Текст книги "Воин мрака"

– Что за?.. – растерянно выдохнул тиун. – Так, я сейчас…

Но схватить девочку второй раз он не успел – из сосновой тени опять выступил Олег, и его легкая быстрая сабля опять легла на горло неугомонного сборщика дани:

– Последний раз предупреждаю!

Он услышал позади похрустывание снега…

– Самсайока, берегись!!! – женщина кинулась вперед, сбивая с ног девочку, откатилась в сторону.

Олег выждал еще два мгновения и, только услышав резкий выдох, вмиг пригнулся и крутанулся вокруг оси, уводя саблю вслед движению тела.

– Х-ха!!! – ударил в пустоту светлый воин, достав кончиком меча до груди тиуна.

– Ш-ш-ша! – прошелестел клинок по его тулупу, вспарывая шкуру, рубаху под ней и кожу на ребрах.

– Бей его!!! – опять ринулись вперед светлые воины.

Ведун выдернул косарь, принял первый выпад, уколол под руку, тут же отмахнулся от меча справа, обратным движением рубанул под подбородок, чудом поймал длинный выпад слева и, окруженный со всех сторон, нырнул в сосновую тень, скользнул по ней под ноги нападающих. Вскочил снова и с железным шелестом провел скрещенными клинками один о другой.

Воины повернулись на звук, закричали, ринулись толпой, норовя зарубить его из-за головы, словно орудовали топорами, а не мечами. Ведун спешно попятился, чтобы не затоптали, вскинул косарь над головой поперек, встретил им один удар – уколол под него, второй – уколол под него, третий…

Ощутил пятками рыхлый снег и что есть силы бросился вправо, к высоко груженным саням, растворяясь в их тени. Светлые воины кинулись следом, врезались в узлы, закрутили головами.

Олег, обогнув тенями поляну, выступил со стороны яранги, скрестил клинки, прошелестел сталью:

– Может, хватит?

– А-а-а!

И опять: прямой укол – встреча на саблю с полуповоротом, обратный удар поперек груди, шаг влево, косарь под меч, прямой укол, шаг вправо, меч на саблю, косарем в ответ по локтю, шаг назад, нырок в тень. Быстрое скольжение к саням, от них к сосне – и ведун снова вышел из тени, скрестил клинки, провел одним по другому:

– Вас осталось всего шестеро, светлые воины! Смиритесь!

– Мы убьем тебя, тварь! – звонко выкрикнул молодой сборщик податей.

Бородачи промолчали, но смотрели угрюмо и решительно, разойдясь в полукруг и осторожно подступая к Середину.

– Да что же вы смотрите, мужчины! – отчаянно закричала мать Альвы, крепко обнимая девочку и укачивая, словно пытаясь убаюкать. – Бейте их!!!

Охотников на поляне было всего четверо: старик, пара мальчишек, один взрослый – причем все безоружные. Однако призыв заставил светлых воинов забеспокоиться, остановиться. Тут вдруг послышался шелест, и крайний бородач вскрикнул, схватился за бок, из которого торчало копье, повалился с ног.

– Я здесь! – стукнул Олег клинком о клинок, привлекая внимание, и уже сам направился к стражникам святилища.

Трое пошли на него, двое отвернули назад. Оттуда, из-за кустов, бежал с ножом в руке уже забытый ведуном охотник. Светлые воины вскинули мечи… Но тут им под ноги метнулся старик, пытаясь опрокинуть, и оба меча вонзились в него. Охотник ринулся на крайнего воина, безоружные мальчишки на второго… Дальше ведун не видел, поскольку на него самого напал плечистый чернобородый воин. Который, увы, мечом не рубил и не колол, а попытался подрезать самым кончиком колени – значит, был опытным.

Справа и слева ведуна охватывали бойцы помоложе, и Середин, слегка подпрыгивая, пошел влево, стремясь обогнуть противника в лисьем треухе, прячась за него от более опытного врага.

– А-а-а! – воин кинулся к нему, демонстрируя больше отваги, чем мастерства.

Ведун шагнул навстречу, скрещивая клинки вперед, ловя меч в перекрестье.

– Стой! – рявкнул сзади бородач, но было уже поздно: Олег развел клинки, косарем лупя ближе к острию меча, а саблей – по рукояти, и выбитое оружие, сверкнув, полетело к яранге.

