Текст книги "Духи реки"

– Смотрите, это знак! – привстав в осиновой долбленке, указал вперед Чужой Голос. – Это тени! Тени без людей! Я должен обратиться к духам, они хотят говорить со мной.

Охотники честно попытались разглядеть что-либо над блестящей поверхностью реки. Никаких теней они не заметили, но возражать шаману не стали. Ведь духи приходили только к нему, только Чужой Голос слышал их речи и сам говорил голосами духов.

Лодки повернули к берегу, причалили возле небольшой поляны, и мужчины выбрались на берег.

– Расступитесь. – Шаман опустился на колени, наклонился, поцеловал траву, сдвинул вперед висящую на плече плетеную из листьев рогоза сумку, откинул край, достал туесок из бересты, высыпал на ладонь несколько щепоток порошка из гриба-красноголовика, помогающего увидеть иной мир, кинул себе под язык и надолго замер, рассасывая зелье. Когда же сознание знакомо помутилось, открыл глаза и быстро закрутил головой, громко призывая духов: – Ой-я бобу! Ой-я, еу, еу…

От быстрого вращения головой и протяжного горлового пения голова закружилась, мир вокруг слился в яркие белые, синие и зеленые кольца, размазался, и шаман окончательно потерял сознание – свалился набок, мелко затрясся, изо рта потекли желтые пенящиеся струи.

– Чужой Голос, ты меня слышишь? – присел рядом на колено Белый Камень. – Ты здесь или ушел? Что за дух в этом теле, отвечай!

– Дух-х… – сипло ответил совсем другой, незнакомый, не шамана голос. – Здес-сь…

– Ты видел детей, здешний дух?

– Ви-иде-ел… – просипел некто, вошедший в тело шамана.

– Где они сейчас?

– Забра-ал…

– Кто забрал? – не выдержал Ломаный Клык. – Их сожрал тигр? Они утонули?

– Не-е-ет… – слабо шевелясь, ответили губы шамана.

– Подожди, – отодвинул охотника Белый Камень. – Духов нужно спрашивать проще. Скажи, детей схватил тигр?

– Не-е-ет…

– Они утонули?

– Не-е-ет…

– Они живы?

– Да-а-а-а…

– Где они сейчас?

– Забра-ал…

– Кто забрал, куда?

– Забра-ал…

– Кто забрал? Куда? – нетерпеливо повторил вопрос Белый Камень.

– Я-а-а-а… – выдохнули губы, и шаман перестал биться в конвульсиях.

Чужой Голос перекатился на живот, приподнялся на четвереньки, тряхнул головой. Дополз до воды и опустил лицо в воду. Поднял, пополоскал рот, сплюнул в сторону, опустил снова. Поднял, откинулся, сел на камни:

– Кто-то приходил? Здесь были духи?

– Да, – кивнул Белый Камень. – Дух сказал, что тигр не тронул детей, что они не утонули и живы до сих пор. Но кто-то их забрал… Дух сказал: «Я».

– Значит, он и забрал, – устало потер виски шаман. – Теперь понятно, куда они пропали и почему нет следов. Духи забрали их к себе, в свой мир. Забрали живыми, не причиняя боли и не убивая. Детям сейчас хорошо. Может быть, когда-нибудь мы их даже увидим. Но сейчас их нет. Их забрали духи.

– Вот как… – Белый Камень надолго задумался, потом медленно кивнул: – Хорошо хоть, они все-таки живы. Но в мир духов у нас пути нет. Горько мне, но придется возвращаться без них. Мне жаль, Клык. Жаль, Рык. Надеюсь, духи будут милостивы к ним в своих землях. Спускайте лодки, братья. Плывем домой.

