дребедени. Пока народ голодает и живет в нищете, она, императрица, отказывается от излишеств, а тех, кто не захочет последовать ее примеру принудит к этому силой. В том числе и тех Великих князей, до которых руки пока еще не дошли для того, чтобы закатать их по глухим углам Российской империи – ежегодные выплаты им следует сократить с двухсот до ста тысяч рублей. При этом в течение года те Великие князья, что до сей поры не были заняты никакой полезной деятельностью, должны найти себе применение, а иначе они прекратят получать и эти выплаты. Кроме того, приданое, выдаваемое великим княжнам и княжнам императорской крови при вступлении в брак, сокращается с миллиона до двухсот тысяч. Единственная статья, расходы по которой останутся неизменными – это содержание Императорских театров, которые производят годовой убыток на сумму в два миллиона в год. Общим счетом, по предварительным прикидкам, из двадцати миллионов золотых рублей (около пятидесяти миллиардов на наши деньги) удавалось сэкономить восемь (то есть сорок процентов), и эти деньги тоже будут поступать в Инвестиционный Фонд. Дальнейший прогресс в этой сфере может случиться в том случае, если удастся ликвидировать (то есть продать) какое-то количество принадлежащих императорской семье малых летних резиденций и дач (излишних с практической точки зрения), в числе которых находится и Ливадийский дворец неподалеку от Ялты. Впрочем, как раз его планируется сохранить для использования в представительских целях. Да и не хочет Ольга продавать то место, где испустил последний вздох ее любимый отец.
Казалось бы, в условиях такого невиданного притеснения и поношения местных элит можно ожидать их консолидации и попытку еще одного переворота в стиле заговора Владимировичей – на этот раз, к примеру, под знаменем Великого князя Николая Николаевича младшего. Но у наших оппонентов кишка на такие действия оказалась тонка. Во-первых – в Петербурге вовсю свирепствует Служба Имперской Безопасности, куда набрали самых отъявленных монархистов и сторонников сильной руки, которая всех скрутит в бараний рог, невзирая на лица. Во-вторых – Зимний Дворец охраняют не преображенцы, запятнавшие себя изменой, а подразделения из бригады морской пехоты полковника Новикова. Эти головорезы готовы за своего командира и в огонь и в воду, как за родного отца, а императрица для них – добрая матушка. Когда эти солдаты пришли в новиковскую бригаду на островах Элиота, к ним впервые отнеслись не как к нижним чинам (которым вместо голов было бы достаточно органчиков), а как к людям – таким же, как господа офицеры. Пожалуй, нечто подобное было только у Петра Первого в виде Семеновского и Преображенского полков. Личная гвардия безоговорочной преданности. Кроме морских пехотинцев, стопроцентно лояльны императрице моряки, синие кирасиры и ахтырские гусары. Дополнительно, для усиления безопасности, в Санкт-Петербург с Дальнего Востока перебрасываются части, участвовавшие в знаменитом Тюренченском сражении и прославившие русское оружие под командой Великого князя Михаила и полковника Новикова. Командует сводным корпусом безумно храбрый и честный генерал Келлер. Возможно, из этого получится Новая Гвардия; хотя и старую, петровскую Гвардию сбрасывать со счетов преждевременно.
Но вернемся к корпорации «Росзерно». И сама императрица, и Великий князь Михаил, и даже экс-император Николай, кроме Государственного взноса из Инвестиционного фонда, сделали взносы в капитал как частные лица, благо все трое были люди небедные. В случае с Николаем – это, скорее всего, благотворное влияние любезной Аллы Викторовны. Бывший русский император – в умственном плане человек чрезвычайно пластичный и подверженный женскому влиянию. Недаром же говорили, что мнение Александры Федоровны для Николая важнее, чем все рекомендации его министров и советников. Следом за Николаем и госпожа Лисовая сделала взнос от лица нашей корпорации попаданцев. Консолидировано «своих» частных взносов набралось еще процентов на двадцать, поэтому на оставшиеся тридцать процентов капиталов требовалось найти дополнительных частных инвесторов, после чего прицепить к этому поезду паровоз, то есть подобрать кадры, которые и потянут весь этот воз.
