Текст книги "Секретные войны СССР: Самая полная энциклопедия"

Борьба за власть между Амином и Тараки, завершившаяся уничтожением последнего, описана во многих исследованиях, посвященных Афганистану. В этих работах основная вина за все происходившее возлагалась лично на Хафизуллу Амина. Отечественные и зарубежные источники в один голос утверждают, что это был волевой, коварный, жестокий человек с диктаторскими замашками и гипертрофированными амбициями. Подтверждают это и сами афганцы, близко знавшие Амина. В то же время, по убеждению генерал-майора В.П. Заплатина, находившегося с мая 1978 по декабрь 1979 года в Афганистане в качестве советника начальника Главного политического управления вооруженных сил ДРА, столкновение между лидерами было спровоцировано «определенными силами», которые преследовали «какие-то свои цели»[300]300
  Интервью В. Снегирева с генерал-майором В.П. Заплатиным. Опубликовано под названием «Афганистан: а завтра была война» // Родина. 1989. № 11. С. 15.


[Закрыть].

Так или иначе, но смена руководства лишь накалила и без того взрывоопасную ситуацию в стране. Авторитет новой власти был с первых дней подорван массовыми арестами, расстрелами неугодных, поспешными, не отвечающими национальным традициям реформами, казнями мусульманских богословов. Коснулись репрессии и афганских вооруженных сил. Численность многих соединений армии в 1979 году сократилась в три-четыре раза, а численность офицеров – примерно в 10 раз[301]301
  Известия. 1989. 5 мая.


[Закрыть].

О сложившейся в стране ситуации известный советский востоковед Ю. Ганковский пишет: «За изъятые земли компенсация не выплачивалась даже тем землевладельцам, кто служил в армии. Это сделало многих военнослужащих восприимчивыми к антиправительственной пропаганде. Оформление документов на землю было связано для крестьян с большими расходами, так как им надо было платить не только за получаемые по реформе участки, но и за те, что у них были раньше. Во многих районах отказавшимся брать на таких условиях землю крестьянам угрожали репрессиями. Все это привело к тому, что большая часть афганского крестьянства не приняла революционных преобразований. А это резко сузило социальную базу революции. Началась массовая эмиграция населения в приграничные районы Пакистана, Ирана. Все это искусно использовали силы внутренней контрреволюции, развернувшие необъявленную войну против революционного Афганистана»[302]302
  Новое время. 1988. № 8.


[Закрыть]. В результате массовой эмиграции из страны убыло до 5 млн. человек, из них более 2,5 млн. в Пакистан, значительная часть в Иран, а также на Ближний Восток, в Китай и другие страны. Многие из них вскоре прошли обучение в специальных военных лагерях и вернулись в составах отрядов моджахедов в Афганистан. Молодое же поколение, изучив в медресе основы исламского фундаментализма и пройдя подготовку у военных инструкторов, впоследствии было организовано в движение, получившее название «Талибан» (в переводе «Страждущие»).

Однако самые серьезные ошибки были допущены в сфере религии. Было запрещено обучение исламу, осквернены многие минареты и мечети, по приказу Х. Амина физически уничтожено большое количество мулл.

В сложившейся обстановке советское руководство вынуждено было в июле 1979 года направить в Афганистан батальон десантников под командованием подполковника В.И. Ломакина (1-й парашютно-десантный батальон 345-го гв. опдп, дислоцировался в Фергане). Задачей батальона, прибывшего на аэродром Баграм, являлось «обеспечение безопасности при возможной эвакуации советских граждан в случае дальнейшего обострения обстановки в стране»[303]303
  Яременко В. Афганский «Шторм» // Политический журнал. 2004. № 48 (51). С. 82.


[Закрыть], а также охрана аэродрома, на который прибыла эскадрилья транспортных самолетов Ан-12 с советскими экипажами. Эта эскадрилья была предоставлена афганской стороне для «выполнения воздушных перевозок в интересах Афганистана». Спустя почти пять месяцев сюда же, на аэродром Баграм, стали прибывать и первые советские воинские формирования.

