Текст книги "День друзей"

День друзей
Александр Муниров

© Александр Муниров, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта история произошла через несколько недель после моего тридцатилетия.

Так вышло, что к этому возрасту я стал чрезвычайно деловым человеком, легко заводящим новые связи на работе и умеющим грамотно, без стресса, балансировать между нормальным рабочим процессом и дедлайнами, сохраняя ясность рассудка и не выматываясь. Знаете, в фильмах частенько показывают невозмутимых людей в костюмах, которым вечно звонят по мобильному телефону, едва те уходят из офиса, а придя домой, они поднимают крышки своих ноутбуков и глядят в таблицы и графики, планируя свой следующий день и поедая доставленный из ресторана ужин. Вот это я. Такое, понимаете ли, совершенно особое и, до известной степени, приятное состояние собственной значимости. Ощущение, если угодно, того, что от тебя зависит многое и исчезни ты на минуту из окружающего мира – все моментально разрушится.

Пришло оно незаметно. Знаете, как бывает: Сперва ты устраиваешься на работу, потом, когда вникаешь – предлагаешь пару своих идей, их поддерживают и, через некоторое время, делают тебя руководителем проекта на зависть тем, кто работает в этой компании уже несколько лет и неспособен поднять нос выше собственного монитора. В один судьбоносный день ты замещаешь другого руководителя проекта, потому что тот уходит в отпуск, потом еще одного, внезапно оказавшегося на больничном, а там уже и до ощущения собственной необходимости недалеко. Оно захлестывает с головой и все, тут уже, можно сказать, процесс перевоплощения завершен. Проходит еще немного времени и вот он – образцовый работник, пример делового стиля и поведения, с закрытыми глазами способный оценить риски той или иной задачи и без страха ныряющий в пучину бюрократических процедур и делопроизводства. Заботливо взращенный корпоративным духом и собственным эго.

За все, конечно, приходилось платить. Я платил собственным свободным временем, но так как особо тратить это свободное время было не на что, не особо переживал на сей счет. Перестало хватать времени на сон – купил машину, чтобы спать дома дольше на полчаса. Понадобилось изучать документы, приходящие на почте в дороге – купил планшет и читал их стоя в пробках. Начал путаться в делах – завел планировщик задач.

По правде сказать, мои личные наблюдения говорят о том, что если грамотно распределять время, то можно впихнуть немало дел в очень короткий промежуток. По сравнению с теми, кому требовалось время самоорганизоваться на какое-либо мероприятие, я успевал сделать в два раза больше. А уж пока другие заканчивали планировать что-либо, я, обычно, это самое «что-либо» заканчивал.

Не подумайте, что хвастаюсь… впрочем, хвастаюсь.

Беда была с друзьями. Учитывая, что мало кому хотелось подстраиваться под мое расписание, а многие из них и вовсе не считали возможным что-либо планировать, те друзья, кого я мог назвать настоящими – не какие-нибудь собутыльники, с которыми можно несколько раз хорошо провести время, никак не могли со мной увидеться.

Кое-кто обижался. Кое-кто пытался войти в мое положение или вклиниться в дела, но рано или поздно им надоедало подстраиваться и, как результат, мы начинали видеться все реже и реже. Темп моей жизни рос и не всем хотелось ему соответствовать.

Я понимал их обиду и знал, что дело во мне, но не мог остановиться.

Незадолго до моего дня рождения, одному из них это надоело.

– Давай ты, хотя бы раз в пару месяцев, будешь устраивать день друзей? – сказал он, – в смысле полностью свободный вечер, когда к тебе можно спокойно прийти в гости или позвать куда-нибудь и ты будешь в состоянии общаться, не отвлекаясь на эту свою дурную работу? Запланируй за две недели и отложи все свои дела.

Это было реакция на то, что свой юбилей я провел в командировке и, в итоге, никак не отметил.

Мне мысль не очень понравилась, потому что нельзя было спрогнозировать расписание так далеко и я не мог говорить наверняка, что именно в тот день не возникнет какой-нибудь аврал на работе. А тут от меня еще и обещаний требуют.

