Текст книги "Народ Великого духа"

Александр Михайловский, Юлия Маркова
Народ Великого духа

Часть 17. На далеком берегу

19 июня 2-го года Миссии. Утро. Вторник. «Отважный» на побережье Корнуолла.

Сергей Петрович проснулся ранним утром на узкой койке и первое, что он услышал, были слова супруги:

– Ты помнишь, какой сегодня день, милый? – спросила Ляля. Она сидела на противоположной койке и кормила грудью Петра Сергеевича, важного, как испанский гранд.

Минуту-другую в мозгах мужчины спросонья натужно скрипели шестеренки, задевая шариками за ролики, потом до него, наконец, дошло.

– Совсем я старый стал, Ляля, – извиняющимся тоном сказал он, – запамятовал про годовщину нашей свадьбы. И подарка тебе никакого не приготовил, хотя должен был…

– А, ерунда, – отмахнулась молодая жена, – что значат какие-то там подарки, когда ты подарил мне новую жизнь. Теперь я леди Ляля, на меня с уважением смотрит даже такая зазнайка, как эта госпожа Гвендаллион… А ты помнишь, кем я была год назад? Вечно голодной детдомовской девчонкой Лариской Мышкиной, которой наша директриса Горилла Горилловна, да будет ей земля стекловатой, желала благополучно сдохнуть на помойке. Спасибо тебе, что вытащил меня из того кошмара и привел туда, где я сама стала хозяйкой своей судьбы. Как говорил один известный персонаж – «лучший мой подарочек – это ты».

– Ляль, – неожиданно спросил Сергей Петрович, – скажи, а хотела бы ты когда-нибудь вернуться обратно – скажем, для того, чтобы что-то доказать или там отомстить?

– Э, нет, Петрович! – воскликнула Ляля. – Слова «доказать» или «отомстить» совсем не из этой сказки. Сама себе я уже все доказала, и на этом тема считается закрытой, а месть… это не мой метод. Я счастлива тем, что имею здесь и сейчас. Но… – она сделала паузу, – годовщина нашей свадьбы – это только наше с тобой личное дело. Помимо этого, сегодня ровно год с момента нашего общего благополучного прибытия на обетованные берега, а следовательно, годовщина начала того движения, что захватило Ланей, полуфриканок и еще превеликое множество народа, жизнь которого теперь тоже уже не будет прежней. Если бы не ты, Петрович, большинство людей, окружающих тебя, были бы сейчас давно и безнадежно мертвы, а остальные умерли бы в ближайшее время. Понимаешь?

– Понимаю, – с серьезным видом кивнул тот.

– Ничего ты не понимаешь, милый, – улыбнулась Ляля, – ты у нас получаешься самый настоящий Спаситель, спасающий людей самим фактом своего существования. Причем спасающий не только от самой смерти, но и от тьмы невежества. Но это опять же твое личное свойство, которое не подлежит обсуждению. Оно есть – и точка.

– Я не понимаю, Ляля, к чему ты клонишь? – Петрович сел на кровати и зевнул.

– Не понимает он… – вздохнула супруга оттого, что благоверный так недогадлив, – праздник сегодня у нас. Не какой-то там погодно-климатический: зима, весна, лето, осень, – а самый обыкновенный, памятная дата и годовщина великого свершения. Причем, в отличие от нашей свадьбы, это всеобщий праздник, он касается даже только что обращенных тобой кельтов. Ведь если бы не ты, они подергались бы еще немного на этом берегу и к зиме все как один неизбежно умерли бы от голода и холода. Бежать-то им отсюда было некуда… Так что вставай, милый, одевайся, пойдем найдем Виктора и отнесем народам благую весть о предстоящем сегодня сабантуе! А этот касситерит от нас не убежит: местные знаешь как его шустро собирают, только успевай корзины таскать. Но ведь и им нужен отдых…

Тот же день, час спустя, временное становище клана Рохан.

Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан.

Только что ко мне приходили Сергий ап Петр, леди Ляля и молодой воин Виктор. Они сообщили, что сегодня у их народа праздник, и поэтому в этот день следует не работать, а вкушать изысканные яства, петь и веселиться.

