Текст книги "Хроники Абсурда"

На сайте знакомств

То, что они не подходят друг другу, Лев Валерьянович понял, когда прочёл в её анкете: любимое блюдо – окрошка на кефире.

– Это вообще законно? – спросил он у своей внучки, которая и предложила ему посетить сайт знакомств.

– А что такого? Я тоже люблю на кефире.

Лицо Льва Валерьяновича вдруг стало пунцовым, он посмотрел на девушку испуганными глазами, а затем сказал:

– Это всё корни твоей матери виноваты. Говорил я Димке, что москвички все с прибабахом, а он знай себе женился.

– Так, не отвлекайся, давай дальше смотреть! Любимые животные – мопсы.

– Точно нет! Давай следующую! – запротестовал мужчина, вырывая мышку из рук внучки.

– Почему? Чем тебе мопсы не угодили?

– Я их боюсь. Они мне нашего старшину напоминают! Каждый раз, когда вижу, хочется подшиву проверить на предмет чистоты. А ведь я на дембель при царе Горохе ушёл.

Внучка закатила глаза и продолжила:

– Знание языков: немецкий, медицинская латынь. Ой как интересно!

– Фашистка-гинеколог, что тут может быть интересного?

Девушка смерила старика взглядом и сурово поджала губы.

– О, у неё хобби есть!

– Сатане, наверное, поклоняется.

– Деда!

– Что деда?! Всё на это указывает!

– Нет! Любимое занятие – рыбалка и охота! Ну что, съел?

– Рыбалка, значит? А ну-ка, есть ещё фотки?

– Профиль закрытый, нужно сначала добавиться в друзья, чтобы посмотреть.

– Глядите, какая деловая колбаса. Ладно, пиши ей, что я, так и быть, согласен стать ей другом.

– Отказ.

– Что значит отказ?!

– Она тебе отказала.

– Что за ерунда? А ну, отойди, сейчас я ей дам отказ!

Дед натянул очки и, медленно стуча указательными пальцами по клавиатуре, набрал текст и нажал «Отправить».

– Тут можно сделать так, чтобы мне могли писать только те, кто у меня в друзьях?

– Конечно. Нужно вот сюда нажать, на настройки приватности.

– Жми, сейчас в друзья будет добавляться.

И точно, меньше чем через минуту в углу профиля горела красненькая циферка «1».

– Что ты ей такое написал? – удивилась внучка.

– Написал как есть. Что она очень красивая, жаль вот только, что дура.

Девушка ахнула.

– Дед, ты чего наделал? Разве можно такое людям писать?!

– Ничего, пусть подумает над своим поведением, отказы она мне тут шлёт! Вон, смотри, уже ответ строчит.

И правда, немного погодя пришёл ответ.

Женщина очень красочно излагала свои мысли и, не чураясь крепкого словца, хорошенько прошлась по фотографии деда.

– Ужас какой, я и слов-то таких не знаю! Ты прав, давай не будем ей больше писать! – предложила внучка.

Она уже хотела было закрыть профиль, как вдруг дед её остановил.

– Нет, теперь мне самому интересно. Я хочу с ней встретиться.

– Но зачем? Вы же друг друга только что с грязью смешали.

– Это, дорогая моя, называется флиртом!

– Какой ещё флирт?! Тебе, может, чаю с ромашкой заварить? Ты себя как чувствуешь?

– Отстань ты со своей ромашкой. Пиши лучше, что я приглашаю даму на чашечку чая с эклерами, чтобы искупить свою вину.

– Пишет, что сладкое не любит, бережёт фигуру, а в чае много кофеина – вредно. И если уж на то пошло, то она согласна на люля-кебаб и коньяк.

– Спортсменка, значит, – дед задумчиво почесал свою козлиную бородку.

– Пиши, что я буду её ждать в восемь часов в центре, у входа в «Чеширский кот».

– Говорит, что это место для дамы её статуса не подходит.

– Тоже мне графиня Яблонская… И куда она хочет?

– Хочет на концерт.