– Да ты достал уже, – сказал мне друг, – как тебя можно увидеть по другому?

И я сдался, так как не смог придумать ничего лучше.

Друга, кстати, мы, между собой, называли «Охранником». На то было две причины: Во-первых, он всегда нам помогал и среди всех дружеских ссор, что порой у нас случались за все годы, был вечным посредником, охраняя нашу дружбу от развала от любых недоразумений. Во-вторых, друг долгое время работал охранником, и, экономя на одежде, носил черную форму с большой оранжевой надписью «Охранник» на спине.

Был назначен день, в который мне пришлось, другого слова не подобрать, объявить, что буду рад видеть всех друзей у себя дома или где-нибудь рядом с ним. Как получится. И пообещал, что никакой работой это время не будет омрачено.

Разумеется, я не мог посвятить друзьям все двадцать четыре часа, поскольку выбранный день был пятницей и работать все-таки было необходимо. Но, с другой стороны, трудиться в субботу было необязательно и я знал, что если не приеду в офис в этот день, никто мне и слова дурного не скажет. Отчасти потому что там будет немного коллег, а отчасти потому, что я и так работал по субботам в течении нескольких месяцев подряд.

Стоял теплый осенний солнечный вечер, деревья уже начали желтеть. Люди пользовались хорошей погодой для того, чтобы пройтись чуть дольше обычного времени по дороге с работы домой. Этакая неторопливая солнечная пятница.

Добираясь до автостоянки у дома я дважды посигналил – парочке, не обращавшей внимания на то, что позади них двигается автомобиль весом в полторы тонны и девушке с коляской, почему-то предпочитающей въезды во двор прогулочным дорожкам.

Все места на ближайшей парковке были заняты. Так случалось, когда я приходил домой слишком поздно. Но сегодня, как будто все разом решили порадоваться теплому осеннему дню и пошли на работу и с работы пешком. Или ушли пораньше, чтобы погулять, заочно заполнив всю парковку своими машинами.

Для меня это означало, что придется оставлять машину за три дома от своего, на соседней парковке. Ничего особо страшного в том тоже не было.

Когда я выходил с той стоянки, раздался звонок и коллега, даже не извинившись за то, что беспокоит по окончании рабочего дня, попросил консультации по вопросам организации трудовых резервов. Я сел на лавочку у подъезда ближайшего дома и, щурясь на яркий солнечный свет, принялся рассказывать то, что помнил. Не столько ради того, чтобы человек на том конце въехал в суть – мы оба знали – в пятницу вечером трудовыми резервами никто не станет заниматься, сколько затем, чтобы он понял, что круче меня нет специалиста во всей компании. Еще одна копеечка в копилку собственной значимости.

Рядом разгружался небольшой пыльный грузовичок, из которого пыльные же грузчики вытаскивали на деревянных лотках хлеб и тащили по лестнице вниз в небольшой продуктовый магазинчик. На искусственно разбитом газоне юная девушка, с соломенного цвета короткими волосами следила за тем, как ее ребенок лет четырех, такой же соломенноволосый и с почти такой же прической, одетый в синюю куртку, играет с пластмассовым самолетом. И куртка и самолет были одного оттенка, словно шли в комплекте. Шагах в пятнадцати стоял какой-то мужчина в спортивном костюме и смотрел на меня. Я тут смотрелся, в своем костюме, как-то неуместно.

– Давайте, может быть, тогда в понедельник я к вам подойду с этим вопросом и мы более детально его проработаем? – предсказуемо сказал телефон, – не возражаете?

Я не возражал и вообще ожидал именно такого конца разговора. Зачем вообще звонить перед выходным, если не собираешься ничего срочно делать, спросите вы? Для того, чтобы отчитаться перед руководством, что сделано все возможное до понедельника.

Мужчина продолжал смотреть на меня.