Тогда я с горечью ответила своему новому князю, что мы, конечно, были бы рады петь и веселиться, но изысканных яств у нас просто нет. запасы, взятые с собой из поместья, давно закончились, и теперь здесь, на этом бесплодном берегу, мы питаемся только морской рыбой, которую ловит Марвин-рыбак. И хоть эта рыба ужасно надоела нам, никакой другой еды у нас нет и не предвидится, поскольку единственный человек, который хоть что-то смыслит в охоте, Виллем-воин, стар хром и немощен, и пасущиеся на здешних пустошах[1]1
  Пустошь – почвенно-географический термин, обозначающий участок открытой, незащищённой от ветра земли, с очень бедными почвами. Различают травянистые пустоши, лишайниковые, мховые и кустарниковые. В данном случае леди Гвендаллион называет этим словом участок земли, непригодный для хозяйственной деятельности: пашни или сенокоса.


[Закрыть] олени не подпускают его к себе на удар копья.

Выслушав перевод моих речей из уст отца Бонифация и молодого воина Виктора, Сергий ап Петр не раскричался, не затопал ногами, а лишь сухо кивнул и сказал что-то леди Ляле на своем языке. Явно это было какое-то поручение, потому что та вручила свое дитя одной из темнокожих служанок-наложниц, после чего широко, по-мужски, зашагала в сторону их корабля. Я не устаю удивляться этой молодой женщине. Иногда она предстает самим воплощением нежности, женственности и материнской любви, а лик ее, склонившейся над сыном, подобен лику Мадонны, светло улыбающейся младенцу-Христу. А порой, вот как сейчас, она является воплощением собранности и деловитости, и ее жесткости может позавидовать даже такая опытная хозяйка как я.

Некоторое время спустя леди Ляля вернулась вместе со вторым молодым воином по имени Гуг. Этот молодой мужчина (именно мужчина, а не юноша, потому что у него имелась жена леди Люсия), в одной руке легко, как прутик, нес свой рожон, а в другой у него имелось нечто вроде складной ручной баллисты. По крайней мере, на лук это изделие сумасшедшего ремесленника походило весьма отдаленно. Вторая такая штука была в руке у леди Ляли, а через плечо у нее висели тула[2]2
  Тула – колчан.


[Закрыть] со стрелами и еще одна гром-палка – немного иного вида, чем та, которую носит Сергий ап Петр. Гуг отдал свой лук-баллисту своему товарищу Виктору и поудобнее перехватил свое великанское копье, и после этого Сергий ап Петр отвесил мне изысканный поклон, сказав, что просит прощения за ту недоработку, когда члены моей фамилии, уже став его людьми, были вынуждены питаться одной рыбой. И хоть с овощами в начале лета у них еще не особо хорошо, а крупы – это вообще задача нескольких последующих лет, но свежее оленье мясо на пропитание моим людям он гарантирует прямо сейчас. Для этого он просит послать с ними кого-нибудь из наших людей вместе с возом и упряжкой быков для перевозки добытого мяса.

Закончив переводить слова своего князя, молодой воин Виктор добавил от себя, что нам всем необычайно повезло, поскольку в мире нет лучшего сюзерена, чем Сергий ап Петр. И что нужно было сразу сказать ему, что у нашей фамилии проблема с едой – тогда мы уже два дня питались бы свежей жирной олениной. Этот человек настолько благороден, что сразу после окончания битвы начинает заботиться даже о семьях побежденных врагов – и потом, по прошествии недолгого времени, они непременно становятся его лучшими друзьями. Когда мы прибудем к их главному поселению, то сможем увидеть женщин из клана Волка, мужчины которого подверглись полному уничтожению за попытку нападения на людей народа Сергия ап Петра. Но когда закончилась битва, никто этих женщин не перебил, не подверг насилию и не обратил в рабство. Несмотря на то, что впереди была суровая местная зима, о них позаботились, выделили угол у огня и порцию хорошей еды – и теперь у князя Сергия ап Петра нет более преданных подданных, чем вчерашние Волчицы. А ведь у нас здесь даже не было битвы, и мы никогда не стояли в строю против строя его воинов – а потому его щедрое сердце будет делиться с нами не задумываясь. Ведь мы – все равно что сироты, которых следует подобрать, накормить и обогреть, а не подвергать насилию.