Генерал-лейтенант Л.Н. Горелов в «учебной» дивизии. г. Николаев, 1981 год

Важным мотивом, подтолкнувшим советское руководство к принятию силового решения в афганском кризисе, стали разведывательные данные, поступавшие в Москву как из Афганистана, так и из США. Как выяснилось позже, многие из них были инспирированы западными спецслужбами с целью дестабилизировать ситуацию в Афганистане и граничащих с ним советских республиках и усилить этот процесс, втянув СССР в кровопролитную войну.

А.Н. Яковлев – один из лидеров горбачевской эпохи, в своих воспоминаниях пишет, что «имелось огромное количество материалов, показывающих, как работала американская разведка, готовя нам ловушку в Афганистане. В КГБ были переданы горы дезинформации»[304]304
  Яковлев А.Н. Время Андропова. [Отрывок из воспоминаний] // Аргументы и факты. 2000. № 19. С. 8–9.


[Закрыть]. Так, из Кабула по линии КГБ почти ежедневно поступала информация о том, что Амин «без охраны в нарушение дипломатического этикета» регулярно посещает резидентуру ЦРУ в американском посольстве, что он «давно вошел в контакт с американской разведкой». Представитель КГБ в Афганистане Б.С. Иванов докладывал, что Амин во время учебы в США состоял в руководстве землячества афганских студентов, а оно функционировало под контролем ЦРУ[305]305
  Меримский В. Кабул – Москва: война по заказу // Военно-исторический журнал. 1993. № 10. С. 23.


[Закрыть]. Сейчас же он «тайно обсуждает варианты военной поддержки Америкой своего режима, вплоть до ввода под благовидным предлогом оккупационных войск». Более того, «абсолютно достоверные данные» говорили о «согласии Амина разрешить размещение в приграничных с СССР провинциях Афганистана американских средств технической разведки – вместо частично сокращаемых установок в Пакистане и Турции».

В октябре – ноябре 1979 года стали поступать данные по линии КГБ СССР о том, что Х. Амин ищет пути сближения с Пакистаном и Ираном. Из Кабула поступила информация по линии военной разведки о том, что между Амином и Зия-уль-Хаком достигнута договоренность о приеме Х. Амином в конце декабря 1979 года в Кабуле личного представителя главы пакистанской администрации[306]306
  Богданов В.А. Афганская война: Воспоминания. М., 2005. С. 42.


[Закрыть].

Вызывала опасение Кремля и активизировавшаяся в Афганистане деятельность западных спецслужб. В частности, участившиеся начиная с апреля 1979 года встречи работников американского внешнеполитического ведомства с лидерами афганской вооруженной оппозиции. И, наконец, убедительным фактом усиления американского влияния в Афганистане стала «случайно» добытая резидентами ГРУ в Вашингтоне копия секретной директивы Белого дома о «помощи внутренним врагам промосковского режима в Кабуле». Автор документа, помощник президента США Збигнев Бжезинский позже признавал, что в июле 1979 года ему «с большим трудом» удалось убедить Дж. Картера подписать эту дезинформирующую директиву с грифом «Совершенно секретно». Смысл этой акции, по словам Бжезинского, заключался в том, чтобы «как можно глубже вовлечь СССР в гибельную трясину афганской политики и тем самым победить Советы в холодной войне»[307]307
  Яременко В. Афганский «Шторм» // Политический журнал. 2004. № 48 (51). С. 82.


[Закрыть].

Советские руководители

Одновременно резиденты в Вашингтоне сообщали, что США в случае ввода советских войск в Афганистан займут нейтральную позицию. Более того, Америка будет считать такой шаг «внутренним делом Москвы».

Все эти факторы сыграли определенную роль в принятии решения о вводе советских войск. Здесь уместно процитировать члена-корреспондента АН СССР Анатолия Громыко – сына Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.А. Громыко. В интервью, опубликованном в «Литературной газете» в сентябре 1989 года, он приводит высказывания отца, отчасти раскрывающие причины этого решения.

