Текст книги "За точкой невозврата. Полдень битвы"

27 сентября 1942 года, 16:15. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

Присутствуют:

Верховный главнокомандующий, нарком обороны и генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин

Нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов

Нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия

Начальник генштаба генерал-полковник Александр Михайлович Василевский

Посол РФ в СССР – Сергей Борисович Иванов

Даже еще не закончив осваивать германское наследство и не успев навести окончательный порядок на Балканах, Советский Союз уже оглянулся через левое плечо на Дальний Восток: ощущение угрозы, исходящей со стороны японских самураев, за последнее время не исчезло, лишь несколько поблекло. Но пока только оглянулся – чтобы запомнить, кто где стоит, ибо на Европейском театре военных действий еще далеко не все было решено.

Согласно акту почетной капитуляции, подписанному представителями советского и германского командования, немецкие оккупационные войска в Европе передают свои функции советским частям и соединениям, после чего убывают на территорию своего фатерлянда для дальнейшей демобилизации. Там, где такие войска имеются, все проходит в строгом соответствии с достигнутыми договоренностями, ибо из генерала Гальдера получился прекрасный военный диктатор.

Но не вся Европа перед нападением на СССР была занята немецкими войсками. На юге Франции, в так называемой «свободной зоне», внезапно засуетился маршал Петен. В сороковом году он и его прихвостни угодничали перед Гитлером и Муссолини, и теперь эта теплая компания нацпредателей ищет себе новых хозяев. Британия и Соединенные штаты Америки уже получили от властей Вишистской Франции официальные приглашения прийти и владеть этой территорией, чтобы защитить ее обитателей от девятого вала русско-большевистского нашествия, катящегося по Европе. Южнее рептильного Французского государства маршала Петена за Пиренеями существуют диктаторские, якобы нейтральные, режимы – Франко в Испании и Салазара в Португалии. И если Франко еще не так давно был дружественно настроен к Третьему Рейху и Италии Муссолини, то Салазар до сих пор ориентируется на англичан. Италия после ликвидации Муссолини объята хаосом, поскольку коммунистическое правительство Пальмиро Тольятти контролирует только столицу и промышленно развитый Север, а чем дальше на Юг, тем больше признаков того, что власть на местах принадлежит «уважаемым людям», а проще говоря, бандитам.

Но наиболее серьезная неприятность для Советского Союза – прямо у его границ. Турция, еще при Ататюрке резней и депортациями добившаяся искомой моноэтничности и монорелигиозности, потом последовательно лобызалась в десны и со вторым изданием Антанты, и с Третьим рейхом, а сейчас готова делать это с Америкой и Британией – да только Рузвельту и Черчиллю пока недосуг, ибо Япония беспокоит их гораздо сильнее Ближнего Востока. Но, несмотря на отсутствие к нему интереса со стороны потенциальных покупателей, турецкое государство готово предоставить свою территорию в качестве плацдарма для нападения на СССР.

Перед началом совещания обстановку на европейском и дальневосточном театрах кратко доложил генерал Василевский, после чего наступило время обмена мнениями. Первым взял слово товарищ Сталин.

– Есть мнение, – сказал он, – что планировать операцию на нашем заднем дворе в Маньчжурии прежде, чем мы навели порядок перед европейским фасадом – не что иное, как непростительное легкомыслие и самонадеянность. Тише едешь – дальше будешь. Самураи от нас никуда не убегут и прежде времени не нападут, а вот американский истеблишмент, когда мы устраним его главного врага, может поменять мнение по отношению к союзу с СССР. Если будет надо, они для этого даже пойдут на устранение президента Рузвельта – точно так же, как в мире товарища Путина они устранили президента Трампа.

– Едва ли тут можно проводить прямые аналогии, – ответил Сергей Иванов, – ибо президент Уоллес для того же самого истеблишмента будет гораздо опаснее трех Рузвельтов. Впрочем, и сам старина Фрэнки после разгрома самураев вряд ли будет с прежней благосклонностью взирать на то, как вы хозяйничаете в Европе. В любом случае капитуляция Японии станет тем поворотным моментом, который откроет путь к Холодной войне. Не стоит забывать, что прямо сейчас в Соединенных Штатах Америки полным ходом идут работы по созданию атомной бомбы, и если позволить им завершиться, то повторение нашей истории, лишь с небольшими сдвигами, может повториться. В свете этого знания, максимум, что вы можете позволить американцам в качестве плацдарма – это Британские острова, но еще лучше, чтобы их не было и там.