Закончив переводить речь Виктора, спевшего такой замечательный панегирик своему князю (значительно более многословный, чем его собственные слова), отец Бонифаций добавил, что будет счастлив бросать зерна истинной веры[3]3
  Отец Бонифаций имеет в виду притчу о Сеятеле из Евангелия от Луки, в иносказательной форме повествующей о миссионерской проповеднической деятельности членов первой христианской общины, от дома к дому вширь разносивших благую весть о первом пришествии Христа.


[Закрыть] в почву, так тщательно вспаханную и унавоженную князем Сергием ап Петром. Тут не то что какое-то одно зерно принесет плод сторичный – нет, все благие слова-зерна полыхнут невиданным урожаем людей, обращенных лицом к добру и свету.

На эти его восторженные слова я сухо ответила, что сейчас меня больше волнует не обращение в истинную веру абстрактных дикарей, которых я пока знать не знаю, а только благополучие моей фамилии, в которую, наряду с прочими, входит и сам отец Бонифаций. А особо тяжко мне потому, что я сама не дала моему князю полного отчета о состоянии дел в клане Рохан. Побоялась показаться жалобщицей и заработала упрек за то, что держала моего господина в неведении. По форме слова князя были извинениями старшего (сюзерена и родителя, якобы не выполнившего свои обязанности) перед младшим, а по сути – эти слова князя все же прозвучали как настоящий упрек…

Я стояла и смотрела в спины уходящим на охоту: Сергию ап Петру, леди Ляле, молодым воинам Виктору и Гугу, собаке князя, сопровождавшей их, а также молодому Вогану, сыну Тревора-управляющего, который понукал двух запряженных в повозку быков. И от этой картины, впервые с момента смерти Брендона ап Регана, мое сердце наполнялось ощущением надежности моего существования и уверенности в завтрашнем дне. Теперь у нашей фамилии есть человек, который решит наши проблемы и лишь одним своим видом утихомирит ссоры, которые нет-нет да вспыхивают среди нас. Теперь я могу прекратить отчаянную и безнадежную войну за выживание, которой была занята все последнее время, и, подняв очи к небу, задуматься о своей судьбе. Скажу честно, мне все еще не хотелось иметь Сергия ап Петра как своего мужчину, мне было достаточно, что он, не требуя от меня ложиться к нему в постель, принялся решать проблемы клана Рохан… Но все же меня будто грыз изнутри какой-то червячок сомнения.

– Падре Бонифаций, – повернулась я к капеллану клана, – скажите, а как нам быть после того, как мы присоединимся к народу Сергия ап Петра? Я имею в виду их ужасный богомерзкий обычай иметь по несколько жен…

– Сергий ап Петр, – пожал тот плечами, – говорит, что не человек для субботы, а суббота для человека, и что есть время разбрасывать камни, а есть время их собирать. Я должен еще все увидеть своими глазами, но, как я уже понимаю, не ради необузданного распутства ввел князь Сергий такой обычай, а только во имя исполнения завета Господня – заселить добрым, работящим и счастливым народом пустующие земли Шестого Дня Творения. А от большого количества незамужних женщин, число которых в несколько раз превышает число взрослых мужчин, большого счастья не добиться – так-то, леди Гвендаллион. Не все же способны блюсти себя во вдовстве с такой идеальной стойкостью, как вы. Дрязги, скандалы, разгул и разврат – как мыслию, так и плотию. Нет, леди Гвендаллион. Из всех возможных зол Сергий ап Петр выбрал наименьшее, и еще уменьшил его своим мудрым руководством… Никто никого не принуждает, и если у мужчины уже есть жена или жены, то их согласия спрашивают в первую очередь…

– Так, значит, – воскликнула я, чувствуя, как румянец заливает мои щеки, – и я тоже…

