Текст книги "Встречный удар"

Александр Харников, Александр Михайловский
Встречный удар

Часть 5
Операция «Полынь»

16 января 1942 года. 05:25. Перекоп. ст. Армянск. Расположение ОТМБ-1 ОСНАЗ РГК

Командир бригады генерал-майор Бережной

Все, вышло время нашего недолгого отдыха. Вчера ночью звонил товарищ Сталин и подтвердил – начало операции «Полынь» ровно в 6:00 по Московскому времени и не секундой позже. В районе Каховки, как гнойный нарыв, собирается кампфгруппа генерала Гудериана. Ее ядром являются две свежесформированных танковых дивизии – 22-я и 23-я – дополненные сборной солянкой из пехоты и артиллерии. Если верить донесениям разведки, все это напоминает группировку российских войск в Чечне году так в двухтысячном. Нашей истории, естественно. Довелось участвовать в той кампании, так что я сейчас быстроходному Гейнцу не завидую. Даже немцы в таких условиях способны организовать немалый бардак. А уж если и мы поможем?

Мы оставляем машинный двор МТС, неделю служивший нам временной воинской частью. Все вещи уложены, распиханы по машинам. С нами и наши женщины – в медсанбате, который мы разместили в немецких полугусеничных вездеходах, – и специалисты НПО «Рубин» и МКБ «Кристалл», присутствовавшие на борту «Северодвинска» в его крайнем походе. Конечно, это не «первый состав» этих организаций – скорее, второй-третий. То есть совсем юные гении и пожилые середнячки – эрудированные и упертые, как кони – они тянут свои темы благодаря усидчивости. Но и это будет изрядным пинком советскому НИОКРу. Товарищ Сталин сказал, что в смысле их безопасности и одновременно сохранения секретности он больше полагается на путешествие ценных специалистов вместе с нашей бригадой, чем на какие-то окольные маршруты через Новороссийск или на их перевозку самолетами. Кроме того, пусть товарищи ученые и инженеры посмотрят своими глазами на оккупированную территорию – после будут работать не за страх, а за совесть. Так что вся эта научная братия, вместе со всеми своими записями компьютерами и прочим багажом, едет в нашем обозе. Константин Константинович, чуть посмеиваясь, называет наше хозяйство ордой, только не уточняет, какой. Даже вертолетная группа с нами – все ее бензовозы, БАО и прочее хозяйство.

Первым за ворота выходит танковый батальон. Рота Т-72 из двадцать первого века, потом по две роты КВ и Т-34. В интервалах между ротами идут ЗСУ «Панцирь-С». Пусть люфтваффе на юге и разгромлено, но береженого и Бог бережет. Каждый день они пытаются подтянуть сюда новые силы. Как рассказал мне контр-адмирал Ларионов, сейчас Геринг внедряет такое новшество, как полевые мини-аэродромы, где сидят по три бомбардировщика или четыре мессера. Замучаешься бомбить эту мелочь. Правда, пока немцы очухивались, наши соколы их капитально проредили – и теперь немецкие асы способны только на мелкие пакости, массированные налеты остались в прошлом. Они не лезут туда, где могут огрести по зубам (то есть в Крым), а стараются тиранить наши тылы на других направлениях. Их тактикой стали ночные удары малыми группами по железнодорожным станциям, госпиталям и прочим тылам. А ночных истребителей в советских ВВС еще нет – у них и обычных-то не хватает. Эвакуированные заводы только-только дали свою первую продукцию.

Вслед за танкистами временное расположение покидают механизированные батальоны морской пехоты: по десять БМП-3Ф и по тридцать трофейных полугусеничных тягачей. Для усиления огневой мощи – стрелковые роты, до предела насыщены немецкими пулеметами МГ-34. Что поделать, если «дегтярь», мягко выражаясь, не дотягивает до необходимого уровня, а «максим» – это целая артсистема, которой, если по уму, нужен расчет из четырех человек, как для сорокопятки.