* * *

Пыхтун же в эти мгновения и не вспоминал об оставшихся где-то далеко за лесами соплеменниках. Он искал место для трутной ямы. Ведь добывать огонь с помощью трения – очень трудно, даже в сухие дни не всегда получается. В сырую погоду – невозможно вообще. Поэтому огонь лучше не разжигать, а хранить. Самый лучший способ – в сухих ямках, набитых пересохшей трухлявой древесиной или трутом с березовых древесных грибов и слегка присыпанных от лишнего воздуха. Яма размером с человеческую голову способна тлеть почти два дня. В любой момент ее можно разрыть и раздуть огонь. Или досыпать свежего трута взамен истлевшего. Но она должна быть обязательно сухой, сухой в любой ливень. Если в яму затечет вода – все погаснет.

Дома люди делают такие ямы возле очага, на возвышении. Но в доме не бывает дождей. В лесу же сухое место найти весьма не просто. В низинах земля сырая просто всегда, на взгорках – в дождь по склонам течет вода и заполняет любые ямки. Причем в песке ни защитной канавы, ни бортика не сделать – влага все равно просочится. Поэтому в первую очередь паренек пошел на вершину холма. Туда, куда вода не способна стечь никаким образом. Увы, именно вершину облюбовали для себя могучие темные ели, которые, как известно, сухости не любят. На всякий случай Пыхтун все же копнул опавшую хвою, но под ней, как и ожидал, наткнулся на чуть влажный дерн.

– Здесь ямы не вырыть, – разочарованно вздохнул паренек, пробираясь между тяжелыми лапами, вышел на обратный склон и замер, увидев просто сказочное зрелище: молодую сосну, сломавшуюся на высоте его роста. Такое в лесу случается часто, особенно после зим с оттепелями: влажный снег налипает на высокую крону дерева, подмерзает, налипает снова и оказывается столь тяжел, что сперва сгибает дерево, а потом и ломает его. Только на здешнем холмике таких ломаных сосен было больше десяти. Но эта – лежала на почти ровном участке на вершине холма и не отломалась от высокого пня, удерживаясь комлем на толстом куске дерева.

– Дом! Это же готовый дом! – пробормотал Пыхтун и поднял взгляд на небо.

Оно оставалось безмятежно-голубым. Но рано или поздно зной неминуемо закончится, Мудрый Бобр проснется и начнутся дожди. К этому времени было бы неплохо иметь укрытие от непогоды. Паренек покрутился на месте и побежал назад:

– Снежана! Снежана, собирайся! Я нашел нам дом!

– Ты где, Пыхтун?! – из-за елей закричала в ответ девочка. – Иди сюда! Принеси мне лопухов, мне не в чем готовить!

– Это ты сюда иди, я такое место…

Тут паренек спохватился, что его спутница совсем не ходок, и замолчал. Вернулся под сломанную сосну, разворошил хвою. Песок снизу был, понятное дело, влажный. Но это ведь под хвоей! На воздухе, на солнце высохнет быстро. Пыхтун раскидал в стороны мох и мусор на два шага в ширину и десять в длину и громко ответил:

– Иду!

– Ну, ты где? – обиженно спросила девочка, когда он прибежал к костру. – У меня уже полдня в животе урчит! Листья лопуха нужны, чтобы корни запечь.

– Сейчас! Сейчас принесу. – Мельком глянув на ее белую распухшую ногу, Пыхтун бегом промчался вниз по склону, в траве на прогалинах между осинами надрал крупных лопухов, поднялся наверх: – Держи!

– Наконец-то! – Снежана уже успела расчистить песок и сделать небольшую выемку. Теперь девочка застелила ее листьями, чтобы не пачкать еду, на них в три ряда выложила корни рогоза, сверху опять же закрыла еду листьями, насыпала тонкий слой песка, палочкой нагребла сверху угли из кострища, добавила дров. – Скоро готово будет, Пыхтун. Далеко не уходи.

– Я рядом… – Паренек быстрым шагом обогнул ельничек, хорошенько переворошил подсохший сверху песок под сосной, руками вырыл ямку ближе к кроне. Теперь опять следовало немного подождать, и он отправился в новый обход своих ближних владений, собирая валежник. Зверей на облюбованном холме явно не было, а потому мальчик оставил свое новенькое копье возле Снежаны, и набирал в обе руки полные охапки хвороста, восхищаясь здешним изобилием.

