Текст книги "Отставка господа бога. Зачем России православие? (сборник)"

Особая форма педофилии

Итак, религия вторглась в школы.

Возникает естественный вопрос: что делать?

Разумеется, противостоять желательно через демонстрацию твердой родительской позиции, обязав руководство школы полностью оградить вашего ребенка от любой религиозной пропаганды.

Если это будет невозможно (по разным причинам), то предстоит серьезный разговор уже с ребенком.

Ему придется честно сказать, что его развитие и во многом его будущее собираются принести в жертву потенциальной доходности странной организации под названием РПЦ. Столь же отчетливо придется объяснить и тот неприятный факт, что и учителя бывают глупы и трусливы, что живут в страхе перед начальством и вынуждены преподавать то, чего не понимают сами.

Это придется объяснять терпеливо и последовательно, естественно, принося в жертву авторитет отдельных педагогов, а через них и школы в целом.

Ну что ж.

Школа должна со всей отчетливостью понимать, что, вновь впустив в свои стены «закон божий», она вступила в открытый конфликт не только с наукой, развитием, самой сутью просвещения, но и с тысячью великих теней, положивших когда-то судьбы и жизни за то, чтобы избавить человечество от самых нелепых его заблуждений. Эти тени когда-то были людьми редкого и преимущественно ядовитого остроумия. Предполагать, что они не «дотянутся» из-под мрамора своих гробниц до робких «шкрабов» современности – предельно наивно. Вероятно, школьным работникам теперь придется познать не только преимущества покорности, но и все связанные с ней неудобства.

Забавно, что никто так и не смог ответить на простой вопрос: зачем это вообще надо?

Зачем воспаленный, сложный, экстремистский по самой своей природе вопрос надо предлагать детям в 4-м классе?

Причем столь безапелляционно?

Для лучшего «понимания и усвоения» русской культуры?

Но даже по факту простого численного представительства русская культура, возможно, не вполне атеистическая, но уж никак не православная. Имена Тургенева, Герцена, Белинского, Писарева, Добролюбова, Чернышевского, Чаадаева, Павлова, Тимирязева, Сеченова, Орбели, Есенина, Циолковского, Мандельштама, Булгакова, Левитана, Перова, Маяковского, Толстого, да и еще доброй сотни создателей этой культуры, – говорят сами за себя. С культурой же общемировой православие вообще не имеет никакой, даже внешней связи, а со значительной частью – и вовсе пребывает в мировоззренческом жестоком конфликте.

Православие в его обычном понимании на протяжении многих веков было некоей «народной религией», то есть вероисповеданием безграмотных, изолированных от развития людей, которых законы разрешали продавать и покупать, унижать и насиловать любым способом. Русские крепостные, иными словами – рабы, были основной референтной группой православия. Русская знать, которой петровские реформы дали некоторую свободу, немедленно ею воспользовалась.

Как мы помним, дворянство (за небольшими исключениями) вовсю масонствовало, уходило в теософию, месмеризм, эзотерику, а затем вольтерьянство, толстовство, дарвинизм и атеизм. О деве Марии оно вспоминало в откровенно порнографических стишках типа «Гавриилиады», а о попах – в мечтах об удавлении последнего царя кишкой последнего попа.

Кумиры просвещенной молодежи, разночинцев и студенчества тоже сменялись очень занятным образом, но никогда среди них не оказывалось казенных мыслителей.

Вольнодумец и погромщик православия Чаадаев сменялся атеистом Писаревым, тот – Кропоткиным и т. д.

Конечно, имело место и так называемое богоискательство, но оно ничего общего с православием не имело, обращаясь то к католичеству, то в сакральную иероглифику Кирхериуса.

Разумеется, в культуре существовали группировки «охранителей» с их показным православием, но на любой их шаг прогрессисты отвечали залпами, подобными письму Белинского к Гоголю.

Конечно, русская культура имела свой православный полюс, представленный славянофилами.

Отношения западнического, либерально-атеистического и славянофильского полюсов были, напомню, очень скверными. Лучше всего взаимоотношения этих полюсов в русской культуре иллюстрирует реакция Достоевского на труды Ивана Михайловича Сеченова.