– Только если будет на то ваша добрая воля, леди Гвендаллион, – поспешил ответить отец Бонифаций, – а также добрая воля той семьи, куда вы вознамеритесь войти. По крайней мере, так мне рассказывал молодой человек по имени Виктор, который перед отплытием в этот поход женился сразу на трех смуглых красотках. Все эти темнокожие матроски, как он сказал, являются законными женами участвующих в этом предприятии князя и двух воинов; и девушка, которой леди Ляля передавала юного господина, это не служанка, а ее подруга и еще одна жена Сергия ап Петра. Впрочем, я считаю, что пока преждевременно вести разговоры на эту тему. Вот когда у вас возникнет желание войти в какую-либо семью, тогда и приходите – чтобы я, как ваш духовник, дал самый обстоятельный совет. А пока мне и самому далеко не все ясно, леди Гвендаллион…

Возможно, я бы еще что-нибудь спросила, но тут за прибрежными холмами три раза ударил гром из гром-палки Сергия ап Петра. Чтобы пришлось применять это абсолютное оружие вот так, три раза подряд, неведомый враг должен был обладать поистине сокрушительной мощью… Сердце у меня екнуло и подскочило под горло. Позже я убеждала себя, что испытывала такие сильные переживания оттого, что в случае если что-то случится с этим иноземным князем, спасение нашей фамилии может закончиться, так и не начавшись…

С тревогой мы наблюдали за ложбиной между двумя холмами, куда ушли охотники. Особенно волновалась моя дочь Шайлих, которая уже вбила себе в голову, что молодой воин Виктор непременно станет ее женихом… Каково же было наше облегчение, когда через некоторое время из-за холма показалась запряженная быками повозка Вогана, груженая какими-то тушами до самого верха. Рядом с ней шли своими ногами все четверо охотников… Радости нашей не было границ. Леди Ляля и Виктор были веселы, воин Гуг потрясал в воздухе своим копьем, больше похожим на оглоблю для повозки; и лишь Сергий ап Петр хранил обычное спокойствие. Быки тащили повозку с натугой, выбиваясь из сил; большие тяжелые колеса глубоко увязали в песке. Животные поминутно оборачивали головы назад и громко мычали, словно там, на повозке лежало нечто такое, что чрезвычайно смущало их ограниченный бычий ум.

Когда возвращающиеся приблизились, стало ясно, что это была не самая простая охота. Помимо двух оленей, которым предстояло пойти на пропитание нашей фамилии, в повозке громоздилась туша какого-то большого животного со шкурой серо-желтого цвета и оскаленной зубастой пастью, явно выдававшей свирепого хищника. Мне эта тварь показалась похожей на обыкновенную лесную рысь, только размером она была не с крупную собаку, а с небольшую лошадь. Зато Виллем-воин, в своих странствиях повидавший много всякого, сразу узнал зверя.

– Клянусь Спасением души, леди Гвендаллион, это же самый настоящий лев! – с восторгом и недоверием воскликнул он. – И какой большой! Наверное, поэтому даже гром-палка не смогла убить его с одного раза. Я видел похожего в зверинце у одного франкского князя, только тот был гораздо меньше…

– Тут все не так, как у нас дома, – сухо ответила я, – так что давайте прежде всего выслушаем историю, которую готовится поведать нам князь Сергий ап Петр…

Тот же день, вечер. временное становище клана Рохан.

отец Бонифаций, капеллан клана Рохан.

Чем больше капеллан клана Рохан наблюдал за князем Сергием ап Петром и его спутниками, тем интересней становилось ему это занятие. Колдуны? Да нет, как бы не так… Эта версия потерпела крах еще в самом начале. И дело не только в том, что чужеземный князь и его спутники были со всех сторон обвешаны холодным железом, явно предпочитая этот металл остальным. Помимо этого, новый знакомый отца Бонифация, в отличие от обычного колдуна, озабоченного только собственным благополучием, не греб все под себя, а раздавал добро направо и налево – и оно каким-то удивительным путем возвращалось к нему сторицей. Он никому не угрожал, не пугал силой и властью, и в то же время люди подчинялись ему беспрекословно; и даже клан Рохан с первых же дней стал втягиваться в эту орбиту. Быть может, происходило это из-за того, что предъявляемые им требования были разумны и не подразумевали излишних притеснений, а может, тут играл роль его огромный авторитет… впрочем, здесь, пожалуй, имели место сразу обе причины.