Есть еще одна проблема – всех вновь зачисленных в штат бригады надо обмундировать по-нашему, то есть в камуфляжку. Товарищ Сталин, как бы между прочим, сообщил мне, что образец ткани передан на одну известную ткацкую фабрику, которая и сделает ткань по этому образцу. Советские ткачихи обещали выполнить задание партии в срок. Какой этот срок, я спрашивать не стал, все равно он от этого не изменится. Зачем это нужно? Просто бывают моменты, когда ОСНАЗ РГК должен быть заметен, как манекенщица на подиуме. В противном случае мы все должны надевать красноармейское х/б и бесследно растворяться в толпе – плавали, знаем. Кроме того, униформа имеет крайне высокий психологический статус – это как перевод из кандидатов в действительные члены. А они этого достойны – настоящие бойцы. Кто-то из них начал воевать полгода назад, с обороны Одессы и боев в дельте Дуная, а для кого-то война началась с обороны Севастополя, продолжавшейся три месяца. Мы учим их только тактике и рукопашному бою, а боевой дух, отвага и упорство у них свои. Я горжусь, что товарищ Сталин доверил мне этих людей, и я сделаю из них таких рейнджеров, что американы в своем Техасе будут дрожать от ужаса. Да, морская пехота тоже аккуратно прослоена ЗСУшками, так что асам люфтваффе не светит и здесь. Точнее, светит – березовый крест, вместо железного.

Вслед за морской пехотой двигаются штабные службы, авторота, груженая боеприпасами и топливом, медсанбат, БАО, и замыкают все это комендачи на БТР-80, которые тоже оказались в трюме «Колхиды». Товарищ Берия добавил в коменданскую роту своих волкодавов и преобразовал ее в батальон. Теперь это наш резерв и одновременно инструмент для зачистки освобожденных территорий от шпионов, изменников, вражеских пособников и прочих либерастов.

Последним за ворота выезжает мой «Тигр». Вместе с нами двигается дивизион «Смерчей», и батарея «Солнцепеков». Но их я могу использовать только в самом крайнем случае: их боекомплект нужен товарищу Сталину для другой очень важной операции. Хотели двинуть и «Искандеры», но передумали. Они и из-под Евпатории много до чего могут дотянуться в Румынии, или даже Венгрии. Один-два пуска в ночь, по свежевыявленным объектам приводят немецкое и румынское командование в мистический ужас и недоумение. Как так: все было спокойно – и вдруг внезапно все взлетело на воздух…

Обгоняю колонну по обочине: «Тигр» – это такая зверюга, что везде пройдет. Когда мы делали регонсценировку полосы прорыва, я прокатил на «Тигре» на передовую Константина Константиновича Рокоссовского, и тот был впечатлен этой машиной. Причем понравился ему не столько комфорт (на который генерал вовсе не обратил внимания), сколько ее проходимость и надежность.

Бригада выходит на исходную. Смотрю на часы – ровно в шесть ноль-ноль, за полтора часа до рассвета, артиллерия Крымского фронта начинает артподготовку, расчищая нам дорогу огневым валом. Бьют не только орудия РГК, ранее входившие в состав СОРа и Крымского фронта, но и захваченные трофеи. Каждый ствол будет стрелять, пока для него есть хотя бы один снаряд, и лишь потом отправится на переплавку. Или нет – ведь должны же у нас быть еще трофейные боеприпасы. Я читал, что в июне-июле сорок первого года немцы захватили столько наших корпусных гаубиц 152-мм и дивизионных 122-мм, что даже развернули выпуск боеприпасов для них. И специально для патриофобов должен сказать, что эти гады и нашими танками не брезговали. Причем не только Т-34 и КВ, но и Т-26 и БТ-шками. Сам видел в Крыму. И не только нашими – в панцеваффе есть батальоны, укомплектованные трофейным английским и французским дерьмом. Я уже не говорю про серийно выпускающиеся чешские 35(t) и 38(t). Сегодня или завтра наши танкисты попробуют на зуб этих зверей, ведь, по данным разведки, таких танков у Гудериана больше половины.