Богатый лес! Не то что возле деревни, где даже тяжеленные сухостоины – в радость.

К тому времени, когда возле будущего дома лежала целая гора толстых сухих сучьев, под костром как раз поспели корешки. Маленькая стряпуха не подкачала – угощение и не подгорело, и хорошо пропеклось.

– Ты просто молодец! Настоящая хозяйка! Никогда еще не пробовал такой вкуснятины! – похвалил ее Пыхтун, уплетая сладкие и плотные корешки, пахнущие дымом и прошлогодней листвой.

– Это меня мама научила, – зарделась Снежана. – Если спеть песню про весну столько раз, сколько пальцев на руках, корни как раз как надо запекаются. Ой, как тут хорошо! Тепло, спать хочется…

Впервые за последние три дня дети наелись досыта, и у Пыхтуна тоже начали слипаться глаза. Но он не мог позволить себе сна. У него, как мужчины, имелось еще очень, очень много неотложных дел.

Паренек подхватил с земли из кучки полукруглый кремневый скребок и побежал к озеру. Крепким острым инструментом работать было легко и приятно. Пыхтун с удивившей его самого скоростью нарезал охапку камыша, вернулся на холм. Опустил возле девочки:

– Чего не спишь? Чужой Голос сказывал, хвори во сне быстрее всего уходят.

– Пить очень хочется. Хотела спуститься, а нога не идет, – пожаловалась Снежана. – Не болит, я и забыла.

– Сейчас принесу, – кивнул паренек. – Слушай, раз уж ты не спишь, может, сплетешь тонкую циновку? Трутную яму закрывать.

– Давай, – малышка потянула к себе из охапки верхние стебли. – А чего кисточки не оторвал?

– Неудобно в воде. Вот, возьми… – Он выбрал из кучи колотого кремня небольшой осколочек с острой гранью. – Сама срезай, где нужно. Я сейчас еще немного принесу, раз уж все равно за водой идти…

В этот раз Пыхтун шел к Воде Заката медленно, внимательно глядя по сторонам. Он помнил, что где-то недалеко от тропинки видел краем глаза плотный пучок зеленых зонтиков, но поначалу не придал значения находке. Дудник – трава привычная, чего на него внимание обращать?

– А-а, вот ты где! – Паренек свернул, острой гранью скребка отсек отростки с соцветием, потом аккуратно подрезал у корня. Дунул внутрь хрупкого трубчатого стебля: – Не ковш, конечно, но воду набрать можно.

И Пыхтун бегом помчался на берег.

Плести циновку из длинных камышин – дело несложное. Складываешь стебли бок о бок, потом протягиваешь другие стебли поперек, переплетая с основой. Главное – пристукивать не забывать, чтобы плотнее лежали. Пока Пыхтун ходил к озеру, Снежана успела уже сделать плетенку почти в локоть шириной. Он только брови удивленно приподнял, подавая ей стебель с водой:

– Ловко у тебя получается!

Девочка гордо кивнула, в несколько глотков осушила длинную, но тонкую емкость:

– Так мало?

– Сколько влезло, столько и набрал. Сейчас еще принесу.

– Я вот подумала, может, нам ею укрыться? – тряхнула сплетенным куском Снежана. – А то холодно ночью. Я до темноты успею. Ты для тепла чего-нибудь найдешь?

– Попробую.

– Только воды сперва принеси!

Чтобы напоить девчонку, к озеру пришлось бегать четыре раза. Потом Пыхтун перенес с помощью двух палок в будущую трутневую яму нагоревшие угли, накидал сверху валежника: пока прогорит, песок от последней влаги как раз избавится. Пересадил на новое место Снежану, сбегал в осинник за трухлявым сухостоем, а после этого – вернулся по берегу к болоту, мимо которого вчера протаскивал свою спутницу, надрал там верхнего, почти совсем сухого, легкого и мягкого мха, за несколько ходок принес на холм изрядную кучу…

Пыхтун так увлекся работой, что напрочь забыл про изготовленное утром копье. Оно так и осталось стоять у сосны. К счастью, нужды в оружии за весь день так и не возникло.