И такие кадры в стране имеются. На этот раз это не один, а целых два человека, которых канцлер Одинцов вызвал к себе одновременно. Из Нижнего Новгорода был приглашен шестидесятисемилетний купец-старообрядец Николай Бугров. Колоритнейший, надо сказать, персонаж. Зимой и летом ходит в кафтане, рубахе-косоворотке, козловых сапогах и картузе, окладистая седая борода «лопатой» при этом аккуратно подстрижена и не выглядит растрепанным веником. Помимо внешней примечательности, этот человек знаменит тем, что принадлежит к числу богатейших и успешнейших нижегородских купцов-хлебопромышленников. В собственности у Бугрова находятся: целый флот пароходов и барж для перевозки зерна и муки по Волге, зернохранилища и целая сеть вполне технически прогрессивных мельниц. У конкурентов мельницы водяные, зависящие от времени года и погодных условий, а у Бугрова – паровые (которым безразлично, на какой высоте стоит вода в местных речках), да еще и размалывающие зерно прогрессивным вальцовым способом, а потому особо производительные. Кроме всего прочего, Бугров входит в число купцов, которым дозволено поставлять муку и фуражное зерно для снабжения армейских частей (а такая честь выпадает далеко не каждому). Вот тебе и бородатый мужик-старообрядец…
При этом Бугров не является типичным выжигой, сдирающим с ближнего по семь шкур. Штат у него небольшой, но высокооплачиваемый, а прибыли он делит в следующем соотношении: сорок пять процентов – на развитие производства, столько же – на нужды родного ему Нижнего Новгорода и благотворительность, и только десять процентов – на себя лично. Да ему много и не надо. Наряд у него самый простой, стены в доме оклеены дешевыми обоями, а питается он не разносолами, а исключительно щами и кашами. Зато на его деньги в конце девятнадцатого века в Нижнем Новгороде была устроена первая центральная канализация, перекладывать которую понадобилось только через сто лет. Сравните с миллиардерами-олигархами из родного двадцать первого века, коим это человек равен по масштабам – и поймете, как за это время измельчали души и испортились нравы.
Бугрова Одинцов планировал привлечь из-за его талантов, без которых не представлялось возможным построить монструозную хлебопромышленную корпорацию, раскинувшуюся на всю территорию Российской империи и по масштабам кроющую конкурентов как Ахиллес черепаху. Монополия на экспорт, промышленные элеваторы для хранения больших резервов зерна, необходимых для борьбы с голодом в случае неурожаев, льготные железнодорожные тарифы и внеочередной пропуск грузов по магистралям с использованием системы ВОСО[11]11
ВОСО – служба военных перевозок.
[Закрыть] поставит «Росзерно» в преимущественное положение перед конкурентами, которые частью разорятся, частью будут вынуждены слиться с частно-государственным монополистом. Хлеб и вообще продовольственная безопасность – это слишком серьезный вопрос для того, чтобы отдать его на откуп разным случайностям.
Второй человек в тандеме, которому предстояло управлять зарождающимся монстром – это сорокапятилетний статский советник Алексей Владимирович Коншин, один из директоров Госбанка. На вид это худощавый интеллигент в очках, ходячий арифмометр, битком набитый цифрами. Всю свою жизнь господин Коншин плавно и неостановимо двигался вверх по карьерной лестнице, неотрывно придерживаясь стези финансиста. Статский советник, если перевести гражданские чины на военные – это нечто среднее между полковником и генерал-майором; в армии и на флоте чинов пятого класса попросту не существует и за шестым следует сразу четвертый. Если купец Бугров – мастер организации дела, то господин Коншин назубок знает финансовую сторону вопроса. Деньжищи корпорации выделены просто огромные, и они должны находиться в опытных руках.