Паренек изумленно ойкнул, провожая его взглядом, получил прямой удар в челюсть и откинулся на спину, открывая Середину путь.

– Интересно, какого цвета у демона кровь, – зло прищурился бородач и тоже достал нож.

Он был спокоен, и ведуну это очень не нравилось. Олег двинулся вправо, от яранги на открытое место.

– Вовк, не лезь! – не оборачиваясь, предупредил светлый воин. – Он меня боится, на тебя нацелился.

– Значит, начнем с тебя, – вздохнул ведун, чиркнул клинком о клинок и быстро двинулся на бородача.

Тот хмыкнул, приподнял меч, полузакрывая грудь, и выставил нож перед большим клинком. Ведун ругнулся, отошел на шаг – в близкой схватке короткий нож опаснее меча. Бородач осклабился.

– А так? – Олег метнулся вперед, рубя врага поверху по правому плечу.

Тот умело отмахнулся, меч и сабля пошли влево, уводя туда же и косарь. Бородач, торжествующе вскрикнув, попытался всадить нож ведуну в открытый бок, но Середин всем телом качнулся еще левее, поворачиваясь, рубанул с замаха, метясь в кисть. Бородач руку отдернул, но по рукаву и ножу клинок попал. На снег закапала кровь.

– Откуда ты такой взялся? – набычился бородач. – Откуда у тебя стальные клинки, тварь буреломная?

– Сам ковал… – честно признался Олег и взмахнул косарем. Скрестил нож с мечом, стремительно вскидывая саблю и направляя кончик к горлу бородача.

Светлый воин отклонился, закрываясь ножом, – и быстрый обратный удар сабли еще раз резанул ему руку.

Нож упал, сборщик податей сморщился от боли:

– Проклятая тварь! Чего тебе нужно?

– Защищайся! – Олег вернул косарь в ножны, рубанул саблей воздух. Сделал выпад, перенос, сближаясь, отбил выпад бородача, упрямо стоявшего на месте.

Еще шаг вперед.

Светлый воин закрыл мечом грудь, и они сошлись вплотную, грудь в грудь и лицом к лицу.

– И что теперь, лесной дух? – презрительно хмыкнул воин.

– Это… – ведун наложил ладонь на обратную, широкую и гладкую сторону своего клинка, с силой нажал и рванул вниз, вспарывая одежду и грудь врага, быстро отступил.

– Проклятие… – бородач растерянно посмотрел на свой обоюдоострый меч, подобных вольностей не позволяющий. – Нужно будет попробовать…

Что именно, он не договорил: его глаза остекленели, и светлый воин завалился набок. Бородач еще дышал – от кровопотери умирают не сразу. Просто быстро слабеют до полного небытия. Ведун опустился рядом с ним на колено, взял за руку:

– Ты был хорошим бойцом, мужик. Извини. Я просто хотел уехать с вами. Сам не знаю, как все это получилось…

Однако охотники стойбища его сомнений отнюдь не разделяли. Пока он дрался с бородачом, они добили остальных светлых воинов и теперь зло пинали мертвые тела ногами. И охотники, и их женщины, и даже дети…

Олег вытер клинок сабли о тулуп затихшего бородача и откинулся на спину, растворяясь в тени соснового ствола. Мгновение спустя появился возле своего мешка, поднял и скрылся в тени снова, отдыхая и переводя дух.

Теперь ведуна мучили три вопроса. Самый главный – заметили его враждебные боги или нет? Пора ждать их появления, или все пока обошлось? И еще два, не менее насущных: как бы поесть и где выспаться? День уже почти закончился, искать место для отдыха в стороне от стойбища поздновато. Оставалось одно…

Подобно легкому невесомому ветерку, Олег скользнул в ближнюю ярангу, облетел ее между пологами, выискивая место, чтобы спрятать мешок, остановился меж двух кутулей солидного размера и…

И ничего! Отсюда, из мира теней, положить вещи в мир реальности оказалось невозможно. Мешок оставался частью его самого, оттягивая руку, и отделяться от невидимого и невесомого духа ведуна не желал. Однако сумрак здесь царил везде, выйти из тени было просто некуда!