Вечером дети подкрепились печеными корнями, а потом долго сидели у догорающего костра, глядя в усыпанное сверкающими звездами небо.

– Что же нас так долго найти не могут, Пыхтун? – вздохнула девочка. – Так ведь мы совсем пропадем.

– Унесло далеко. Так сразу и не выследишь, – ответил он. – Давай ложиться спать. Может, утром они будут уже здесь. Давай я помогу…

Он перенес Снежану на песок под ствол, сделав ей под бедро и под плечо небольшие ямки, накрыл ее огромной, втрое больше, чем нужно, циновкой, сверху заложил всю циновку толстым слоем мха. Выбрал в костре несколько самых крупных углей, перекинул их в ямку, на слой нагоревшей днем золы, засыпал сухой трухой, добавив для страховки пару трутневых грибов, накрыл корой и запорошил песком, оставив только маленькую дырочку для дыма. Постоял, прислушиваясь к доносящемуся откуда-то издалека голодному вою – и только тут спохватившись, сбегал за копьем, положил в изголовье. Постоял еще немного – оглядываясь, вспоминая.

– Кажется, сделал все как надо, – наконец решил маленький мужчина и осторожно, стараясь не рассыпать мох, ногами вперед влез под циновку.

Жесткие стебли камышей царапались и кололись. Но не так сильно, чтобы причинять боль. Зато здесь, в простеньком укрытии, было тепло, уютно пахло дымком. Еще бы крышу над головой соорудить – и будет совсем, как дома. Усталый Пыхтун закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.

Дом

Рано утром, с первыми рассветными лучами, Пыхтун подпрыгнул, на четвереньках добежал до трутной ямы, скинул кору с песком, ткнул палкой в дымящиеся среди золы дырочки, поворошил в них берестой, подул… И белесая ленточка тут же полыхнула ярким пламенем!

Паренек еле сдержал вопль восторга: у него получилось! Но устоял. Все же он почти взрослый мужчина, настоящий охотник. Должен вести себя уверенно и достойно. Берестой Пыхтун запалил тонкие веточки, сверху подбросил валежника, подобрал дудник, сходил к озеру за водой, на обратном пути нарвал лопухов. Когда вернулся – сонная Снежана уже готовила ямку для запекания.

– Хорошее утро, Пыхтун, – зевая, девочка старательно разлепляла то один, то другой глаз. – В этот раз тепло было, правда? Только на песке жестко. И холодом от него все же тянет.

– Сегодня к счастливым духам схожу, еще мха принесу, – пообещал паренек. – Снизу постелим.

– Нас, наверное, сегодня уже найдут, – мотнула головой девочка.

– Наверно, найдут, – согласился Пыхтун. – А если нет? На песке опять спать? Окажется не нужен – пусть останется. Ты пеки, я пока за камнеметалкой схожу…

Выбрав среди камней «топор», он спустился к самому озеру. Там нашел среди рощи высокую старую иву, срубил ветку в три пальца толщиной, подрезал на длину в полтора локтя, заровнял края. Вернувшись к «дому», среди осколков выбрал узкий и длинный, аккуратно расщепил ветку со стороны комля на глубину ладони.

– Что это, Пыхтун? – полюбопытствовала девочка.

– Не суй свой нос в тайны охотников, женщина! – вскинув подбородок, гордо и решительно осадил ее паренек.

– Очень надо! – хмыкнула Снежана. – Я сама побольше тебя знаю! Вот, ешь. Твоя часть.

Пыхтун подкрепился последними корнями, что остались от его вчерашней добычи, подобрал ивовую палку, поднялся на ноги:

– Оставляю копье тебе, женщина. Следи за огнем.

– Да уж послежу, не бойся. – Снежана отползла к ближней сосне, поправила ногу, все еще сильно опухшую и вдобавок начавшую темнеть. – Ты мне листья рогоза только принеси, что на прежнем месте остались. Мне самой не дойти.