– Вот это мы и имели в виду, – хмыкнул Сталин. – Обезопасив себя с европейского направления, самураев мы впоследствии разгромим в любом случае. Но прежде чем разворачиваться на Дальний Восток, необходимо как следует прибраться в нашем европейском палисаднике, чтобы в нем не валялись разные ненужные предметы, о которые впоследствии можно споткнуться и разбить лоб. Не нужно нам такого риска. Нам вообще никакой риск не нужен. Поэтому… Британский вопрос надо разрешать в том же ключе, что и японский, впрочем, Вячеслав, никаких политических заявлений на эту тему делать пока не надо. Есть мнение, что по ходу расчистки завалов, оставшихся после неудачного для Великобритании Мюнхенского сговора, господин Черчилль сам даст нам повод перевести его государство из разряда недружественных попутчиков в разряд прямых врагов.

– Я тебя понял, Коба, – сказал Молотов, – и должен сказать, что одобряю твое решение. Нет у нас на самом деле более опасных врагов, чем Великобритания и Соединенные Штаты. Даже Гитлер был не более чем их кадавром, взбунтовавшимся против своих создателей. Если бы не политическая помощь британцев и денежные вливания американских банкиров, то Германия никогда бы не смогла набрать такой мощи.

– Гитлер – это вопрос особый, – возразил Сталин. – Он обманул французов и англичан и ударил на запад в тот момент, когда они ожидали его нападения на СССР летом сорокового года. Какая ирония судьбы – те, кто привык обманывать других, сами оказались обмануты, причем своей же, как они думали, куклой-марионеткой. С этого момента в Лондоне и Вашингтоне ценой сепаратного соглашения с Германией стала голова бесноватого фюрера. В будущем, когда закончится война, мы не хотим оказаться окруженными вражескими базами по периметру наших границ. Изучив историю мира наших потомков, мы понимаем, что благодушная к Советскому Союзу Рузвельтовская Америка Нового курса после победы над японскими самураями заживется на этом свете очень ненадолго. И даже если жизнь старины Фрэнки не закончится от щепотки яда в вино, наследовать ему будет не вице-президент Уоллес, для движения которого в Америке просто нет подходящей политической почвы, а Трумэны и Эйзенхауэры. Не так ли, товарищ Иванов?

– Точно так, товарищ Сталин, – подтвердил тот, – и именно поэтому мы не беремся давать вам никаких советов и не толкаем под руку. Если вам понадобится помощь, то мы ее предоставим, если, конечно, речь не пойдет о нескольких сотнях мегатонных боеголовок вместе с носителями, чтобы стереть Америку в атомную пыль. – И он жутковато улыбнулся.

Увидев эту улыбку, Молотов отшатнулся, а Василевский кашлянул и отвел глаза. Смутился даже Берия, и только Кремлевский Горец остался с виду невозмутим.

– Нет, – сказал советский вождь, – нескольких сотен спецбоеголовок нам не требуется, потому что мы вовсе не собираемся вдалбливать Соединенные Штаты в атомную пыль. Не такие уж мы и кровожадные, как нас малюет буржуазная пропаганда. Мы пойдем другим путем, и, если это будет возможно, вовсе избавим наш мир от существования ядерного оружия. Нет, у нас ИМЕЕТСЯ и атомная, и ракетная программа, да только цели у этих проектов исключительно мирные: производство большего количества дешевой энергии и космические полеты. А за американский Манхэттенский проект вы не беспокойтесь – он никогда не будет доведен до конца, а потому нам просто не потребуется наносить по Америке атомных ударов. Не так ли, Лаврентий?

Самодовольно улыбаясь и поблескивая стеклышками пенсне, лучший менеджер всех времен и народов ответил:

– Генерал Гровс нечаянно разбился в авиакатастрофе. Эдвард Теллер – чрезвычайно опасная была скотина – нанюхался мескалина и выбросился из окна небоскреба, а Роберт Оппенгеймер, Лео Сциллард и некоторые другие эмигранты из Европы после смерти Гитлера и Муссолини неожиданно засобирались по домам. Университеты, в которых эти ученые с мировым именем работали в прежние времена, послали им приглашения, от которых невозможно было отказаться… А все дело в том, что в так называемой американской консервативной прессе началась шумиха, что группа иностранцев дурит американскому государству голову, выманивая у него средства на дурацкий, неосуществимый и богопротивный проект. Обычно такие штуки кончаются там плохо. Конгресс уже заморозил финансирование для американской атомной программы и создал комиссию по расследованию.

