Текст книги "Победить Страх"

Глава 5. Мозгопудрик жжёт

Субботний день закончился ненастьем. Казалось, что стихия старается с лихвой наверстать то, что ей помешали сделать днём. За окнами быстро стемнело, завыл ветер, забарабанил в оконные стёкла дождь. В промозглой мгле понеслись по небу серые тучи.

Вскоре ветер превратился в настоящий ураган. Он поднял с земли опавшие и перемешанные с грязью листья, мелкие ветки, куски рубероида, клочки грязной бумаги – в общем, всякий мусор. Всё это летало, кружилось, ударялось об оконные стёкла, оставляя на них грязные следы. Эта грязь, правда, тут же смывалась струями дождя.

В общем, за окнами бушевала стихия, зато дома было тепло и уютно. Вы замечали когда-нибудь, что домашний уют сильнее всего ощущается, когда на улице бушует ненастье? Замечали? Вот и мне нравится наблюдать из окна за непогодой, особенно по вечерам. Сидишь у окна и смотришь, как буйствует стихия, и знаешь, что ни дождь, ни ветер, ни холод не ворвутся в дом, не нарушат домашнего тепла. От этого делается так хорошо, так спокойно на душе.

Я поставил около окна гостиной стул и уселся на него. Нет, я не в окно смотрел. Я просто сидел у окна и созерцал комнату. Мне было хорошо, а главное, не было той тревоги, что преследовала меня уже почти месяц.

В гостиной горел торшер. Мягкий приятный свет от него сквозь шёлковый абажур струился на обеденный стол, освещал пол и нижнюю часть стен. Абажур отбрасывал на потолок и в дальние углы гостиной сказочные оранжево-зелёные полутени. Большая часть комнаты была укутана в волшебный полумрак.

Возле торшера стоял журнальный столик, а на нём кипа газет и журналов. Дедушка, надев очки с крупными стёклами, в толстой старинной оправе, сидел в кресле около торшера и читал «Вечернюю газету». Бабушка и мама «колдовали» на кухне. Папа что-то писал или чертил, сидя за письменным столом в его с мамой комнате. Мы готовились к ужину, а по телевизору шли новости – «Вечер трудного дня».

Да уж, трудный выдался день: драки, грабежи, угоны автомашин. В Автозаводском районе даже милицейскую… ой, то есть полицейскую машину угнали. Всё время путаюсь с названиями. И зачем только переназвали милицию полицией? Ну ладно, переназвали и пусть, раз ничего умнее не придумали.

Ну, так вот, угнали, значит, полицейскую машину. Представляете? Прямо у них из-под носа увели, из их гаража! И как только смогли? Гараж-то, интересно, охраняется или как?

Итак, в городе творилось что-то немыслимое. А вот в нашем, Приокском, районе всё было спокойно. «Неужели, – думаю, – это из-за нас?» Хотя я в этом был теперь уверен. Я ведь видел ещё в трамвае и на базаре, как от отношения к людям, от того, как о них думаешь, меняется всё вокруг.

В конце выпуска новостей был прогноз погоды и репортаж ведущего программы с учёным-синоптиком. Речь шла о сегодняшней погодной аномалии. Помните, что Кирилл сделал с погодой? Ну так вот, это о том самом.

Учёный говорил, что летняя погода в ноябре наблюдалась впервые. Он ещё говорил, что учёные не могут объяснить, каким образом погода смогла поменяться так стремительно. И правда, за несколько минут потеплело почти с нуля градусов до двадцати пяти тепла. Мало того, к вечеру температура так же быстро снизилась «до ноябрьской нормы».

Итак, по телеку выступал синоптик, а бабушка принесла с кухни кастрюльки с едой и позвала нас к столу. Мы уселись. Папа с мамой сели рядом со мной, а бабушка с дедом – с другой стороны стола.

Мы приступили, как любит говорить дедушка, «к трапезе». В это время учёного на экране телевизора сменила «ясновидящая экстрасенсорша». Фамилия у неё подходящая для экстрасенсов – Мозгопудрик-Светоконцевская.

Я не понимаю, почему эти идиоты и прохиндеи называют себя ясновидящими. По-моему, у многих людей нет проблем со зрением, и они всё видят ясно. Я тоже, кстати, очень хорошо и ясно всё вижу, но меня почему-то ясновидящим никто не называет. А эта дура, хотя бы на время выступления на телевидении, сняла очки, а то тоже мне – ясно видящая в очках.