Не люблю, когда вот так специально пялятся незнакомые люди. Может быть при костюме и галстуке я и смотрелся лишним среди гуляющих женщин с детьми и хлебных грузчиков, но вряд ли был до того удивительным, чтобы привлекать к себе столько внимания.

Я недовольно уставился на него в ответ.

Эй ты, – должен был говорить мой взгляд, – что смотришь? Других дел, что ли, нет?

– Спасибо и до понедельника, – сказал мне коллега.

– До понедельника, – машинально отозвался я и нажал на кнопку окончания разговора.

Взгляд не сработал. Мужчина, увидев, что я освободился, пошел ко мне.

Он был выше и заметно толще, чем я, с короткой стрижкой. Под небрежно застегнутым темно-синим спортивным костюмом виднелась красная футболка. Ничего спортивного, помимо одежды, в нем не наблюдалось – по сложению и несколько опухшему лицу складывалось первое впечатление, будто бы он только и делает, что где-т спит или пьянствует, а на улицу вышел только что, увидел меня и… может быть он хочет попросить денег опохмелиться?

– Ты учился в школе номер 32, класс 7б, – сказал он, оказавшись в двух метрах. Не спрашивал, а утверждал. Голос был низким и хриплым, но при этом гораздо мягче, чем ожидалось, что несколько скрадывало общий невежливый тон.

Наверное, в этом голосе прозвучало что-то этакое. Во всяком случае, в другой ситуации я бы не стал с ним разговаривать. А тут встал со своей скамейки, машинально отряхнув дорогущие брюки от возможной пыли и снова посмотрел на него. По лицу мужчины сложно было сказать, к чему он только что произнес эту фразу.

– И что с того?

– Мы учились в одном классе, а потом я переехал, – сказал мужчина и, словно вспомнив о манерах, внезапно широко улыбнулся.

Ничего не понимая, я пожал протянутую, такую же как и голос, огромную, но необыкновенно мягкую для такого человека руку и пригляделся.

И правда похож.

В седьмом классе, где я учился, был один мальчик, превосходящий других что по росту, что по комплекции. Коротко стриженный, помню, что у него всегда были видны складки на затылке. Я тогда невольно задавался вопросом о том, как, при таких складках, его вообще ухитрялись подстригать. Помню и то, что когда он нависал надо мной, невольно становилось не по себе. Если бы этот одноклассник вдруг упал, то я, со своим, тогда, тщедушным строением, никогда бы не вылез из под этой горы плоти. Благодаря своим размерам, мальчик казался старше прочих года на три, а для седьмого класса это очень немаловажно, особенно если ты осознаешь свое преимущество. И он осознавал.

Тогда весь класс был разделен на две группы. Первая дружила с ним из инстинкта самосохранения, а вторая не дружила и потому старалась лишний раз ему на глаза не попадаться, так как, ко всему прочему, мальчик любил поиздеваться над окружающими.

Я относился ко второй группе и одно время даже спасался на переменах, уходя в другой конец школы, не в силах дать ему отпор.

И да, он любил ходить в красной футболке.

Как вы понимаете, этот тип не относился к тем людям, кого бы я предпочел случайно встретить на улице. У меня и на друзей-то нет времени, не то что на неприятных бывших одноклассников. Но, вежливости ради, сказал:

– Аа… точно… Как ты меня узнал? – я даже выдавил из себя корпоративную вежливую улыбку, надеясь, что это не будет выглядеть также фальшиво, как мной ощущалось.

– Ну… узнал, – сам он улыбался так широко и искренне, словно я ему обеспечил хорошее настроение до конца дня. Мне даже стало не по себе от собственного лицемерия.

Заметив, что до сих пор держу руку в его руке, я осторожно потянул ее назад. Бывший одноклассник продолжал стоять, смотреть мне в глаза и улыбаться, словно ожидал чего-то, лишь на мгновение бросил быстрый взгляд вниз в тот момент, когда наши руки перестали соприкасаться.

– А я только с работы, – сказал я, лишь бы хоть что-то сказать, – вообще у меня сегодня день друзей, поэтому жду, что сейчас они придут.