Напомню, что после выхода «Кому и как разрабатывать психологию» Достоевский исплевался ядом, назвав Сеченова «в сущности, человеком необразованным», «мало знающим», «научными своими выводами скорее вреден, чем приносит пользу» («Письма Достоевского», 1934, т. 2, стр. 259). Да, у многих поэтов и литераторов могли случаться приступы публичного православия, но следует помнить, что статьи уголовных уложений, карающие за ересь, иноверие или атеизм ссылками, порками и лишениями прав состояния, распространялись на всех, и литераторы вынуждены были демонстрировать лояльность.

Фактор жесточайшей и крайне свирепой полицейщины в вопросах «веры» позволяет усомниться в искренности таких демонстраций. То есть называть русскую культуру XVIII–XX веков «православной» нет никаких оснований. Она была настолько неоднородна, слоиста и конфликтна, что вообще никакой объединяющий термин к ней не подходит и применяться не может. Говорить же о некоем «древленародном, допетровском православии» вообще невозможно, так как в течение почти семисот лет ни у одного человека в России никакого права выбора веры или мировоззрения не было.

Попытки читать лишние книги или даже просто задумываться на тему веры немедленно объявлялись ересью, как это было с группой новгородских и московских интеллектуалов в XV веке, осмелившихся переосмыслить некоторые каноны. Разумеется, дело закончилось пытками, отрезаниями языков и сожжениями. Следует отметить, что все фигуранты дела о московско-новгородской ереси были отнюдь не атеистами, а занимались «обретением истины о бозе». Богоискатели, среди которых были и миряне, и духовенство, были наречены «жидовствующими» и истреблены.

В XVII столетии массовые казни, убийства и сожжения были ответом русской церкви на другую попытку инакомыслия, на так называемый раскол. Разумеется, ни о какой свободе выбора веры или убеждений говорить не приходится, выбор православия никогда не был свободным, осмысленным и осознанным актом.

Умилительная сцена расцеловывания русскими солдатами икон перед Бородинской битвой имеет простой подтекст: грамотных во всей русской армии было около 4 %, а примерно 90 % личного состава – крепостные, то есть обычные рабы, более того, рабы, с раннего детства принужденные системой «веровать и исповедовать» то, что было наиболее комфортно для той самой системы, что держала их в рабстве. Так что никакого выбора «целовать не целовать» у них просто не было.

Понятно, что история не более чем служанка идеологии, всегда готовая обслужить свою барыню, принять любую позу и конфигурацию, мимикрировать, сдуться или надуться. Она всегда готова выполнить любую прихоть идеологии, что доказывает неслучайное богатство существующих в этой дисциплине методов. Но не существует метода, с помощью которого можно было бы исказить ее настолько убедительно и красиво, чтобы доказать «стержневую» роль православия в истории России.

Православие с первого дня своего появления – не более чем инструмент власти, лишь один из способов насилия.

У служителей культа остается один на первый взгляд реальный аргумент – это необходимость привития детишкам «морали и нравственности». Почему-то эта организация, поведение и нравы которой в ее лучшие времена «святой Руси» православный царь Иван IV характеризовал как «хуже скотов», прославившаяся в истории алкоголизмом, ленью, развратностью, жадностью, решила, что именно она должна учить наших детей «морали и нравственности».

Попытка приватизации попами так называемой морали забавна, так как практически любое произведение классической литературы содержит все положения «морали» в легкоусвояемом рафинированном виде, без странных нагрузок в виде битья лбом об пол и целования досок и рук толстым мужчинам.

Предположение, что церковь может выступать неким «педагогом», вообще лишено оснований.

Следует помнить, что насиловавшие поповских дочек в 1918 году матросы или солдаты, «прикалывавшие» штыками буржуйских детишек, – все в обязательном порядке прошли катехизацию, полное воцерковление, причастие, изучали «закон божий» как обязательный для всех православных жителей Российской империи.

Вообще, следует помнить, что излишне кровавую и бесчинно сыгранную революцию 1917 года делали исключительно крещеные и воцерковленные люди, так как других в России того времени просто не было. Толпы погромщиков, дезертиров, расстрельщиков, убийц и насильников воспитала именно русская церковь, в руках которой до 1917 года были все педагогические функции. И это – исторический факт, спрятаться от которого не удастся.

Иными словами, никаких вразумительных объяснений необходимости введения религии в школе не существует. Кроме одного, самого простого – страстного желания РПЦ обеспечить себя еще парочкой поколений покупателей свечек.