Мысленно ругаясь, Середин сделал еще виток вокруг внутренней яранги, потом заглянул в нее. Там, в очаге, тлела темно-малиновым жаром россыпь углей. Тепло она давала, а вот света – нет. Ведун ругнулся снова, выскользнул наружу, остановился под стеной жилища.

Местные обитатели, отведя душу, растаскивали тела. Светлых воинов – подальше в лес, зверью на пирушку. Мертвого старосту, наоборот, посадили у дерева, дали в руку плошку и какую-то костяную палицу с каменным набалдашником, надели на голову шапку.

Впрочем, насколько понимал Олег, судьба старика от судьбы его врагов отличалась несильно. Староста тоже окажется наедине с голодными лесными обитателями. Просто обряд проведут с большим уважением: бросят не на землю, а поместят в домовину на каком-нибудь возвышении; не ограбят, а снабдят подарками и припасами в последний путь; не оберут, а нарядят в лучшие одежды.

Между тем вокруг уже темнело…

Покрутив головой, Олег заметил кусачую девочку, из-за которой и случилось все это досадное недоразумение. Скользнул к ней, вышел рядом из тени, тут же прижал палец к губам и опустился перед малышкой на колени:

– Тс-с…

– Спасибо тебе, злобный Самсайока, дух нижнего мира, – девочка крепко обняла Олега и поцеловала в щеку.

– Ты всегда можешь положиться на меня, храбрая Альва, – улыбнулся ей Середин и тоже тихонько обнял. – А ты не могла бы мне немного помочь?

– Как, Самсайока?

– Разведи огонь у себя в яранге.

– Зачем?

– Я хочу погреться в теплом доме у яркого огня, Альва. Снять одежду, разложить вещи. Приготовить ужин… Если получится…

– Я быстро, Самсайока! – девочка отпустила его и кинулась к жилищам.

Ведун оглянулся еще раз, скользнул следом.

Как он и подозревал, ярангой девочки была та самая, из которой она выскочила вслед за светлым воином. Развести же огонь малышке никакого труда не составило: она просто кинула на угли несколько березовых полешек и с помощью тонкого длинного шеста, похожего на удилище, откинула кожаный клапан на крыше. Поленья почти сразу задымили, а потом разом полыхнули, наполняя небольшое помещение трепещущим красным светом. И чем ярче они разгорались, тем стремительнее наполнялся плотью ведун, и тем тяжелее становился мешок в его руках. И что тоже весьма приятно – Олег начал ощущать струящееся от очага тепло.

Девочка посмотрела на полупрозрачного пока гостя, оглянулась на вход, снова уставилась на него:

– Ты ходишь под землей, злобный Самсайока? Там правда есть еще один нижний мир с лесами, полями и реками?

– Почему ты называешь меня злобным? – ведун протянул руки к огню.

– Не знаю, Самсайока… – неуверенно ответила Альва. – В сказках тебя всегда злобным называют. Ты слуга нижнего мира, ты очень страшный, ты приходишь к нам обманывать и убивать.

– Это верно, – вздохнул Олег. – Обманываю и убиваю я с легкостью. Сегодня вот опять…

– Ты совсем не страшный, Самсайока. – Девочка скинула капюшон, крепко обняла гостя на уровне пояса. – Спасибо тебе, что ты злой и убил много светлых воинов. Если бы ты был добрый, они отобрали бы у меня папин…

Полог приподнялся – и в ярангу с тревожным криком ворвалась женщина, схватила малышку, прижала к себе:

– Смилуйся, могучий Самсайока! Не забирай ее! Возьми лучше меня!

– Куда? – не понял Олег.

– Не забирай ее в нижний мир! Она случайно подобрала твой подарок! Если тебе нужна жертва для темного Кульотыра, возьми меня! – женщина попыталась задвинуть Альву себе за спину.

– Не пугайся, смертная, никто ее не заберет, – наконец сообразил Середин. – Оказывается, я ошибся. Она подобрала не мой подарок, а… это… Чего у тебя там было, Альва?

– Я для папы подвеску вырезала, для счастливой охоты! Вот! – гордо сообщила девочка, выбралась вперед и показала фигурку с привязанным шнурком.

Это был маленький белый заяц, сидящий на задних лапах и высоко поднявший уши. Удивительно изящная и красивая фигурка, учитывая то, что вырезала из кости ее совсем еще малолетка, не имеющая никакого образования.