«Решение о военной помощи Советского Союза Афганистану принималось 10 лет тому назад под влиянием как объективных, и они были основными, так и субъективных обстоятельств. Объективные были следующие. Стремление правительства США дестабилизировать обстановку на южном фланге советской границы и создать угрозу нашей безопасности. После потери шахского Ирана и вывода оттуда оружия, нацеленного на СССР, стали реальными намерения замены Ирана Пакистаном и, если бы это стало возможным, Афганистаном. Что касается Пакистана, то так и произошло. Он стал военно-политическим союзником США и стремился свергнуть законное правительство Афганистана. Вторым важным обстоятельством, повлиявшим на наше решение, стало убийство в Кабуле заговорщиками во главе с Амином лидера Апрельской революции Тараки. Оно также было расценено в Политбюро как попытка контрреволюционного переворота в этой стране, который мог быть использован США и Пакистаном в своих целях против СССР.

Нам были известны их стратегические, внешнеполитические установки того времени, вынашивавшиеся в правительстве США планы дестабилизации дружественных нам прогрессивных режимов. Эти планы в арсенале западной политики дипломатии остаются на вооружении и теперь. Не видеть их было бы наивно. Более того, сейчас действия по их осуществлению даже усилились»[308]308
  Литературная газета. 1989 г. № 38, 20 сентября. С. 14.


[Закрыть].

О заинтересованности в делах Афганистана американцев писала и западная пресса.

Так, французская газета «Фигаро» от 3 июля 1979 года отмечала: «Нет никаких оснований полагать, что США, потерпев провал в Иране, откажутся от действий в этом регионе. США хотят воспользоваться событиями в Афганистане как рычагом для того, чтобы перетянуть во вражеский Советскому Союзу лагерь государства и партии. Такова их цель. Чтобы достичь ее, США, несомненно, оказывают всевозможное содействие этому мятежу. Для этого необходимо договориться с Пакистаном. Условия в этом отношении сложились благоприятные».

К субъективным же факторам Анатолий Громыко относит личное отношение Л.И. Бежнева к Нур М. Тараки. По его словам, Брежнев был просто потрясен убийством афганского лидера, который незадолго до этого был его гостем.

Как стало известно в последние годы, решение о временном вводе ограниченного советского воинского контингента было принято «келейно» группой высших руководителей СССР: Л.И. Брежневым, Ю.В. Андроповым, М.А. Сусловым, Д.Ф. Устиновым и А.А. Громыко. Тем не менее Председатель КГБ Юрий Андропов до последнего момента доказывал, что «войти можно легко, но сложнее будет уйти». Андрей Громыко до конца своих дней корил себя за то, что единственный раз отошел от «золотого правила», поддержав военную силу в ущерб дипломатии. Профессионально оценивали события и многие военные руководители страны. Маршал Огарков, генерал армии С.Ф. Ахромеев делали упор на малую эффективность предстоящей «контрпартизанской войны». По их мнению, Советский Союз мог втянуться в бесперспективную и разрушительную для экономики войну и тем самым «сыграть на руку» американцам. О том, что во вводе наших войск в Афганистан нет необходимости, докладывал министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Д.Ф. Устинову и главнокомандующий советскими Сухопутными войсками генерал армии И.Г. Павловский. Однако его соображения не были приняты во внимание, так же как и мнение представителей ГРУ и КГБ СССР. О возможных негативных последствиях ввода советских войск в Афганистан высказался и Институт экономики мировой социалистической системы АН СССР.

В аналитической записке «Некоторые соображения о внешнеполитических итогах 70-х годов (тезисы)», датированной 20 января 1980 года, ученые института отмечали:

«Введением войск в Афганистан наша политика… перешла допустимые границы конфронтации в «третьем мире». Выгоды от этой акции оказались незначительными по сравнению с ущербом, который был нанесен нашим интересам:

1. В дополнение к двум фронтам противостояния – в Европе против НАТО и в Восточной Азии – против Китая для нас возник третий опасный очаг военно-политической напряженности на южном фланге СССР, в невыгодных географических и социально-политических условиях…

2. Произошло значительное расширение и консолидация антисоветского фронта государств, опоясывавшего СССР с запада до востока.

3. Значительно пострадало влияние СССР на движение неприсоединения, особенно на мусульманский мир.