Православие или жизнь?

Видим, как РПЦ, кряхтя от наслаждения, уже напяливает свою старую жандармскую шинель, услужливо поданную «Единой Россией».

Попы недолго играли в просветленность и благодушие.

Получив множество вызовов современности и будучи не способны на них ответить, они выбрали самый простой путь, решив заткнуть рты оппонентов кулаками полицейских и колючей проволокой зон.

Первым птеродактилем новой эпохи церковно-общественных отношений стала статья УК, в которой помимо дополнительной защиты молитвенных домов и религиозных аксессуаров со всей откровенностью прописана уголовная ответственность за инакомыслие.

Впервые за последние сто лет православные так откровенно выставили своего бога на посмешище.

Теперь понятно, что ему, несмотря на все его всемогущество, то есть на запасы эпидемий, небесных булыжников, расплавленной серы и легионы ангелов, без дополнительной статьи в УК РФ, запрещающей смеяться над служителями его культа, ну никак не протянуть даже до нового, 2013 года. Впрочем, вопрос качества их бога нас интересует меньше всего.

Интрига совсем в другом.

В контексте сегодняшней политической картинки известный лозунг религиозных фанатиков «Православие или смерть» приобретает особый, строго практический смысл.

Я, впрочем, рекомендовал бы гг. Нарышкину, Жириновскому и прочим думским хоругвеносцам пока ограничиться начертанием на своих галстуках, футболках и пиджаках промежуточного варианта данного лозунга, а именно: «Православие или статья».

На данный момент это будет точнее и позволит оставаться в том самом «правовом поле», на котором думцам так удобно играть в футбол отрезанной головой Конституции РФ.

(К различным версификациям типа «Православие или костер, электрический стул, кол, пуля и пр.», можно будет плавно перейти со временем.)

Любопытно, что лейтмотивом карательных инициатив является непременное «уважение» к религии и неким традициям. При этом законодатели ну никак не хотят объяснить, каким образом и за что можно «уважать» кровавую, деструктивную, лицемерную и агрессивную идеологию христианства?

Вторым пунктиком, обосновывающим необходимость новой статьи, служит то, что «верующие оскорбляются».

Но, во‑первых, мы уже знаем, что вся мировая цивилизация и культура – это сплошное оскорбление для тех, кто хочет жить по правилам древнееврейского фольклора.

Во-вторых, мы видим, что вполне конкретные лица дрессируют верующих оскорбляться и, более того, – требуют от них должного градуса этой оскорбленности, а когда градус падает, то его старательно возгоняют.

Достаточно проанализировать недавнюю сцену так называемого молитвенного стояния у ХХС. Председательствующий на этом мероприятии гр. Гундяев (в лучших традициях сеансов Кашпировского) твердит именно то, что в переводе с поповского на русский звучит как: «Оскорбляйтесь! Оскорбляйтесь сильнее! Стисните зубы от муки, видя это! Ужаснитесь!» При этом демонстрируются какие-то изображения на досках, покорябанные очередным религиозным фанатиком, вспоминаются бедные «пусси», выставки, телепередачи и старательно намекается на то, что от всех этих проделок их христианский бог как-то ужасно пострадал. (Забавно, что нейтральная реакция самого бедолаги-бога никак не учитывается, хотя, как мы знаем из «священных писаний», его ответы на любую оплошность бедного человечества всегда были высокоскоростными и искрометными.)

Столь же лукаво и тщательно в этих дрессировочных сеансах разыгрывается карта традиций и патриотизма.

Вот на этом уже стоит остановиться подробнее.

Дело в том, что русский патриотизм не обязывает носить лапти, иметь вшей или быть православным. А вот стремление затолкать русскую мысль, жизнь и сознание в православную пещерность, вернуть Россию на давно пройденный, архаичный этап развития – это и есть подлинная, настоящая русофобия.

Традиции – это, конечно, милые побрякушки, но с ними надо иметь мужество расставаться вовремя и без всякой жалости, так как именно они являются главными врагами всякого развития. Сохранение традиций мышления и мировоззрения никогда не позволило бы России иметь И. М. Сеченова, И. П. Павлова, М. В. Ломоносова и К. Г. Циолковского. Все они были олицетворением бунта против традиционного, в данном случае православного, взгляда на мир, а совсем не его следствием.

