Текст книги "Рассказы на одну букву"

Рассказы на одну букву
Александр Полуполтинных

© Александр Полуполтинных, 2016

© Ян Брейгель, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Батьку Бонифатий

1.

Борзинский базар бурлил.

Баррикады баулов, бочек. Богатые брали балычок, буженину. Беднота – брюкву, баклажаны.

Буднично бранились бабы. Бесцельно бродили бородатые бомжи. Брехали бездомные барбосы.

Бойкая бабенка бубнила безостановочно:

– Бублики, блинчики, беляши!

Бесцеремонный брюнет бросил белолицей барышне:

– Бэры бюстгальтер! Бэльгийский, батыстовый. Бэры! Будэшь бойфренда буфэрами будоражить.

Блондинка боднула:

– Болван!

Брюнет блеснул бельмами – басурманин басурманином:

– Би-ляд бэзмозглая!

2.

Бонифатий Бомбрамстеньгин, бывший боцман баржи «Балей будущего», беззаботно брел борзинским базаром. Болела башка: брага была… брр-р! Бурда! Боцман – брежневские брови, бравая бескозырочка, белые брючки, блестящие ботиночки.

Бранит бабку:

– Бракоделка!

Берет бутылку боржоми. Буль-буль-буль!

3.

Ба! Бежит, барабаня башмачками, белокурая барышня. Бледная – белее белого. Бюст – батюшки! – будто буи.

– Батьку Бонифатий! (Бонифатий-то бульбаш был, белорус бишь) Батьку Бонифатий! Барыга борзеет!

Боцман.

– Бить будем?

– Будем, батьку!

4.

Боже безгрешный! Бросив бельгийские бюстгальтеры, бежит быстрее белки большеносый брюнет.

Бас Бонифатия:

– Бей башибузука! Бей бестию! – буркалы бычьи, бешеные.

Брюнет:

– Баксы бэри! Брат! Баксы…

Боцман буцкал, буцкал брюнета:

– Баста!

Блондинка:

– Благодарю, батьку Бонифатий!

Бонифатий:

– Будя благодарностей-то. Безделица…

октябрь 2001 г.

Возвращение Вавилы

1.

Вавила, верхнешахтаминский верзила (высоченный, вес – восемьдесят), временно выезжал в Воркуту – вербовался водителем вездехода. Вернулся важный. Весь в «Версаче». Валюты – вал.

Видит: ворота варварски выломаны, витражи веранды выбиты… Видимо, ворьё воспользовалось выездом Вавилы. Вынесли, вандалы, видеомагнитофон, водонагреватель, воз всякой всячины.

Вечером встретил Викентича, ветерана войны, вдовца, воспитывающего вместо внуков волкодава Верного. Всеведущий Викентич высказал версию:

– Вероятно, Витяха Выдергин влез…

– Вот выродок! – выругался Вавила.

Взял вожжи:

– Высеку вражину!

– Верного возьми! – выкрикнул вдогонку Викентич.

2.

Витяха веснушчатый, вислоухий – в видавшем виды ватнике, валенках – валялся, веселый, выжрав ведро водочки. Вперил воловий взор в ворованный «видик».

Вдруг вваливается в Витяхины владения великан Вавила. Весь взмокший, волосы взъерошены. Взмахнул вожжами, врезал Витяхе.

– Ворюга!

Витяха взвился волчком:

– Вавилушка! Веришь, вре… временнно взял вещички. Вернуть вознамеривался.

– Врешь!

Взвизгнули вожжи.

– Вау! – Витяха взвыл волком. Вывернулся, вооружился вилкой.

Внезапно влетел волкодав Верный. Вцепился Витяхе в воротник. Выронил вор вилку. Верный ворчит, валяет Витяху – великолепная взбучка! Во влип Витяха!

Верхнешахтаминцы вынесли верный вердикт. Вавиле – вернуть вещи, Витяху выселить. Впредь всем ворам – виселица.

июль 2003 г.