– Итак, господа, – сурово говорит Одинцов, когда эти двое оказываются в его кабинете и измеряют друг друга недоверчивыми взглядами, – государыня императрица изволит поручить вам двоим дело государственной важности. В хлебной торговле у нас творится сущий беспорядок, а главное, при совершении сделок не соблюдается государственный интерес. В связи с этим с начала следующего месяца вводится государственная монополия на хлебный экспорт – для его реализации создается частно-государственная акционерная компания «Росзерно». И это – предложение, от которого нельзя отказываться. Половина капитала компании будет за государством, еще пятая часть – за членами императорской фамилии (включая императрицу) как за частными лицами, остальных инвесторов еще предстоит подобрать. Помимо экспортной монополии, у компании будет преимущественное право внеочередного провоза своих грузов по железной дороге по сниженным тарифам, а контроль над движением ее эшелонов будет осуществлять ВОСО. Любой железнодорожный начальник, который засунет эшелон с зерном в тупиковый путь, об этом потом жестоко пожалеет. На базе капитала компании, помимо всего прочего, будет необходимо развить систему элеваторов и ссыпных пунктов, которые не только хранили бы зерно, предназначенное на экспорт, но и держали бы необходимый государству неприкосновенный резерв на случай частичного или полного неурожая. Также в связи с осуществлением переселенческой программы компания «Росзерно» заблаговременно начнет свою деятельность в новых хлебородных губерниях, чтобы выращенные на новом месте урожаи не пропали втуне. Основной задачей, которая будет решать компания, должна быть скупка, хранение, переработка и доставка хлеба либо на экспорт, либо для потребления в нехлебородных губерниях… Господина Коншина планируется назначить финансовым директором новой компании, а господина Бугрова, соответственно, ее исполнительным директором. Финансовый директор работает с деньгами, отвечает за постройку элеваторов, мельниц и ссыпных пунктов, а исполнительный директор в рамках своего бюджета организует процесс скупки, транспортировки и переработки зерна.
– Господин Одинцов, – протирая очки платком, говорит ошарашенный Коншин, – а позвольте полюбопытствовать, какой стартовый капитал выделен для создания обозначенной вами компании?
– Уставной капитал, – ответил Одинцов, – определен в сто двадцать миллионов рублей золотом. Из них казна внесла шестьдесят миллионов, еще двенадцать с небольшим миллионов внесли члены императорской семьи, включая императрицу, а также лица, особо приближенные к трону. Остальные деньги, долю будущих частных инвесторов, еще предстоит найти. При этом государственный банк готов под залог торговых операций на некоторое время выдать суммы, впятеро превышающие стартовый капитал…
Глаза будущего финансового директора немного округляются. Сумма более чем солидная – в нашем прошлом именно в такую сумму обошлась постройка четырех дредноутов типа «Севастополь», а вся Русско-японская война нашей реальности обошлась в два с половиной миллиарда рублей, профинансированных за счет увеличения государственного долга. Тут за счет своевременного вмешательства война вышла скоротечной, а значит, значительно более дешевой, поэтому кое-что остается и на развитие…
Господин Бугров хмыкает и, выкатив вперед бороду, заявляет:
– А я, господин Одинцов, что бы вы там ни говорили, отказываюсь принимать участие в вашей сатанинской затее. Ишь чего удумали со своей императрицей – частную торговлю задушить! Делайте что хотите, но только без меня! Прощевайте…
После этого купчина встает со стула, гордо разворачивается и выходит из кабинета. Купцы-старообрядцы – они такие, по упрямству способны дать любому барану сто очков вперед. Господин Коншин остается сидеть на месте. Больше чиновник, чем предприниматель, он ждет, как на этот демарш отреагирует канцлер Одинцов. А тот особо никак не реагирует. Пожимает плечами и говорит Коншину:
– Вот, и на старуху бывает проруха. Ошиблись, значит, в человеке. Ну что же, мы это исправим… Надеюсь, вы, Алексей Владимирович, не сбежите от меня, как господин Бугров?
– Да нет, Павел Павлович, – отвечает тот, – я, пожалуй, останусь. Думаю, что с организационной частью вашего предприятия при помощи нескольких клерков я смогу справиться не хуже господина Бугрова. Он, конечно, в этом деле гений, наслышаны, знаете ли, но незаменимым его не назовешь.
– Ну, тогда все хорошо, – говорит Одинцов, – можете считать себя принятым в компанию «Росзерно» на должность генерального директора. Выше вас буду только я, а надо мной – лишь государыня императрица. Она же будет сидеть у вас в Наблюдательном совете и в Правлении как самый крупный акционер. Время не ждет, так что поскорее сдавайте дела у себя в госбанке и приступайте к обязанностям генерального директора, а пока изучите документы…
С этими словами канцлер протянул новоявленному генеральному директору плотную папку с бумагами. Еще одно дело было сделано. Если в нашем прошлом главными спонсорами государственного бюджета были государственные железные дороги и винная монополия, то теперь к ним добавятся доходы от монополии на экспорт хлеба.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?