– Вот видите, товарищ Иванов, – сказал Сталин, – при отсутствии у наследников президента Рузвельта атомного оружия первоочередной задачей нашей безопасности становится ликвидация потенциальных плацдармов противника на европейском направлении. Ничего подобного Холодной войне вашего мира мы допускать не собираемся. Пусть американцы, как им и положено по доктрине Монро, остаются по свою сторону Атлантического океана, а мы останемся по свою.

– Британия и США – это участники первой Антигитлеровской коалиции, которая очень быстро может стать зародышем блока НАТО, – сказал Сергей Иванов. – Собственно, в нашем мире так и было. Внешним признаком отказа от конфронтации с Советским Союзом может стать роспуск консервативно-лейбористской коалиции и проведение парламентских выборов, как было в нашем мире после победы над Германией – но ничего подобного пока не наблюдается, и Черчилль держится за власть зубами и ногтями. Неплохо было бы поднять шум в лейбористской прессе о том, что старик Уинни хочет узурпировать власть, стать бессрочным диктатором и втравить Британию в еще одну войну, на этот раз с Советским Союзом. Это тоже своего рода дипломатия, но не прямая, а использующая внутренние разногласия в стане наших противников. И еще. Я бы посоветовал поставить вопрос ребром перед Рузвельтом. Или вы делите мир пополам (как вы правильно заметили, в полном соответствии с доктриной Монро), или советско-американская конфронтация начинается немедленно. Японскую армию в Манчжурии Советский Союз непременно разгромит, но заключит с побежденными самураями такое соглашение, которое позволит японскому флоту продолжить воевать против США и Великобритании, опираясь на промышленную мощь всей Евразии, доставшуюся вам неразрушенной.

– Да, – кивнул Сталин, – это весьма интересное предложение. Было бы неплохо поставить на место президента Рузвельта и сковырнуть с премьерского места Черчилля, так сказать, без единого выстрела, но боюсь, что давление со стороны Вашингтона и шум в прессе не заставят Британского Борова даже почесаться, настолько он толстокож. Мы сомневаемся, что власти в Лондоне прислушаются к голосу разума и добровольно введут Великобританию в состав Большого Советского Союза, а потому нашим военным придется планировать свою операцию «Морской лев». Петен, Франко и Салазар товарищу Жукову будут на один укус, а вот тридцать пять километров пролива Па-Де-Кале – это вам не форсирование Днепра, тем более что мы не можем надеяться, что эта водная преграда замерзнет как Финский залив зимой. Но и этот вопрос мы тоже как-нибудь порешаем, тем более что вся десантная флотилия немцев досталась нам в целости и сохранности, только в состоянии некоторого запустения. Поэтому, несмотря на то, что большая часть наших десантно-штурмовых бригад отправилась в ваш мир возвращать долг крови, мы уже знаем, что и как нужно правильно делать в таком случае, и быстро восстановим свой ударный потенциал.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – сказал Сергей Иванов, – и вы можете быть уверены, что все наши договоренности действуют не только против уже упокоенного Третьего Рейха, но и против всех прочих ОБЩИХ врагов Советского Союза и Российской Федерации. Но кое-где мы просили бы вас не предпринимать необдуманных решений. В частности, в настоящий момент для нашего руководства нежелательно обострять отношения с Турецкой республикой нашего мира, которая помогает нам прорывать идеальную торговую блокаду имени покойного американского президента Трампа. Не все, что требуется для нашей страны, возможно закупать в Китае и Индии. А уж о своем производстве и говорить не стоит. Слишком дорого нам далось то время, когда главным для страны считалось продать на Запад побольше необработанного сырья и полуфабрикатов, потому что все необходимое можно было закупить на мировом рынке на вырученную валюту.