Ну ладно, очки очками, зато она, в отличие от каких-то там «вшивых учёных», во всём «разобралась», всё «разложила по полочкам». Она такое отпустила, что мы от смеха чуть не сползли со стульев под стол. Я вам сейчас прочитаю то, что папа успел записать. Вот, слушайте, что эта идиотка болтала:

«Летняя погода проникла к нам из параллельного мира с перпендикулярным эксцентриситетом33
  Эксцентриситет – (из геометрии) числовой параметр, показывающий степень отличия эллипса от окружности. Для окружности эксцентриситет равен нулю. Чем больше вытянут эллипс, тем больше эксцентриситет.


[Закрыть] апогея перигелия44
  Апогей – наивысшая точка орбиты спутника Земли, а перигелий – самая низкая точка орбиты вокруг Солнца.


[Закрыть], потому что образовалась пространственно-торсионная энергетическая трещина в эпицентре55
  Эпицентр – точка, расположенная над центром чего-либо. Например, эпицентр землетрясения. В силу упадка грамотности во второй половине 20-го века, это слово стали применять не по месту, не понимая его смысла. Например, часто говорят: «эпицентр событий», «эпицентр праздника» и так далее.


[Закрыть] тонкой полевой микролептонной структуры перпендикулярно-параллельного супер-гипер-квази-мета-мезо-мили-кило-псевдо-ультра-пико-микро-моно-мульти-нано-мега-гига-анти-нуль-пространства».

Уф! Еле выговорил. Хорошо, что папа этот «словесный понос» (это его слова) написал через чёрточки, а то и прочитать было бы непросто. Как он только это запомнил? А экстрасенсорша смогла это на одном дыхании произнести. Наверное, долго тренировалась перед выступлением.

Экстрасенсорша рассказывала ещё о нечистой силе, о святом духе, о каких-то то ли черепашках, то ли чебурашках… А, вот, вспомнил – о барабашках. В общем – умора. И верят же некоторые в такую чушь66
  Люди, которых называют экстрасенсами, ясновидящими, колдунами, часто для оболванивая людей используют научные термины, смысла которых не понимают, и примешивают к ним религиозные мифы и суеверия.


[Закрыть].

Папа всегда записывает такие глупости. Ну, те, что всякие ненормальные выдают с экранов телевизоров, со страниц газет и журналов, с рекламных щитов. Он говорит, что это нужно сохранить для потомков, которые, может быть, станут умнее теперешних малограмотных болтунов. Пусть потом читают это и смеются над сегодняшними дураками.

Кстати, меня больше всего прикалывает реклама про «суперцены» и про «убойный кредит». Те, кто эту рекламу придумали, даже не догадываются, что суперцены – это ужасно высокие цены, а не низкие, как они думают. Про убойный кредит я уж молчу – это вообще ужастик какой-то.

Ну ладно, экстрасенсорша закончила нести словесную пургу, мы закончили ужин, а по телеку началась моя передача – «Спокойной ночи, малыши!».

Папа всё смеётся, что я это смотрю, а мне эта передача нравится. Что поделаешь, если привык я к ней с малышового возраста. Главное, после этой передачи легко засыпается, и снятся хорошие сны. Вот я и отправился спать, как только посмотрел мультик.

Глава 6. Артём

К утру непогода угомонилась, стих ветер, прекратился дождь. Даже облака стали не такими плотными, как были вчера, и сквозь них иногда пробивался солнечный свет.

Примерно в девять утра за мной зашёл Вовка. Он прямо с порога, как только мама открыла дверь, спрашивает:

– Сань, ты готов?

Мама удивилась:

– Куда это вы собрались ни свет ни заря?

– Да мы недалеко, – говорит Вовка. – Мы на Глазунова к друзьям. К обеду вернёмся.

– Опять уроки запустишь. Ладно, только не задерживайтесь допоздна, а то уроки не выучишь.

– Выучу, – говорю, – ещё целый день впереди.

В общем, я надел куртку, обулся, и мы вышли из дома.

Улица Глазунова недалеко от нас, она образует перекрёсток с улицей 40 лет Октября и от этого перекрёстка начинается. Нужный нам дом недалеко от перекрёстка. Короче, через пятнадцать минут мы были у того дома.