– Ясно, – ответил он, по прежнему стоя передо мной и явно не собираясь никуда уходить.

– Я сейчас не собираюсь домой, – добавил я, на тот случай, если вдруг он попросится в гости, – жду звонка от друзей, а пока просто гуляю.

– Давай тогда пройдемся, – сказал он.

Я про себя перебрал все вежливые причины для отказа, но не найдя достойной, согласился. И мы направились по улице мимо домов. Соломенноволосая девушка посмотрела в нашу сторону и отвернулась. Ее сын пробежал мимо нас, потрясая своей игрушкой.

Надеюсь, мой бывший одноклассник не решил, будто день друзей относится и к нему тоже? Никакого намерения приглашать его куда бы то ни было у меня не было. Начни он расспрашивать, придется либо выдумывать повод, чтобы отказать, либо сказать прямым текстом, что не рад его видеть. А одноклассник, похоже, мне так обрадовался, что это будет некрасиво.

Было бы идеально, если бы сейчас позвонил кто-нибудь. Тогда я бы попрощался с ним, сославшись на то, что меня ожидают.

Но никто не звонил и мы просто шли по улице, мимо построенных пять лет назад домов, совершенно не вписывающихся в постсоветский урбанистический типовой пейзаж.

Одноклассник молчал и это не вязалось с его недавним радостно-безапелляционным приветствием. Так не ведут себя люди, когда видят старого знакомого и навязываются ему в компанию. Я мог бы спросить о чем-нибудь сам, но не испытывал большого желания лезть в чужую жизнь. Так всегда и бывает – сперва ты узнаешь семейное положение, потом – за какую хоккейную команду он болеет, чем занимается по пятницам и вот вы уже договорились о новой встрече.

– Помнишь, раньше здесь был рынок? – показал я, вместо этого, на очередную парковку и он утвердительно кивнул, – ребенком я часто сюда ходил. Обычно после школы, так как школа была ближе к рынку, чем дом, а выбор здесь был намного больше, чем в магазинах рядом. Да и дешевле, а у нас тогда с деньгами было не очень.

Он продолжал кивать.

– Может быть ты не знаешь, его снесли три года назад ради парковки.

– Не знал.

– Оно может и лучше. На рынке, если подумать, было грязно, да и торговали какие-то подозрительные личности. Наверняка там было не только молоко, пакеты и дешевая жевательная резинка, но и что-нибудь ворованное.

– Наверняка, – говорил он.

– Ну и мы стали получше жить. Необходимости покупать сомнительного вида продукты уже давно нет. Я бы точно, будь выбор, пошел в супермаркет. Да и вообще, мир, кажется, стал боле требовательным к чистоте и порядку. Вон, кстати, супермаркет недавно открыли.

По другую сторону дороги стоял новенький магазин с сияющей рожей довольного покупателя на вывеске.

– Угу, – прокомментировал одноклассник.

– И у меня выросли претензии к окружающему миру. Я не слишком в философские дебри ударился? – он помотал головой, – Недавно проколол колесо на машине и вместо того, чтобы поставить запаску и на ней доехать до шиномонтажа, вызвал эвакуатор, потратив в два раза больше времени. А знаешь почему? Потому что тогда подумал о том, что потом не смогу дочиста оттереть руки, сяду за руль, что-нибудь внутри вымажу… можно, правда, было и изнутри потом все оттереть, но само ощущение того, что внутри грязно… у тебя есть машина?

– Да.

– Наверняка понимаешь, – и он снова широко, почти по детски, улыбнулся, – зато, пока ждал эвакуатор, ухитрился собрать отчет до конца. У меня, понимаешь, работа, при которой суток не хватает. Я не жалуюсь, просто образ жизни такой. Сегодня едва-едва нашлось времени на друзей.

Я нес эту чушь только для того, чтобы бы хоть как-то поддерживать разговор, одновременно ощущая себя дураком. Тем временем, мы дошли, в общем потоке гуляющих людей, до конца улицы.

