Текст книги "Диктаторы и террористы. Хроники мирового зла"

Десять лет спустя

«Эх!.. Словом „эх“ д’Артаньян, научившись мудрости, оканчивал теперь каждую свою мысль и фразу. Прежде он говаривал: „черт возьми!“, похожее на удар шпор. Теперь он состарился и шептал только философское „эх“, служившее уздой для всех страстей…»

Так начинается одна из глав так любимого нами в детстве романа Александра Дюма «Виконт де Бражелон, или десять лет спустя».

10 лет спустя после мирового шока 9/11 без «Эх!..» и «Черт возьми!» не обойтись.

10 лет назад мы увидели – в тысяче телеповторов, как рушится крыша мира, оседают и рассыпаются 110-этажные башни-близнецы Всемирного торгового центра. Мы не верили своим глазам, но картина была реальной. Наши выводы были под стать: это без объявления пришла «война миров» или «война цивилизаций». Новое имя Аль-Каида расшифровывалось не иначе как «апокалипсис сегодня».

«Черт возьми!», мы сильно ошиблись. В некотором роде рухнувшие башни-близнецы были вершиной капиталистического мира, современной финансово-экономической цивилизации, так что удар был рассчитан точно. Но какой такой мир, пусть даже антимир, какую конкурирующую цивилизацию, пусть даже утопию, Атлантиду, представляли налетчики? Явление окрестили «мировой терроризм». С перепугу его поставили в один ряд с коммунизмом или фашизмом. Это был явный перебор. Обе эти системы претендовали на то, чтобы стать некой антитезой мирового развития (и даже столбовой дорогой), именно поэтому противостояние сначала фашизму, а затем коммунизму были главным содержанием ХХ века. Терроризм даже с мировой сетью стал не более (хотя и не менее) чем формой психической атаки, эликсиром мести, способом реванша, сильнодействующим лекарством от комплекса неполноценности.

Ждали нападений на ядерные станции. Ждали чумы на все наши дома – в буквальном смысле слова – бактериологической заразы, которая поразит страны и континенты. Взрывы на Бали, в Мадриде, Лондоне, налет в Мумбае были кошмарны, но до апокалипсиса не дотягивали.

Десять лет спустя в результате кинжальной вылазки спецназа США Усама бен Ладен получил пулю в лоб. Вместе с телом Усамы «морские котики» прихватили с собой больше сотни электронных носителей. Информация, содержащаяся на них, сродни анализу ДНК. В ней духовный портрет не только абботабадского затворника, но и самой Аль-Каиды. Это портрет поражения.

Вся деятельность мирового страшилища была направлена на пиар. Регулярные послания из небытия, которыми Усама напоминал о себе, полны мистицизма и мировых претензий. Сохраненные на жестких дисках его реальные мечты были куда скромней. Заполучить клок земли, над которым можно было бы водрузить флаг «своего государства» – в Азии, Африке, где угодно, вот чем он грезил. Далеко до мирового господства. Но и эта цель оказалась неисполнима. Ровно наоборот. Как дома Аль-Каида чувствовала себя лишь в трех местах – в глухих провинциях Афганистана, на территориях племен между Афганистаном и Пакистаном и в Сомали. Общее тут то, что эти три точки оказались черными дырами современной цивилизации. То есть не только не по силам было новому калифу создать собственное государство. Ровно наоборот, выживать его сторонники могли только там, где существующие государства провалились, где не оставалось никакой власти. И то до поры.

И отсюда другая цель, запечатленная на ди-ви-ди и си-ди, на которую были направлены все заботы и мысли Бен Ладена. Позарез нужна была новая оглушительная операция. Второе 9/11. До смерти хотелось приурочить это второе 9/11 к десятой годовщине первого. Ничего не получалось.