– Какая изумительная вещица, – покачал головой ведун. – Немудрено, что я принял ее за свою.

– Правда? – Лицо Альвы расползлось в такой широкой улыбке, что она стала походить на розового лягушонка.

Женщина несколько раз натужно кашлянула, вскинула руку, почесала шерсть над бровями, еле заметно качнула головой.

– Нет, это для папы! – бесхитростно возмутилась девочка, поняв мамины намеки. – Самсайока, если ты хочешь, я тебе тоже вырежу…

– Конечно, хочу, – согласился ведун. – Папа-то ваш где?

– Снаружи, со всеми. С охоты вернулся, а тут битва, – ответила женщина, еще раз отерев шерстку на лице.

Олег покосился на Альву, хмыкнул. Трудно было поверить, что эта милая щекастая малышка, когда повзрослеет, тоже покроется шерстью.

– Хозяйка, дозволь мешок свой на время у тебя оставить? – спросил Олег. И не удержался от присказки: – А то так кушать хочется, что переночевать негде.

– Да, злобный Самсайока, вот, у постели клади. Завсегда под приглядом будет, – засуетилась женщина.

– Хозяин возражать не станет?

– Да только рад будет! Ты же дочь нашу старшую от смерти спас, злобный Самсайока! То есть… – спохватилась она и поправилась: – То есть добрый Самсайока! Или… Не добрый? – окончательно сбилась женщина.

– Пусть будет «темный», – предложил ведун, не желая называть настоящего имени. Зачем лишний раз подсказывать богам, где он прячется? Вдруг они слушают?

– У нашего очага завсегда для тебя место найдется, темный Самсайока! Покуда живы будем, всегда приветим с радостью. И детям нашим о том накажем…

– Это радует… – Олег отнес мешок в указанное место. – Припасы у меня, кстати, есть. Просто приготовить не на чем.

– Зачем тебе готовить, темный Самсайока? Охотники рода для тебя жертву готовят, мясо пекут. Победу над светлыми воинами праздновать хотят. Шаман вызывать тебя станет, благодарить и угощать, хвалить и одаривать.

– Этого мне только не хватает… – поморщился Середин. – Как бы он взаправду демонов нижнего мира не вызвал. Где все это действо готовится?

– Знамо где, у шамана в яранге.

– Женщин туда пускают?

– Пусть попробуют не пустить! – презрительно хмыкнула хозяйка.

– Тогда возьми два пучка хвороста, ветки выбирай короткие и помельче, и ступай туда. Как только шаман соберется меня вызвать, брось пучок в огонь. Так, чтобы, когда полыхнет, света получилось поболее.

– Коли ты так желаешь, темный Самсайока, исполню в точности, – пообещала женщина.

– Тогда иди. А ты, Альва-искусница, встань между мною и костром.

– Зачем? – спросила девочка, но просьбу исполнила.

Ведун подмигнул малышке, присел и растворился в ее тени…

* * *

Яранга шамана была заметно больше всех остальных на зимовье. В ней, в отличие от прочих, не было внутренней, теплой загородки. Старый Пурлахтын не чувствовал холода. Белоглазый и облезлый, почти без волос, морщинистый, с лицом, усыпанным большими темными и белыми пятнами, с тонкими ручками и ножками, торчащими из вытертой одежды, он сам походил на одного из духов, с которыми общался. Жена его давно померла, дети выросли, разошлись по своим семьям, и потому жаловаться на неустроенность закопченного жилища было некому. Шаман спал, сидя на выстеленном шкурами полу и поджав под себя ноги, ел вместе с духами приносимые им жертвы, а когда не было подношений – жевал снег и уходил в верхний мир, угощаясь на пирах, что устраивал для духов Нумиторум, великий бог, покровитель живых и мертвых.

Во всяком случае, Пурлахтын не раз рассказывал об этих пирах мужчинам, что приносили ему подарки после удачной охоты, или просящим помощи после охоты плохой.

Яранга шамана была такой же старой, как и он сам, за долгие годы она почернела изнутри от дыма очага и окуриваний для изгнания духов. Шкуры на ней лежали в два слоя, так что, несмотря на свою старость, яранга не промокала под ливнями и не продувалась зимними ветрами. Из добра же Пурлахтын за свою жизнь нажил только бубен, украшенное хвостами бурундуков било с оголовьем из черепа белки да истрепанную малицу, увешанную деревянными и костяными амулетами и украшенную по вороту и подолу зубастыми челюстями соболей, горностаев и куниц.