– Куда дальше пойдем? – спросил я, рассчитывая повернуть назад, но одноклассник свернул во двор и, пройдя через полуразрушенную детскую площадку с поломанными качелями и песочницей с кривым навесом, мы вышли на параллельную улицу. В последний раз на ней я был несколько лет назад, когда искал дорогу, чтобы объехать пробку. Объезд я так и не нашел, однако увидел старый ржавый каркас машины, брошенный на обочине, словно памятник героям, поехавшим боковыми улицами по разбитому асфальту.

Асфальт и впрямь здесь был таким, словно о его существовании забыли сразу же, как только положили.

Мне по прежнему никто не звонил и я, не имея иного плана, продолжал поддерживать беседу. Рассказал о том, как в институте познакомился с девушкой и до самого выпускного мы встречались душа в душу, а на следующий день она меня бросила. Позже, через однокурсников, я узнал, что девушка вышла замуж за другого однокурсника, родила ему двух детей и теперь живет где-то в области. Было ли мне обидно? И да и нет. К тому времени, когда я об этом узнал, прошло больше двух лет и оставшихся чувств хватило только удивляться тому, что о своем будущем избраннике девушка всегда отзывалась в крайне едком тоне. Причем, как мне всегда казалось, незаслуженно.

Рассказал о том, что никогда не любил, когда ко мне в работу лезут посторонние люди со своими замечаниями и советами. Если, конечно, сам к ним не обращаюсь. Посетовал, что запчасти на машину стоят столько, что на стоимость всех запчастей можно купить две новые точно такие же машины. Признал, что без машины уже не чувствую себя комфортно, потому что грязный переполненный общественный транспорт – совсем не равноценная замена личному, а такси нанадежны.

Рассказал, что в последние годы в моей жизни, почти нет друзей, зато в профессиональной сфере завел нескольких завистников и множество полезных связей.

– Но это ведь не то же самое. У меня и в школе-то было не так много друзей, а ребята из более раннего детства разбежались, причем так давно, что я уже не помню, как их звали. Только смутные ощущения от совместных игр. Даже фотографий с ними не осталось у родителей, хотя они бережно хранят все, связанное с моим детством.

Позади нас остались однотипные древние пятиэтажные панельные дома, отвратительно-пожухлого кирпичного цвета, с серыми язвами в теле там, где краска отвалилась. Мне всегда казалось, что жить в таких домах чревато для психики, о чем, конечно, я тоже ему рассказал.

Перед нами, в ста шагах впереди была стена из новенькой блестящей гофрированной оцинковки. Мы шли, не торопясь, прямо к ней. Слева располагалась небольшая роща.

– Да и в школе, если честно, были такие друзья, что по окончании я перестал с ними общаться с большим облегчением. Нет, друзей у меня много, с института, с общих увлечений, например, скалодромом. Я не говорил, что занимался скалолазанием? У нас была целая тусовка, мы ходили на тренировки вместе и одно время даже мечтали выехать куда-нибудь в горы. Правда, так и не выехали. Но общаться продолжаем и по сей день.

– Понимаю, – сказал мой спутник.

А ведь я даже не помню, как его зовут, – подумал я. Но продолжал говорить:

– Кое-кто из друзей появился сам по себе. Например, с праздника у общих знакомых. Или в интернете, скооперировавшись на общих интересах. Один друг появился после семинара, посвященного анализу рынка книгоизданий, представляешь? Я не имею никакого отношения к книгоиздательству, но руководство направило. Сдружились во время спора о роли фантастики.

Дойдя до стены, мой спутник свернул на тропинку между деревьев, в сумрак. Пахло сухой листвой. Здесь было тихо и сонно, все звуки потерялись, оставшись по ту сторону деревьев, будто бы из города мы шагнули куда-то за пределы присутствия человека. Когда в последний раз я был на природе? Не помню.

Блестящая стена какое-то время сопровождала нас, но потом тропа вильнула в сторону, оставив ее там же, где и звуки города.

