Текст книги "Русские до истории"

Глава 2. Первые завоеватели планеты

На минуточку приостановимся и зададимся вопросом.

Вот есть существа с объёмом мозга 850–900 куб. см. Они умеют только отщеплять куски кремния и делать таким образом каменные рубила. Живут в тёплой Африке, жирной на разное зверьё и растительную пищу даже сегодня, после массового истребления и того и другого, и разрастания населения там на четыре порядка. Вот какой бес погнал их в Индонезию? Как они вообще дошли туда? Ладно, через морские и океанические воды могли быть тогда перешейки, по которым можно бы теоретически и пешком пройти. А вот как они форсировали, например, Тигр с Евфратом? Оседлав бревно? А Инд в нижнем течении? Ганг? Всякие там Хуанхэ и Янцзы с Меконгами? Они что, лодки делать умели? Каменными рубилами однодеревки вырезали? Хорошо, пусть не лодки делали – пусть плоты. Они деревья для плотов опять же каменными рубилами пилили? А чем связывали? Волосами своих женщин?

Ладно, оставим реки. А как они добрались, например, до Алтая, до Северного Китая? Это они, получается, через Гималаи перебирались? Или через Гиндукуш? Через Тянь-Шань? По степям Средней Азии обходили?

Что их вообще туда потащило из тёплых джунглей Южной и Юго-Восточной Азии?

Просто прикиньте только этот стальной бег в каменном веке! Сытые люди бросают всё, меняют весь уклад жизни и уходят – куда? Зачем? Забираются в горы, форсируют реки, преодолевают пустыни. И всё это – в погоне за добычей? Не смешите! Зачем им это делать, когда вон их, стад разных, в Африке – и сегодня миллионы голов! Не говоря о более мелком зверье и о всяких растительных фруктах-ягодах. Да и стада эти что-то Африку вовсе не покинули за миллион лет. Не надо было за ними никуда идти…

Может быть, разогнало эректусов по планете относительное перенаселение? Кормовой базы всем не хватало, вот и отправились особо буйные и голодные в свободный поиск в Азию?

Ещё смешнее – эта проблема всегда решалась естественным вымиранием голодных или уничтожением лишних. Максимум – ушла бы пара общностей, откочевала чуть подальше. Не по головам же друг у друга ходили архантропы в этой самой Африке?

Да, говорит наука, никак не по головам. Прямо говорит наука: мало людишек было тогда вообще на Земле. Несколько лет тому прошло сообщение: американским генетикам удалось выяснить, что 1,2 млн лет назад количество способных размножаться особей Homo erectus – человека прямоходящего – составляло от 18,5 до 26 тысяч. Это вот им, что ли, этим жалким тысячам, не хватало кормовой базы в Африке? Им не хватало, а обезьянам, их близким родичам, хватало? Хотя даже в сегодняшней, оскудевшей по сравнению с теми временам Африке обезьян насчитывается больше, чем всех тогдашних питекантропов, вместе взятых. Например, размер популяции шимпанзе составляет около 21 тысячи, а горилл – 25 тысяч особей, не говоря о прочих бабуинах.

Тогда, может быть, эректусов погнали из Африки изменения климата?

Ну, во-первых, какие? Оледенение Гюнц как раз к этому времени закончилось, и наступила тёплая эпоха Гюнц – Миндель I. Может, эректусам слишком жарко стало? Действительно, по современным данным, в межледниковые периоды температура была выше нынешней на 3–6 градусов. Это реально много, но всё же не настолько, чтобы джунгли или саванны превращались в пустыню. Наоборот, говорят климатологи, в жарком и влажном климате органика прёт как сумасшедшая.