Дров шаман тоже никогда не заготавливал. Когда хотел развести огонь – просто брал с поленниц соседей, и никто ему в том никогда не перечил. Вот и в этот раз он набрал для костра по охапке то тут, то там, развел огонь, выдув его из черепа росомахи, принесенную тушу оленя порезал ломтиками и развесил их вблизи огня на толстых и лохматых крапивных нитях. Пламя трещало, выбрасывая снопы искр, от близкого жара мясо, крутясь на нитках, запекалось, издавая благоухание, яранга наполнялась теплом… И людьми, пришедшими сюда после наступления темноты.

Охотники садились к костру, хотя и на почтительном удалении, чтобы места на всех хватило. Старшие чуть ближе, молодые охотники дальше. Мальчишки мялись за их спинами. Женщины же, не садясь, вставали вдоль стены, постепенно расходясь от входа все дальше и дальше.

– Сегодня славный день случился для нашего рода, – наконец заговорил Пурлахтын. – Духи снизошли к нашему стойбищу и показали, что они не забыли нас и готовы вступиться за род храброй росомахи, когда справедливость покидает нашу землю, уступая место жадности!

– Позови его, Пурлахтын! – не выдержал кто-то из молодых охотников. – Мы хотим поклониться ему!

– Мы хотим узнать, зачем он это сделал, – мрачно произнес охотник из первого ряда. – Теперь светлые воины придут и перебьют весь род!

– Что ты говоришь, Салтык?! – возмутился охотник в малице с лисьим воротом. – Они хотели убить мою дочь!

– Так убили бы ее одну, а теперь убьют всех!

– Не убьют! Откочуем, не найдут…

– Зимой?! – оглянулся на него старший охотник. – От припасов – в лес и снег? И куда? Али тебе ведомы угодья, никем еще не заселенные? Светлые воины злопамятны. Выследят и вырежут всех от мала до велика. Они за копье с железным наконечником али за нож длинный и то горло режут. А уж за убийство своих… Истребить нас дед плачущий захотел. Посему так и изгаляется.

– Он дочку мою спас!

– Да что ты заладил: «дочку, дочку»? – отмахнулся охотник. – Дочку новую недолго родить. А ныне роду всему погибель!

– Тебе, дух нижнего мира, Самсайока, слуга всесильного Кульотыра, тебе люди смертные сии дары принесли, – усевшись перед самым костром, шаман протянул руку и сорвал один из мясных ломтей. – Тебя они зовут, твою волю ждут услышать…

Пурлахтын засунул ломоть в рот, с громким чавканьем прожевал, покачал головой:

– Ох, и вкусное угощение приготовили тебе смертные люди. Ох, и сочное, ох, и сытное! Приходи к огню нашему, Самсайока, отведай даров щедрых…

Шаман слопал еще один ломоть, потянулся за бубном. Одна из женщин отделилась от стены и кинула в огонь небольшую охапку прутьев, где-то в локоть длиной и с руку в толщину.

– Что ты делаешь, Вущта?! – возмущенно вскинулся шаман и погрозил ей билом: – Вот смотри, на тебя напущу Самсайоку, в доме твоем извечно жить станет!

Хворост затрещал, разгораясь, и Олег нырнул вниз, устремился вперед, скользя в сумраке над самым полом между ног туземцев, выкатился к огню и распрямился, поведя плечами:

– Она уже пригласила меня, мудрый Пурлахтын…

Люди испуганно охнули, попятившись в стороны, насколько хватало места, качнулось пламя костра, с треском полетели вверх алые искры. В мертвой тишине яранги ведун сел к огню напротив шамана, сорвал кусок мяса, сунул в рот, прожевал и согласно кивнул:

– Ты прав, Пурлахтын. Оно действительно вкусное. – Середин сорвал себе еще ломоть.

Шаман громко икнул – но в себя, однако, пришел быстро, спросил:

– Зачем ты убил светлых воинов, Самсайока?

– Разве они не сражаются со злом, мудрый Пурлахтын? – поинтересовался ведун, небольшими кусочками откусывая горячее мясо. – Я слуга всесильного Кульотыра, дух нижнего мира. Я есмь зло. Они сразились со мной, ибо это их долг. Сразились и погибли.