Из захваченных документов прояснился и метод. Аль-Каида сильно себя перехваливала. Реальной мировой сети у нее не было. Ставка делалась на «одиноких волков», которые нападают из темноты. При этом предельно эксплуатировались открытость мира, воздушная легкость международных коммуникаций – тот самый глобализм, который новый пророк Бен Ладен нещадно обличал. Мировая организация Аль-Каиды оказалась мифом. Локальные терроризмы – движения и группы в разных концах света, набивая себе цену, готовы были брать напрокат имя, ставшее брендом мирового страха. И Бен Ладен успешно торговал этим брендом. Загнанный в угол, он сдавал его в лизинг.

В действительности уже тогда, когда он решил укрыться в особняке за дувалом, он фактически признал свое поражение. Назначить себе камеру самого строгого режима можно только от отчаяния перед неотвратимостью смертного приговора. На время ему действительно удалось то, что не удалось Шакалу Карлосу – залечь на дно. Кончилось это все равно дном Аравийского моря.

Операция в пакистанском Абботабаде ценна своей уникальностью, но еще больше как раз тем, что она поставлена на высокотехнологичный конвейер. У Америки к терроризму персональный счет. На профессиональном языке ЦРУ это называется «High-Value Targets». Поражение «особо ценных мишеней» роботизировано.

В этом специальном смысле, пожалуй, действительно можно говорить о сшибке цивилизаций. И тут следует признать, что это очень неравная схватка.

Изоляция Бен Ладена была почти абсолютной. Из всех возможных средств связи ему оставалось лишь то, что надежно действовало еще во времена халифов – два гонца. Из техники он мог позволить себе лишь видеомагнитофон. Завернувшись в одеяло, он бесконечно смотрел на себя прошлого, прокручивая собственные страшилки – обращения к Америке и миру. Это доставляло удовольствие, но для оперативного управления не годилось. Мобильный телефон, электронная почта были для него табу. Как и для № 2 Аль-Каиды. Но дальше-то без них уже было не обойтись. В итоге по телефонным счетам пришлось заплатить жизнью трем подряд № 3 Хамзе Рабипу, Мустафе Абу аль-Язиде и Атийе абд аль-Рахману. В 2005 году американский дрон настиг первого, в 2010-м – второго, в августе 2011-го – третьего.

Для Аль-Каиды американские дроны – воистину небесная кара. Какой уж тут мой дом – моя крепость! На другом конце света в штате Вирджиния оператор нажимает на кнопку, а в провинции Вазиристан прямо у себя дома взлетает на воздух лидер пакистанского Талибана Байтулла Мехсуд. Или в пустыне Йемена – Анвар аль-Авлаки, самый известный пропагандист Аль-Каиды. В отличие от других «особо ценных мишеней» его смерть не назовешь бесшумной. Она сопровождалась громкой дискуссией в США: какое право имело ЦРУ действовать таким образом? Г-н Авлаки, конечно, террорист, но ведь он еще был и американским гражданином, а раз так, то находился под защитой американской Конституции! И юристам из администрации Обамы пришлось вырабатывать специальный меморандум, суть которого сводилась к тому, что в исключительных случаях, когда опасного заговорщика против безопасности США невозможно подвергнуть аресту, правомерно действовать и таким способом…

Дроны – сложная и дорогостоящая система. Каждый дрон обслуживают сто пятьдесят специалистов. В целом программа обходится в миллиарды долларов. Но ведь не в триллион, который бесследно исчез в топке двух войн – афганской и иракской, нерасчетливо развязанных администрацией Буша-младшего в праведном гневе после 9/11 в качестве (или вместо?) войны с терроризмом.

Обама взял курс на то, чтобы прекратить эти две войны. За что получил от своих оппонентов из республиканского стана обойму обвинений. Дескать, он «сдает позиции», и даже «умиротворяет террористов». Обама парировал эти выпады одной фразой: «Спросите Усаму бен Ладена и 22 из 30 командиров Аль-Каиды, которых мы убрали с поля боя, что это за умиротворение. Или кто там у них остался, спросите их об этом».

Диктатуры и терроризм – две чумы на мировой дом. Война против терроризма – оправданный и закономерный ответ. В этой войне разные средства могут быть хороши. Кроме одного: это не может быть война. Война – это не продолжение политики иными средствами. Это конец всякой политики. Как диктатура. Или терроризм.