– Бывало и так, что друзья друзей приходили в мою жизнь и оказывались настолько чудесными людьми, что мы начинали дружить с ними больше, чем с теми, кто нас, в свое время, познакомил.

– Да, ты прав.

Я продолжал рассказывать о друзьях и о том, что у меня вечно нет на них времени. О карьере и том, что работа крайне непредсказуема. О перспективах роста.

Мой спутник поддакивал, шагая впереди и лишь время от времени останавливаясь и прислушиваясь к чему-то, а после сворачивая с одной тропинки на другую.

Роща закончилась неожиданно. Мы, в очередной раз, повернули и вышли к еще более старым трехэтажным домам, сложенным из деревянных щитов, выкрашенных красным. На вид им было лет семьдесят и, насколько я помнил историю города, в таких домах раньше селили людей с заводов, обеспечивая их жильем, наскоро возводя, как говорили тогда, временные жилища. В то время считалось большой удачей получить хоть какой-то угол взамен коммунальной квартиры или ветхого дома. К тому же, все верили, что стоять этим домам всего лет десять, а потом государство решит жилищную проблему, построит настоящих современных зданий… только что-то пошло не так и этого так и не произошло. Люди, тем, у кого не было возможности самостоятельно заработать на жилье, так и остались тут ветшать вместе с «временными» домами.

Я остановился и прислушался. Город, со всеми своими автомобилями остался за рощей. Где-то пела птица. Тени от крон деревьев играли на растрескавшемся асфальте.

Наверное в городе таких мест полно – в промежутках между высотными домами и широкими улицами, заполняя пустоты в мегаполисе, островки прежней жизни, мимо которых я, со своим темпом, всегда проносился мимо, не успевая толком разглядеть.

На сбитой из чурбачков лавочке у ближайшего дома сидела бабушка в белом платочке и глядела перед собой. На детской площадке поодаль возились дети. В одном из окон, за белой узорчатой занавеской виднелся силуэт человека. Больше никого не было видно.

– Я и не знал, что в нашем районе бывают такие места.

Мой спутник неопределенно хмыкнул и пошел вперед.

– Странно, напоминает детство, хотя я никогда не жил в таких кварталах, – я догнал его, – но знаешь, детство, оно вообще сильно смазано. Например, школа. В прошлом году я проходил мимо нее. Знаешь, на что обратил внимание? Она выглядит жутко. То есть, школы обычно другие – светлые стены, большие окна, широкий двор. А в моей… ну и твоей бывшей школе все не так: Она, если помнишь, из кирпича сочного красного цвета… что-то меня сегодня красный цвет домов преследует, – я посмотрел на стену ближайшего дома, мимо которого мы шли, – вроде такого, только гораздо ярче. И двора в той школе не было. С нее постирали все надписи, оставленные тупыми школьниками. Или, сейчас уже не принято расписывать стены? Но даже без них… как бы тебе сказать? Раньше она выглядела жуткой и запущенной. Год назад она выглядела ухоженной, холеной, с новыми окнами, но по прежнему жуткой. Мне тогда поневоле подумалось, что детей, в таком месте, нельзя научить ничему хорошему. А внутри, если помнишь, стены были болотно-зеленого цвета. Как там теперь – не знаю, внутрь я не стал заходить.

Одноклассник пошел быстрее, я держался чуть позади, стараясь не отставать. Слова лились бесконечным потоком.

– И мы там учились! Я уже не помню всех подробностей, помню только что была школа и все, что вне ее – как два разных места. Словно она и я существовали в параллельных мирах. Грех жаловаться, конечно. В конечном итоге, я ведь выучился в того, кто я есть, благодаря ей. Но тогда, год назад, мне подумалось, что возможно оттого я так и отношусь к школе, что мы с ней существовали параллельно. Что было бы, если бы мы совместились? Короче, не бери в голову, это моя детская нелюбовь к тем годам наложилась на бурную фантазию.