– Хорошо, сейчас…

Выполнив просьбу спутницы, он ушел к озеру, на пляже подобрал три плоских камушка размером в половину кулака. Один втиснул в трещину на конце ветки, два других зажал в руке. И стал медленно, осторожно красться к заводи, с трудом сдерживая охотничий азарт.

Разумеется, как он ни старался – гуси заметили его издалека и прыснули от берега, хлопая крыльями. Эти птицы известны своей осторожностью. Однако, отплыв на десяток шагов, они успокоились и занялись своими делами, старательно процеживая клювом растущую в заводи траву. Десять шагов – большое расстояние. Пока враг подберется – не один раз улететь успеешь.

Но Пыхтун не был глупой лисицей или неуклюжим медведем. Он был охотником из племени Мудрого Бобра. Он выбрал самую упитанную птицу в стае, поднял палку, плавно отвел за спину и быстрым движением разрезал ею воздух. В самый последний момент, когда палка уже почти остановилась – голыш выскользнул из тугой щели, стремительной ласточкой чиркнул в воздухе и ударил выбранную добычу прямо в бок!

Гусь забился, описывая круги по воде, а Пыхтун с радостным криком перемахнул через прибрежный рогоз, бухнулся в воду и быстро поплыл к добыче.

Не зря, совсем не зря он вместе с другими мальчишками с самого детства играл с камнеметалками! Ведь камень, брошенный рукой, летит даже ближе, чем копье, ударяет слабо, и им почти невозможно подбить добычу. Камнеметалка же швыряет камни втрое дальше – так далеко, что большинство зверей без опаски подпускают охотников на это расстояние. И бьет с такой силой, что способен отпугнуть волка или оглушить небольшого зверька.

«Сегодня пируем! – с гордостью подумал он, хватая подбитого гуся. – То-то Снежана удивится… Будет знать, какой охотник с нею рядом! Это ей не травку жевать, это настоящая еда. Я стал охотником! Настоящим охотником!»

Мужчина всегда и досыта кормит женщин и детей, это дело обыденное, а потому Пыхтун решил не особо хвастаться удачей. Пусть Снежана думает, что поймать гуся для него – сущий пустяк. Поднявшись на холм, он зашел к девочке со стороны спины и, проходя мимо, небрежно уронил увесистую птицу возле ее ног:

– Вот, сегодня я решил поесть гусятины.

– Вот это да!!! – восторженно округлила глаза Снежана. – Какой огромный! Он же с меня размером!

– А ты знаешь, как он бился?! – не утерпев, все же начал хвастаться Пыхтун. – Я его схватил, а он меня таскать начал по всей заводи! Чуть в траве не запутал. И по голове, по голове клювом! Шишки, наверное, будут… Но я тут изловчился, поймал за этот самый клюв-то. Тут-то он и выдохся!

– Перья, перья какие длинные! Можно я их выдерну?

– Конечно, бери, – небрежно разрешил Пыхтун. – Я их могу добыть сколько угодно.

– А это тебе. Вот, бери, чтобы за каждым камушком не бегать. Все ноги, верно, истоптал… – Девочка протянула ему сплетенную из листьев рогоза сумку. Плоскую, чтобы удобно носить на боку или за спиной, и вместительную. Половина гуся влезет точно. Или утка целиком. – Прости, ручку на плечо сделать было не из чего. Листья кончились, камыш ломкий. А больше ничего нет. Лютиков можешь нарезать, у них стебли длинные и крепкие.

– Здорово! – настал черед удивляться Пыхтуну. – Как ты смогла так быстро ее сделать?

– Я же женщина! – с явной гордостью напомнила девочка. – Я могу сплести все, что хочешь, из чего угодно! Слушай, а глины ты нигде здесь не видел? Птицу без глины не приготовить. В листья такую большую не завернуть. В огне лопухи прогорят, а над углями – гусь не пропечется.

– У заводи поищу. – Пыхтун, присев, уже перекладывал осколки кремня в свою новую сумку. – Там под ногами, вроде, чавкало. Может, и найду.