Январь 2012 г.

Репортаж из самой горячей точки

Законы жанра требуют возвращения в точку невозврата.

9/11. Хронометраж.

Первый из угнанных «Боингов 767» врезался в северный фасад Северной башни нью-йоркского Всемирного Торгового Центра в 8 часов 46 минут 40 секунд. Смертельный удар пришелся между 93 и 99-м этажами. Семнадцатью минутами позже, в 9 часов 03 минуты 11 секунд, второй плененный пассажирский «Боинг 767» протаранил южный фасад Южной башни между 77 и 85-м этажами.

Южная Башня рассыпалась на куски первой. Она горела 56 минут. Северная башня продержалась 102 минуты.

Все, что было ниже и рядом, рухнуло под обломками Близнецов.

Девять месяцев подряд 24 часа в сутки шли работы по расчистке территории, прежде чем можно было приступить к реконструкции.

Эпицентр. 12 лет спустя.

Пять небоскребов поднимутся в небо с площадки Всемирного Торгового Центра. 52 этажа ВТЦ 7, 72 этажа ВТЦ 4, 80 этажей ВТЦ 3, 79 – ВТЦ 2, интригующие обещанными Норманном Фостером четырьмя бриллиантами крыши, склоненными в сторону Мемориального парка, и 104 этажа главного здания, которое первоначально называлось Башней Свободы, а сейчас просто ВТЦ 1. Плюс вокзал размером с Гранд Сентрал, куда сойдутся линии метро со всех концов Нью-Йорка и придут поезда из Нью-Джерси.

Скоро большую часть строительных ограждений снимут. А пока к собственно Эпицентру пробираешься как по лабиринту. В награду оказываешься в молодом зеленом парке. Глаз притягивает стеклянный куб дерзкой конструкции – Национальный Музей Памяти 11 сентября.

А теперь очи долу. Представьте себе распластанный черный квадрат. Истинный его масштаб понимаешь не сразу, между тем его площадь равна 4000 квадратных метров. И у него есть глубина – дно и бездонность. Этот эффект создает его симметричная в сильном уменьшении нижняя проекция – квадрат в квадрате, чье собственное дно скрыто от глаза.

И все это пространство в струях воды. По десятиметровым стенам с четырех сторон они в два каскада стекают из большого квадрата в малый, устремляясь куда-то к центру в невидимую глубь. К эпицентру.

Вечно живое мраморное озеро. Его наполняет и никогда не наполнит самый большой в Америке рукотворный водопад. Черный квадрат – периметр этого озера. А вся горизонтальная плоскость четырехугольного парапета – одна могильная плита. Золотом бронзы по черному мрамору идут имена. Склоните голову перед озером памяти!

Озеро памяти не одиноко. Их два – Северное и Южное. Как было две башни-близнеца – Северная и Южная. Черные квадраты озер повторяют контуры их фундаментов.

В два черных квадрата впечатаны 2983 имени – все до единой жертвы 9/11 (их 2977) и 6 погибших от диверсионного взрыва в ВТЦ в 1993 году.

Организаторы размышляли: как расположить имена? Необыкновенно деликатная задача. В алфавитном порядке… В произвольном порядке… Но тогда близкие люди могут оказаться разделены. Был избран принцип семейной, коллегиальной и иной близости. Как выразился один из руководителей Музея, «имена ваших возлюбленных окружены именами тех, кто был рядом, работал рядом, жил рядом и, очень возможно, что умер рядом».

Среди погибших были десять беременных женщин. Каждое имя сопровождает приписка: «и ее не рожденное чадо».

Свой проект архитекторы Микаэль Арад и Питер Уокер назвали «Reflecting Absence». Второе слово означает Отсутствие. Первое – Отражать (отражая, отражающееся) и Размышлять (размышляя). Попробуйте перевести это сами.

В молодом парке, в который вписаны два озера, все деревья – близнецы, 400 ровных дубков-десятилеток. Их листва по осени отливает золотом, они достигнут двадцати с лишним метров в росте и проживут 300 и больше лет.