А артиллерийская канонада все грохочет и грохочет. Как мы и договаривались, дирижирует этим «концертом» недавний майор, а теперь подполковник Гальперин, командир всей артиллерии нашей бригады. Раз за разом он огненным утюгом проходится по немецким окопам, выжигая солдат вермахта. Его самоходный дивизион последним последует за бригадой, готовый в любой момент развернуться и поддержать нас огнем. Гудериану наверняка уже доложили, что мы пошли на прорыв, так что он должен двинуться нам навстречу. Не тот у него характер, чтобы отсиживаться в обороне, да и гонору все еще хоть отбавляй.

16 января 1942 года. 13:05. Северная Таврия. окрестности пос. Чаплинка

Командир танкового батальона майор Деревянко

Сегодняшнее утро началось просто отлично. Ровно в 7:00 смолкла артподготовка, и над нашими позициями разнесся заунывный вой тысяч сирен ПВО. Генерал-майор Бережной рассказал генералу Рокоссовскому о задумке Жукова, примененной при штурме Берлина – о той самой, с сиренами и прожекторами. Рокоссовскому идея понравилось.

Немецкие пехотинцы – те, что уцелели после часовой артподготовки – едва лишь подняли головы, как из предутренней темноты на них обрушился новый ужас. Слепящий свет и сводящий с ума вой. Да, даже немецкая психика имеет пределы выдержки: солдаты вермахта выскочили из окопов и помчались в степь.

Именно так охотятся в степи на зайцев – ослепляя их автомобильными фарами. Тут было то же самое – немецкий солдат, запыхаясь, убегает от танка, в свете прожекторов мотаются туда-сюда полы тоненькой мышастой шинели… Короткая пулеметная очередь – и еще один холмик появляется в морозной предутренней степи. Были и такие, что поднимали руки – этим тоже доставалась пулеметная очередь. Здесь и сейчас в плен не брали. Недосуг было нам с ними возиться, да и надо помнить, как они поступали с нашими в таком случае.

Всего через полчаса бригада насквозь прошла тоненькую ниточку немецкой обороны, раздавив по пути какой-то штаб, и, свернувшись в походную колонну, вышла на оперативный простор. Теперь наш маршрут зависел только от предварительных планов и приказов из Москвы, а не от пожеланий германского командования. Это самое командование, в тот же момент, когда мы начали артподготовку, двинуло нам навстречу панцеркампфгруппу генерала Гудериана. Встреча лоб в лоб должна была произойти примерно в полдень где-то в окрестностях поселка Чаплинка.

Мы успели – вошли в Чаплинку раньше Гудериана и, получив предупреждение от вертолетчиков, сразу за ее окраиной стали разворачиваться в боевой порядок. А вообще нам только встречного танкового сражения в условиях населенного пункта не хватало. Причем нашего населенного пункта, с нашими мирными людьми. Но Бог миловал – мы успели.

Завидев наши танки, Гудериан тоже начал развертывать свои танки стандартной «свиньей». Впереди, углом – полсотни PzKpfw IV с короткоствольными пушками, а на каждом фланге, чуть приотстав – примерно по сотне легких «чехов» PzKpfw 38(t). В середине, как пехотинцы внутри рыцарского клина – легкие PzKpfw II и бронетранспортеры с пехотой.

Я приник к окулярам своего командирского перископа, осматривая окрестности. Мы выбрали совсем другой ордер. В центре, по оси дороги – рота на Т-72 выстроенная в одну линию. Справа и слева от нее – сначала по роте КВ-1, потом по роте Т-34; на флангах – по двадцать БМП-3Ф со своим родным десантом из первых рот батальонов, остальные роты на трофейных транспортерах развертываются в километре позади нас. Начинаем…

16 января 1942 года. 13:05. Северная Таврия. окрестности пос. Чаплинка

Генерал Гейнц Гудериан

Командующий сводной панцеркампгруппой поставил свой командирский Ганомаг Sd. Kfz.251/6 на вершине скифского кургана. Дул ледяной северный ветер, по земле мела снежная поземка. Вид отсюда открывался на многие десятки километров во все стороны. Поставив до блеска начищенный сапог на поваленного каменного истукана, генерал поднял к глазам бинокль и пришел в изумление от увиденного.