– Хорошо, товарищ Иванов, – после некоторой паузы сказал Верховный, – мы попросим товарища Рокоссовского пока не нахлестывать коней на турецком направлении. А там будет видно. Пусть господин Эрдоган знает, что от его благоразумия зависит благополучие здешней Турции, а господина Иненю мы поставим перед фактом, что заключение каких-либо военных соглашений с Великобританией или Соединенными Штатами будет той красной чертой, за которой его ждет мгновенный военный удар. И плевать на последствия. Эту красную черту он должен понять, как и то, что мы обязательно должны потребовать размещения наших военных гарнизонов с тяжелым оружием в Босфоре и Дарданеллах. На берегах Черного моря остались только две державы, СССР и Турция, и только их корабли должны иметь возможность беспрепятственно проходить через проливы, а для остальных этот путь будет закрыт раз и навсегда, ибо для Советского Союза это крайне важно. Вячеслав, направь в Анкару ноту соответствующего содержания, чтобы господин Иненю знал, что отказ от заключения соглашения об ассоциации с СССР равносилен для него объявлению войны на уничтожение. А теперь идите все, и ты, Лаврентий, тоже, нам требуется переговорить с товарищем Ивановым наедине.

Пять минут спустя. Там же. Товарищ Сталин и Сергей Иванов

А вот сейчас, – сказал Сталин, – мы хотели бы поговорить с вами о другом. Наши недавние враги немцы, даже возомнив себя расой господ, все равно в основной своей массе сохранили в себе человеческие свойства, позволяющие надеяться на их быструю позитивную реморализацию. Даже если человеческое сообщество одичало и озверело, его можно вернуть обратно в к нормальной жизни, отделяя агнцев от бешеных зверей. Однако сведения, поступающие к нам из-за Врат с территории нашей бывшей Советской Украины, заставляют скрипеть зубами в бессильной ярости. Вот эти оскотинившиеся существа, превыше всего ставящие кружевные бабские трусы и право безвизовых поездок в Европу, люто ненавидящие москалей и прославляющие Бандеру – они уже даже не звери, как германские нацисты нашего времени, а хрюкающие и чавкающие у корыта животные.

– До такого состояния этих людей довел крах коммунистической идеологии и советского государства, – сказал Сергей Иванов. – Человек, в силу особенностей своей психики, непременно должен верить, и по большому счету неважно, во что: в Бога, в черта, в Конец света, в ад и рай, в коммунистическую идеологию, гений товарища Сталина и Светлое Будущее. И вот после семидесяти лет советской власти все образованные люди знают, что Бога нет, а попы врут и сами не верят в то, что говорят. А потом и коммунистическое Светлое Будущее превращается в картинку, намалеванную на грубом холсте не самым гениальным художником: коммунистическая идеология без всякой войны доводит страну до карточной системы, а товарищ Сталин, основатель и строитель системы социализма оказывается кровавым палачом и диктатором, завалившим фашистов трупами советских людей. А то как же: ведь об этом на двадцатом съезде коммунистической партии объявил сам товарищ Хрущев, и о том же в перестроечном угаре вещают журнал «Огонек» и прочие светочи советской прессы… Так сказать, чтобы люди не забыли, кто виноват во всех их несчастьях.

Раздался звук «хрясь!» – это в руках у советского Вождя сломался в руках карандаш.

– Вы, товарищ Иванов, очень интересно рассказываете, – сказал он. – Но как вы объясните тот момент, что у вас в Российской Федерации после крушения СССР были схожие условия тотального неверия ни во что, а вот ничего подобного украинскому фашизму не возникло?

– Почему не возникло? – удивился тот. – Даже кличка такая была у либералов для всех патриотов: «красно-коричневые». Но только в Российской Федерации, объявившей себя правопреемницей Советского Союза, это явление как-то само по себе быстро сошло на нет. Наверное, потому что для русских людей великодержавный шовинизм был всегда важнее местных локальных национализмов. Этап национальной обособленности они преодолели шестьсот лет назад, когда объединились вокруг Московского княжества для построения единого государства, где все нации были равны перед общей судьбой. При этом после переворота девяносто первого года наши граждане не чувствовали, что неожиданно стали гражданами чуждого им государства, что было неизбежно во всех национальных республиках-лимитрофах. Там русский, то есть советский, человек ложился спать в одной стране, а просыпался уже в другой. В некоторых неславянских республиках русских и русскоязычных прямо объявили оккупантами, лишили гражданства и гнали прочь, что заставило их либо уехать, либо сплотиться. А где-то те же явления протекали подспудно, но так же неумолимо выжимая людей со славянской внешностью на их историческую родину. При этом на Украине поступили хитрее. Вместе с верой в Бога и верой в советское светлое будущее их лишили веры в историческую Россию, ибо границы, проведенные Лениным при разделе территории Российской империи, были объявлены нерушимыми – и властями Украины, и властями России. Люди, лишенные знаний о прошлом и веры в будущее, называются манкуртами, и именно бывшие русские, деклассированные до условных «украинцев», составили боевой актив украинского нацизма, при том, что Галичина дала для этого движения только вождей и идеологов, презирающих и ненавидящих основную массу своих адептов. Вы можете себе представить, чтобы вождь мировой революции товарищ Ленин презирал и ненавидел костяк своей партии, или чтобы подобной глупостью занимался его нацистский антипод Гитлер?