Одно дерево в парке было особенное. Его история чистая притча, кроме того, что она не придумана.

Что могло выжить на территории катастрофы, во много слоев заваленной бетонными глыбами и стальным ломом, пеплом и прахом рухнувших небоскребов?! Но одно старое грушевое дерево, высаженное еще в 70-е годы – ровесник Близнецов, не погибло. В октябре 2001 года, разбирая завалы, рабочие обнаружили, что на одном обожженном стволе под пеплом есть живая ветка. Дерево забрали в питомник в Бронксе, где его долго выхаживали, не слишком рассчитывая на успех. И выходили. Из стойкого побега выросло новое десятиметровое дерево. В декабре 2010 года его пересадили на прежнюю площадку. Теперь у него есть собственное имя, которое знает вся страна. «Выжившее Древо».

Воздвигнутые в 1972 году 110-этажные Башни-близнецы были самыми высокими небоскребами в мире, они потеснили на этом пьедестале знаменитый Эмпайр-стейт билдинг, чье гордое одиночество на высоте продолжалось 40 лет. Впрочем, уже два года спустя чикагский небоскреб «Сирс» подтянулся еще выше.

Когда отца Близнецов архитектора Камасаки спросили: «Почему два здания по 110 этажей? Почему не одно – в 220?», он ответил: «Я не хотел терять человеческий масштаб». Рост Северной башни равнялся 1368 футам (417 метров).

Перед авторами ВТЦ 1 стояла дерзкая и деликатная задача. Их творение должно было одновременно встать вровень с падшими гигантами, превзойти их и невольно не унизить. Архитектор Дэвид Чайлдс нашел самое простое и при этом символичное решение. Макушка собственно здания поднимается ровно на эту высоту – 417 метров и ни одним футом больше. Но макушка не финиш восхождения, а лишь перевал, ее увенчивает элегантный шпиль высотой еще в 408 футов, он-то и скребет небо. Шпиль функционален – это телебашня. Но почему 408 футов? Сложите 1368 футов (высота основного здания) и 408 футов шпиля. Получится 1776. Так предписывалось генеральным планом восстановления Всемирного Торгового Центра, разработанным архитектором Дэниелом Либескиндом. Высота Башни Свободы должна быть равна 1776 футам – точка.

(На генплан, а затем и на каждый проект: ВТЦ 1, ВТЦ 2, ВТЦ 3, ВТЦ 4, ВТЦ 7, вокзал, музей, мемориал – был объявлен свой конкурс, так что имена, которые тут мелькают, это имена избранников-победителей).

И все же почему 1776? Этот вопрос может задать кто угодно, но только не американцы. Потому что это год Американской независимости. И потому что из этой счастливой цифры, в их представлении, выросли все их успехи и достижения. Что и должно утверждать каждым своим футом самое высокое и, по-видимому, самое элегантное здание Западного полушария.

Специалисты в области прочности, надежности, безопасности, экологичности и прочая найдут в этом ультрамодернистском творении немало материала для вдохновения. Но главный приз достался жителям и зрителям Нью-Йорка.

Башни-близнецы представляли собой два идеальных прямоугольных параллелепипеда. Архитектор Дэвид Чайлдс тоже принял за основу вытянутый вверх прямоугольный параллелепипед. А потом взял в руки резец и с уровня примерно десятого этажа решительно срезал вертикальные ребра, как бы заточив здание кверху. Так что квадрат крыши трансформировался в восьмиугольник. И вся конструкция преобразилась. То, что было параллелепипедом, стало кубом, перерастающим в октагон. Фокус преображения творят стены-клинья. 4 стены – 4 острых клина, обращенных вверх, 4 срезанных ребра – 4 клина уже острием книзу.

Ослепительные клинья-крылья вызывают ощущение вертикального взлета. Все соседи крепко стоят на земле. А этот небоскреб 5-го поколения стрелой вонзается в небо: шпиль – наконечник в оперении из стекла и стали. Или взмывает ракетой, оставляя за собой прозрачный инверсионный след.