Русские разворачивались в какую-то странную конструкцию, охватывая его войска полукругом. В центре, чуть приотстав, будто опасаясь вступать в схватку с полусотней его «четверок», в одну линию выстроился десяток широких приземистых танков с длинноствольными пушками, а по обе стороны наблюдалось по десятку КВ и Т-34. Совсем далеко на флангах, выдвинутые вперед – две группы легких остроносых танков с маленькими башенками. Что ж, сражение выиграет тот, кто прорвет центр вражеской позиции и уничтожит его штабы и тыловые подразделения… И, кроме того, у противника, как и докладывала разведка, не больше девяноста танков против трехсот германских. Выиграть сражение – и на плечах бегущих ворваться на Перекоп… Отсюда видно, что в Чаплинку только что втянулся большой обоз русских.

«Вот с этого и начнем, – решил Гудериан. – Пока танки сближаются на дистанцию действительного огня – обстреляем Чаплинку, обычно это приводит у русских к нарушению управления».

– Курт, – обратился он своему радисту, – передай этому Шмуцке – пусть немедленно открывает огонь по Чаплинке. Пусть стреляет до тех пор, пока я не прикажу ему заткнутся!

– Не могу, господин генерал, – отозвался тот, высунувшись из машины, – в эфире черт знает что творится!

– Дай сюда! – Гудериан почти силой вырвал гарнитуру из рук солдата.

И в самом деле, на всех волнах был слышен вой, мяуканье и дикий хохот. Собираясь отдать приказ, чтобы ему сюда, на холм, поскорее протянули телефонную линию, Гудериан обернулся назад – и похолодел. На позициях его артиллерии творился ад. Восемь странных аппаратов с винтами, расположенными сверху, а не спереди, как у обычных самолетов, утюжили эти позиции как заправские штурмовики. Были видны трассы русских эресов, цветы разрывов и разбегающиеся во все стороны фигурки солдат. Серые шинели на белом снегу хорошо заметны, и фигурки падали одна за другой, усеивая собой русскую степь. А прямо с тыла на генерала летели еще два таких же аппарата. Еще два нацелились на остановившиеся у подножья кургана штабные автобусы и грузовики. Бронетранспортер стоял к ним кормой, его пулемет был повернут совсем в другую сторону.

Водитель, выглянувший было из кабины на крик генерала, немедленно метнулся обратно. Но было уже поздно. Гудериан, будто повинуясь какому-то наитию, бросился на землю. Он слышал, как забарабанили по броне пули, как страшно закричал раненый Курт. Потом вокруг поднялся настоящий ураган.

Когда «Быстроходный Гейнц» поднял голову, то понял, что все кончено – вокруг него полукругом стояли русские осназовцы в своих белых зимних маскировочных балахонах. Руки генералу без особых церемоний стянули за спиной, из кобуры вытащили парабеллум. Когда Гудериану позволили встать, он огляделся. Чадно дымил подожженный Ханомаг. На испятнанном кровью снегу лежал верный Курт. Мертвый водитель скрючился за рулем. Русские пули с легкостью пробили немецкую броню. А под холмом, среди горящих машин, вооруженные до зубов русские сгоняли в кучу, как баранов, его штабных. Штаб кампфгруппы был уничтожен еще до начала сражения. Да, ошибкой было искать себе удобный НП в стороне от войск…

А там, внизу, в метельной степи, разыгрывалась трагедия. Гудериану позволили стоять и смотреть, как русские, прикинувшиеся невинными овечками, сбросили овечью шкуру и устроили его дивизиям кровавую бойню. И именно он завел своих солдат в эту западню. Такого позора он не мог пережить. Если бы у него не забрали пистолет, он бы непременно застрелился, здесь и сейчас. Но пистолет был отобран, так что чашу позора предстояло испить до конца.

– Смотри, – на ломанном немецком языке сказал ему один из русских (скорее всего, командир), силой повернув его голову в сторону поля битвы. – Смотри и запоминай: кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!

16 января 1942 года. 13:15. Северная Таврия. окрестности пос. Чаплинка

Командир танкового батальона майор Деревянко

Прижимаю ларингофоны к горлу и произношу:

– Я «Первый», немецкие трубачи нейтрализованы, концерт начинается!