– Нет, – сказал Сталин, – в отношении товарища Ленина такого мы представить себе не можем, да и Гитлер начал свой поход на Восток совсем не для того, чтобы истребить самых буйных нацистов. Такие явления возможны лишь в тех случаях, когда вожди на самом деле никакие не вожди, а лишь ловкие манипуляторы, посылающие на смерть рядовых членов своей партии. Похожими свойствами, например, обладали наши социалисты-революционеры, лидеры которых, оставаясь в безопасности, с легкостью отправляли на смерть готовых на все боевиков. Впрочем, мы и сами уже пришли к похожему выводу об изначальных ошибках товарища Ленина во время создания СССР, после чего приняли надлежащие меры. Мы разделили бывшую Украинскую ССР на три неравные части. Исторически русские регионы Левобережья Днепра, Донбасса и Причерноморья были присоединены нами к территории РСФСР. Западная Украина, иначе именуемая Галичина, вместе с частью бывших польских земель составила отдельное государственное образование, которое впоследствии будет подвергнуто глубокой денацификации. И лишь Правобережье среднего течения Днепра, с Киевом включительно, сохранилось как Украинская ССР, за которой после Никитки нужен будет глаз да глаз. Не нужно нам повторения вашего опыта, ни в какой мере не нужно.

– Петлюризация Советской Украины шла медленно и заняла больше двадцати лет, – сказал Сергей Иванов. – Это как раз тот срок, когда во взрослую жизнь вступило поколение, никогда не знавшее и не помнившее советской власти. Донбасс сумел удержаться на краю пропасти и восстать, а во всех остальных областях русского Юго-Востока народный протест, так и не вылившийся в вооруженное сопротивление, был подавлен силой.

– Сначала нам не верилось, что все те деятели, что сначала так буйно скакали на майдане, а потом убивали своих сограждан других убеждений, являются нашими бывшими советскими людьми, их детьми и внуками, – вздохнул Сталин. – Неужели, думали мы, воспитывая новые поколения советских граждан, мы не убили в них бациллы буржуазного мещанства и национализма, а, напротив, устроили для них тепличные условия? Но, как удалось выяснить людям Лаврентия, разбиравшим это дело по обе стороны Врат, так и есть. Каждая союзная, да и автономная республика являеся рассадником этнического национализма, подтачивающего советскую власть изнутри. Эта зараза проникла даже в ЦК. В частности, о чем – и главное, ЧЕМ – мы думали, когда собирались поразить в правах по этническому принципу всех советских немцев? Хорошо, что вы, потомки, тогда как следует дернули нас за руку, ибо для большевиков-интернационалистов такие приемы должны считаться негожими, свойственными людям с первобытным племенным мышлением.

Немного помолчав, Верховный подвел итог:

– Именно поэтому, прежде чем засовывать в наш большой красный мешок всех слишком умных европейских зайцев, и тем более разворачиваться на восток с целью разгрома милитаристской Японии, нам в первую очередь требуется навести порядок у себя дома. Внутри нынешнего СССР необходимо запустить такие процессы, чтобы границы между республиками не углублялись, как в мире наших потомков, а, наоборот, стирались. Ну и если вдруг какая республика по нашей доброте в процессе национального строительства прихватила немного земель у территории РСФСР, то она должна будет отдать их обратно. А если кто будет возражать, то время сейчас суровое, военное. Лаврентий с ним разберется, ибо там, за Вратами, практически на каждого нашего партийного деятеля его людям удалось нарыть вагон компромата. А вот товарищ Василевский да еще некоторые другие товарищи генералы оказались чисты, как снег на вершинах гор. Мы говорим это потому, что понимаем, что товарищ Сталин не вечен, и ему требуется надлежащий преемник. Ничем не запятнавшему себя военному мы доверим страну с большей охотой, чем какому-нибудь партийному князьку из ЦК. После Начальника Генерального Штаба следующая должность по старшинству – Верховный Главнокомандующий. Там, в мире потомков, вопрос о преемнике оказался пущен на самотек, и это есть одна из причин, по которым история Советского Союза в том мире пошла наперекосяк. К тому же мы знаем, что товарищ Василевский никогда не рвался на вышестоящую должность и никого ради карьеры не подсиживал.