4. Заблокирована разрядка и ликвидированы политические предпосылки для ограничения гонки вооружений.

5. Резко возрос экономический и технологический нажим на Советский Союз.

6. Западная и китайская пропаганда получили сильные козыри для расширения кампании против Советского Союза в целях подрыва его престижа в общественном мнении Запада, развивающихся государств, а также социалистических стран.

7. Афганские события… надолго ликвидировали предпосылки для возможной нормализации советско-китайских отношений.

8. Эти события послужили катализатором для преодоления кризисных отношений и примирения между Ираном и США.

9. Усилилось недоверие к советской политике и дистанцирование от нее со стороны СФРЮ, Румынии и КНДР. Даже в печати Венгрии и Польши открыто обнаружились признаки сдержанности в связи с акциями Советского Союза в Афганистане. В этом, очевидно, нашли свое отражение настроения общественности и опасения руководства указанных стран быть вовлеченными в глобальные акции Советского Союза, для участия в которых наши партнеры не обладают достаточными ресурсами.

10. Усилилась дифференцированная политика западных держав, перешедших к новой тактике активного вторжения в сферу отношений между Советским Союзом и другими социалистическими странами и открытой игре на противоречиях и несовпадении интересов между ними.

11. На Советский Союз легло новое бремя экономической помощи Афганистану»[309]309
  Цит. по: Богданов В.А. Афганская война: Воспоминания. М., 2005. С. 76–77.


[Закрыть].

Тем не менее решение о вводе войск было принято. В период «перестройки», когда Афганистан превратился в орудие психологической борьбы с «тоталитарным советским строем», широко распространялась информация, что ввод советских войск в Афганистан был незаконным в силу отсутствия правительственных документов. Такое утверждение неправомерно. Решение о вводе войск было выработано и принято Председателем Президиума Верховного Совета СССР, Председателем Совета обороны СССР, Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР, а также министром иностранных дел СССР, министром обороны СССР и Председателем Комитета государственной безопасности СССР. То есть это были лица, правомочные по сложившейся к тому времени практике принимать решение на применение Вооруженных сил, в том числе и за пределами Советского Союза. Кстати, решение о выводе советских войск из Афганистана принимали эти же должностные лица. Правительственных документов на этот счет также не было. Другое дело, что в числе принимавших решения о вводе войск в Афганистан не было ни одного военного специалиста: Л.И. Брежнев, Д.Ф. Устинов и Ю.В. Андропов таковыми не являлись, хотя и имели высшие воинские звания. Это сказалось сразу: советским войскам, вводимым в Афганистан, не были определены даже цели ввода и конкретные задачи. Общее же положение «…оказание интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создание благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств»[310]310
  Из директивы министра обороны СССР от 24.12.79 г.


[Закрыть] было абстрактным и мало что говорило командирам всех степеней.

Немаловажными факторами при принятии решения о вводе советских войск в Афганистан стали, по всей видимости, также уверенность в техническом превосходстве Советской армии и обещанная поддержка со стороны кабульских властей. Да и простой афганский народ, как заверяли его руководители, должен был встретить советского солдата, как своего избавителя. Что же касается противника – моджахедов, то они всерьез в качестве военной силы не воспринимались.

Одним из формальных оснований ввода войск в Афганистан был «Перечень просьб афганского руководства по поводу ввода в ДРА различных контингентов советских войск в 1979 г.», имеющий гриф «Особо важный документ» и подготовленный для Генерального секретаря ЦК КПСС.