Вообще, как известно, есть два рецепта патриотизма. Военный и научно-цивилизаторский.

Патриотизм на военных дрожжах всходит быстрее, выглядит наряднее, проще усваивается массами. Рецепт его возгонки крайне прост: пользуясь завалами вранья в истории, надо воспевать различных генералов, по большому счету бессмысленно водивших по Европе толпы крепостных в пудренных мукой париках и прокалывавших животы брюхатых бюргериц с кличем: «С нами бог, разумейте языцы». Несмотря на идиотизм и бесперспективность этой модели, в ней есть своя прелесть: она практичнее, чем «научная», ибо именно военный патриотизм является лучшим рецептом для приготовления пушечного мяса. Эта модель удобна и для администрации страны, и вообще для любых исполнителей политических ритуалов: она требует лишь знания пары генеральских фамилий и умения вовремя блеснуть слезой из нужного глаза.

Патриотизм второго типа посложнее, и, что самое неприятное, он требует некоторых специальных знаний, например, того, что Иван Павлов не был монахом-доминиканцем, а Тимирязев не приговаривался афинянами к выпиванию яда. Конечно, такая глубина познаний в истории науки почти недоступна для юристов-экономистов-филологов в правительстве, но вопрос можно решить, дав наконец право администрации выступать на ответственных мероприятиях под фонограмму. (Конечно, надувать щеки научного величия, прочно удерживая красивое 155-е место в мире по качеству образования, сложновато, но не сложнее, чем великодержавничать, недавно продув войну даже крохотной Чечне.)

Второй рецепт, несомненно, хорош тем, что России, давшей миру образцы поразительного свободомыслия, гениальности в науке и технике, действительно есть чем гордиться. Но в этом варианте государственной идеологии нашим торговцам духовностью можно будет предложить совсем скромное место. А это опять оскорбит их чувства. Столь же сильно, как, например, аборты или гей-парады.

(Хотя мне совершенно непонятно, в чем принципиальное отличие гей-парада от крестного хода верующих? И в том и в другом случае мы видим костюмированное пафосное шествие, имеющее целью продемонстрировать некую исключительность в нем участвующих.)

С абортами еще забавнее.

Любопытно, что и по данной теме церковь имеет свое мнение, хотя никакими специальными знаниями, чтобы решать этот вопрос, вообще не располагает. Более того, мы знаем, что самое дикое свое невежество церковь всегда отстаивала с пеной у рта, но по всем вопросам всегда и неизменно садилась в лужу. Так было в вопросах астрономии, биологии, зоологии, антропологии и пр.

В частности, «отец церкви», вселенский учитель и святой Исидор Севильский является автором версии, что «пчелы образуются из разлагающейся телятины, тараканы – из лошадиного мяса, кузнечики – из мяса мулов, а скорпионы – из крабов».

Не менее любопытную версию зоогенеза предложил и Фома Аквинский в «Сумме теологии» (Summa Theologiae): «Если даже появляются новые виды, то потенциально они существовали раньше, что доказывает тот факт, что некоторые животные образуются из гниения других животных».

Любопытно, что останки мамонтов и динозавров теология вплоть до конца XIX века предлагала как доказательство существования «библейских гигантских людей», «исполинов», которые, согласно 6-й главе Книги Бытия и 13-й – Книги Чисел в Библии, параллельно с людьми населяли землю во времена Ноя и Моисея.

(Разумеется, тогда никто не вел специальных раскопок, но очень часто размывы, оползни, обрушения отвесных берегов рек обнажали гигантские кости.)

Примечательно, что их вывешивали в церквях именно как кости библейских исполинов, погибших при потопе.

Я уж не говорю о гео– и гелиоцентризме, о форме и возрасте Земли. Где бы мы ни искали хоть малейших проявлений разумности или «особых знаний» церкви, мы, к сожалению, их не найдем и будем вынуждены признать, что рассматриваем историю не только очень агрессивной, но и откровенно глупой организации.

Возможно, именно этим объясняется ее обидчивость.

Всегда, на всех и на всё.

Впрочем, нам, в России XXI века, от этого не легче. Нам опять, теперь уже законодательно, предлагается «Православие или смерть».

Полагаю, данный лозунг все же имеет смысл перефразировать раз и навсегда в «Православие или жизнь». И уж тогда делать свободный и осмысленный выбор меж этими двумя позициями.