– Да, – сказал Сергей Иванов, – вопрос преемственности власти – ключевой для устойчивости государства.

– Вот именно, товарищ Иванов! – воскликнул Сталин. – Врата дали нам возможность заглянуть туда, куда обычному человеку смотреть не рекомендуется, и увидеть крах дела всей своей жизни. Неверно говорить, что потерпела крах большевистская идея – это не так. Идея справедливого общества не может потерпеть крах, ибо она так же верна, как и закон всемирного тяготения. Крах потерпела партия, размытая нахлынувшими в нее миллионами карьеристов, а также советское государство, к управлению которым прорвались полные придурки и прямые враги. Третьим важным компонентом нашей неудачи было отсутствие у нас единственно верной научной теории справедливого общества. Над этим мы тоже работаем, но без решения двух главных вопросов организации партии и государства ни одна теория, даже самая верная, работать не будет.

– А быть может, организационные вопросы тоже необходимо включать в теорию? – сказал Сергей Иванов. – Ибо с тех пор, как предки современного человека приподнялись над обезьяньим уровнем, вся писаная и неписаная история человечества заключалась в решении организационных вопросов…

– И это тоже верно, – сказал советский вождь, – ведь не зря товарищ Сталин сказал, что кадры решают все. Поэтому формировать управленческие структуры предстоит на строго научной основе, а не так, как поется в одной вашей легкомысленной песне про любовь: «я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила».

30 сентября 1942 года, полдень. окрестности Парижа, 35 км. юго-западнее Эйфелевой башни, деревня Лоншен.

Нина Николаевна Берберова, эмигрантка, журналистка, писательница

Их ждали, и Они пришли… Еще две недели назад, рано утром, на десятый день с момента подписания капитуляции Третьего Рейха перед Советами, на Восточном вокзале Парижа с поезда сошли первые солдаты Красной Армии. Прошел еще час – и немецкий флаг над парижской мэрией уступил место большевистскому ярко-алому серпасто-молоткастому полотнищу, а на улицах немецкие патрули сменились бойцами Красной Армии. Ничего общего с расхристанными и недисциплинированными красноармейцами двадцатилетней давности эти подтянутые и молодцеватые русские солдаты не имели. И хоть среди них, несомненно, не было ни одного пришельца из России двадцать первого века, на этих людях лежал какой-то отсвет иного мира. Многие из них, возможно, общались с Покровителями, перенимая их идеи и взгляды на жизнь. На меня эти таинственные пришельцы из-за Врат, несмотря на их благотворное влияние на большевиков, вежливость и даже деликатность, навевали ощущение какой-то неземной жути.

В последующие дни большевистские соединения все прибывали и прибывали, по большей части следуя транзитом к побережью Ламанша, но иногда по каким-то своим надобностям останавливаясь в окрестностях Парижа или в самом городе. И в тот же день, когда в Париже появились первые русские солдаты, на аэродром Орли один за другим перелетели несколько полков истребительной авиации большевиков. С этого момента британцы, если бы им вздумалось немного побомбить французскую столицу, должны были иметь дело уже с большевистскими ВВС, но до самого последнего времени они не решались этого делать. Видимо, толстяк Уинни был ошарашен наглостью и решительностью большевистского вождя, а также его потусторонних Покровителей, после смерти Гитлера решивших принять наследство за Третьим Рейхом. Победитель, сказали они, получает все. Страшно ведь, наверное, господа, иметь дело с загадочной силой, пределов могущества которой не понимаешь.