Вот, например, что творилось примерно 7 тысяч лет назад, когда начался наиболее тёплый и влажный период в голоцене. Тогда средняя температура июля на широте 50° была на 1 °C выше современной, на широте 60° – на 2 °C выше и к северу от широты 65° – на 3–4 °C выше… Зимние температуры были выше на 2 °C почти по всей Европе. /372/

И что? Климат позволил лесам далеко продвинуться к северу. В степях стало тепло и влажно, и на сладкой травке поднялись миллионные табуны травоядных и соответствующее количество хищников. И Африка, по всему, должна была выглядеть так, как Северная Америка в XIX веке: те же миллионные стада бизонов; индейцев не слишком много, и они очень заняты истреблением друг друга. Зверя же убивают практически только ради пропитания (иногда ради молодецкой удали). И численность оного зверя регулирует лишь количество съедобной травы да хищники. Но те – не более чем выбраковщики…

Отметим одно важнейшее обстоятельство, которое наблюдается и сегодня, когда мы, похоже, влетаем в новое глобальное потепление. Вот что говорил мне директор Гидрометцентра и очень сильный в научном отношении климатолог Роман Вильфанд:

Потепление имеет выраженную широтную структуру. Действительно, средняя температура по глобусу поднимается. Но в районе экватора оно наименее заметно. А вот на севере глобальное потепление проявляется наиболее сильно. /388/

Это связано с тем, что в экваториальных широтах преобладает океан. А температура океана очень инерционна, и любое повышение температуры воздуха сглаживается вот этой инерционностью температуры воды, разъяснил учёный. В то же время в северных регионах отклонения от средних годовых значений достигают в последние годы 5–6 градусов!

Таким образом, Африка в климатическом отношении тоже достаточно инерционна. И питекантропов, как уже сказано, в ней тогда обитало явно не миллионы, как индейцев до истребления их англосаксами. Нашли бы уже себе как-нибудь пару бананов на душу населения и недоеденный труп зебры. Тем более что антропологи так и полагают: эректусы были в основном падальщиками, подбирали куски за хищниками. И да, англосаксов тоже не было, которые охотились бы одновременно и на питекантропов, и на зебр, забивая миллионами и тех и других.

Или? Или какой-то аналог кого-то цивилизованного появился откуда-то, отловил эректусов в количествах и развёз их по Азиатскому континенту? Чтобы плодились там и размножались, изменяя ради каких-то целей местных экобаланс…

Да, звучит нелепо и фантастично, но с точки зрения разумной логики это единственное, что способно объяснить это фантастичное переселение. В конце концов, как ещё, кроме как на океанского назначения плавучем средстве, мог питекантроп оказаться на острове Ява, где его останки впервые нашёл Эжен Дюбуа? Ведь при том потеплении, о котором мы говорили, воды Мирового океана должны были подняться, по представлениям климатологов, метров на пять…

Да и вообще, как эти жалкие два десятка тысяч особей могли заселить огромные азиатские пространства от Аравии до Китая и от Алтая до Явы? Нет, непонятно!

То есть ладно: есть аберрация расстояния. Когда такие колоссальные провалы времени отделяют нас от тех, на диво, энергичных путешественников, годы кажутся лишь математической абстракцией – что 1,2 млн лет назад, что 800 тысяч. Между тем это разница в 400 тысяч лет! Всей нынешней человеческой цивилизации, начиная от пирамид, – в 100 раз меньше! А мы ещё и как размножились за этот ничтожный срок! Вон всю планету затоптали! Так отчего эректусы за 400 тысяч лет не могли так размножиться, чтобы захотеть избавиться от тесноты где-нибудь на острове Ява?

Вот как на эти вопросы отвечает академик Анатолий Пантелеевич Деревянко, тогдашний директор Института археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) и академик – секретарь отделения историко-филологических наук РАН:

Необходимо иметь в виду, что при средней продолжительности жизни в то время около 25 лет потомство в большинстве случаев оставалось без родителей ещё в незрелом возрасте. При высокой постнатальной, детской смертности, а также смертности среди подростков из-за ранней утраты родителей говорить о демографическом взрыве нет никаких оснований. /384/

Кроме того, своё слово говорит и другой принцип – статистический. Когда б наших путешественников были миллионы – много оставалось бы и их останков. Один скелет из тысячи, пусть из десятка тысяч – но мы сегодня находили бы их в количествах. Чего, однако, к сожалению, не наблюдается.