Выбирали волобуевцы Войтенко

Вечерело. Вишнево выкрасилось Волобуево. Вдалеке виднелись ветхие времянки. Выкушав водочки, высыпали веселые волобуевцы выразить вольнодумные взгляды.

Взялся высказываться восьмидесятилетний ветеран войны Воронкин:

– Вкалывали, вкалывали, – вжик! – вклады воплотились в воздух! Ваучеры всучили… «Выдадим «Волгу», выдадим «Волгу»! Вруны!!!

Вслед возмутился Вертолеткин, военный:

– Вечная война ведется! Везде выстрелы. Ваххабиты вылезли, взрывают вокзалы… Вандалы! Висельники! Волкодавы!

– Верно! – вышла вперед Валентина Вазелинова, волобуевская врачиха. – Всеобщая вакханалия вокруг, ворье, взяточники! Важные вопросы в воздухе висят. Вазелин выкрали. Валокордин выпили.

Веско выступил ветеринар Воронокобылин:

– Вдуматься, вся Великороссия – всамделишный виварий! Вскоре вымрем все. Верно выражаюсь?

– Верно! Верно! – воркуют волобуевцы. – В верхах всё выскочки, выкормыши Вашингтона восседают, валяют ваньку. Валюту вывозят вагонами влево, вправо. Вот видите, воротилам – виллы, «Вольво», «Версаче», вахлакам волобуевцам – вагончики, валенки, ватники, водку вонючую, всякую всячину втридорога… Вилы возьмем, власти волосы вырвем!

Вдруг вразумительный возглас:

– Выберем Виктора Войтенко! Верный выход! Виктор Войтенко в верхах – величина!

– Верно! Верно! – вразумились волобуевцы. – Вверим Войтенко власть – Войтенко внесет весомый вклад в возрождение Великороссии!

* * *

Выборы. Возбужденная ватага волобуевцев валом валит выбирать Виктора Войтенко. Волобуевцы верят: выгонят всех ваххабитов, воздастся ворам, взяточникам, возместят вклады, восстановят выпитый валокордин, возродится Волобуево, возродится Великороссия! Вернутся великие времена! Вот выберем Войтенко!

Ноябрь 2003 г.

Глупая Геля

Губернский город Г.

Гостиная городского головы Геннадия Гордеевича Грызозубова. Гамбсовские гарнитуры. Грандиозный гобелен «Голгофа». Грызозубов – грузный господин. Густобород, густобров. Глянцевая голова-глобус. «Голова» громко грызет груши. Глыкает графинами газировку.

Грустно.

Голос горничной градоначальника Глафиры:

– Геннадий Гордеич, гости.

– Где?

Глядит – городская гулящая Геля. Голая! Газельи глаза горят. Груди горками.

Грызозубов глубокомысленно:

– Гм…

– Где гостеприимство, Гордеич? – гаркнула громкоголосая Геля. – Гони грусть! Гуляем! Гляди, гляди… Грудки… гладенькие! Губки… горяченькие! Гарантирую гиперсексуальность!

– Грешно, грешно, Геля…

– Галиматью городишь, Гордеич. Готовь горячительное, говяжью грудинку, грибочки-груздочки… Говорят, горазд Грызозубов гульнуть?

Гарцует Геля голышом, гипнотизирует «голову» глубокими глазищами.

Геннадий Гордеевич – гранитная глыба.

Геля горестно:

– Гена!..

Глухой голос горничной Глафиры:

– Гуляй, глупенькая, гуляй… Гена – голубой!

1999 г.

Депутат ДУрЫгин

Дорогие друзья! Дамы, джентльмены! Дописался донельзя. Доказательство длительного думанья – данная драма. Доброго досуга!

1.

Дума. Дебаты. Депутат Дурыгин, дородный дядя:

– Доигрались! Доконали державу! Дерьмократы долбанные! День-деньской демагогией дрищем! Доколе? Довыпускали дубовенькие декреты! Деньги деревенеют. Доллар давит! Дети дряхлые, деды дохнут. Дороговизна. Демонстрации…

Другие депутаты:

– Достаточно! Дай другим! Дремал, дремал – дорвался?!