Хорошей, плотной глины пареньку добыть не удалось – но собранная на берегу залива, подсохшая грязь все-таки лепилась, а потому он черпнул ее две полные горсти, отнес на холм, а затем, предоставив маленькой женщине разбираться с едой, отправился в сырой осинник заготавливать слеги: прямые палки толщиной в руку и длиной в полтора своих роста.

Потомки Мудрого Бобра от поколения к поколению строили свои дома по примеру далекого предка: рыли в плотном суглинке обитаемого холма яму глубиной и шириной в рост человека и три роста в длину. На всю длину этой ямы клали прямой еловый ствол и накидывали от края к середине тонкие слеги, которые заплетали лозой, замазывали глиной и стелили сверху толстые пучки камыша или травы в несколько слоев. Некоторые из охотников даже закрывали крышу шкурами добытых зверей – но все знали, что под травяной кровлей намного теплее, а потому подобной роскошью не увлекались. Шкуры обычно вешали только на входе, в два или три полога. Вход делался с одной, узкой стороны дома, с другой в стене рылся очаг, к которому сверху продалбливалось отверстие для выхода дыма. Рядом обычно устраивали трутную яму.

Вырыть нормальный дом в песке было невозможно, Пыхтун и пытаться не стал. Но вот сделать высокую крышу труда не составляло. Гусь еще не успел запечься, а паренек уже принес достаточно крепких прямых палок, чтобы поставить их по обе стороны от сломанного ствола в шаге друг от друга. Ивовыми прутьями паренек связал их сверху, чтобы не уползли и не отвалились, и нырнул внутрь, оценивая получившееся помещение.

– Тут даже выпрямиться можно, – похвастался Пыхтун. – В конце яму оставим и запас сухих дров, огонь разводить. И еще место для разных вещей останется. Постель уже на месте. Нужно только стены заплести, пока сухо. Коли дождь нагрянет, поздно будет строиться.

– Зачем все это? – не поняла Снежана. – Нас, может, сегодня уже найдут?

– И то верно, – согласился паренек. – Камыша настригу, циновками прикроем, и ладно. Циновки с собой потом забрать можно, в селении пригодятся.

– Хватит баловаться, иди сюда, – нетерпеливо потребовала девочка. – Пахнет уже вона как. Давай кушать! – Длинной палкой она выкатила из костра черный от углей, отвердевший ком грязи, из трещин на котором валил душистый пар. – Откроешь?

– Сейчас…

Подув на ладони, Пыхтун одним быстрым движением подхватил ком за бока, приподнял, тут же отдернул руки. Тот упал на сосновый корень и раскололся пополам, открыв горячее мясное содержимое. Паренек сунул было пальцы к толстой грудке, но тут же отдернул: горячо. Пыхтун хмыкнул, запустил руку в сумку, достал уже полюбившийся полукруглый скребок: длинную пластинку. Отрезал себе кусочек, выложил на лежащие горкой возле Снежаны кончики от листьев рогоза.

– Ой, какой ты заботливый! – восхитилась девочка. – А я и не знала, как отрывать.

Пыхтун кашлянул, но после таких слов не решился сказать, что мясо отрезал для себя. Вытянул из травяной горки несколько макушек, положил возле себя, откромсал еще кусок, подул.

– Надо еще циновок сделать и на землю у очага постелить, – заметила Снежана, пытаясь взять свой кусок белого парящего мяса и тут же роняя его обратно. – А то песок везде. И к еде липнет, и к рукам, и вообще… чтобы не пачкаться.

– Ерунда, это не сложно. Поедим, схожу камыша нарежу. Его тут вона сколько… Хоть всю землю укрой. Ох, вкуснотища! – Пыхтун первым решился отправить в рот горячую гусятину. – Всегда бы только ее и ел.

– Не, это не то, – даже не попробовав, мотнула головой девочка. – Для настоящего вкуса листья дудника добавлять надобно, чешуйчатый корень и грибов немного для запаха. Когда нога пройдет, я тебе сделаю, как правильно надо.

– Все равно вкусно!

– Правда? – Снежана порвала свой кусок мяса надвое, отправила в рот одну половину, потом другую, облизнулась: – Ну и ладно. Отрежь еще!