Так что же погнало эректусов в их невероятный железный бег?

Вот тут аберрация расстояния по времени нам уже не помешает, а поможет. Просто надо представлять себе, что события, кои видятся нам быстрыми, длились на самом деле в сотни раз дольше, чем всё то, что произошло со времени фараона Хуфу до наших дней.

Сразу выносим за скобки климатические причины. За столь длительный срок к любому климату можно приспособиться. Или вымереть. Что и было показано в дальнейшем, когда хоть и с потерями, но в целом благополучно переживало человечество ледниковья и межледниковья.

Выносим за скобки и колебания поголовья животного мира – опять же на столь длительной дистанции эта синусоида всё равно что сглаживается.

Остаются лишь какие-то внутривидовые и внутрикультурные факторы – насколько-то можно говорить о культуре существ с мозгом двухлетнего ребёнка. Какие же это факторы?

Во-первых, мы знаем, что с археологической точки зрения эректусы – это ашёль, ашёльская культура, ашёльские технологии. Ручные рубила, или бифасы, – крупные удлинённые камни, края которых превращаются в лезвия. Пики – это очень массивные орудия, напоминающие кирку. Кливеры – орудия с поперечным лезвием на крупных отщепах.

И мы знаем, что почти сразу после появления ашёльских технологий 1,7 млн лет назад они начинают выходить и за пределы Африки. Хотя, конечно, поначалу захватывают её – на протяжении 300 тысяч лет.

Во-вторых, мы знаем, что по крайней мере поздние эректусы создали копьё. Это где-то 400 тысяч лет назад, хотя, возможно, дело было и раньше. Судя по балансировке, некоторые из этих копий были метательными. При эксперименте с бросанием подобных орудий одно из них, пущенное рукой спортсмена-копьеметателя, пролетело 70 м. Оно, кстати, и внешне напоминает современные спортивные копья – узкое, без наконечника, только с заострённым и обожжённым на огне концом.

Конец копья из Боксгроува застрял в лопатке носорога, а в Лёрингене копьё найдено между рёбрами слона, что недвусмысленно говорит о назначении этого оружия. В Шонингене 7 копий, длиной до двух с половиной метров, находились среди многочисленных лошадиных костей. /321/

То есть ребята были не только трупоедами, но и охотниками. По крайней мере в более поздние времена. Жили они в шалашах и даже в чём-то вроде вигвамов, покрытых шкурами животных.

Один из интереснейших памятников – стоянка Терра-Амата на юго-востоке Франции, на территории г. Ниццы, раскопанная А. Люмлеем в 1966 г. Здесь у подножия известняковой скалы в позднеминдельское время (т. е. 383–362 тысяч лет назад), в конце весны и в начале лета, в пору, когда цветёт дрок (его пыльца сохранилась в отложениях стоянки), люди ежегодно в течение 11 лет устраивали свои сезонные охотничьи стойбища. В культурных слоях найдены многочисленные древнеашёльские каменные изделия – чопперы, чоппинги, рубила, кливеры, отщепы, а также куски красной охры, которой обитатели стоянки раскрашивали своё тело, и кости животных, на которых они охотились, – южного слона, носорога Мерка, благородного оленя, кабана, дикого быка, зайца, грызунов, птиц, черепах. Преобладали остатки молодых животных – слонят, оленят и др. (их легче было убить). Практиковались рыбная ловля и собирание морских моллюсков. Огонь был известен. Особенно интересны обнаруженные в Терра-Амате остатки древних жилищ. Последние не являлись постоянными. По предположению Люмлея, в каждом из них люди жили не дольше одного – трех дней, занимаясь главным образом изготовлением орудий, о чем свидетельствует обилие отщепов и осколков. Хижины были овальными в плане, имели 8–15 м длины и 4–6 м ширины. Пол был вымощен гальками или же покрыт шкурами. Вдоль стен хижин располагались укреплявшие их основание куски камня. На полу расчищены ямки от столбов и кольев, подпиравших кровлю. В центре каждой хижины на вымостке из галек или в небольшом углублении, вырытом в песке, горел костёр. Вероятно, жилища делались из ветвей и туда проникал ветер. Чтобы защитить костры от потоков воздуха, в частности от северо-восточных ветров, господствующих здесь и в настоящее время, к северо-востоку от каждого очага сооружалась маленькая стенка из камней. /327/