Дерюгин дерзко:

– Дудки! Далее…

Депутаты:

– Доста-ал! Душевнобольной!

Дурыгин досадует дальше:

– Деревня дряхлеет. Дивизии деморализованы. Дезертирство! Духовность душим. Денатураты дуем – допились!

Депутат Дубовиков (ДПР):

– Довольно!

Дурыгин делает дулю.

– Державное достояние дешевеет. Даже девушки! Долги двухэтажные. Должны даже допотопной Доминике. Даром добро державное дарим! Дико!

Дискантом доканчивает доклад:

– Долой дележ домов, дач! Давайте дело делать! Давить дармоедов! Даешь дисциплину! Долой двуглавого! Долой «дипломатию доллара»!

2.

Двор Думы. Десантная дивизия. Дивизия Дзержинского. Десантники демонстративно драят дула. Дымят дизельные двигатели. Доставили дальнобойное.

Дожидаются директивы.

Доголосовались думцы. Довыкрикивали. Довели дискуссии до драмы. Дурдом!

3.

Дальлаг. Декабрь. Депутат Дурыгин – доходяга: допотопная драная душегреечка. Деляна добрая. Деревья длинноствольные, двуохватные.

Длинна дорога до дому (десять дали Дурыгину да два добавили). Дело – дрянь.

Дурыгин держит делово «Дружбу».

Держись, друг! Думаем, добьешься досрочного.

Декабрь 1997 г.

Жоркина жизнь

Жорка Жохин житель Жирекена. Жернова жизни жестоко жевали Жорку: жалованье-то животновода жиденькое, жилплощадь жалкая, жена – жутче Жириновского…

Жорка жене:

– Жанк, живот журчит!

Жена Жорке – жаркое.

Жевал, жевал Жорка, жалуется:

– Журавлик-то жестковат. Жилы! Желательно жиренее. Жмотишь жиру!

Жанка Жорке – желе. Жорка:

– Желе-то жидковато – жижа. Жмотишь желатину!

Жаманул Жорка жаркое, жаманул желе.

– Жанк, жажда жмет. Жарко!

Жена Жорке – жбан «Жигулевского»:

– Жри, жаба! Жвачное животное! Жеребячий желудок!

Жахнул Жорка животворящую жидкость. Жалостливо жене:

– Жуткий жаргон! Жандармские жесты! Женился же… Ждал, ждал… Желал жуировать женщиной… Жаль… Жаль…

Жена жалеет Жорку:

– Жорушка! Жучок жирненький…

– Жанночка-жерляночка!

Жмутся. Жизнерадостный жирный Жорка, жеманная Жанка-жердочка.

Жизнь!

1994—2003 гг.

Звезда Зугалая

Знаете Зорикто Зундунова? Зря, зря… Зорикто Зундунов – знаменитейший забайкальский знахарь. Зорикто замечательно заговаривает злейшую заразу. Занемог золотухой, зрение затуманилось, заныл зуб, запор замучил – зови Зорикто. Земляки зовут Зундунова Звездой Зугалая. Завистники злословят: зундугло, здравпункт завел, запрещенным занятием занимается.

Захворал завхоз заготконторы Захар Загоникобыла. Звонит Зундунову:

– Зориктоша, зайди – заболел зело…

Зорикто:

– Завтра зайду! – записал, значит, заявку.

Загодя знал Зундунов заболевание Загоникобылы – запой. Зеленый змий загубил Захара, завсегдатая злачных заведений, зугалайских забегаловок.

Занялась зорька. Засобирался Зорикто.

Завалюшка Захара. Замшелая завалинка, задрипанный зелененький заборишко – запустение.

Зорикто, звякнув заржавленным засовом, заходит. Завхоз зеленый. Засаленный зипун. Заплаты. Запах затхлый. Знахаря затошнило.