Роспись человеческого гения клинописью по небу. Икона стиля и просто икона. Факел, свеча. Обелиск, поднявшийся из эпицентра.

Очи горе! Из пепла трагедии родился новый символ Нью-Йорка.

Нью-Йорк, Даунтаун, ВТЦ. Сентябрь 2013 г.

* * *

В Нью-Йорке невольно становишься язычником: начинаешь верить, если не в небо, то в skyline. Skyline – это линия неба, которую чертят небоскребы. И это самое лучшее, что есть в этом городе. Его лик, его дух, его почерк.

Я снова в Нью-Йорке и мне повезло: из окна дома друзей открытый вид на юг, притом в нужном ракурсе – днем и ночью. Доминирует летящий абрис ВТЦ 1. А где же бриллианты Нормана Фостера, сверкающие с крыши 78-этажного ВТЦ 2? За то время, что прошло с предыдущего репортажа, это небо уже должно было быть в бриллиантах…

С бриллиантами получилась незадача. Для начала – ошибку сделал я. Описывая принятый генплан возрождения площади из руин, я почему-то решил, что все ее небоскребы будут одновременно «штурмовать небо». А как же иначе? Оказалось как раз иначе. Строительство здания, которое должно было стать вторым по высоте, застопорилось.

И совсем уж странность, на ВТЦ 2 появился второй архитектор – молодой звездный датчанин Бьярке Ингельс. Который создал свой проект. Это должен быть зиккурат, составленный из семи кубиков по семь этажей, но разной длины. Другая отличительная черта – зеленые террасы на разных уровнях.

Какой из проектов лучше? Некорректный вопрос, речь об экстра классе. Но они точно разные.

Как так могло получиться? Это интересная история, не лишенная даже анекдотичности.

Здесь и ранее я называл имена архитекторов. По праву. Пора назвать еще одно имя. Ларри Силверстайн, девелопер проекта. Девелопер – это не про архитектуру, это про деньги. От которых впрочем зависит все, включая архитектуру. Задача Силверстайна была «продать» ВТЦ 2 еще до того, как вырастет его первый этаж – найти арендаторов будущих этажей. Трудная задача. В 2015 году претендент появился – Руперт Мердок, хозяин Фокс Ньюс. Под вкусы и потребности медиа магната и был приглашен новый архитектор.

Не проще ли было внести требуемые коррективы в прежний проект? Тут-то и обнаружилось обстоятельство непреодолимой силы. В 2006 году Норман Фостер достроил башню к известному Херстовскому зданию на 57-й улице. А Мердок не желает, чтобы его путали с Уильямом Рэндольфом Херстом. Два медиа магната в одной берлоге…

Гибкий девелопер готов был учесть все прихоти капризного заказчика. Кроме последнего. Мердок передумал переселять Фокс Ньюс в ВТЦ 2.

Что дальше? Неизвестно. Так что небо еще, может, будет в бриллиантах. Или рощи зазеленеют на высоте. Все зависит от спроса. Без обеспеченного деньгами спроса не растут небоскребы в этом городе – даже в самом святом месте. Таков метод.

Реальное время предполагает реальный счет. В итоге сначала появился ВТЦ 7 (2006 год). Следом ВТЦ 4 (2013 год). Затем летящий красавец ВТЦ 1 (2014 год), видимый, кажется, отовсюду. И наконец, ВТЦ 3 (2018 год). А ВТЦ 2 ждет своего часа. Когда час наступит, он вырастет моментально.

Впрочем, на этой площади есть еще такие достопримечательности, на фоне которых можно забыть о превратностях метода.

Музей 9/11 открылся в мае 2014 года. С той поры тут всегда очередь. Мне еще повезло, погода в те январские дни была омерзительная – пронзительны ветер в сочетании с влажным воздухом это совсем не то, что привлекает туристов. Так что стоять долго не пришлось.