В нем в хронологическом порядке перечислялись просьбы афганского руководства о предоставлении советской военной помощи: «14 апреля 1979 года – направить в ДРА 15–20 советских вертолетов с экипажами; 16 июня – направить в ДРА советские экипажи на танки и боевые машины пехоты для охраны правительства, аэродромов Баграм и Шинданд; 11 июля – ввести в Кабул несколько советских спецгрупп численностью до батальона каждая; 19 июля – ввести в Афганистан до двух дивизий; 20 июля – ввести в Кабул воздушно-десантную дивизию; 21 июля – направить в ДРА 8–10 вертолетов МИ-24 с советскими экипажами; 24 июля – ввести в Кабул три армейских подразделения; 12 августа – необходимо скорейшее введение советских подразделений, а также трех советских спецподразделений; 21 августа – направить в Кабул 1,5–2 тысячи советских десантников, заменить афганские расчеты зенитных средств советскими расчетами; 25 августа – ввести в Кабул советские войска; 2 октября, 17 и 20 ноября – направить спецбатальон для личной охраны Амина; 2 декабря – ввести в провинцию Бадахшан усиленный полк; 4 декабря – ввести в северные районы Афганистана подразделение советской милиции; 12 декабря – разместить на севере Афганистана советские гарнизоны и взять под охрану дороги ДРА»[311]311
  Ляховский А.А., Забродин В.М. Тайны Афганской войны. М., 1991. С. 213.


[Закрыть].

Еще одну версию о причинах решения советского руководства ввести войска в Афганистан высказал на страницах эмигрантского журнала «Посев» один из лидеров НТС Е. Романов. По его словам, этот шаг был продиктован стремлением «попугать» Запад и получить от него в результате для правительства Б. Кармаля определенные дивиденды. По аналогии с Кубой, как отмечает Е. Романов: «Ввезли ракеты, а потом увезли, и за эту «транспортную операцию» получили от американцев гарантию неприкосновенности кастровского режима. Сейчас Кастро 50-тысячным «экспедиционным корпусом» орудует во всей Африке. Такую же гарантию для режима Кармаля хотят получить сегодня»[312]312
  Романов Е. Афганская калькуляция // Посев. 1980. № 3. С. 21.


[Закрыть]. В качестве подтверждения этой версии в журнале приводится выдержка из выступления Л.И. Брежнева 22 февраля 1980 года перед избирателями Бауманского района Москвы: «Хочу заявить со всей определенностью: мы будем готовы приступить к выводу своих войск, как только будут полностью прекращены все формы вмешательства извне, направленного против правительства и народа Афганистана. Пусть США вместе с соседями Афганистана гарантируют это – и тогда отпадет необходимость в советской военной помощи»[313]313
  Цит. по Редлих Р. Нехитрый ход // Посев. 1980. № 3. С. 22.


[Закрыть].

Версия интересная, но не имеющая документальных подтверждений. В то же время генерал В.А. Богданов в своей работе «Афганская война» замечает: «…изучение исполнительных документов позволяет сделать вывод о том, что этот шаг (ввод войск. – А.О.) был предпринят главным образом для обеспечения устранения Х. Амина и создания условий для замены его более прогрессивным лидером, каким являлся в то время Б. Кармаль»[314]314
  Богданов В.А. Афганская война: Воспоминания. М., 2005. С. 300.


[Закрыть].

Решение о вводе войск в Афганистан, как отмечалось выше, было принято 12 декабря 1979 года. При этом имелось в виду, что соединения и части разместятся в ДРА гарнизонами и возьмут под охрану важные объекты. При этом их участие в военных действиях не предусматривалось (директива министра обороны СССР от 24.12.1979 г.). Официальными обоснованиями правомочности такого решения являлись статья 4 «Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве», заключенного между СССР и ДРА 5 декабря 1978 года, и неоднократные просьбы (11 обращений) правительства Афганистана об оказании военной помощи.

Еще ранее, в первых числах декабря, министр обороны СССР маршал Д.Ф. Устинов проинформировал Генеральный штаб о готовящемся решении, а 10 декабря отдал приказ о создании группировки войск численностью 75 тысяч человек.

Для проведения мобилизационных мероприятий была сформирована оперативная группа Министерства обороны СССР во главе с первым заместителем начальника Генерального штаба генералом армии С.Ф. Ахромеевым, которая 14 декабря прибыла в Термез. Позднее эту группу возглавил первый заместитель обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л. Соколов (1979–1985 гг.), а затем, с 1985 по 1989 г., – генерал армии В.И. Варенников.

За две недели в ТуркВО и САВО было развернуто до полных штатов около 100 соединений, частей и учреждений. Из запаса было призвано более 50 тысяч военнообязанных, из народного хозяйства выделено около 8 тысяч автомобилей и другой техники.