– Здорово, Захар! Зачем звал?

– Здравствуй, Зориктоша… Знаешь, замучился… Здесь загривок заломило… Знобит… Загибаюсь… – затрясло Захара.

– Завтра здоровеньким забегаешь! – заверил Зундунов.

Захар заплакал.

Загадочно заблестели зенки Зорикто. Знахарь заваривает зелье. Засыпал зверобоя, заманихи. Забросил засушенный зоб зяблика, заячий зуб. Зашептал заветный заговор. Захар замер завороженный.

Закончив заклинание, Зорикто зовет Захара. Захар залпом заглатывает зелье.

– Знай, Зориктоха, завяжу злоупотреблять – «зелёными» заплачу! – Заискивающе залепетал Захар, зажмурившись.

– Зачем «зелёными»? «Зелёные», золото – зло, западня.

– Западня… – задумался Захар. – Замётано: завтра звоню знакомому – замминистра здравоохранения Зильберштейну… Заработал Зорикто звание заслуженного знахаря Забайкалья! – зевнул, засыпая, Захар.

Зрачки Захара закатились – заснул.

Зорикто заулыбался. Знаю знакомцев-то Захаровых – забулдыги зугалайские. Зачесал затылок. Заслуженный знахарь! Загнул, Загоникобыла, загнул!

17.06.2002 г.

Козлы Константина Кургузова

Константин Кургузов – коренной крестьянин.

Когда коммунистический кормчий кинул копыта, кряду короновали каких-то кретинов. Кошмар!

Кризис коснулся крестьянства. Когда-то крепкий колхоз «Красный куток» крякнул. Кургузов канючил, канючил кусок колхозного капитала – кукиш! Кругом коррупция, криминал.

Как кормиться-то? Консервировал кабачки. Культивировал картофель.

Кабанчика, коровенку, кобеля-кабысдоха, кота кормил краденым колхозным комбикормом. Колымил. Крыл краснокутцам камышом крыши. Короче, как-то крутился. Когда комбикорм кончился, кабанчика, коровенку Константин кокнул колуном. Кобеля, кота – коленом…

Кручинится Константин: «Карачун, кажется, корячится. Крыша капает. Комнатенка-клетушка крохотная. Клопы кишат, крысы копошатся – катастрофа!»

Кресло-качалка. Кургузов качается.

Кондовый крашенный коричневой краской комод. Карточки. Колыбелька. Костик Кургузов – кривоногий карапуз. Костя-красавец – комсорг! Кремль, конференция колхозников. Кургузов – коммунист. Кануло куда-то! Капиталисты кругом!

Качается Кургузов…

…Комфортабельный коттедж. Красивейшая комната. Кожаные кресла. Камин. Кургузов – крутой коммерсант. Кушает копченую колбаску. Коньячок, кофе. Компаньонка Кургузова – куколка.

Кургузов – крале:

– Куда катим, крошечка?

– Канары, Костик, Канары!

Качается Кургузов. Какие Канары?! Кумекает… Кемарил! Какой кошмар!

Как крикнет, как кастрируемый:

– Ко-о-озлы!!! К-о-озлы!!!

Колченогая Кутилиха, крёстная Кости, ковыляла к колодцу.

Крики – «козлы! козлы!»

Кутилиха:

– Кажись, Костя кричит. Козла как-никак купил. Каков крез!

сентябрь 2001 г.

Легкомысленная Любашка

Лужайка. Лютики, ландыши. Лето!

Ласково лепечут листвой липки. Летают легкокрылые ласточки.

Лавочка. Любаша Лисичкина. Леха Лаптев. Любашка люба Лехе.

Любашка лениво листает «Лолиту».

Леха лобызает Любашкины лилейные ланиты.

Любашка лупоглазенькая, личико лучится любовью. Леха – лохматый, лопоухий, лошадиное лицо. Латаный лепень, линялые лацканы. Лапти. Леха – любитель ликеро-водочного. Лакает литрами. Лакает, лакает – ляжет, любуется луной. Лирик!