Вот, например, история со львом – о ней капеллану отчасти поведал бедняга Воган, который был ее свидетелем, а отчасти рассказал сам Сергий ап Петр. Почему Воган бедняга? А потому что парень перепугался так, что у него зуб на зуб не попадал. Сам же князь признал, что ожидал чего-то подобного: там, где пасутся дикие стада, часто ошиваются и крупные хищники, любители свежего мяса. Обычно эти твари охотятся на оленей стаями-фамилиями, состоящими из самца и нескольких подчиненных ему самок. Атакуя с разных направлений, самки выявляют в оленьем стаде самое слабое животное, загоняют его и убивают. И только потом вкушать положенную императорскую долю подойдет их супруг, господин и повелитель. Такая стая предпочтет не связываться с двуногими, больно тычущими острыми палками, а вместо того поищет добычу полегче… С людьми мало кто связывается – даже здесь, где оружие слабо, а хищники сильны.

В этот же раз все было не так. В засаде неподалеку от стада сидел старый самец, очевидно, изгнанный из своей стаи-фамилии молодым соперником. Не имея ни малейшей возможности без посторонней помощи поймать даже самого слабого оленя, старик нацелился на Вогана с его быками – они, должно быть, показались ему легкой добычей. Он напал в тот момент, когда леди Ляля и Виктор уже успели подстрелить по оленю из своих луков-баллист… Если бы не собака Сергия ап Петра, которая подняла тревогу, Воган, наверное, уже предстал бы перед престолом Бога-Отца (который, должно быть, в отсутствие Святого Петра сейчас лично отделяет агнцев от козлищ). Но даже несмотря на это, бедняге было не уцелеть. Когда собака истошно залаяла, сам князь сделал гром один раз, его супруга, леди Ляля, сделала гром два раза; а молодой воин Виктор пустил в эту тварь стрелу из лука-баллисты и успел обнажить свой длинный меч… И после этого молодой воин Гуг хладнокровно принял кинувшегося хищного зверя, уже получившего множество ран, на свой рожон[4]4
  Рожон – тяжелое копье, упертое пяткой в землю и удерживаемое в наклонном положении, чтобы кинувшийся на охотника зверь сам насадил себя на острие. Лезть (идти) на рожон (разг.) – предпринимать заведомо рискованные действия, обреченные на неудачу и сулящие неприятности.


[Закрыть] – и тот издох в ужасных муках.

Одним словом, они защищали Вогана так, будто он был один из них; а ведь между тем тот являлся одним из самых бесполезных людей в клане Рохан. Сын рыбака становится рыбаком, сын гончара – гончаром, сын кузнеца – кузнецом, сын воина – воином, сын лорда – лордом. И только сын управляющего может стать управляющим только в том случае, если у него к этому делу есть определенные наклонности. А так как у Вогана таких наклонностей нет, то ему прямая дорога была в монастырь или в писцы при короле Думнонии. Больше нигде грамотным и не обремененным иными талантами места в этой жизни нет. Самое интересное в том, что Сергий ап Петр даже не понял смысл вопроса, заданного леди Гвендаллион. Защищали, потому что поступить иначе было нельзя. Живой ведь человек мог погибнуть, а не какая-нибудь скотина бесчувственная…

А потом, когда леди Гвендаллион стала долго и сбивчиво (особенно в тройном переводе) благодарить за спасение члена ее фамилии, он взял и подарил ей шкуру этого льва. При этом еще и извинился – что сейчас, мол, лето, и шкура не особо хороша, годится только на коврик у кровати; если зверя добывают ради настоящего меха, то делать это положено зимой… А сейчас необходимо готовить угощение, у нас же праздник, вы не забыли, любезная леди Гвендаллион?