Меня слышат все – и танкисты в Т-34 и КВ, и морские пехотинцы в БМП-3Ф.

У морпехов сегодня особо ответственная задача. Только они на скорости в 50 км/ч могут охватить фланги гитлеровского соединения и поставить его ядро под перекрестный огонь своих пушек. Преимущество в скорости должно сыграть свою роль.

Пока я смотрел, как, поднимая вихри снежной пыли, рвут вперед БМП-шки, наводчики открыли огонь по центру немецкого строя. Оперенные бронебойные снаряды с вольфрам-керамическим сердечником для немецких «четверок» – безумная роскошь. Поэтому в ход пошли учебные болванки из того комплекта, который мы рассчитывали потратить на тренировки сирийских коллег. Точно такие же Лаврентий Палыч обещал нам изготовить на советских заводах. И болванка запросто срывает с немецких танков башню или проламывает лобовой лист. А супер-пупер боеприпасы дождутся первых «Тигров».

Один за другим в центре немецкого строя вспыхивают немецкие танки. Огонь с двух тысяч метров – это в нынешнее время что-то запредельное. Но двухплоскостная стабилизация орудия, хорошая оптика, лазерный дальномер и баллистический вычислитель дают нам возможность не мазать по серым коробкам с крестами на броне. Всю жизнь мечтал об этом. Конечно, лучше всего сейчас наводчикам, которые с азартом бьют это зверье, но и мой командирский глаз радует эта картина.

Всего минута – и средние танки у немцев кончились, совсем. Осталось только полсотни горящих гробов. Тем более что КВ и Т-34 сблизились с «чехами» на полкилометра и тоже открыли огонь. В лоб ни один из советских танков 37-мм пушка «чеха» не берет. А вот 76-мм бронебойный снаряд КВ и Т-34 на этой дистанции с легкостью пробивает броню «мыльницы» от ЧКД.

Там вспыхнули первые костры. Но их пока меньше, чем у нас, поскольку единственным дальномерно-вычислительным инструментом в танках того времени служит глаз командира экипажа, да и стрелять приходится с коротких остановок. Но пока еще не подбит ни один советский танк, а вот замерших неподвижно со сбитой гусеницей или окутавшихся рыжим пламенем PzKpfw 38(t) – хоть отбавляй.

Не очень-то пока помогает им численное превосходство – больший калибр орудий советских танков и их мощная броня дают нашим несомненное преимущество. Видны искры рикошетов от лобовой части башен и корпусов наших машин. Рациональные углы бронирования порой играют не меньшую роль в защите от снарядов, чем толщина защиты.

Легкие PzKpfw II и бронетранспортеры с пехотой начинают пятиться, понимая, что они следующие в очереди на уничтожение. Но их уже взяли в два огня обошедшие по флангам БМП-3. «Чехи» тоже получают «гостинцы» от БМП. Правда, целиться им уже сложно – лазерный дальномер сбоит и отказывает из-за затянувшего поле боя чада.

И я принимаю решение…

Прижимаю ларингофоны к горлу поплотнее.

– Я «Первый», я «Первый», идем на сближение. «Пегасы» – на транспортеры и «двойки», снаряды тратим только если по несколько штук сразу, а в остальном – КПВТ вам в помощь, прочие бьют гадов чем могут!

Идем прямо в чад и угар. Тут, в центре, затаившихся немцев нет. Бить мы их начали с задних рядов, на флангах же с этим делом похуже. Отдельные PzKpfw 38(t) пятятся назад, пытаясь отстреливаться. Ну, так дело не пойдет. Вот уже несколько Т-34 и КВ неподвижно замерли, сбросив с катков сбитую снарядами «гусянку». Разворачиваем башни и начинаем бить «чехов» в борт болванками. Это – смертельный номер. Летят сорванные с погона башни, снаряды проламывают клепаные борта «чешских перебежчиков». С внешней стороны им в борт летят 100-мм «подарки» от БМП. Болванок у них нет, снаряды только осколочно-фугасные, а это еще красивее – мгновенно вспыхивающий костер на месте танка. «Двойки» и передовой отряд панцергеренадер на бронетранспортерах смахиваем с доски, даже не заметив.