Вполне человеческое общество, не правда ли? Нынешние туристы так же устраиваются. Да и те же археологи недалеко ушли. И я на этом заостряю внимание для того, чтобы при одном из дальнейших примеров было ясно: нет никакой непреодолимой пропасти в разуме между нами и эректусами, несмотря на их маленький мозг. Для своих условий ребята соображали и приспосабливались не хуже, чем это делаем мы в сходных условиях. Тот же Ленин в Разливе примерно так же жил. Разве что на носорога Мерка не охотился, а работу «Государство и революция» писал. Но кто знает – если бы нашим эректусам пищу в шалаш преданный финский большевик приносил, может, они тоже за публицистику взялись бы?..

В-третьих, мы знаем, что ранний ашёль встречается, кроме Африки, на Ближнем Востоке и на Кавказе. То есть эректусы с самого начала были весьма энергичными молодцами, которым одной Африки было мало.

География ашёльских находок широка: они известны в Африке, Передней, Южной и Юго-Восточной Азии. Много их в Южной и Западной Европе – во Франции, Англии, Бельгии, Германии, Италии, Испании, Югославии. В Средней Европе их значительно меньше. В Северо-Восточной Евразии ашельские памятники немногочисленны и относятся ко второй половине ашёля. Приурочены они к южным районам – Кавказ и Предкавказье, Молдавия, Приднестровье и Приазовье, Средняя Азия и Казахстан, Алтай, Монголия. /143/

Кстати, любопытно, но, судя по находкам, к наиболее ранним ашельским памятникам в Восточной Европе может быть отнесено Королёво (Западная Украина), древние слои которого относятся к раннему ашёлю, /143/ древние наши архантропы с самого начала забирались и на относительный для них север. Что ещё раз говорит о том, что климатические условия был вполне для них, африканцев, уютными и на территории Средней Европы.

Складывая всё вместе, приходим к одному предварительному выводу: в путь архантропов гнало не перенаселение, не плохие условиях жизни, не голод и не холод. Значит, причина кроется в самом их обществе. Вероятно, в нём самом существовали какие-то причины для взаимоотталкивания, которые и заставляли их общности делиться и уходить друг от друга.

Каковы могли быть эти причины? Их, собственно, всегда три: жизнь, пища и женщины. Точнее, конкуренция за них. Нежелание делиться. И, следовательно, взаимное разбегание после того, как и то и другое оказывалось поделено и жизнь при этом сохранилась.

Любопытно, что здесь мы подошли к ключевым для понимания всей человеческой эволюции – и содержания этой книги – категориям. А именно – к самым базовым инстинктам, характерным для живых существо на планете Земля. Что это за инстинкты?

Возьмём человека как продукт природы. Его тело, его мозг – следствие длиннейшего ряда эволюционных воздействий начиная ещё с того периода, когда все мы были амёбами в первобытном океане. К чему вели человека эти воздействия? Ответ очевиден: к поиску и нахождению наиболее эффективных способов не быть съеденным, поесть самому и продолжить свой вид.

Миллиарды лет продолжалась эта история – через моллюсков, рыб, земноводных, великолепных динозавров… И через мелких, похожих на крыс мегазостродонов, первых млекопитающих, они тоже записаны где-то в глубинах эволюционной памяти человека. Через лемуров и дриопитеков, через того же эректуса, убегающего от саблезубого тигра…

И все эти непредставимые массы времени все воздействия на организм расценивались только с точки зрения пользы от великой триады потребностей: уцелеть – съесть – размножиться! Понятно, что и человек с его мозгом – такой же продукт длительной звериной эволюции. И, в сущности, человеком, несмотря на мозг его и разум, правят страх, голод и стремление оставить потомство.