А потом он с леди Лялей появлялся то тут то там. Вместе со своими людьми вкушал горячую, истекающую соком оленину, зажаренную на углях, а потом пел с ними длинные протяжные песни. Было заметно, что из присутствующих только леди Ляля происходит из того же народа, что и сам князь Сергий ап Петр, остальное же общество, окружающее княжескую чету, первоначально было сложено из самых разнородных частей. Но, несмотря на это, сейчас отец Бонифаций уже не взялся бы разделять его на отдельные составляющие. Эти люди были спаяны между собой накрепко – так, что не раздерешь на части. Такая общность – наилучший вариант для создания первой общины. При этом священника ужасно расстраивала необходимость общаться с князем и его людьми через двух переводчиков, но тут пока нечего нельзя было поделать. Тем более что Виктор владел языком Сергия ап Петра даже менее чем посредственно, и в его изучении мог помочь слабо. Но тот, кто ставит себе цель (особенно если это упорный человек, как отец Бонифаций), своего добьется всегда… Капля за каплей камень точит; придет еще то время, когда он сам сможет обсудить с князем все животрепещущие вопросы бытия. А пока остается лишь наблюдать за происходящим в свете костров и делать далеко идущие выводы.

Вот темнокожие жены пришельцев водят свой дикий зажигательный хоровод вокруг костра, сложенного из цельных стволов плавника… А вот в этом хороводе уже кружат и дочь леди Гвендаллион Шайлих, и дочь Виллема-воина Фианна, и дочь Онгхуса-кузнеца, конопатая как рыжее солнце, Бриджит, а также дочь Корвина-плотника Эна. У двух последних только-только начали расти цыцки, но, несмотря на это, они отплясывают со всем возможным энтузиазмом… Сверкают босые пятки, летят по воздуху черные и рыжие волосы, распущенные для безумной пляски, ободрительно хлопают в ладоши мужчины и матроны пришельцев и клана Рохан. Жареное на углях сочное мясо после поднадоевшей рыбы делает людей дерзкими и раскованными.

И все знают, что завтра наступит новый день, снова надо будет собирать на морском берегу кристаллы оловянной руды, складывать их в корзины и таскать их на борт корабля с гордым названием «Фортис». От этой работы в клане Рохан освобождены только сама леди Гвендаллион, Виллем-воин и отец Бонифаций, а также супруга Виллема-воина Нара-повариха – в то время когда остальные работают, она варит им всем обед. Со стороны же пришельцев не заняты на работах только леди Люсия и леди Ляля – они занимаются тем, что сидят с детишками, причем не только своими, но и клана Рохан; и леди Гвендаллион в первый же день присоединилась к их компании. То, чем заняты леди пришельцев, не зазорно и для госпожи клана Рохан. И, кроме того, это отличная возможность взаимодействовать друг с другом без посредников. Пока общение идет на уровне «моя твоя не понимай», жестами и гримасами две молодые женщины (по понятиям двадцать первого века госпожа Гвендаллион довольно молода, ей всего тридцать пять лет) налаживают первый контакт и узнают друг друга.

19 июня 2-го года Миссии. Вечер. Вторник. Дом на Холме.

Ольга Слепцова.

Еще вчера, за общим ужином, Андрей Викторович от имени совета вождей объявил, что сегодня, девятнадцатого июня, у нас нерабочий день. Мол, ровно год назад наши вожди завершили свое эпическое путешествие на «Отважном» из Санкт-Петербурга сюда, на юг Франции, и как раз по этому поводу у нас будет праздник-сабантуй. Когда мой муж рассказывал обо всех деталях того предприятия, у меня всякий раз от ужаса волосы дыбом вставали. И в то же время его рассказы были мне несказанно интересны, ведь, кроме зимнего путешествия к клану Северных Оленей, я ни разу не покидала Большого Дома. Путешествие «Отважного» проходило по той части ледниковой Европы, которая максимально отличается от привычного нам состояния природы. Великая река, вытекающая из Балтийского озера и впадающая в Бискайский залив… По правому борту коча громоздились бесконечные ледники, хранящие огромные запасы пресного льда, а с противоположной стороны простирались бескрайние травянистые просторы, где паслись стада северных оленей, овцебыков, первобытных лошадей и даже мамонтов. Я была зимой в замерзшей и чуть припорошенной снегом тундростепи, так что могу представить, какими великолепными эти места были в начале лета, когда прогретый солнцем воздух полнится ароматами цветущих трав (а также жужжанием комаров, мошки и прочего гнуса).