Вот как описывает этот период участник событий Е.И. Исаков{21}21
  Исаков Евгений Иванович. Родился в 1941 году в семье офицера-кавалериста. Окончил Военную Краснознаменную академию связи в Ленинграде. Офицерскую службу проходил в Подмосковье, в одной из частей войск правительственной связи КГБ СССР. Занимался освоением радио и спутниковой телефонной правительственной связи. Награжден знаком «Почетный радист СССР». С 1976 по 1982 г. – старший офицер штаба войск правительственной связи Управления правительственной связи КГБ СССР. В декабре 1979 г. был направлен в Афганистан для организации и обеспечения правительственной связи командованию 40-й армии с Москвой. С 1982 по 1987 г. – сотрудник подразделения антитеррора «Альфа». Награжден двумя орденами Красной Звезды и медалями СССР. Подполковник запаса.21


[Закрыть]:

«12 декабря 1979 года около 22 часов вечера я, старший офицер штаба войск правительственной связи Управления правительственной связи КГБ СССР был поднят по тревоге и в составе оперативной группы УПС КГБ СССР, которую возглавил полковник И.К. Шаровский, прибыл на подмосковный «чкаловский» аэродром. Оттуда примерно в 5 часов утра 13 декабря, теперь уже в составе оперативной группы Генерального штаба МО СССР, возглавляемой маршалом Ахромеевым (в то время первый заместитель начальника Генерального штаба), мы вылетели в город Термез Узбекской ССР и к исходу дня прибыли к месту назначения. Здесь уже полным ходом шло развертывание частей 40-й армии до штатной численности военного времени. В Туркестанском военном округе была объявлена мобилизация.

В Термез непрерывным потоком прибывали эшелоны с боевыми и вспомогательными частями. Завозилось огромное количество боеприпасов, ГСМ, продовольствия и прочего тылового имущества. Шла подготовка к наведению понтонного моста через Амударью.

Стационарный мост в то время смотрел на окружающий мир лишь отдельными сваями и «быками». Командно-инженерный состав войск занимался проверкой техники, снимаемой с «НЗ», сколачиванием экипажей, проведением боевых стрельб, для чего в одной из излучин Амударьи было сооружено стрельбище для орудий любого калибра. Чувствовалась всеобщая нервозность, всеобщая неразбериха, отсутствие порой элементарной согласованности и взаимодействия. Однако и командиры и солдаты, сержанты срочной службы старались делать и делали работу подобающим образом.

Негативное впечатление производили призванные из запаса рядовые, сержанты и офицеры. В то время их называли «партизанами». В основном это были узбеки, таджики, туркмены, казахи, киргизы и реже русские. Но все это войско представляло собой сборище обросших, небритых, грязных и «возрастных» солдат, полностью потерявших понятие о дисциплине, ношении формы одежды и субординации. Форма одежды Советской армии, которая никогда не отличалась элегантностью, выглядела на этих парнях просто удручающе. У многих из нас, кадровых военных, возникло чувство стыда за то, что это неопрятное войско будет олицетворять за рубежом цвет Советской армии и всей нашей страны. Честное слово, было стыдно. К тому же стали известны и далеко не единичные случаи дезертирства «партизан» и с призывных пунктов, и пунктов сбора, и из Термеза. Да и не наблюдалось особого желания с их стороны поучаствовать в оказании интернациональной помощи своим братьям-афганцам, из которых почти половину населения Афганистана составляли те же национальности, что и наши «партизаны». Впоследствии, примерно к середине февраля 1980 года, все «партизаны» были заменены на личный состав действительной срочной службы и эта частичка нашей родной Советской армии, вошедшая в Афганистан, приобрела привычный вид. А вначале было стыдно!

В свое время от Термеза до Кабула советскими специалистами была построена хорошая асфальтированная дорога, которая протыкала хребет Гиндукуша на перевале Саланг. От Кабула эта дорога левым поворотом уходила к пакистанской границе к Джелалабаду, а прямо на юг и правее – к Кандагару и возвращалась к северу через Герат в нашу советскую Кушку. Других более или менее обустроенных, тем более железных дорог в Афганистане в то время просто не было. Поэтому планировалось вводить войска в Афганистан с двух стратегических направлений. Основное направление Термез – Кабул – Джелалабад и далее на Кандагар, вспомогательное направление – Кушка – Герат и далее на Кандагар.