Лапает Любашку ладонями-лопатами. Лепечет:

– Любушка! Лебедушка!

Любашке лестно. Любовная лексика Любаше – лучше любого лакомства.

– Любушка… Ласточка!.

– Лешка!

Леху лихорадит любовною лихоманкой. Ладони липкие, лоб лоснится. Лезет, ластится:

– Люблю Любушка, люблю, лапонька…

Леха лютеет любострастно, лохматит Любашкины льняные локоны – лев! Любашка – лань. Лягается. Ломалась, ломалась:

– Ладно…

Легли. Лехе лафа. Либидо ликует!

Лопнули лямочки лифчика.

– Лешка!

– Лифчик лишний!..

Липки, ласточки, лютики лицезреют людскую любовь. Лепота!

Леха, льстец, лицемер, лгал Любе. Лоботряс Лаптев любил леспромхозовскую лекаршу Люську Лукошкину. Ловок ловелас! Любашка, Любашка… Лялька легкомысленная…

август 2001 г.

Митькины мысли

Митька Малахайкин – могочинский мужичок.

Махнул Митька местной медовухи – мерзкая! Мгновенно мутнеют Митькины мозги.

Мерещится Митьке…

Москва! Многомиллионный мегаполис – мощь, масштаб!

Музеи, метро, мосты. Монументы. Минину, Мусоргскому, Маяковскому… Мировые мужики!

Москва! Маковки монастырей. Маячит МГУ. Манит МХАТ.

Макдональсы, маркеты, магазины. М-да – махина!…

Малиново-мраморный монолит Мавзолея. Мумия мэтра марксизма. Мертв могучий мыслитель! Мимо, мурлыча мотив «Марсельезы», медленно марширует мирная манифестация. Матюгнувшись, машет манифестантам метлой мордастый московский мусорщик. Мурло!

Министерства. Мэрия. Мосгордума – мандаты, мандаты, мандаты… Молотят муру. Маршалы мнут мундиры.

Милые мордашки модниц-москвичек. Много мымр.

Мелькают монголы, мулаты, мавры, молдаване, малороссы, манси – межрасовая мешанина.

Магистрали. Море машин. Мальчуган моет мыльной мочалкой «Мерседес»…

Москва! Мать моя! Молодчики мутузят мигрантов.

МММ. Махровый мошенник Мавроди.

Магнаты. Многомиллиардные мошны. Мздоимствующие мантии.

Маньяки. Малины. Междоусобицы. Мокрухи. Могилы.

Мафия межует Москву. Мрак!

Мелкооптовый магазин.

Митька:

– М-маша! Муторно мне… Мысли минорные мучают. Москва, Маша, – монстр, мы, Маша, – моллюски, микробики. Маракуешь?

Маша моргает мило:

– Мить, может маленечко… «Московской»?

– «Московской»?! Мне, Машуня, много милее могочинская медовуха.

26.01.2003 г.

Назар-националист

На новодоронинском навозохранилище незаменимо наяривал нормировщиком навоза Назар Нагайкин. Незаметный, низенький, но недурён наружностью. Начальник навозохранилища не нарадуется на Назара. Некоторые, назюзюкавшись, начинали навоз налево-направо наваливать непорядочным новодоронинцам. Назар – никогда. Наоборот, наловит несунов, натыкает носом, науськает на них Найду. Начальство несунам – непременно нагоняй, Назару – немного навозу на неотложные нужды. Нынче нет несунов на навозохранилище.

Недавно Назар нашёл невесту Нюрочку. Нашу новодоронинскую. Ничего невеста: набелится, наманикюрит ногти – ну натуральная Нефертити! Назар на Нюрочку не налюбуется! Нашли новостройку, надумали народить нескольких новодорончат.

Но недолюбливали Назара некоторые новодоронинцы. Называли националистом. Немудрено.