Маленький кораблик посреди безлюдного и бескрайнего великолепия первобытной природы… Позади него – мир Будущего, а впереди – Великая Цель. Да нет, цель их стала Великой только потом, когда относительно роскошная усадьба, спроектированная Сергеем Петровичем для себя и своих немногочисленных спутников, превратилась в тесную казарму, укрывающую в своем чреве зародыш нового народа. Да, это поселение, основанное русскими, вмещает в себя людей, которые в будущем станут отдельным народом. У живущих здесь уже есть свой, наполненный специфической терминологией, язык, свои обычаи и верования, своя материальная культура и достаточно высокий уровень развития. Теперь все зависит от того, сумеет ли Антон Игоревич запустить производство собственного металла. Доменная печь для выплавки чугуна и переделки его в сталь находится в процессе строительства, но при этом основное внимание пока уделяется будущему производству стекла. Сергей Петрович у нас максималист: он хочет, чтобы в его поселении в окнах непременно имелись стекла, а не пленки от мочевых пузырей различных животных. Наш главный шаман говорит, что стоит только начать урезать осетра, как появится риск остаться с маленькой плотвичкой в руках.

Нет уж, все следует сделать в максимальном соответствии с заранее сверстанными планами, качественно и в срок, и с этим мнением согласны большинство из нас. Да и как же тут быть несогласным, если именно нам и нашим детям жить в том новом прекрасном мире, который строит Сергей Петрович с прочими вождями нашего народа. Раньше это выражение, «вожди народа», казалось мне до предела утрированным и карикатурным. Какие могут быть вожди у народа, если люди устроены так, что каждый тянет одеяло на себя? Стоит кому-то попасть на самый верх – и он тут же забывает все красивые слова, отгораживается от народа стеной полицейских и делает не то, что нужно его избирателям, а то, что велит личный интерес и классовая солидарность с иными власть имущими. Но здесь все совсем не так. Вожди не отделяют себя от народа, не требуют себе особенных привилегий. Валера рассказывал, что прошлым летом случилось так, что темненькие полуафриканки все вместе понесли наказание за грех людоедства, а большая часть взрослых женщин-Ланей – за неблагодарность и попытку бунта. Образовался эдакий ГУЛАГ в миниатюре, который вожди использовали на особо тяжелых работах. Так вот, даже тогда все, – и вожди, и обычные члены племени, и те, что считались заключенными, – питались из одного котла и одинаково тяжело работали по шестнадцать часов в сутки ради будущего общего блага.

И вот оно – это благо, как вполне очевидная вещь… Ведь, несмотря на скученность и тесноту в Большом Доме, наше племя благополучно перенесло суровую местную зиму и теперь готовится расширяться дальше… Доказательством тому являются пищащие младенцы и еще большее количество молодых женщин с животами разной степени оттопыренности. Когда я училась в университете, нам говорили, что когда человеческое сообщество попадает в благоприятное положение, его неизбежно настигает взрывной рост численности. Но если верна прямая теорема, то верна и обратная. Отрицательный прирост численности коренных европейцев в конце двадцатого и начале двадцать первого века говорят о том, что состояние общества в те времена было крайне неблагоприятным, вплоть до угрозы вымирания. И вина за это лежит на тогдашних вождях всех без исключения народов. Так называемую объединенную Европу строил не какой-то конкретный Наполеон, Гитлер или Гельмут Коль. Совсем нет. На самом деле это плод коллективного творчества, и ее образ – это предмет согласия всех европейских элит. Но хватит об этом; я здесь, на своей новой родине, и вожди ее сто очков вперед дадут привычным нам политиканам, а та Европа осталась в двадцать первом веке, куда мне хода нет… да, впрочем, и не надо.