Большой кремлевский хобот

Понятно, что переход президента, например, в индуизм спровоцирует массовое набитие мусорных корзин иконками, а чиновничество ринется в швейцарские и израильские клиники приращивать себе небольшие хоботы, чтобы добиться портретного сходства со слонолицым Ганешей, самым популярным божеством индуистского пантеона.

Циники и приспособленцы, конечно, будут пользоваться накладными хоботами, но истинные патриоты России заставят потрудиться трансплантологов и пластических хирургов. Всем и сразу станет понятна неразрывность Махадъякши с русской национальной духовной традицией и бесспорная роль Индры, Шивы и Парвати в Полтавской баталии.

(Нет никаких сомнений, что наша историческая наука поднапряжется и обслужит эту версию в лучшем виде.)

Эстетически это тоже будет недурно: хобот радикально украсит Мединского, облагородит Онищенко, очень пойдет Нарышкину, а вот у Валуева даже появятся реальные шансы стать премьером. (В стране торжествующего индуизма даже сам Медведев при Валуеве с хоботом больше чем на его третьего референта не потянет.)

Впрочем, пока у Кремля другой «хобот», и крепится он не к лицу.

А гораздо глубже.

Особые, принципиальные отличия «таинственного» православного «хобота» от лицевого аксессуара Ганеши пока не установлены, так как и тот и другой относятся к разряду сверхъестественного и плохо поддаются обмерам. Говорят, православный «хобот» духовнее, но его обладателям «брать» приходится руками, что не всегда удобно по чисто дактилоскопическим соображениям.

Трудно предсказать, какие именно метаморфозы ждут государственную идеологию России, если в ней восторжествует (к примеру) индуизм или вуду. Свалка идеологического старья, на которой кремлевцы выкопали и напялили на себя загаженную и ветхую идеологию «православной империи», таит еще массу сюрпризов. Впрочем, есть надежда, что со временем на ней откопают что-нибудь не такое сгнившее, а чуть посвежее и поразвлекательнее.

Но все это теоретизмы.

Пока имеем то, что имеем, то есть идеологию, которая всегда и стабильно обеспечивала России только одно отличительное свойство – быть битой практически всеми, кто не ленился это делать.

Это было понято еще в середине XIX столетия, после позорного поражения в Крымской войне, но со всей отчетливостью сформулировано чуть позже.

Причем формулировка тем более ценна, что принадлежит тому, кто историю не только знал, но и неплохо делал: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно» (Сталин И. Вопросы ленинизма, 1934, стр. 445).

Но Кремль не дремлет.

Той самой идеологии, что обеспечивает отсталость и битость, ему надо все больше и больше.

Недавно он блеснул новыми задумками, небрежно замаскировав их под народные инициативы. (Возможно, по мысли кремлевцев, именно эти задумки стали достойным ответом на американскую программу освоения Марса.)

Первая заключается в создании «Мыслительного Заборского клуба», объединившего современных имперцев-славянофилов. Их предначертание – спасти Россию силой своей мысли. Заметно, что подобраны мыслители вдумчиво, тщательно и очень стратегично, то есть по принципу наличия бороды. Имперцы всем клубом гастролируют по провинциальным городишкам России и в каждом «из малых сих» совершают обряд заседания, чем ослабляют в данной точке страны влияние мировой закулисы, гомосексуализм и радиацию. Попутно «заборцы» решают основную проблему отечественной духовности, решая, как высморкаться в онучу, чтобы от носа не пахло ногами.

Вторая кремлевская инициатива еще симпатичнее. Страну собрались украсить портретами философствующих боксеров и работников эстрады с их признаниями в любви к РПЦ. В эту компанию затесался даже один профессор (большой любитель умных деток), обогативший науку открытием того, что «атеисты – это больные животные, и их надо лечить». Тут поначалу все шло прекрасно, но случилась небольшая осечка: привыкшие к нормальным деньгам за рекламу сотовых и чипсов, мордобойцы и вокалистки раскапризничались и не стали пиарить своего бога почти бесплатно. Не избалованный гонорарами любитель деток пока остался олицетворять духовность в одиночестве, но ситуация, что называется, поправима.

Хуже обстоит дело с новоустановленными государственными праздниками, вроде «согласия-примирения» или «славянской письменности». Смысл их по-прежнему непонятен, а вызываемое ими воодушевление ничтожно.