Мы пробили чадное облако сгоревшего бензина и выскочили на чистый воздух. Дорога поднимается вверх, вверх, вверх… И вот мы на перевале. Внизу, в небольшой низинке, перед нами огромное скопление грузовиков, полугусенечников и колесных бронемашин. Они ничего не знают о том, что творится впереди – эфир на немецких частотах забит хаосом помех. Последний их приказ был – стоять здесь, ожидая, когда танки прорвут фронт большевиков, проложив дорогу для тылов. И вот она свободна, дорога – но не для них.

Немцев охватила паника – как же так, ведь мы, дескать, о таком не договаривались! Теперь они не могут идти вперед, потому что спереди мы, и не могут отступить назад, потому что сзади дорога забита как МКАД в час пик. Начинается суета, хаос нарастает, кто-то пытается развернуть машины, кто-то спрыгивает на землю и бежит в степь. Придерживаю пока своих на гребне. Мы бьем по скоплению техники из орудий и пулеметов, но, похоже, здесь требуется более увесистая дубинка.

Вызываю артиллеристов:

– «Орган», я «Пегас», отметка плюс восемь, скопление техники и пехоты – это просто биомасса какая-то, требуется огневой вал.

– Вас понял!

И через минуту перед нами встает высокое дерево разрыва шестидюймового снаряда. Во все стороны летят обломки полугусенечника, что-то переворачивается, что-то вспыхивает. – Так нормально?

– Годится! – отвечаю я, и на немецкую колонну обрушивается лавина снарядов. Все скрылось за сплошной пеленой летящих камней, пыли и гари. Мы прекращаем огонь – пусть пушкари тоже повеселятся от души, тем более что теперь нам просто не видно, во что стрелять.

Сзади подтягивается наша пехота на трофейных бронетранспортерах. Парни спешиваются и пешком поднимаются к линии танков. Здесь морские пехотинцы – те, что обороняли Севастополь и высаживались вместе с нашими у Евпатории. Те, что насмерть стояли под Саками, и освобождали Симферополь. Некоторые из них начали войну вообще с Одессы и с Дунайского лимана. Зрелище, открывшееся их глазам, было достойно богов.

В броню постучали. Открываю. На гусенечную полку запрыгнул капитан 3-го ранга Бузинов. Мы с ним были в одном деле, когда его ребята на броне моих танков рванули от Симферополя на Перекоп. Правда, тогда он был капитан-лейтенантом – но ничего, звания и награды дело наживное: тот, кто с нами связался, без своего не останется. Высунувшись из люка, пожимаю ему руку. Все понятно и без слов. Огневой вал покатился вдаль от нас, и сейчас мы не спеша двинемся вперед, добивая тех, кто выжил в этом аду. Это рейд, а в нем нет места для пленных.

Крик снизу из люка:

– Товарищ майор, «Орел» передает, что «мышки» Гудериана повязали, взяли тепленьким.

16 января 1942 года. 17:35. Северная Таврия. окрестности пос. Чаплинка

Командир бригады генерал-майор Бережной

Снимаю трубку телефона; на том конце может быть только один абонент, САМ. Длинные гудки и вот усталый голос с чуть заметным акцентом:

– Слушаю вас, товарищ Бережной.

– Товарищ Сталин, только что завершился бой, в котором бригада полностью разгромила панцеркампфгруппу генерала Гудериана. Полностью уничтожены танковый кулак и сводный передовой отряд пехоты и артиллерии, численностью до полутора дивизий. Гудериан и его штаб захвачены в плен. Остальные части противника, бросая технику и вооружение, в беспорядке отступают к Новой Каховке. Веду преследование.

Томительная минута молчания – и голос Сталина, уже с резким кавказским акцентом, произносит:

– Повторите, товарищ Бережной, только короче.

Начиная снова доклад, стараясь, чтобы голос был ровным и спокойным:

– Товарищ Сталин, моторизованная группа Гудериана полностью разгромлена, сам Гудериан попал в плен. Продолжаем выполнять план «Полынь».

– Еще раз повторите! – Голос Сталина звенит.