Музей 9/11 – это два пространства, которые в принципе несовместимы. То, что над землей, и то, что под. Павильон – прозрачный стеклянный куб, на самом деле просто вход, начало пути. Куда? В преисподнюю. В невозможное, ирреальное состояние того, что произошло в тот день. Из бела света в конец света ведет, нет, не тоннель, но нисходящий пандус. Экспозиция начинается на уровне 21 метр «ниже мира». Здесь антимир, миг, когда небо над Даунтауном обрушилось на землю.

Какие могут быть артефакты обрушившегося мироздания?

Первый – и не только хронологически – Лестница Выживших. Семиметровый фрагмент гранитной лестницы, стоявшей на площади Всемирного Торгового Центра. Сотни людей смогли выбраться по ее ступеням на Визи-стрит. Лестница Выживших установлена рядом с пандусом – точно в параллель, и это заводит воображение, точно электрошоком.

Раньше, чем стать самой выдающейся частью мемориала, 10-метровая, 60-тонная Последняя Колонна сама стала памятником. Ее официальное (техническое) название Колонна № 100 001 B Центра Всемирной Торговли 2. Трехэтажная громадина, стоявшая в основании Южной Башни, приглянулась пожарникам, которые разыскивали своих погибших товарищей в руинах и камнепаде, порой безнадежно. Очевидный ориентир. Кто-то сделал на ней первую «зарубку» – надпись спреем из баллончика о найденной пожарной каске. И получил выговор: мол, это не место для граффити. Но надписи появлялись сами собой, все более эмоциональные. К ним добавились фото погибших, рисунки, плакаты. Когда 9 месяцев спустя территорию расчистили и поиски завершились, колонну – последней, отсюда ее имя – вывезли, чтобы поместить в свободный ангар в аэропорту имени Кеннеди для консервации. Ее везли на гигантской платформе, с почетным эскортом, накрытой полотнищем американского флага, как накрывали тела погибших пожарных в последний путь… Еще до того, как Музей был построен, она заняла в нем свое законное место, позже внутрь ее уже было не доставить. Так что Музей фактически вырос вокруг Последней Колонны. С восстановленными надписями и рисунками она выглядит как исполинский тотемный столб…

Обгоревшее железо во всех видах. Фрагменты несущих стальных опор. То, что осталось от радио и телевышки, размещавшейся на крыше Северной Башни…

Облик 110-этажных Башен-близнецов формировали, навеянные флорентийскими образцами, узкие стрельчатые окна – 21 800 окон в каждой из них. Их линию чертили металлические балки в форме трезубцев. Два трезубца ныне стоят у входа на пандус, ведущий в подземную экспозицию.

Башни-близнецы были воздвигнуты у Гудзона. Для защиты от его вод, была выстроена непроницаемая подземная бетонная стена, которую, естественно никто не видел. Теперь ее мощный фрагмент выставлен в Музее.

Остатки фюзеляжа самолета, направленного террористами на Пентагон…

Покореженные машины спасения – пожарная, скорая помощь… Подвиг пожарников, работавших и погибавших в аду, на первом плане.

Свою идеологию Музей определяет как «современная археология». Это в буквальном смысле раскопки и реконструкция. После Помпеи не остается артобъектов, но любой черепок обретает ценность и статус по шкале человеческий памяти.

Мемориальная стена с 2983 портретами. Перед ней мониторы, одно касание и имя оживает звучащим голосом, фотографиями из семейных альбомов.

Документы, газеты, свидетельства. Объективные, сентиментальные…

На десятках телеэкранов нон стоп лихорадка новостей из разных стран мира, на разных языках о случившемся теракте.

Звонки пассажиров из самолета. Аудиозаписи разговоров диспетчеров, террористов.

– Пилоты не выходят на связь, достучаться невозможно. Кто-то распылил в бизнес-классе газовый баллончик, мы не можем подойти к двери. Кажется, самолет захватили террористы. Свяжитесь с пилотом

– Какой у вас рейс?

– 175 United Airlines. Позвоните в авиакомпанию. Что нам делать?!

– Еще раз какой рейс?

……

– Позвони, как доберешься. Мы волнуемся,

– Слышали новость о захвате самолете, это же не твой? Как приедешь, дай знать.

Душераздирающие звонки обреченных людей фактически уже из того мира в этот.