Итак, ради мечты об оконных стеклах Сергей Петрович и его товарищи уплыли на «Отважном» к далеким британским берегам, ибо только там возможно добыть необходимое для их создания рассыпное рудное олово. Мы же остались дома, в своих трудах и заботах. Мой муж Валера (точнее, уже Валерий Андреевич) еще после отъезда Сергея Петровича в поход за белой глиной, как его ученик и помощник, принял под свое руководство деревообделочную мастерскую. С раннего утра до позднего вечера жужжит пилорама, перерабатывая доставляемые с лесосеки стволы. Лето только началось, а во дворе мастерской под импровизированными навесами уже громоздятся штабеля досок и бруса. То же самое творится и на кирпичном заводе у Антона Игоревича. Штабеля, штабеля, штабеля… Кирпич сырцовый, кирпич обожженный, кирпич огнеупорный кварцевый, а с недавних пор, в качестве эксперимента, кирпич каолиновый.

В этом году нам предстоит возвести еще несколько домов, пригодных для того, чтобы в них жили большие семьи по несколько десятков человек. С этой целью Андрей Викторович уже расчистил просеку от Большого Дома к Дальнему ручью, на берегу которого планируется построить поселок пока в одну улицу, подальше от вредных производств. Маленькие комнатушки с трехъярусными кроватями, позволившими нам пережить эту зиму, уйдут в прошлое. И мы с Валерой, и Сергей-младший, и Гуг, и маленький Антон, и Роланд с Оливье, и прочие наши французские мальчишки, включая новичка Виктора, получат собственные дома, которые позволят им иметь столько жен и детей, сколько получится. А Большой Дом, оказавшийся не таким уж и большим, останется только жилищем главных вождей и административным центром.

Но не все согласны с этим решением. Антон Игоревич, хоть и тоже главный вождь, просит построить ему маленький домик «на две жены» где-нибудь поближе к производству, чтобы не бить зря ноги. И в то же время Марина Витальевна как фельдшер должна находиться в новом поселке – там же, где будут жить ее потенциальные пациенты. Но у самой у нее свое мнение. Она говорит, что оказывать медицинскую помощь по месту жительства сможет и ее помощница Люся. А уж она сама будет находиться возле того места, где пилят бревна, таскают тяжести, обжигают глину, варят стекло и плавят металл – то есть там, где в предыдущий год члены племени Огня получили девяносто процентов своих мелких травм. А за то, что никто не покалечился по-крупному, следует благодарить Великого Духа и Сергея Петровича, который по-шамански обвешал все нарушения техники безопасности огромным количеством табу. Это подействовало даже на наших обуянных духом противоречия французских школьников из двадцать первого века. Что-то не находится среди них желающих смело сунуть пальцы в оголенные контакты распределительного щита или под бешено вращающуюся фрезу лесопильного станка. Дураков среди них немае, как говорит Марина Витальевна.

Кстати, о Люси д'Аркур, которую никто уже не называет Люськой, а именуют не иначе как Людмилой Марковной – это если официально; а если по-свойски, то Люсенькой. Она у нас – одно из главных чудес года. Выпускайся у нас журнал «Тайм» – быть ее портрету на обложке. Перековать завзятую стерву и мерзавку в полезного члена общества – это еще надо суметь, а уж «Сказ о том, как Люся выходила замуж» и вовсе достоин отдельного романа. Или, быть может, завзятой стервой и мерзавкой ее сделало, как любит выражаться Андрей Викторович, «буржуазное общество наживы и чистогана», а здесь, при первобытном коммунизме Сергея Петровича, вся эта шелуха и короста полезла с Люси клочьями, обнажая душу честного и ответственного человека. Так что она у нас теперь на передовой – плавает вместе с Сергеем Петровичем то за каолиновой белой глиной, то за оловянной рудой (Марине-то Витальевне не до того, да и возраст). Кстати, если в прошлой жизни мы с Люсей друг друга едва замечали, то теперь приятельствуем. Я с нетерпением жду ее из очередного путешествия, чтобы на дикой смеси русского и французского языков выслушать впечатления о далекой стране вечных туманов.