Несмотря на все старания, дети не смогли одолеть и четверти солидной птичьей туши. Снежана сложила половинки расколотого глиняного кома, подвинула ближе к очагу:

– Тут и на вечер останется, и на завтра. Только прогреть утром нужно, чтобы не испортилось. Пыхтун, принеси воды. А то пить очень хочется. И листьев рогоза еще срежь, ручку тебе на сумку сплету. Сам, вижу, делать не торопишься. Когда же нас найдут, наконец?! Дома хорошо, там все есть. И мама кормит. Как я уже соскучилась!

Пыхтун тоже успел затосковать по родному стойбищу, по матери и отцу, по младшей сестренке. Но он был почти взрослым мужчиной и не мог открыто выказать своей слабости. Поэтому паренек молча поднялся, поднял ствол дудника и отправился к озеру.

За оставшиеся полдня он успел заготовить достаточно камыша для двух будущих стен, а также притащил еще десяток слег. Сходил на болото за мхом, который настелил в песчаную ямку, заменяющую им постель. Потом сходил еще, набрав на этот раз сырого мха – его не требовалось собирать с поверхности, можно было копнуть возле самого берега. И проще, и быстрее, и нести ближе. Эту часть добычи он насыпал поверх ягодника чуть ниже дома:

– Пусть вода стечет, – пояснил Пыхтун малышке. – Потом высохнет, и его тоже расстелем. Будет очень тепло и мягко. Как дома.

– А почему ты говоришь, что к «счастливым духам ходишь»? – спросила Снежана, ненадолго оторвавшись от плетения. – Разве мох не с болота?

– Разве ты не знаешь? – удивился паренек, сел рядом с ней и подтянул пучок камышей, стал срезать с них кисточки, избавляя девочку от лишней возни. – Про счастливых духов, которых любил Мудрый Бобр?

Снежана лишь покачала головой и снова взялась за камыш, ловко вдевая новые стебли в заготовку.

– Это случилось очень, очень давно… – Пыхтун бросил срезанные кисточки в плямя, и костер жадно затрещал, разбрасывая мелкие искорки. – Наш предок Мудрый Бобр тогда только-только начинал строить наш мир. Бобры ведь постоянно трудятся, постоянно что-то делают, что-то строят. Поэтому и мы такие, всегда что-то делаем. Мы побратимы с бобрами, вот строить и умеем. Большие Коты, волки или олени – они ничего не умеют. Они нам не родня. А Мудрый Бобр, наш предок, строить умеет куда лучше нас. И лучше детей своих бобров и детей своих людей. Мудрый Бобр захотел сделать мир красивым и удобным. Он сделал холмы, он сделал ручьи и реки, он придумал леса и озера, создал луга и скалы. Все-все вокруг.

Паренек вздохнул, вспоминая отца, сильного и доброго охотника Ломаного Клыка, всего лишь прошлой зимой рассказавшего ему эту историю, и продолжил:

– Мудрый Бобр шел и ставил тут холмы, там скалы, здесь реки. Делал так, как ему казалось красивее. И духи тех мест с радостью принимали его дары. Но ты ведь знаешь, все мы любим кого-то меньше, кого-то больше. Вот и наш предок ко многим духам относился с большей добротой, нежели к прочим. И у тех духов, которых он любил больше других, он спрашивал: «Что вы хотите иметь в своих владениях? Хотите, чтобы вокруг вас росли могучие сосны и ели, чтобы пели птицы и бегали звери? Или хотите, чтобы перед вами плескались глубокие озера с чистой и прозрачной, сладкой водой, чтобы в ней жили сильные сверкающие рыбы и плавали мои дети?». Духи разных мест, выделенные любовью Мудрого Бобра среди прочих, почувствовали себя счастливыми от такого уважения от нашего предка и стали думать, что же выбрать им себе во владение? Вроде, и лес хорошо: ягоды растут, пчелы мед носят. А вроде, и озером быть приятно: летом прохладно, зимой подо льдом от холода спрятаться можно. На лугу светло и тепло, птиц много и зверей приходит. Но ведь озеро для себя выберешь – радостей леса лишишься. А луг выберешь – озером не быть. Так и вышло в итоге, что духи обычные кто лесными духами стали, кто озерными, кто луговыми. А счастливые духи, Мудрым Бобром из прочих уважением отмеченные, так до сих пор ничего для себя выбрать не могут. Потому и владения их такие странные. Вроде, и не озеро – а воды полно. Вроде, и не луг – но ровные и зеленые. Вроде, и не лес – а деревья то тут, то там растут. Потому многие охотники и говорят, что к счастливым духам пошли, когда на болото отправляются…