Голос террориста из кабины пилота.

– Леди и джентльмены, сохраняйте спокойствие, не двигайтесь. Самолет направляется обратно в аэропорт.

Записи с камер видеонаблюдения в аэропорту в зоне досмотра. Террористы проходят рамку металлоискателя, их сумки сканируют.

Схема рассадки пассажиров в самолетах. Места, занятые террористами. В бизнес-классе по два человека, пятый сидел отдельно с случайным пассажиром.

Запись разговоров авиадиспетчеров.

– Мы потеряли самолет из виду. Номер N591UA

– Он упал.

– Приземлился?

– Упал!

– Упал? Упал?!

– Да!

Та самая видеозапись: башни-близнецы на глазах превращаются в прах. Гигантское облако пыли поднимается с земли, заволакивая все.

40 000 образов, 14 000 артефактов, более 3500 записей, более 500 часов видео. Необъятная коллекция восстанавливает Час Катастрофы. А также то, что было до. И что стало после.

Давно пора однако представить общий вид этого подземного экспо. Лучше это сделать, спускаясь по пандусу.

Два гигантских белых куба нависают над нашими головами. Что бы это могло быть? В пространстве подземелья это главная доминанта. Не сразу доходит, что это два бассейна Мемориала – настолько дерзкая идея – те самые с ниспадающими струями водопадов. Мы находимся буквально под ними. Два замкнутых белых куба, в которые упирается наш взгляд здесь внизу – это два черных квадрата, которыми мы восхищались наверху. И соответственно, это очертания двух фундаментов двух Башен-близнецов, повторим, вид снизу. Ракурс из подземелья.

Экспозиция 9/11 занимает все пространство под башнями-близнецами и то, что было между ними. Это действительно Эпицентр. Мы реально в Эпицентре!

Устроители музея подчеркивали принципы, которыми они руководствовались. Среди них – аутентичность и масштаб. Они сдержали обещание.

Восемь акров (три гектара) пространства памяти. Но площадь Всемирного Торгового Центра, обрамленная новыми небоскребами, больше. Как это выглядит? Фантастически.

Здание – птица. Испанский архитектор Сантьяго Калатрава именно так и объяснил свой замысел: птица, вылетающая из рук ребенка. На церемонии открытия он даже выпустил из рук голубя… У архитектурного критика «Нью-Йорк Таймс», впрочем, здание вызвало другую ассоциацию: «маленький стегозавр». Пришлось залезть в словарь.

Стегозавры (лат. Stegosaurus – «крышеящер») – род позднеюрских травоядных динозавров. Отличается необычным строением тела. На спине и хвосте у него расположены своего рода пластины, напоминающие листья тополя либо лавра (в зависимости от возраста динозавра).

Ребра крыши действительно придают зданию весьма экстравагантный вид.

Ну хорошо, стегозавр… Но почему «маленький»? На фоне ВТЦ 1 он действительно, малютка. Совсем иное впечатление крышеящер из стекла и стали производит изнутри.

На самом деле все здание и есть высоченная крыша, накрывающая гигантское подземное пространство частично видимое глазу, по большей части скрытое от него. Изнутри крыша как бы парит в воздухе, кажется, она держится на колоннах из дневного света. (Извне в глаза бросаются стальные ребра конструкции, изнутри – вертикали света между ними. Днем естественное освещение льется внутрь. Ночью само здание сверкает иллюминацией).

А самая макушка – прозрачный эллипс. Окно в небо. Око в небо. Oculus. Как в римском Пантеоне, чей купол разверст в небо. Отсюда латинское название. Первоначальный замысел и проект испанского архитектора были еще более радикальным: крыша должна была раздвигаться, ребер было меньше, крылья здания могли двигаться. Но ради безопасности конструкцию усилили, из-за дороговизны упростили. Замысел пострадал, но в главном сохранился. Главное – это ощущение парения, простора, свободы.

Но что скрывает воздушный крышеящер?