– Прекрасно понимаю, – сказал мой спутник на полном серьезе.

– Но если серьезно, то проходя тогда мимо школы, я понял, что нет ничего удивительного в том, что дистанцировался от места, которое даже спустя четырнадцать лет выглядит настолько недружелюбно. Хорошо еще, решил тогда, что вообще, после этой школы, вырос нормальным человеком. И даже сейчас я всех одноклассников воспринимаю чужими. А тебя, если честно, в свое время, просто ненавидел.

– Нам сюда, – сказал он, свернув в соседний двор.

– Ты не злишься на меня за это?

– Да нет, – он, не оглядываясь, пожал плечами.

Слева от нас стоял трехэтажный дом, справа – ободранная теплотрасса, растущая из земли на уровне моего колена. Между ними, стояла еще одна песочница, на этот раз без песка, выкрашенная в ярко-голубой цвет. За теплотрассой располагалась чугунная ограда, отделяющая от возможных посетителей здание, похожее то ли на детский сад, то ли на домоуправление.

Асфальт здесь был покрыт тонким слоем желтых листьев, по которым явно никто не ходил. Тонкие деревья вдоль ограды стояли голыми.

– Слушай, этот дом вообще жилой?

– Все вопросы потом, – сказал одноклассник, – давай быстрее.

Он, внезапно, сильно схватил меня за руку и потащил к одному из подъездов, с полуоткрытой, вросшей в землю деревянной дверью, но я выдернул и остановился.

– Погоди-ка, ты не хочешь ничего объяснить? – спросил, на всякий случай, приготовившись бежать.

Вся эта ситуация словно открылась мне с другой своей стороны: Некто, представившись моим бывшим одноклассником и почти ничего не сказавший за все время, привел меня в какое-то незнакомое место и пытается заставить войти в странный дом.

Он обернулся и посмотрел мне в глаза. Лицо было несчастным, будто бы я только что ткнул пальцем в его самую страшную личную тайну.

– Некогда рассуждать! – он повысил голос, – мы опаздываем.

Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока он не добавил:

– Пожалуйста.

Я вздохнул и посмотрел еще раз на дом. Все стекла были целыми. Наверное, все-таки, жилой.

В подъезде было сумрачно и грязно. Электрического света нигде не было и, судя по горелой полосе на белой штукатурке в месте проводки, возможность его включить отсутствовала. Дневной же свет с трудом пробивался через пыльные лестничные окна. Вообще, изнутри дом выглядел гораздо более запущенным, чем снаружи. По стене вверх, вдоль лестницы, змеилась трещина. На площадке первого этажа, по обе стороны было по двери. Слева – деревянная, покрытая лаком. Справа – черная и стальная. Обе выглядели намного моложе дома.

Я посмотрел между деревянными перилами лестницы вверх. Сквозь узкую щель смутно различался потолок третьего этажа и пыль, неспешно плавающая в тусклом свете.

– Похоже, что здесь никого нет, – в такой обстановке мой голос прозвучал неестественно громко.

Мой одноклассник посмотрел на дверь, через которую мы вошли в подъезд.

– Давай наверх, – сказал он, – быстрее.

Теперь я слышал приближающийся шорох листьев. Кто-то быстро шел по двору.

– Быстрее, – сдавленным голосом повторил одноклассник и подтолкнул меня к лестнице. Его руки дрожали.

Я пошел наверх, он двинулся следом. На площадке второго этажа, между четырех дверей в квартиры, у дальней стены, стоял деревянный ящик, из которого едва заметно тянуло гнилыми овощами. Я взялся за ручку ближайшей двери, обшитой дешевым дермантином. Та повернулась слишком легко, словно не была соединена с замком. Дверь не открылась.

Внизу, у двери в подъезд раздались шаги.

Оглянувшись на моего спутника, я увидел, как его лицо исказилось в гримасе отчаяния. Казалось, что он сейчас расплачется и изо всех сил старается сдержаться. Одноклассник вытянул обе руки ко мне, широко расставив дрожащие пальцы и сделал шаг вперед. Я, невольно, отступил назад, ткнувшись в перила, а после следующего его шага ко мне, прыгнул спиной вперед и вверх.