Ну что же, дом как дом, ничего особенного: оштукатуренные стены; железная крыша, покрашенная в коричневый цвет; две кирпичные трубы – в общем, обычный двухэтажный дом старинной постройки.

Как только мы оказались на Глазунова, я сразу заметил что-то странное. Темнее, что ли, стало? Я сказал об этом Вовке, а он говорит:

– Да, точно, потемнело. Давай выйдем назад, на 40 лет Октября, и сравним.

Мы вышли – стало светлее. Делаю шаг в сторону улицы Глазунова – становится темнее. «Ничего себе», – думаю, а Вовка говорит:

– Да-а-а. Дела.

Мы попробовали ещё несколько раз пройти вперёд и назад – тот же эффект. То есть шаг вперёд – темнеет, шаг назад – светлеет. Прохожие идут мимо – удивляются, наверное, что туда-сюда шагаем. Наверное, думают, что мы сошли с ума. А Вовка говорит:

– Ладно, про это у Кирюхи спросим. Он-то, наверное, знает, в чём тут заморочка. Пойдём во двор.

Зашли мы во двор дома и видим: на скамейке около ближнего к нам подъезда сидит мальчишка. На вид – ученик третьего класса. Хотя не знаю, может, и не третьего. У нас, в четвёртом, тоже есть мальчишки такого мелкого роста, хотя есть и такие, которые даже выше Кирилла – Тарас Канторов, например.

У дальнего подъезда тоже какие-то парни. Их трое. Они явно нас старше. Стоят, о чём-то тихо разговаривают. Мне они сразу не понравились. Было в них что-то такое… мрачное, что ли. И Вовке они не понравились. Он снова что-то сказал про ауру, типа того, что она у них фиолетовая. В общем, мы к ним не пошли, а решили познакомиться с тем, что сидел на скамейке. Подходим, и Вовка говорит ему:

– Привет. Тебя как звать?

Мальчишка смотрит на нас, не пойму, то ли со злостью, то ли с испугом. Молчит. Я только теперь хорошо его рассмотрел: лицо худое, бледное, да и сам худющий. На нём тёплая красная куртка, джинсы с множеством карманов, коричневые ботинки.

Вовка у него спрашивает:

– Что молчишь-то?

– Чего вам надо?! – отвечает.

– Да так, ничего, – говорит Вовка. – Познакомиться хотим. Что ли, нельзя?

– А потом обзываться и драться, да?

Я говорю:

– Почему ты думаешь, что мы будем обзываться или драться?

И Вовка тоже сказал:

– Что ли, мы хулиганы, чтобы драться?

А мальчишка:

– Ну и валите, откуда пришли!

Мы не заметили, как к нам подошли те, что стояли у дальнего подъезда. Я сначала услышал голос. Один из них – дылда ростом на две головы выше меня – говорит:

– Ха! Нашли с кем базарить. Это же Артём из шестой квартиры. Его папаша вас увидит – прибьёт.

– Ну вот, хоть имя узнали, – сказал Вовка. – Артём, ты что такой злой? Мы же по-хорошему, а ты…

Артём сидит, в землю уставился, молчит. А дылда говорит:

– Да оставьте этого придурка. Пошли лучше с нами. За жизнь побазарим. У Петьки травка убойная есть – у папани стырил. Кайфово вставляет. Вчера по косячку выкурили – два часа угорали. Улётно было.

Вовка:

– Мы вообще не курим. И «травку» – тоже.

– Зря, блин. Знаешь, как вставляет. Пошли, научим.

– Идите сами учитесь! Мы улетать не собираемся! – это Вовка уже со злостью сказал.

А дылда в ответ:

– Чево-о-о?!

– Да иди ты, не с тобой разговариваем.

Дальше был кошмар. Этот верзила, подходит к нам и толкает Вовку, да так толкает, что Вовка на два метра отлетел и упал. Двое его дружков схватили меня, приподняли и грохнули об асфальт – чуть искры из глаз не посыпались.

Расправившись с нами, тот, первый, что толкнул Вовку, подошёл к Артёму, поднял его за подмышки, отнёс к луже, что метрах в пяти от подъезда, и посадил туда. Артём почему-то даже не сопротивлялся, только хныкал, как маленький. Короче, сидит он в луже, встать даже не пытается.