– Что теперь будет с нами?! – крикнул недовольный спасением девочки охотник.

– Отсюда далеко до горы великанов?

– Разве ты не знаешь? Ты же дух!

– Просто ответь, – предложил ему ведун.

– Два дня пути!

– Это хорошо. – Середин доел мясо и сорвал себе еще. Шаман пробурчал что-то, вытянул нож и принялся резать от лежащей здесь же туши новые ломти. – Завтра я пойду туда. Вы можете пойти со мной и сказать светлым воинам, что это я, злобный дух нижнего мира Самсайока, исчадие тьмы, слуга бога смерти, сразился с их ратниками и перебил всех.

– Они не поверят!

– Но ведь я пойду с вами, – скромно улыбнулся ведун.

Охотники загалдели, переглядываясь. Сразу почувствовалось, что тревога их отпустила. Раз удается свалить вину на другого – то и на душе легче. Можно подумать, это не они добивали раненых сборщиков податей и не они сразили двоих воинов! Похоже, в тот момент злоба измученных данников взяла верх над разумом. Страх пришел сильно позднее.

– Ты можешь пойти с шаманом!

– Я могу пойти один… Но тогда я пройду мимо светлых воинов. Зачем тревожить их по пустякам?

– А как же мы?!

– Никто и никогда не станет ни с кем разговаривать, пока не увидит меча, – размеренно ответил ведун. – Вы договариваетесь с белкой, лисой или зайцем? С рябчиком или лосем? Вы их просто кушаете. Светлые воины должны увидеть, что вы готовы сразиться с ними. Понять, что многие из них умрут, если попытаются вас наказать. Только тогда они предпочтут поверить в мою вину и простить вас.

Охотники снова зашумели, но уже не так бодро.

– А если они не поверят и нападут?!

– Если они не поверят, то все равно придут сюда и устроят резню, – пожал плечами Олег. – Неужели вы предпочтете погибнуть глупо и бессмысленно, как пойманный кабанчик под ножом, а не с честью, в бою, забрав с собой хотя бы по одному врагу!

– Убей их сам, ты же можешь!

– Ты забыл, кто я такой, Салтык? – ведун поймал охотника взглядом. – Меня зовут Самсайока, я дух нижнего мира. Я лживое и злобное существо. Вы не должны верить мне. Вы должны верить в себя.

– Светлые воины сильнее!

– Светлые воины тоже смертны и тоже боятся боли. Испугайте их! Пусть они решат, что прольют слишком много крови на наконечниках ваших копий, что сложат слишком много голов под ударами ваших топоров. Пусть подумают, что такая цена не стоит мести!

– А если не поверят?!

– Вы умрете… – вновь пожал плечами Олег, доедая третий кусок.

Тем временем шаман, развесив мясо, подтянул к себе бубен, размашисто ударил в него черепом белки. По яранге прокатился низкий гул, и Пурлахтын запел:

– Ханторум, великий воин, был силен, он жил меж нами. Плавал реками лесными и ловил лосей руками. Строил он себе яранги, вырывая сосны с корнем, ели он ломал коленом, стрелы он пускал до неба. Столь прекрасен был собою Ханторум, великий воин, вызвал зависть он у духов, свод небесный заселивших. Собрались отвагой духи, вниз спустились для сраженья, дабы славою победы Ханторума опозорить. Но на них взглянув с усмешкой, выбрал Ханторум деревья, рьяно взялся за макушки, вырвал с корнем, размахнулся и разил врага столь храбро, что забыли духи неба путь к себе, в зенит свой яркий. Разбежались по пещерам, разбежались по долинам, прячась ровно перепелки, гнева воина таясь…

Шаман гулко ударил в бубен и продолжил:

– Рыскал Ханторум лесами, рыскал Ханторум долами, духов он искал проклятых, вызов на войну пославших. Но нашел случайно деву, столь прекрасную собою, что забыл о гневе страшном Ханторум, великий воин, стал вдруг тихим, как зайчонок, бросил прочь свои деревья, вместо них цветы собравши. Преклонился он пред девой, ровно травка перед дубом, о себе сказал он скромно, что охотится умело. Обещал той деве воин, что ярангу ей построит, что наполнит всю мехами, будет ей ловить он зверя, будет жечь очаг умело, коли только согласится к очагу тому явиться дева смертная простая, но прекрасная собою.