Власть в Париже сменилась, но нельзя сказать, чтобы тогда кто-то обратил на это особое внимание, за исключением прокоммунистических активистов, выпущенных новыми хозяевами Парижа из застенков гестапо, а также французских коллаборантов, помогавших немцам устанавливать во Франции свой Новый Порядок, которые в эти застенки угодили. Еще вчера эти люди были ценными сотрудниками оккупационной администрации, а сегодня они превратились в живой товар, подлежавший безусловной передаче «покупателю» с рук на руки. Раньше непослушных великовозрастных «детишек» пугали четырехбуквенной аббревиатурой «НКВД», и вот теперь Франция узнала свое жуткое словосочетание «Центральное Бюро» (фр. Bureau Central, BC), обозначающее объединенную службу безопасности «Сражающейся Франции» де Голля и французской коммунистической партии Мориса Тореза. Несмотря на некоторую разницу в политических взглядах, к пособникам Гитлера офицеры этой организации были беспощадны. Исключение было сделано только для государственных и муниципальных служащих, выполнявших при оккупантах свои обычные обязанности. Ажаны при любом порядке должны ловить апашей, а пожарные – тушить загоревшиеся дома.

При этом преследование со стороны большевистских властей касалось и наших записных гитлеролюбов. Немецкие власти после объявления капитуляции приняли все меры к тому, чтобы никто из наших эмигрантов не смог покинуть Париж, да и всю оккупированную зону Франции. Нас передавали с баланса на баланс строго по описи, пересчитывая по головам, как баранов. Впрочем, большинство «бывших», в том числе и нашу семью, большевики не тронули и пальцем. Под арест угодили только такие отпетые персонажи, как Жеребков и Сургучев, которым тоже не удалось никуда убежать. Когда пришли за Дмитрием Мережковским, в день нападения Германии на СССР отметившимся премерзкой хвалебной речью на радио в поддержку Гитлера, то нашли больного полусумасшедшего старика, который в испуге полез от агентов НКВД (на самом деле СМЕРШа) под диван. Страх возмездия за произнесенные по неразумию слова свел этого человека с ума, и вместо тюрьмы он очутился в доме скорби – скорее всего, навечно…

И вот настал день, когда случилось невозможное. Сегодня утром один из пришельцев из двадцать первого века постучался в двери нашего дома в деревне Лоншен. Господин, представившийся как Васильев Андрей Петрович (ну чисто русские фамилия, имя и отчество), оказался корреспондентом российско-советской «Литературной газеты». Как оказалось это издание продолжило свое существование и в двадцать перовом веке, а потому господин Васильев с легкостью циркового фокусника предъявил нам с Николаем Васильевичем[3]3
  Николай Васильевич Макеев (1887, Иваново-Вознесенск, Владимирская губерния – 1975, Йер, департамент Верхние Пиренеи, Франция) – журналист, художник. Доктор философии и истории. Член партии социалистов-революционеров. Член Учредительного собрания. Второй муж Нины Берберовой.


[Закрыть] два редакционных удостоверения: одно за подписью товарища Фадеева и еще одно, подписанное неизвестным нам господином Замшевым. Оказывается нас, писателей-эмигрантов, знают и помнят и в двадцать первом веке; конечно, более на слуху Иван Бунин, но и моя фамилия числится в списке людей, у которых журналист из будущего хотел бы взять интервью.

Когда господин Васильев показал свое удостоверение «Литературной газеты» из нашего мира, мой муж спросил его, не является ли тот случайно большевиком, на что корреспондент газеты из будущего рассмеялся.

– Вы тут, в своей Франции, совсем одичали, оторванные от жизни! – сообщил он нам, просмеявшись. – Большевизм в итоге длительного исторического развития выродился и захирел, и теперь, когда наследники Ленина на своих митингах призывают свергнуть власть буржуазии, выглядит это уже не страшно, а смешно – как домашний кот, который пытается рычать подобно дикому амурскому тигру. Ведь он тоже полосатый, у него есть зубы, когти и усы.

Тут мы с Николаем Васильевичем от неожиданности просто остолбенели.

– Но почему тогда ваше государство, раз уж оно избавилось от большевизма, с неимоверной яростью бросилось помогать местным большевикам и в кратчайший срок избавило их от краха? – спросила я, кипя интеллигентским возмущением. – Ведь деятели большевистской партии – Ленин, Троцкий, Свердлов и тот же господин Сталин – свергли царя, убили миллионы русских людей, разрушили великую страну, надругались над церковью, взрывали храмы и убивали священников…