Но тут наши со шпаной роли поменялись. Я-то всё время забываю, что Вовка тоже кое-что умеет. Не зря же брат учит его магии. Кстати, и я забываю о своей способности обездвиживать взглядом.

В общем, Вовка встал, стряхнул с джинсов прилипший мусор; попытался стереть грязь, но не получилось; подходит к тем троим и они, подлетев на полметра вверх, шлёпаются плашмя на тротуар. Лежат, крутят головами, понять ничего не могут. Потом дылда сел, хотел встать, но не сумел. Вовка говорит этим троим:

– Ну что, богатыри? Извиняться будете, или как?

– Чево-о-о?! – это дылда чевокнул. Ну, чевокнул и сразу лёг на землю. Его так припечатало к мокрому тротуару, что может только глазами двигать. Двое других поднялись с земли. Один говорит тому, который лежит:

– Ты чё, Диман?

А другой сунулся к Вовке и тоже лёг рядом с дылдой. Лежит, подняться не может. Потом третий так же. Лежат они втроём, глазами туда-сюда стреляют, вид испуганный.

– Ну, – говорит им Вовка, – будете извиняться или хотите вечно тут лежать?

Дылда первым осознал безнадёжность положения. Говорит:

– Бу… б… буду.

А Вовка:

– Тогда говори, что ты придурок и наркоман.

– Я придурок и наркоман.

– Нет, так дело не пойдёт. Давайте все трое.

Короче, они под Вовкину диктовку наговорили про себя таких гадостей, что я на их месте сгорел бы со стыда. Но куда им было деваться-то? Вот и повторяли всё, что велел Вовка.

Прежде чем отпустить «богатырей», Вовка их предупредил, что если они Артёма ещё хоть раз, хоть пальцем… Ну, вы понимаете.

В общем, «три богатыря» убрались восвояси, а я смотрю – Артём всё ещё сидит в луже.

– Ты что там? – говорю ему. – Вставай, не бойся. Эти нарики тебя больше не тронут.

Артём сидит, молчит.

– Ну, ты чего? – говорит Вовка. – Вылезай из лужи. Не лето, простудишься.

– А вы не будете драться? – тихо проговорил Артём.

Я удивился. Говорю:

– Зачем драться?

А он:

– А зачем и эти, которых вы прогнали.

Я говорю:

– Мы их потому и прогнали, что они полезли драться.

Вовка – Артёму:

– Вставай, а то заболеешь. Домой топай сушиться.

Артём поднялся из лужи. Вид тот ещё. Джинсы насквозь мокрые, вода с них ручьём стекает.

Вовка говорит:

– Давай топай домой, пока не простудился, а мы пойдём.

– А придёте ещё?

– Завтра после школы.

В этот момент из подъезда выскакивает мужик, орёт:

– Опять вы к Артёмке пристаёте! Мерзавцы! Нет у вас ни жалости, ни совести, уроды! Что он вам сделал?! Мало нам проблем, так вы ещё тут! Давайте валите отсюда! А то поймаю – убью!

– Пап, не надо, это не они, – чуть слышно произнёс Артём, но отец будто его не слышал, да и нам ничего объяснить не давал. Орал только.

– Ладно, идём, – сказал Вовка. – Придём завтра, попробуем поговорить с этим крикуном.

Уже на улице «40 лет Октября» Вовка сказал:

– Кажется, гнездо зла связано с Артёмом.

Я удивился:

– А при чём тут он? Вроде, нормальный пацан. Вот те нарики…

– Нарики ни при чём. Им жить осталось лет пять или десять, если не бросят «курить травку», а вот Артём и его отец, по ходу, имеют к этому дело. Слыхал, что отец кричал?

– Ну, кричал, что к Артёму пристаём, что ни жалости, ни совести.

– Вот именно, а ещё кричал, что проблемы какие-то. Странно всё это. Какие ещё проблемы?

Глава 7. Загадка программы новостей

К обеду, кстати, я не опоздал. Ровно в двенадцать часов мы уселись за стол и приступили к «трапезе». На первое был фасолевый суп, на второе – картофельное пюре с жареной рыбой, которую приготовила бабушка.

Пюре вкуснющее! Вот только доесть я его не успел, потому что такое произошло! В общем, по телеку шли новости. Рассказывали о разных происшествиях, о том, о сём. И вдруг передают это.