Я повторяю:

– Товарищ Сталин, моторизованная группа Гудериана полностью разгромлена, генерал Гудериан попал в плен! Продолжаем выполнять план «Полынь».

– Молодцы! – Голос у Сталина сбивается. – Ай, какие молодцы! – Повисла пауза, потом Сталин громко и ясно сказал в трубку: – С этого дня ваша бригада – 1-я Гвардейская, ордена Боевого Красного Знамени, Отдельная Тяжелая Механизированная бригада ОСНАЗ РГК. Подготовьте наградные листы на всех участников боя, и особенно на тех, кто командовал захватом Гудериана и разгромом немецкой танковой группировки.

16 января 1942 года. 17:55. Северная Таврия. окрестности пос. Чаплинка

Поэт, писатель, журналист Константин Симонов. Из «Крымской тетради»

Я не первый раз на войне, но первый раз я шел по кладбищу металлолома, в которое превратились две фашистские танковые дивизии. Шел долго, а оно все не кончалось. Здесь, где танки дрались против танков, тягачи рембата уже растащили с дороги горелые бронированные коробки. Сейчас они работали дальше по дороге – там, где под уничтожающий артиллерийский огонь попала германская пехота и артиллерия. Вот там сейчас истинное крошево металла, воронка на воронке, а трупы лежат друг на друге штабелями. Кажется, что легче было не прокладывать путь через эту долину смерти, а обойти ее степью. Быстрее было бы.

Сегодня война повернулась к немцам своим страшным лицом и оскалила зубы. Я надеюсь, что так будет и дальше, и что это не последнее такое смертное поле, приготовленное для них. Южнее нас, у Клейста, втрое больше танков и самоходок, чем было в этот раз у Гудериана. Но они не готовы к бою, потому что нет запчастей, и двигатели выработали свой ресурс.

Генерал-майор Бережной говорит, что Гитлер поставил на кон свой последний бронетанковый резерв и проигрался до трусов. Теперь все зависит только от нас. Чем обернется для фашизма это поражение – легкой неприятностью, или тяжелейшей катастрофой? Я знаю, что товарищ Сталин намерен устроить немцам именно последнее, но лишь бы все получилось…

Неподалеку слышны удары кувалдой о металл – это спешно чинятся экипажи нескольких машин, у которых немецкими снарядами были сбиты гусеницы. У меня кружится голова: всего два с половиной часа боя – и группировка Гудериана прекратила свое существование. Вот прямо передо мной сгоревшая «четверка». Лобовой лист проломлен ударом снаряда потомков. Изнутри тянет сладковатым запахом сгоревшей плоти. Судя по всему, экипаж немецкого танка так и остался внутри.

Мимо, откозыряв, проходит патруль из четверых морских пехотинцев: унтер и три бойца. Вообще-то они сержанты, но за их беспощадную придирчивость и изнуряющие каждодневные тренировки наши бойцы прозвали их «унтерами». До самого начала операции по шестнадцать часов в день: тактика, огневая, марш-броски, физподготовка и рукопашный бой. Но питание шестиразовое, по специальным рецептам.

Вместо политзанятий – кино… «Обыкновенный фашизм» и то, что их журналисты сняли во время освобождения Крыма. От всей этой агитации бойцы буквально звереют. В бой пошли как на прогулку – еще, говорят, некоторых удерживать приходилось, чтоб пехота раньше времени на танки не бросилась.

Танкистам от инструкторов тоже досталось изрядно. Командир их батальона, майор Деревянко и зампотех бригады, командир ремонтного батальона, капитан Искангалиев выдавили за эту неделю с них семь потов. Тактика, вождение… И восемь часов копаться в моторе. Восемь дней крайне мало, даже если учить по шестнадцать часов в день – но, как мне сказали, эффект уже есть. Конечно, есть – вот он, эффект, разбросан горелым железом, в котором ковыряются трофейщики из рембата, скручивая с обломков все, что в хозяйстве пригодится.

– Константин Михайлович, Константин Михайлович! – доносится издалека женский голос – кажется, это их журналистка Ирочка Андреева. – Константин Михайлович, едем!