За рассказом работа двигалась быстрее, а потому уже на закате Пыхтуну удалось поверх нижних слег положить камышовые циновки и прижать их сверху другими слегами. Это был уже настоящий дом. Возможно, он не очень хорошо защищал от холода и протек бы во время дождя, но от ветра спрятаться в нем было можно.

Новый день от рассвета и до заката Пыхтун потратил на то, чтобы резать камыш, связывать его в пучки и выкладывать на крышу, которая одновременно получалась и стеной. Высота их временного жилища была совсем небольшой, а потому камышин хватало в длину как раз от земли и до конька. Три слоя плотных связок одна поверх другой вместе превратились в крышу почти в локоть толщиной. Юный охотник понял, что дождя можно больше не бояться. Такого защитного слоя не одолеть никакому ливню. Пусть хоть десять дней льет без перерыва! А закрывающийся внахлест полог из циновок, два полотнища которого крепились на левой и правой слегах у входа, позволяли и тепло удержать, если снаружи вдруг похолодает.

– Получается, у нас есть дом, Пыхтун? – спросила Снежана, когда вечером они вдвоем забрались в общую теплую постель.

– Теперь есть, – согласился паренек.

– Мы с тобой живем в одном доме?

– Да, а что?

– Получается, Пыхтун, мы теперь муж и жена?

– Нет, не получается, – засмеялся почти взрослый мужчина над наивностью все еще совсем маленькой и глупой девочки. – Я с сестрой тоже в одном доме жил, и с мамой. Но они же из-за этого женами мне не стали! Знаешь, что нужно, чтобы быть мужем и женой? – Он повернулся на живот и положил подбородок на скрещенные руки. – Для того, чтобы стать мужем и женой, мало жить вместе. Чтобы стать мужем, охотник сначала должен добыть себе ожерелье из клыков сильного зверя. Пока ожерелья нет, то и мужем никак не станешь. Потом охотник должен иметь дом. Этот не считается, я его сам построил. Здесь же даже очага сделать негде! А для взрослого охотника дом строит все племя. Или охотник его от отца получает – после того, как тот уходит в Воды Заката. А еще охотник должен добыть хорошее угощение, чтобы пир для всего племени получился и на этом пиру подарок какой-то положено сделать отцу девушки и ее матери. И попросить взамен отдать их дочку. Вот тогда мужчина и женщина и становятся мужем и женой. Они тогда не только живут вместе, у них еще и дети появляются. А если у меня ожерелья нет, и я твоим родителям не могу подарка сделать и тебя попросить, как же я могу стать твоим мужем? Никак…

– Жалко, – вздохнула Снежана. – Мне показалось, из тебя получится хороший муж. Странно, что я раньше этого не замечала.

– Ты тоже умелая хозяйка, – вздохнул Пыхтун. – И почему я прежде на тебя не смотрел? Но все равно, пока мы обратно в селение не вернемся, мужем и женой у нас стать не получится.

– Жалко, – вздохнула девочка.

– И мне жалко, – признался паренек.

– Когда нас найдут, ты меня в жены возьмешь? – поинтересовалась Снежана.

– У меня еще нет ожерелья. Но когда я его добуду… – Пыхтун помедлил и закончил: – Спи. Тебе нужно много спать. Чтобы нога быстрее прошла.

Девочка отвернула голову, чему-то всхлипнула и вскоре затихла.