По яранге прокатился гул бубна.

– Только раз кивнула дева, Ханторуму отвечая, и забыл навек наш воин о врагах своих небесных. Не искал ничьей он крови, не искал ничьей он смерти. Лишь красавицу он холил, детей общих принимая, только радости он видел в небесах, лесах и водах. Так ушли от нас навеки годы крови, годы боли. Нет в ярангах наших злобы, мы ничьей не ищем смерти. Ищем мира и покоя, красоты и созерцанья. Ханторум заснул счастливый, свою деву обнимая…

Шаман вскочил, закружился, мелко стуча в бубен:

– Просыпайся, Ханторум, просыпайся! Народ росомахи храброй зовет тебя, Ханторум, сын Нумиторума. Разгребай снега! Доставай стрелы! Духи небесные опять хотят твоего позора!!! Тебя зовем, Ханторум! – Удары в бубен стали более ритмичными. – Просыпайся, Ханторум! Нам нужен воин, Ханторум! Приди в наши сердца, Ханторум! Дай нам свою силу, Ханторум! Дай нам душу свою, Ханторум! Просыпайся в нас, Ханторум!

Пурлахтын кружился и приплясывал, выстукивая призывы, и охотники, мальчишки, даже женщины потихоньку начинали ему вторить, втягиваясь в шаманскую молитву словами и покачиваниями:

– Просыпайся, Ханторум! Нужен воин, Ханторум! Дай нам силу, Ханторум!

Олег Середин понял, что теперь он тут совершенно точно лишний, сорвал еще несколько мясных лоскутов, прижался к земле и буквально вполз в тень шамана – чтобы тут же метнуться вдоль нее к стене и по ней выбраться в лаз, по которому и улетел, словно подхваченное сквозняком перышко.

К счастью, в приютившей его яранге было достаточно светло, чтобы удалось выскользнуть из тени.

– Держи, Альва, угощайся, – сунув один кусок себе в рот, остальное мясо ведун отдал девочке.

Он стянул с себя плащ Карачуна, а следом малицу, сапоги, налатник, штаны и поддоспешник, оставшись только в рубахе и портах. Развязал узел мешка, достал ратное снаряжение.

– Умпо… то? – с набитым ртом спросила девочка.

– Оружие… – видя, как кольчуга стремительно покрывается инеем, Олег сразу потерял желание ее надевать. Хотя бы до того момента, пока она согреется. В незнакомом месте, понятно, безопаснее спать в броне… Но здесь вроде ему ничего пока не угрожает.

– А как им сражаться?

– Мы существа изобретательные… – не стал вдаваться в подробности ведун.

Прислушиваясь к шагам снаружи, он поднял пояс, застегнул поверх рубахи, положил ладонь на рукоять сабли. Но в жарко натопленную ярангу забралась Вущта, а следом отец Альвы, имя которого на сборище у шамана так и не прозвучало. Охотник тут же упал на колени, поклонился до земли:

– Благодарю тебя за милость, дух Самсайока! За спасение дочери вечно благодарен тебе останусь.

– Жена твоя, охотник, гостеприимство мне за то обещала, – прищурился Середин. – И от вас, и от потомков ваших до скончания времен.

– Всегда рады будем, могучий Самсайока! – поднял голову мужчина.

– Поднимись, разговаривать неудобно, – ведун снова расстегнул пояс. – Что решили мужчины? Вы пойдете к горе великанов?

– Мы разбудили могучего Ханторума, и он пришел в наши сердца! – гордо ответил охотник. – Завтра мы пойдем с тобою к зимовью светлых воинов!

– Это хорошо, – кивнул Олег. – Тогда самое время укладываться спать. Вы приютите меня на эту ночь?

– Наша яранга – твоя яранга, могучий Самсайока! – без колебаний ответил охотник. – Наша постель – твоя постель! Вущта, неси копченую рыбу из серой корзины. Теперь наших припасов хватит на две зимы! Нам больше незачем голодать. Пусть будет пир!

Пир означал, что хозяева и гость съели по крупному лещу, отогретому у костра, запили их горячим отваром из трав и сушеных ягод, после чего быстро сомлели от сытости и стали укладываться спать.