Кипенно-белый овал двухэтажной галереи – она отделана белым итальянским мрамором. Променад с выходами на разные стороны площади и подземными входами в ВТЦ-1 и другие небоскребы. Он же торговый пассаж: модные магазины, бутики. Красота. Простота. Чистота.

Я поймал себя на мысли, что это те три милости, в которых более всего нуждается этот великий, динамичный и безумный город. Скученность зданий, машин или людей в подземке метро фантастическая. Город не справляется с собой. Законная часть пейзажа – мусор. Днем его складывают в мешках даже на центральных улицах, и они так и лежат, пока их не вывезут ночью. Новое воюет со старым не на жизнь, а на смерть, главное оружие – безжалостный снос. Красота соседствует с уродством. Гармония – призрак в этом городе… Но вот он – призрак гармонии наяву – парадоксальное творение архитектора-модерниста из Старого Света над Эпицентром. Очень современная красота.

И функциональность.

Двухэтажная торговая галерея лишь верхушка айсберга, даром что она под землей. Под ней еще четыре этажа – то, ради чего и затевалась амбициозная стройка.

Под площадью Всемирного Торгового Центра скрывается гигантская транспортная развязка! Здесь сходятся 11 линий нью-йоркского метро. Сюда приходят поезда из Нью-Джерси. И популярный паром неподалеку. Окно в небо – это очень красиво. Но реально это же дверь в любом направлении.

Дерзкому испанскому архитектору немало досталось от критиков. За то, во сколько обошлась стройка и насколько она затянулась. Популярная шутка: дескать, это самый дорогой вестибюль метро в мире. На Oculus был выделен беспримерный бюджет – 2 миллиарда долларов. Реально ушло 4. Он открылся в марте 2016 года – на 6 лет позже срока. Одно связано с другим – двойной перерасход вызвала затяжка в два раза, и меньше всего это вина архитектора.

Впрочем, это не единственный нью-йоркский счет.

Для Даунтауна новый транспортный хаб вместе с поднявшимися небоскребами МТЦ, вместе с Мемориалом, Музеем и прочими памятными местами – словно дрожжи. Даунтаун переживает какой-то новый момент в своей судьбе. Какой?

Попробую пояснить на примере.

Уолл-стрит, 55. Один из самых знаковых адресов в корпоративной Америке. Здесь в середине XIX века размещалась вторая по счету нью-йоркская биржа (после того, как в Великом нью-йоркском пожаре 1835 года сгорела первая). Потом его оккупировала таможня. Пол ХХ века это была штаб-квартира Сити-банка. Заслуженное здание! И что же? Недавно его перестроили в апартаменты, и теперь это жилой дом. Трансформация однако.

Даунтаун всегда был особый район Нью-Йорка. Днем он жил, а к вечеру вымирал. Здесь обитали деньги, много денег, все деньги мира, но не люди. Акции, транзакции, операции… Маклеры, брокеры, финансисты… Особая популяция. И то они работали здесь, но жили в других местах. Похоже однако, что тренд меняется.

Вот, что говорит архитектор Либескинд, он, напомню, автор генерального проекта возрождения Эпицентра. «Сто тысяч людей переселились в Даунтаун за то, время, что я начал здесь свою работу. Это перерождение городской зоны, которая функционально определялась как Уолл-стрит».

Сто тысяч людей – это семьи с детьми. Раньше в Даунтауне детей не водилось А это значит, что сюда потянулись школы, магазины, рестораны, развлечения – инфраструктура нормальной человеческой жизни. Экзистенциальная перемена!

И тут я подумал – уж простите политического журналиста, это видно род профессиональной порчи – об Усаме Бен Ладене. Закрыв глаза, я на минуту представил его живым и не где-нибудь, а на Манхэттене, в Даунтауне, в Эпицентре. На месте сотворенного им 9/11. Сегодня.

Этот гений зла преуспел во всем – придумал и осуществил самый дьявольский план на свете. Ну и чего он добился в конце концов?

Думаю, прогулявшись по Эпицентру, он сам бы пустил себе пулю в лоб.

Нью-Йорк. Даунтаун, ВТЦ. Январь 2019 г.