Нет, я сначала не поверил. Короче, передают: «На улице Глазунова в шестой квартире дома номер…» – короче, в том самом доме, где живёт Артём. Говорят, короче, что там «…совершено тяжкое преступление. Некто Виктор Пономарёв, будучи в нетрезвом состоянии, избил до состояния комы своего девятилетнего сына Артёма. На место преступления выехала опергруппа сотрудников ОМОНа, машина „скорой помощи“ и наша съёмочная бригада». Ещё сказали, что «доступа к тяжело раненному ребёнку нет, так как преступник забаррикадировался с ним в своей квартире».

У меня внутри всё похолодело. Слышал, как папа произнёс: «Вот мерзавец…» Мама сказала: «Какой ужас! Только бы спасли…» Не помню, как я сорвался с места, как оказался на улице. Бегу к Муравкиным, а они сами бегут навстречу вместе с Тимкой.

Кирилл мне кричит:

– Саня, давай скорее сюда! Телепортируемся, срочно! Может, успеем что-нибудь сделать!

Я ещё услыхал, как Вовка сказал:

– Не понимаю, у него же светлая аура… – и мы оказываемся прямо около подъезда того дома. Во дворе – тишина. Никакого ОМОНа, никакой съёмочной бригады, никакой скорой. Чепуха какая-то.

Мы бегом поднимаемся на второй этаж. Подбегаем к двери шестой квартиры. Кирилл проводит ладонью около скважины, и замок отпирается. Первым в квартиру врывается Кирилл, за ним Вовка и Тимка, а за ними я.

Ворвавшись в квартиру, мы остановились в недоумении: Артём спокойно сидел за письменным столом, наверное, делал уроки. Когда мы ворвались, он испуганно обернулся и уставился на нас. Его отец с испугом выбегает из кухни и тоже застывает в недоумении. Короче, картина Репина «Не ждали».

Первым пришёл в себя Кирилл. Он обращается к отцу Артёма:

– Извините нас, Виктор… я не знаю вашего отчества. Мы думали… Вы новости смотрели?

Виктор, «отчества которого Кирилл не знал», придя в себя, говорит:

– Чёрт знает что. Вы, ребята, не представляете, как нас с Артёмкой достало всё это. Вы проходите, присаживайтесь. Я вам всё расскажу.

Мы сняли куртки, оставили их прихожей. Прошли в комнату и уселись на стулья. Отец Артёма тоже сел, и говорит:

– Во-первых, я хочу извиниться, что понапрасну накричал. Понимаете, Артёмку давно преследует местная шпана – просто прохода не дают.

– Больше не будут преследовать, – пообещал Кирилл. – Они получили урок и предупреждены. Но мы не поняли истории с выпуском новостей. Что это было? Это такая «шутка»?

– Давайте хоть познакомимся для начала, – сказал отец Артёма. – Меня зовут Виктор Максимович. Фамилию вы уже знаете из новостей. Пономарёв. Впрочем, можете звать меня дядя Витя или просто Виктор, без дяди. В общем, как нравится.

– Меня зовут Кирилл, – сказал Вовкин брат. – Это мой брат Вова. А это Саша и Тимур. Но что всё-таки происходит?

– Ребята, давайте перейдём в другую комнату. Не будем мешать Артёмке делать уроки, – Виктор Максимович поднялся со стула. – Идёмте.

Мы вышли с ним из комнаты в коридор, ведущий на кухню и в комнату поменьше. Виктор Максимович оставил на ручке кухонной двери полотенце, которое до этого держал в руках, и мы зашли в комнату. Судя по обстановке, это была спальня. Виктор Максимович усадил нас на маленьком диванчике, сам уселся на стул и стал рассказывать:

«Это началось ещё год назад, когда умерла Артёмкина мама, моя жена. Умерла она от странной болезни, которую не поняли даже светила медицинской науки. Она просто медленно угасла всего за месяц, и мы с Артёмкой остались одни.

Артёмка сильно переживал смерть мамы. Он почти целую четверть не мог учиться. Ничего, потом нагнал, но начались другие беды. На нас, точнее на меня, посыпались жалобы, что я жестоко обращаюсь с сыном, избиваю до полусмерти, морю голодом.

Да, вы, наверное, заметили, какой он худой и бледный. Не был он раньше таким. Мы обходили кучу врачей, проходили полное обследование. Заключение – здоров.