Насмотрится Назар «Новостей». Негодут, нервничает:

– Надоело! Нищаем неуклонно! Некогда нажитое нашим народом наитрудолюбивейшим народом накрылось навеки. Налоги непомерные, наука на нуле. Народовластие – настоящая насмешка над народом. НАТО нагло напирает, напасть на нас намеривается. Новорождённых ничтожно немного. Но новопреставленных, напротив – навалом. Некролог на некрологе. Наркоманы… Наркодиспансеры наполнены натуральными неандертальцами. Новобранцы недоразвитые, неучи. Наши недруги наприхватизировали накопленное народом, напропалую наторговывают недрами, нефтью, норильским никелем. Наваривают на нашей неповоротливости, нерешительности несметные наличные. Наплодили нигилистов. Низвели новозаветную нравственность на нет. Нехристи!

Нальёт наливочки, настоянной на нектаре настурции. Нюхнёт, наморщит нос, накатит:

– Нормальный наркоз!

Настроение незамедлительно нормализуется.

– Национализировать нахрен назад награбленное! Наворовавшихся нуворишей – на нары. Незваных наехавших – напнуть. Налепили на нас наклейки националистов… Негр нанижет нашего на нож – нормально. Но негр нечаянно наткнётся на ножик нашего – начинается нытьё, настоящее нагнетание национальной ненависти. Несправедливо!

Набулькает наливочки.

– Наверху – негодяи, на нас, низы, негодяям наплевать. Неужто нет никакой надежды? Нем наш народец, нем… Напрочь!

* * *

Наступил ноябрь. Наутро (накануне Назар наклюкался неслабенькой наливки) насилу начал натягивать носки. Нестерпимо ныло нутро.

– Нюра!

Нет ненаглядной.

«Не ночевала?»

Наспех надел носки наизнанку.

На небе несуразные нагромождения. Ненастье.

Назар напрямик – на навозохранилище.

– Нюра!

Нет! Невероятно! Немыслимо, но неопровержимо – на Нюру, нежную Нюру, навалился натуральный… негр (нигериец, наверно, новосёл – наехали!) Нюра неприкрыта, негр неудержим, нахрапист, нагл, неотступен!

Назар набрасывается на недруга. Нащупывает нож…

– Нельзя! На, негодник! На!..

* * *

Новодоронинский некрополь. Надпись на надгробии. «Незабвенному Назару Нагайкину». Нюра носит небесные незабудки, нежные нарциссы. Ноет неслышно.

Несчастная…

23.09.2008 г.

Попил пивка!

Постовой пятнадцатого полка ППС Петербурга прапорщик Перебейнос потихонечку прохаживался по проспекту Пролетариев. Потертая портупея, пистолет, палка – питерский полисмен. Пригляделся, прислушался, принюхался – привычка! – полный порядок.

«Пойду поблизости пивком побалуюсь, – подумал постовой. – Погода просто пекло – под пятьдесят. Простительно.»

Пивная «Погребок». Присел, прищелкнув пальцами, подозвал представителя персонала. Попросил принести пол-литра «Полтавского»:

– Пожалуйста, поскорее. Помираю…

Протер платочком потную плешинку.

Принесли, поставили, пожелали приятной «производственной передышки».

Пиво поигрывало поднимающимися пузырьками, пенилось.

Пф-ф-фу-у-у! – подул, прижмурившись, постовой, предвкушая подлинный праздник. Пена подобно пуху полетела по просторному помещению. Перекрестившись, пылко присосался. Пьет, причмокивает – прекрасное пиво!

Посидел. Прикурил «Петра I».

Покой постового прервал подошедший пьянчуга, противно пахнущий помойкой.

– Простите… – промолвил пропойца, – позвольте, пустую посуду?

Постового просто перекосило.

– Проваливай! Получишь пустую посуду – примочку по печени! – пригрозил Перебейнос.

Пропойца поклонился почтительно, повернувшись, пошел покорно.

Прошло полминуты.