Отчаянная особа эта Ирочка. Каска, бронежилет, блокнот, диктофон – и в передовую линию. Рядом оператор с камерой. Все как у нас. Ведь сколько лет прошло, а ничего не поменялось – все так же наш брат военный журналист настырен и храбр до безумия. Ну что же – ехать так ехать, завтра будет новый бой и новый день.

16 января 1942 года. 18:05. Северная Таврия. дорога на Каховку

Майор морской пехоты Сергей Рагуленко

Когда остатки немецкой группировки были окружены, генерал бросил вперед два батальона – мой, и майора Франка – костяком которых были балтийцы из 2012 года. Вася Франк, несмотря на немецкую фамилию, чистейший русак: здоровый, толстошеий, флегматик, чем-то похожий на носорога. Но язык предков – это святое, его он знает отлично. Задача, которую поставил нам генерал, проста как три копейки: двигаться вперед вдоль дороги, уничтожая все живое. Каховку желательно захватить с ходу. Не получится – провести разведку боем и ждать подкреплений.

Но пока до Каховки еще далеко. Последнее из отставших подразделений, 75-мм артбатарею на автотяге, мы вдавили в дорогу полчаса назад, и теперь впереди – бесконечная лента шоссе, которая то поднимается вверх в этой волнистой степи, то спускается вниз.

Темнеет. Это хорошо. Приказываю водителям переключиться на ПНВ, фар ни в коем случае не включать. Водители трофейных транспортеров должны «держаться» за габаритные огни впереди идущих машин. Этот режим «колонна-призрак» мы отрабатывали на тренировках перед операцией. И вот поднимаемся на очередной увал – а перед нами немецкая автоколонна. Свет фар в глаза, задыхающийся рык моторов, машины идут на подъем. Интересно, кто такие? Темно, ни черта не видно, а ПНВ ничего, кроме силуэта, не дает, уж слишком слепят фары.

Полугусеничники – назад, БМП расходятся по степи вилкой, готовые в любой момент прочесать колонну продольным огнем. У двух свеженьких грузовиков и перегораживающих дорогу тягачей с еще не смытой немецкой маркировкой – прикомандированные «мышки». При полном параде они изображают патруль полевой жандармерии. Взмах жезла с кружком – и передовой грузовик покорно останавливается. Наблюдаем за этой картиной метров с тридцати. Подходит, очевидно, старший колонны, о чем то спорит, размахивает руками, потом забирает документы и поворачивается, чтобы вернуться к своей машине.

– Медики это, – докладывает старший разведчиков, пока немец идет обратно, – полевой госпиталь. А в хвосте у них рембат 23-й танковой дивизии, задержались с разгрузкой.

Смотрю на Франка, а тот только сопит. Были бы солдаты – разговору нет, а тут госпиталь, бабье… Мы ж не фашисты – потом до смерти грех не замолишь.

– Василий Владимирович, – говорю я ему ласково, – возьми мегафончик и скажи людям на родном языке Шиллера и Гете, чтоб поднимали руки и дурью не маялись. Дело их фашистское проиграно, так что дальше – плен, Сибирь, балалайка. Если в преступления не замараны, кровь людскую не пили, то и бояться им нечего.

Берет майор Франк мегафон – и летят над степью исторические слова на вполне себе литературном немецком:

– Ergeben Sie sich. Legen Sie ihre Waffen nieder und kommen Sie raus mit hochgehobenen Händen. Wer keinen Widerstand leistet und keine Sabotage betreibt, dem garantieren wir das Leben. (Сдавайтесь, вы окружены. Положите оружие и выходите с поднятыми руками. Тому, кто не окажет сопротивления и не займется саботажем, мы гарантируем жизнь), – одновременно в ночной степи вспыхивают десятки фар, с обеих сторон заливая светом замершую немецкую колонну. Ловушка, выхода нет.

Минута – и из открывшейся двери головного грузовика, четко видимая в свете фар, на землю брякает первая винтовка, за ней еще и еще. Запомнились германские врачихи: выпученные от ужаса глаза, полные икры плотно обтянутые чулками, пилоточки на кокетливых прическах. И это при минус пять и десять метров в секунду! Б-р-р-р… Выходят из машин – и руки за голову, лицом к борту.