Но дело не только в здоровье. Как только пошли жалобы в отдел опеки, оттуда стали приходить разные комиссии. Они расспрашивали соседей, учителей в школе. Докапывались до всего с пристрастием.

Ну, мы сначала думали, что поговорят, посмотрят, убедятся, что всё у нас в порядке, поймут, что все жалобы ложные, и отстанут. Но не тут-то было. Приходит однажды дама из отдела опеки. Знаете, грузная такая, неприятная. С ней приставы и два полицейских. Дама предъявляет решение суда…

В общем, хорошо, что Артёмка ушёл в магазин, а то забрали бы его. А так забрали не его, а меня. Я был в ужасе, когда мне предъявили обвинение в убийстве. Представляете? Так и сказали: «Вы подозреваетесь в убийстве сына». Стали требовать, чтобы я написал явку с повинной, пугали пожизненной посадкой в тюрьму. Я ведь тогда чуть с ума не сошёл, потому что думал, что Артёмку и правда убили.

И так они меня «прессовали» две недели. А Артёмка, живой и невредимый, знать не знает, где я. Спасибо соседке из пятой квартиры. Она сына приютила, пока меня мучили допросами.

Потом всё выяснилось, меня отпустили, извинились даже. А что толку, я, пока сидел в следственном изоляторе, остался без работы. Месяц искал новую работу. Жили на остатки последней зарплаты. Ну, я ещё продал кое-что из имущества, чтобы денег хватило.

Только всё наладилось, начались вот эти репортажи в новостях чуть ли не каждый день. Вы знаете, ребята, я звонил на телевидение, возмущался, а мне говорили, что не было ничего подобного в новостях, что я всё придумал. Даже советовали обратиться к психиатру. И что вы думаете? На горизонте опять замаячил отдел опеки: «Если вы не подтвердите справкой, что у вас нет психического заболевания…» ну, сами понимаете.

Что делать, пришлось отправляться на обследование. Я, конечно, при разговоре с врачами ничего не говорил о том, что вижу в новостях. Когда спрашивали, я говорил, что телевизор вообще не смотрю.

В общем, получил я заключение, что здоров, отнёс заверенную копию в отдел опеки. Вы не представляете, какое разочарованное лицо было у их начальницы, когда она читала заключение комиссии.

А к передачам о «моих зверствах», как я потом узнал, телевидение непричастно. Эти кадры видят лишь те, кто знает меня или Артёмку. Так что вы уж не верьте ничему такому, ладно?»

Виктор Максимович закончил рассказывать. Мы минуты две сидели молча. Потом Кирилл говорит:

– Виктор Максимович, я постараюсь, то есть мы все постараемся в этом разобраться.

Виктор Максимович засомневался:

– Вы-то как разберётесь? Тут мистика какая-то.

– Я и Вовка, – говорит Кирилл, – как раз спецы по мистике. – Кирилл ударил в ладоши, и под потолком зажёгся светящийся ярко-жёлтым цветом шар. Потом Кирилл точно так же погасил его.

– Что это было?! – удивлённо воскликнул Виктор Максимович.

– Та самая мистика, о которой я говорил, – ответил Кирилл. – Так что не сомневайтесь. Ну, мы пойдём. До свидания.

– Ребята, вы приходите, а то у Артёмки друзей совсем нет, а вы, я вижу, ребята хорошие.

– Будем приходить, обязательно, – пообещал Тимка, – но сейчас у нас дела, мы пойдём.

Когда уходили, Артём спросил расстроенно:

– Уже уходите?

– Мы завтра придём, – пообещал Вовка.

Когда мы вышли из подъезда, Кирилл сказал:

– Я ничего не могу понять. Передача была. И видеорепортаж, где ОМОН был, мы тоже видели. Как это сделали и кто?

Вовка – Кириллу:

– Кир, это ладно. А вот как сделали, чтобы эти кадры видели только «избранные»?

– Придётся следующий выпуск новостей записать на диск, – сказал Кирилл.

– Зачем? – удивился Вовка.

– Чтобы потом просмотреть запись и проверить, будут ли на записи те кадры.

– Ясно.

Тимур спрашивает:

– На сбор идём?

Кирилл:

– Какой смысл… Мы его уже провели, считай. Я только Гелю встречу и всё ей расскажу. А вы давайте домой, уроки делать.