– Пода-а-айте погорельцам! – печально пропел пятилетний постреленок. Поодаль притаилась, по-видимому, полупьяная прабабушка «погорельца».

Прапорщик протянул пацаненку пробку:

– Поди поиграйся.

Парнишка приготовился плакать, Перебейнос подманил попрошайку поближе, почти прорычал:

– По попке получишь, паршивец!

Подбежала прабабка, подхватила пацана, потащила прочь.

Посидев, поразмышляв по поводу происшедшего, прапорщик подозвал полового, попросил повторить.

– Привет!

Посмотрел – путана: первоклассный прикид, перламутровая помада, перстеньки переливаются … Присаживается.

– Познакомимся? Паула.

– Прапорщик Перебейнос! – представился постовой. После пятиминутной паузы протянул Пауле «Петра». – Покурим?

– Предпочитаю «Парламент»… – промурлыкала Паула, потом проказливо подмигнула. – Погуляем?

Прапорщик посидел, подумал.

Паула потянулась подобно пантере, полушепотом продолжала:

– Постелю пуховую перинку, поласкаю по-парижски… – Потом приоткрыла прорезь платья. – Посмотри, персик, правда?

Прапорщик поерзал, предложение показалось привлекательным.

– Платно?

– Постовым – полцены!

Прапорщик почесал подбородок, переменился.

– Послушай, подруга, – пробасил, посуровев, – пошла-ка подальше! Привлеку – получишь по полной программе, поняла?

– Подумаешь, праведник! – поднялась путана.

Поправив подол, пахнущая парижским парфюмом, повиляла павой по проходу.

– Подлюга продажная! – процедил прапорщик. – Пива! Парочку!

Пиво пошло плохо. Показалось пресным. Потом пошло-поехало – полковник Пыхтун приперся. Проверяющий. Попал прапорщик! Проклятье! Пропала премия, прочие поощрения… Попил пивка!

июль 2001 г.

Рядовой Рабинович

Рядовой ремонтной роты Рабинович рыл ров. Рутинная работа!

Рыл, рыл Рабинович, разинул рот, раздумался:

«Русь… Россия… Разрасталась, развивалась. Романов распустил руки. Развелись разные РСДРП, РКП (б), ржавчиной разъели Россию. Распутин-развратник… Результат – революция. Результат революции – разруха. Реввоенсоветы, райкомы, разверстка, раскулачивание, репрессии, расстрелы… Русские, русские… Российская реальность – разбойничьи реформы, разбазаривание ресурсов, растащиловка… Региональные распри разрывают Россию… Разве Рабиновичи разоряют Россию? Рабиновичи разрабатывали ракеты, реакторы, роботы. Разоряют Родину руководители-раздолбаи! Редкий руководил рационально, расчетливо…»

Резкий рык ротного Рябоконя:

– Р-р-рабинович! Р-р-работничек! Разлегся, рожа!

Рябоконь рыжеусый, розовощекий. Роскошные ремни, ряд республиканских регалий.

– Роман Родионович! Разрешите разъяснить…

– Р-разговорчики! – рявкнул ротный. Румянец разгорелся – рдеет рубином! – Рыть! Рыть, Рабинович!

Роет Рабинович.

– Резче! Раз! Раз! Руками рыть! Руками! Раз! Рылом! Рыть рылом! – разошелся Рябоконь.

Рабинович роет рылом. Ранится. Рыл, рыл – рухнул разбитый.

Рябоконь разжалобился. Раздобыл разведенный «Royal». Растолкал Рабиновича:

– Рахимч-и-ик!..

Расставил рюмашки, разложил раков, редьку:

– Рубай!

Рабинович радехонек.

Распили «Royal». Развезло ратников. Разгорелся разговор. Разобрались: Рабинович, Рябоконь – родственники!

Розой разгорался рассвет. Раздольно раздалось родное русское: «…Р-рябина, р-рябинушка!…»

Русская развязочка, ребята?

2001—2002 гг.