– Ты гость, Самсайока, мы положим тебя посередине! – охотник снял малицу, нижний керкер. – Я к стене лягу, Вущта с краю, а ты и Альва посередине, там теплее.

Оставшись голым, мужчина покрутился у костра, потом бодро полез под большой меховой полог, лежащий прямо на полу напротив входа. Женщина тоже без малейшего стеснения бросила на край полога кухлянку, керкер – оказавшись фигуристой красоткой с округлыми бедрами и заметной высокой грудью, провела ладонью по лицу и…

– Вущта! – охнул от неожиданности Олег. – Что у тебя с лицом?

– Что? – не поняла вопроса курносая и серобровая щекастая красотка, кинув вслед за одеждой на полог маску из рысьей шкуры.

– Шаман говорил, когда вы взрослеете, у вас на лице вырастает шерсть… – недоуменно пробормотал ведун. – Почему?

– Он думал, ты злой дух, Самсайока, – весело рассмеялась Вущта. – И обманул, чтобы ты не воровал наших женщин, как светлые воины. Уже очень давно мы прячем от них свои лица. Они думают, мы страшные, уродливые лицом и телом, и потому никогда не забирают к себе и не позорят в стойбищах. Но ты другой, быть с тобой в радость! Я нравлюсь тебе, темный Самсайока?

– Я дух нижнего мира, Вущта, и только смерть может быть моей женщиной, – покачал головой Середин. – С краю лягу я, я умею спать только рядом с мечом.

– А я рядом с тобой, темный дух! – объявила девочка. – Со мною тебе будет тепло!

Можно сколько угодно удивляться странным нравам жителей холодных краев, но когда одежда шьется только из меха, приходится выбирать: или ты спишь голым, или в шубе и сапогах. Когда рядом с погасшим очагом в доме становится так же холодно, как на улице, а на улице плевок не долетает до земли, превращаясь во льдинку, то либо ты спишь под общим одеялом со всеми, кто есть в доме, или к утру льдинкой становишься сам.

Впрочем, даже под общим меховым пологом и на мягкой подстилке из нескольких шкур, с девочкой, уткнувшейся носом между лопаток и горячо дышащей сквозь ткань рубахи, Олег все равно проснулся от холода. Огонь в очаге, конечно же, давно погас, а через клапан для дыма медленно падали на постель крупные ленивые снежинки, подсвеченные мертвенным лунным светом.

Хозяева, разумеется, посапывали в две дырочки, несмотря на колотун, словно так и надо.

Ведун вылез из-под полога, развел огонь, благо дров девочка наносила с запасом, искать не пришлось. Когда пламя разгорелось, согрел возле него кольчугу, натянул ее поверх поддоспешника, сверху застегнул налатник, на него накинул плащ Карачуна и, все более и более напоминая колобок, влез в малицу. Вышел из яранги, скользнул в отброшенную луной тень сосны – и помчался по ней к лесу. Свернул на реку, скользнул вдоль берега и тут же отправился назад.

Плащ, даже спрятанный под верхнюю одежду, действовал так же хорошо, как и наброшенный сверху. Магия повелителя мрака не обманывала глаз людей и животных. Она меняла своего владельца. Ведун об этом догадывался – но проверить не мешало.

Олег скользнул под закрытый полог на входе яранги, пролетел вокруг и нырнул во внутреннюю загородку. Как оказалось, хозяева уже встали, и охотник недовольно отчитывал жену:

– Ты его даже не поцеловала! Вот наш гость и обиделся!

– Он не обиделся, – сказал Середин, подставляясь свету костра. – Просто он другой. Ты мне нравишься, потомок храброго воина Ханторума, и потому в путь к горе великанов я отправлюсь вместе с тобой. Но ты не будешь меня видеть, охотник. Я появлюсь из нижнего мира, когда настанет час великой битвы…

С рассветом восемнадцать охотников из рода росомахи отправились в ратный поход. Восемнадцать мужчин, из которых пятеро были просто подросшими детьми, еще не достойными думать о браке, еще столько же едва дотягивали до двадцати лет, трое выглядели стариками и только четверых можно было назвать крепкими воинами. Восемнадцатым был шаман, из оружия имевший только нож, било и бубен.