В авангарде колонн планировалось движение боевых танковых и мотострелковых полков. Основные стратегические объекты на маршрутах движения колонн (мосты, перевал Саланг и др.) должны были заранее взять под контроль наши десантники. Связисты, инженерно-технические части, тыловое хозяйство планировалось охранять на марше танками, БМП и БТР, рассредоточенными по колонне через каждые 30–40 единиц транспорта.

Где-то с 16–17 декабря над нашими головами загудели самолеты Ил-76. Сразу же прошел слух, что началась переброска в Кабул Витебской воздушно-десантной дивизии. В душе появилось чувство неизбежности начатого дела – значит, пойдем наверняка! Лица солдат и офицеров посуровели. Даже «партизаны» подтянулись.

Примерно к 20 декабря была проведена очередная проверка боеготовности частей 40-й армии. Результат прежний – армия к вводу не готова! Техника, снятая с «НЗ», зачастую была разукомплектована, наблюдалась слабая выучка личного состава экипажей. Опять напряженная работа, работа без сна и отдыха. Подчиненные мне экипажи радио– и космической связи показали удовлетворительные результаты по развертыванию радиостанций. Нужны были результаты для военного времени, сверхотличные результаты. Их никто не знал, но после пяти-шести тренировок личный состав сократил норматив «хорошо» более чем в три раза. Это уже что-то, это и есть сверхотлично! Опробовали связь на Москву. Качество отличное. Что ж, мы, пожалуй, готовы.

Постепенно огромная масса людей и техники из хаоса и неразберихи приобретала вид организованных рядов, построений и колонн. Ведь руководили всем этим, думаю, самые лучшие офицеры и генералы. Однако большое недоумение вызвал тот факт, что о быте солдат никто не позаботился. Большинство из них спали прямо под открытым небом, в кабинах машин и под машинами. А вот питание личного состава было организовано хорошо.

К 23 декабря поступил приказ выдать личному составу оружие и боеприпасы. Я получил автомат АК-74, пистолет ПМ, пять гранат типа РГД, патроны. Каждому из нас была выдана «Памятка воину Советской армии», в которой говорилось о нашем интернациональном долге по оказанию братской помощи афганскому народу, об обычаях народов Афганистана, которые нам предписывалось свято чтить и уважать. Мы все сильнее чувствовали приближение важнейших исторических событий. Над головами день и ночь надрывались «Илы».

Наконец к 24 декабря основная суета завершилась, прекратили летать Ил-76, армия построилась в походно-маршевые колонны и замерла в ожидании. Понтонный мост был готов к приему колонн. Нам был отдан приказ: в случае нападения на той стороне на колонны открывать огонь на поражение и без предупреждения»[315]315
  Исаков Е.И. Есть связь с Москвой! // Спецназ России. 1999. № 2 (30). С. 4.


[Закрыть].

25 декабря 1979 года в 16 часов 30 минут по московскому времени начался ввод советских войск в ДРА. Первыми переправились разведчики, а затем 108-я мотострелковая дивизия (мсд). В это же время военно-транспортная авиация начала переброску по воздуху основных сил 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии (вдд) и отдельного парашютно-десантного полка (опдп) из ее состава на аэродромы Кабула и Баграма[316]316
  Немеркнущая слава: от воинов-интернационалистов до миротворцев. М., 2004. С. 279.


[Закрыть]. Для перевозки личного состава и боевой техники ВДВ было произведено 342 рейса (по другим данным, 343), в том числе 66 рейсов Ан-22, 76 рейсов Ил-76, 200 рейсов Ан-12. Доставка 103-й вдв продолжалась двое суток и завершилась за несколько часов до штурма правительственных зданий. За это время было переброшено 770 десантников, 894 боевые машины, орудий и автомобилей, 1062 тонны боеприпасов, топлива и продовольствия[317]317
  Марковский В., Мильяченко В. Афганистан: война разведчиков. М., 2001. С. 14.