Отметим: общество для этого не нужно. Но человек – существо общественное. Значит, на каком-то этапе его эволюции сложились обстоятельства, при которых он ощутил, что в составе общества достичь удовлетворения этих трёх базовых инстинктов надёжнее, нежели в одиночку.

Когда это случилось? А когда в человеке начали проявляться социальные устремления?

А мы это видим: как раз в человеке прямоходящем. Строить вигвам – это уже работа, то есть некое социальное действие. Это уже осознание общности, которая может, имеет право разместиться доме. Значит, мы наблюдаем появление понятия «дом» – опять-таки социальной категории.

Но! Но… Ещё раз: в отличие от диплодоков и мегазостродонов человек существо общественное. Но общество не может и не желает говорить с ним на уровне его инстинктов. Они не являются общественной ценностью – у общества есть свои ценности. Да, стартующие от всё тех же персональных инстинктов, но поднимающиеся над ними и удовлетворяющие уже общественные инстинкты. Если же некоторые особенно близкие к природе особи навязывают обществу свои инстинкты, то оно довольно неприязненно это воспринимает и по возможности такие действия пресекает.

Но это сегодня. А когда это началось? Ну очевидно же – у эректусов и началось! Они демонстрируют первые общественные инстинкты в истории человеческой эволюции!

Да, но если некая общность существует, значит, связывающего её членов больше, чем разделяющего. В ином случае этой общности просто не образуется.

Наконец, ещё одно соображение, которое мы покамест не брали в расчёт. Мы не поговорили ещё о третьем базовом инстинкте – самосохранении. Он заставляет беречь себя, в том числе и объединяясь опять-таки в общности, способные защитить своих членов. Или убегать, если защититься невозможно.

Вот, например, есть замечательная заметка замечательного автора в ЖЖ – действительно Кудесник, какой ник он выбрал, выступающий под именем haritonoff:

Согласно некоторым авторитетным данным, в примитивных сообществах охотников и собирателей смертность от вооружённых столкновений достигала 14 %. Это можно сравнить с потерями СССР в Великой Отечественной войне (население в 1939 году – 168,5 млн чел., около 23 млн чел. – потери в ходе войны, итого 13,7 %), только для наших предков такой непрекращающейся войной была обыденная жизнь. На единицу времени общее число жертв было, конечно, меньше, но исключительно за счёт того, что людей на планете было немного – для отдельного индивидуума же шанс погибнуть насильственной смертью был такой же, как для нашего соотечественника в Великую Отечественную.

Лоуренс Кили в книге «Война до цивилизации» приводит более шокирующие цифры. Он утверждает, что военные потери составляли до 60 % в структуре смертности населения каменного века. Кили отмечает наличие и мирных первобытных обществ, но считает их исключениями – 90–95 % первобытных обществ вели войны. <…>

B. Warner даёт следующую статистику потерь в войнах между австралийцами: за определённый период времени 35 человек погибли во время больших набегов, 27 в небольших набегах, 29 в побоищах с использованием засад, 3 – в обыкновенных битвах «стенка на стенку» и 2 – во время поединков. Всего же за 20 лет наблюдений за племенем во всех видах военных конфликтов погибло около 30 % первоначального населения.

Примерно то же самое было в каменном веке. В индейском могильнике Мэдисонвилль Охайо, 22 % найденных черепов имели раны, а 8 % были пробиты. В индейском же могильнике в Иллинойсе насильственной смертью погибли 8 % погребённых. Около 40 % мужчин, женщин и детей, найденных в могильнике времён палеолита Джебель Сахаба в Египетской Нубии, умерли от ранений, часты следы от ударов наконечников копий или стрел. Из обследованных черепов ямно-полтавкинской культуры (3 тыс. до н. э.) 31 % несут на себе травматические повреждения, многие из которых были смертельными. В некоторых случаях отмечается прижизненный слом носовых костей, полученный, вероятно, в рукопашном столкновении. И это всё только то, что можно зафиксировать по костным останкам, – смертельные ранения мягких тканей, не оставившие следов на доставшихся археологам костях, попросту не могли быть учтены. /406/

Надо признать, жить так тяжело. От жизни такой побежишь и до Австралии. Хотя бы на то время, пока другие такие же беженцы не нагрянут… и не нападут на тебя.