Не знаю, как мне это удалось, но за секунду до того, как он вцепился в меня, я оказался на площадку выше. Меня начало колотить. Все, что я видел в тот момент – это плачущее лицо здоровенного толстого мужчины и руки со скрюченными пальцами.

Он сделал еще пару шагов по ступеням ко мне.

– Эй ты! Стой! – раздался голос снизу и на лестнице показалась блондинистая, коротко подстриженная голова моего друга Охранника.

Я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание и почти сразу же за этим понял, что уже долгое время моя диафрагма судорожно и бессмысленно сжимается. Легкие отказывались работать. Сколько времени я уже не дышу?

Мужчина остановился.

– Что тебе надо от него? – спросил Охранник. На нем была зеленые камуфляжные куртка и штаны, берцы на ногах. Не обращая внимания на меня, он пристально смотрел на моего одноклассника, уже опустившего руки. Глаза он тоже опустил.

В легких раздалось сипение и в груди заболело. Это я, сделав над собой усилие, втянул в себя немного воздуха и почти сразу же стало легче.

– Мы учились в одном классе, – неуверенно сказал мой спутник.

– Что ты здесь делаешь? Почему ты здесь находишься? – спросил Охранник, ставя ногу на одну ступень ближе к нему.

Мужчина поднял руку, словно пытаясь закрыться, хотя Охранник был гораздо менее внушительным и, тем более, не пытался его схватить или ударить. Разве что голос повысил.

– Я… он…

– Какое отношение сегодня ты имеешь к нему? – спросил Охранник.

– Я… – мужчина неожиданно бросился вниз, закрыв лицо руками, оттолкнув Охранника, по лестнице, ударившись плечом в стену. Через пять секунд раздался грохот, отозвавшийся на весь подъезд, когда он, уже на первом этаже, врезался в деревянную дверь подъезда.

Только тогда мы встретились с Охранником глазами.

– Слушай, я… – начал было я, продолжая заставлять себя дышать, но он лишь махнул рукой.

– Пойдем отсюда, – сказал, – нечего тебе здесь делать.

Мы вышли из подъезда и направились прочь со двора, обратной дорогой, в направлении рощи. Ничего не изменилось, разве что солнце начало садиться, окрашивая мир красным. Старушка все также сидела на лавочке из чурбачков, дети все также играли в песочнице.

Внезапно я вспомнил, почему вдруг заговорил о детстве, оказавшись здесь. Когда-то давно, когда я еще учился в школе, мы с мамой возвращались из какого-то магазина и решили срезать. Стояла зима, морозный туман одел все деревья и дома инеем. Было адски холодно и мы почему-то решили, что идти напрямик будет хорошей идеей. Пройдя несколько дворов, оказались среди похожего микрорайона – маленьких, разваливающихся, почти безлюдных и тихих домов, где время казалось застывшим. Все окна в них замерзли, пешеходов не было.

– Однажды куплю тут квартиру, – сказал я тогда, по-детски поразившись здешнему спокойствию.

– Здесь ремонт выйдет дороже покупки самой квартиры, – прагматично ответила тогда мама.

– Ну и что, – возразил я, – зато тут здорово.

Мама не стала спорить, наверное догадывалась, что когда я вырасту, то буду искать себе жилье совсем другого класса. Поблуждав немного, мы не нашли выхода из микрорайона, вернулись назад и все-таки пошли в обход. На следующий день я заболел и три дня радовался возможности не ходить в школу.

В тощем теле Охранника чувствовались усталость и напряжение, он сильно сутулился, словно окружающий воздух давил на него всей массой. Я ничего не говорил, он тоже молчал.

Один из детей в песочнице стоял, провожая нас взглядом. Издали было плохо видно, но помимо пестренькой курточки, на лицо ребенка была надета черная маска. В руке он держал совок.