А вот здесь кремлевцам следовало бы поучиться у церкви, давно и успешно практикующей метод «пищевого подкрепления» своих адептов. Такой метод вырабатывает четкую аналогию праздника и разрешения на привычную еду, делая радостными даже совершенно непонятные даты и события. «Отцы» церкви не зря в свое время посещали римские цирки, где пристально наблюдали процессы дрессировки, и в результате изобрели превосходный способ наполнить для народа смыслом и ликованием любое церковное событие. Все очень просто: народу надо разрешить в этот день есть. Но чтобы он прочувствовал свое счастье, такому разрешению обязательно должен предшествовать период запрета почти на всякую еду.

В церкви это называется постом. В цирке (при дрессировке белых пуделей, лам, тюленей и пр.) тот же метод именуется красивым термином «выголодовка». То есть если на пару недель законодательно прикрыть все супермаркеты, рынки и продуктовые магазины, а 24 мая открыть, то День славянской письменности станет настоящим событием.

Другого способа привить к нему искреннее отношение и сделать «особенным днем», увы, вероятно, не существует. (Это касается и «согласия-примирения», «свободной России» и т. д.)

Но и этот трюк с гастрономами при наличии политической воли, что называется, «осуществим».

Хуже другое.

Бедный Кремль под влиянием забавной имперской идеологии, кажется, всерьез решил «опираться на большинство». Это «большинство», конечно, очень соблазнительно своей покорностью. И каждая опиравшаяся на него власть всегда была всерьез уверена, что это большинство покорно именно ей. Так полагал Николай II (Кровавый), так думал ГКЧП, Карл I (Английский), Людовик XVI и прочие любители «поопираться на народ». Все они всерьез полагали, что большинство так покорно и надежно именно потому, что «выбран верный курс», сделана «ставка на фундаментальные ценности», «традиции» и т. д. Осознание того, что это большинство – просто покорное, без особой разницы, кому, приходило монархам и правителям на эшафоте, в камере или в подвале, когда что-либо менять и делать ставку на все и определяющее агрессивное, хитрое и креативное меньшинство было уже поздно.

Быть может, наивный Кремль сбивает с толку наличие хулиганистых «правых активистов»?

Или он решил, что это и есть бунтари и экстремисты?

Избили древками своих хоругвей девчонок? Сорвали футболочку? Разгромили музей?

Но не надо подозревать в чем-то «плохом» этих мальчиков, это не экстремизм, это способ «вытянуться во фрунт до хруста в позвоночнике»; это не буза, а как раз высшее проявление покорности – умение сразу месить ногами того, на кого косо взглянуло начальство. Сменится начальник – сменится тенденция, и бывшие «православные активисты» с не меньшим воодушевлением будут сдергивать с попов рясы и отрывать накладные усы ряженым казачкам.

Впрочем, народная хамоватость и злоба – неизбежное следствие военно-патриотических забав и пропагандистского дилетантизма. Можно тысячу раз повторить слово «Суворов», но что и кто сегодня может быть воспитан на этом примере? Заметим мимоходом, что ответом на «подвиги» Суворова в Европе, когда он полностью, с детьми и женщинами, вырезал предместья восставшей Варшавы, сегодня были бы резолюции всех трибуналов мира, полная изоляция и ковровые бомбардировки объединенными силами НАТО всего пространства «от финских хладных скал до пламенной Колхиды». А уж как мы умеем отвечать на военные проблемы современного типа – показала Чечня.

Суворова, как и прочие архаичные комиксы, вроде радонежских, невских, пересветов, пожарских, кутузовых и пр., надо было бы оставить историкам, которые умеют с ними обращаться бережно и аккуратно, пользуясь пинцетами, в резиновых перчатках. Но откопанные на исторической свалке имперские лохмотья, в которые так упорно драпируется нынешний Кремль, никогда не позволят отказаться от этого компонента пропаганды, так как она является основной питательной средой имперства.

Впрочем, возможно, кремлевцы просто не знают, что небольшие аккуратные хоботы пойдут им гораздо больше, чем мрачные обноски XIX века. Вероятно, пока они не задумывались о всех преимуществах этого аксессуара Ганеши и о том, что у них наконец появится возможность «брать», сохраняя руки совершенно чистыми.