Значит, по факту у нас наблюдается эффект взаимно разбегающихся общностей, размером примерно с такие, которые могут уместиться в шалаше площадью в 50–90 кв. м. А это что? А это – род, большая семья. Которая и отрывается от других родов и ищет себе пропитание где-то в стороне от охотничьих ареалов конкурентов. Иначе бывает плохо. Ибо есть ещё одно обстоятельство, о котором я пока умолчал. Оно состоит в том, что на многих костных останках архантропов обнаружены следы… обработки зубами. Объедены оказались косточки, иначе говоря. И не зверями, а такими же волосатыми людьми с мозгом ребёнка, каким предстаёшь в эволюционной картине ты сам.

И знаете, что это мне напоминает? А напоминает картину, которую путешественники и учёные застают в современных обществах каменного века – скажем, у папуасов Новой Гвинеи. Всё – почти один к одному с вышепредставленной картиной: небольшие деревеньки в джунглях, разбросанные друг от друга на таком расстоянии, чтобы дойти от одной до другой уже было бы равно тяжёлой работе. Все деревеньки враждуют друг с другом. До смерти. Мужчины заняты постоянной охотой и местью соседям за убитых сородичей, украденных женщин и свиней. Поэтому война носит перманентный характер. Раньше и поедали друг друга – в смысле враг врага. Теперь индонезийские власти строго с этим борются, но ещё полвека назад каннибализм был настолько обычной практикой, что как-то съели даже представителя клана Рокфеллера, слишком самонадеянно углубившегося в их джунгли.

Вот какой предстаёт картина нравов первобытных людей в этой истории.

Загадку исчезновения молодого Рокфеллера лишь недавно удалось разгадать журналисту Карлу Хоффману, он выпустил книгу о сыне миллиардера. По версии Хоффмана, Майкл почти добрался до берега, но на мелководье его окружили несколько десятков каноэ аборигенов. Поначалу аборигены приняли плывущего Майкла за крокодила, но затем узнали – путешественник ранее уже посещал их деревню.

Однако знакомство не помогло сыну миллиардера, папуасы, не церемонясь, закололи Рокфеллера копьями, нанеся по телу копьями несколько десятков ударов. Таким образом, они якобы отомстили за случившееся накануне убийство пяти жителей деревни, в котором папуасы подозревали голландцев. Как пишет Хоффман, таким жестоким способом они, согласно своим верованиям, хотели «восстановить равновесие в мире».

После убийства тело Рокфеллера отвезли в деревню. Голову размозжили топором и отрубили, а затем под ритуальное пение тело Рокфеллера расчленили, с головы сняли скальп, вынули головной мозг и съели его. /360/

И это – ещё относительно современные люди сотворили! Представители нашего биологического вида с мозгом взрослого сапиенса. Но всё то же в наборе: страх, месть, смерть, каннибализм. Что уж говорить про архантропов с мозгом ребёнка? Про детскую звериную жестокость, если её не задавить воспитанием, все, наверное, слышали…

Итак, что мы видим в итоге? А в итоге мы видим уже не сообщество, а некое «совражество» больших семей, которые охотятся как на животных, так и друг на друга. Чтобы хорошо питаться, но при этом не становиться самому пищей для коллег-охотников из других общин, каждая единичная общность уходит подальше, на свободное пространство. В отличие от новогвинейских папуасов им есть куда уходить и не надо десятилетиями вести войны с соседними поселениями. Столкновения, конечно, случаются, но приводят только к тому, что потерпевшая поражение группа в лице уцелевших её представителей откочёвывает дальше. Благо планета большая, и зверей на ней ещё много.

Вот в этом, как мне кажется, и состоит объяснение того бешеного распространения по планете, которое продемонстрировали люди, умеющие только оббивать камни и обжигать концы палок на костре, превращая их в копья.