[Закрыть].

Во время выхода (высадки) наших войск в назначенные им пункты иногда возникали сложности. Так, с наступлением темноты на аэродроме Баграм, в то время как к нему подлетали самолеты с десантом, внезапно была выключена светотехническая система обеспечения посадки. Выяснилось, что систему выключили по приказу начальника авиационного гарнизона, который решил воспрепятствовать прибытию войск. И лишь смелые и находчивые действия находившегося там с 23 декабря заместителя командующего ВДВ генерал-лейтенанта Н.Н. Гуськова обеспечили выполнение задачи[318]318
  Богданов В.А. Афганская война: Воспоминания. М., 2005. С. 52.


[Закрыть].

Однако еще до перехода афганской границы советские войска столкнулись с серьезными трудностями. Вот как описывает эти события Н.Н. Белашов, в то время старший лейтенант, пропагандист 860-го отдельного мотострелкового полка:

«…Мы шли в Афганистан через Памир, пройдя около 1100 километров своим ходом, преодолев 11 горных перевалов высотой от 2700 до 4665 метров (перевал Талдык) за четверо суток. Это был уже самый настоящий подвиг полка, и об этом подвиге вряд ли кто сейчас напишет. Кто бывал в горах, особенно на Памире, тот поймет, что значит такой переход. Шли без остановок. Шли в декабрь. На коротких привалах хотелось развести небольшой костер, но не было даже для этого сил, а порой и возможностей. Хотелось отогреться от холода, но дров не хватало, тылы, хотя они делали все возможное и невозможное, отставали. Механики-водители боевых и транспортных машин научились разогревать мерзлый хлеб, консервы из сухого пайка на двигателях, а большей частью ребята ковыряли мерзлые рационы ножом.

Спали в боевых машинах по 1–2 часа, да больше никто спать и не смог бы от холода. Остывал двигатель машины – и от холода некуда было деваться, для такой походной жизни мы оказались пока не подготовленными. Натягивали на себя на ночь все возможное – одеяла, брезент, но все равно просыпались, бегали вокруг машин, чтобы согреться. А днем, разогревшись от работающего двигателя, механики-водители, которым на марше доставалось больше всех, нередко засыпали. И на маршруте движения, на обочинах, в кюветах стояли, а порой лежали боевые машины. Экипаж натягивал слетевшие гусеницы, а механик-водитель спал. Его необходимо было беречь, от него зависела наша судьба. И на вопрос: «Что случилось?» – обычно слышали в ответ: «Заснул водитель». И все было понятно.

Нельзя спокойно вспоминать прохождение памирских перевалов. Высота, не хватало воздуха, дорога – лед, в глаза – снег… В каждом экипаже, в готовности спустить горные колодки на цепях под задние колеса машин, чтобы в случае вынужденной остановки она не поползла вниз, находились ребята. А вниз – это, в условиях Памира, движения большой колонны и чья-то смерть: ведь летящая в километровую бездну машина, как правило, увлекает за собой и другие, ползущие по горным серпантинам.

На БТР, где я находился, замкнуло электропроводку, и при подъеме на перевал Талдык экипаж в условиях ночной тьмы оказался без света. Нельзя было остановиться, сзади ползли другие машины, дорога слишком узка, чтобы можно было разминуться и объехать наш БТР. Водитель бронетранспортера, молодой солдат, испугался, и тогда за управление машиной сел начальник штаба батальона старший лейтенант Валерий Павленко. И он поднимал БТР на этот перевал без фар, нарушая все существующие и несуществующие инструкции, вплотную приблизившись к другому бронетранспортеру, чтобы хотя бы можно было ориентироваться по его светящимся задним габаритным огням.

Мои ноги находились на плечах Валерия, и в зависимости от поворота серпантина я топал ногами по его плечам и кричал: «Поворот налево/направо, крутой».

И, остановившись за пройденным перевалом, Валерий только тогда скажет: «Не могу больше, руки не слушаются, кажется, будем жить, давай поспим часок». Стресс прошел, а в стрессовых ситуациях человек делает порой невозможное, что и было сделано Валерием Павленко.