– На Стаса Михайлова, что ли? – дед брезгливо поморщился.

– Нет, на «КняZz».

– Слава богу, а то я боялся, что всё-таки сатанистка. Ладно, назначь ей встречу на семь вечера и закажи билеты.

– А ты куда?

– Пойду к Валере-волшебнику загляну.

– Чего ты у этого алкоголика забыл?

– Смелости попрошу.

– Ты что же, боишься?

– Я сорок лет на свидания не ходил. Конечно, я боюсь!

Перерождение

Когда Дима предложил отдать наши последние деньги нищему, я, не зная, как реагировать, просто посмеялся и сказал, что нам тогда придётся топать до дома пешком. Диму этот ответ, кажется, устроил, так как через минуту он уже поддевал пальцем последний рубль, что никак не хотел выбираться из маленького кармашка кошелька на этот собачий холод. И я его полностью понимал. В такую погоду хотелось ехать домой, сидя в нагретом печкой салоне какого-нибудь Uber’a, но никак не топча заветренную грязь из песка и подтаявшего снега.

Лохматый бомж в прожжённой сигаретами синей болоньевой куртке и коричневых вельветовых брюках принял деньги как-то безучастно, в ответ лениво осенив нас неполным крестом, невнятно пробормотав что-то о благодарности Всевышнего и нашем вечном здравии. Убрав деньги во внутренний карман куртки, он снова вытянул руку, повернув жёлтой ладонью кверху.

– Не, ну ты смотри на него. Да он же пропьет всё! – не в силах смириться с утратой, набросился я на Димку, когда мы отошли от мужика на десяток метров.

– Ты бы с радостью сделал то же самое.

– Это другое. Посмотри на него – здоровый мужик! Он разве не в состоянии пойти работать?

– А ты не в состоянии пройтись пешком? Посмотри на себя – заплыл весь и закис, – Димка не хамил и не повышал голос, просто указывал на те вещи, которые я и сам прекрасно знал.

Я бубнил ещё минут десять, пока губы не обветрились и не треснули. Облизав их в очередной раз, я почувствовал солёный привкус крови и наконец замолчал.

Сырой ветер вырывался из дворов, залезая мне под куртку и щекоча ребра. Хотелось как можно скорее добраться до родного квартала, где всегда было немного теплее. Может, потому, что район находился близ химического завода, а возможно, меня грели мысли о том, что до́ма ждет суп с клёцками и бутылка егермейстера.

Я ускорил шаг, но Дима предпочёл не торопиться и всячески тормозил меня, намекая на то, что нужно насладиться и без того коротким днём.

– Машину толкнуть не поможете? – окрикнули нас два здоровенных «лба», явно налегающие всё свободное время на спорт.

– Поможем! – охотно согласился Дима.

Мне хотелось выть от злости и безысходности. Ну почему? Почему я всегда должен идти у него на поводу? У меня ведь даже перчаток нет. Эти двое явно не выглядят слабаками – вполне бы справились сами.

Дима, кажется, не разделял моего недовольства и охотно встал в стойку, уперев ноги в асфальт. Пришлось помогать, иначе я бы выглядел полным козлом.

– У меня рукава теперь в грязи, – жаловался я, ища глазами чистый снег.

– Хватит ныть! Будь у тебя машина и попади ты в подобную ситуацию, сам был бы рад, если бы тебе помогли.

– Но у меня нет машины! И уже давно! А эти двое вполне могли справиться сами! Два кабана, которые эту машину поднимут и руками перенесут! – я снова выплёскивал своё недовольство наружу, и кровь на губах потекла с новой силой.

Дима меня даже не слушал. Он спокойно шёл себе дальше, глядя по сторонам, словно выискивая, где ещё прыснуть своим великодушием.

Успокоиться ему было не так просто. То фантик поднимет, то подбежит к подъезду и придержит дверь. Всё это выглядело смешно и немного бесило. В мире творится чёрт-те что: голод, войны, пандемии, коррупция – а этот тип своими потугами борется со вселенским злом при помощи йодовой сеточки. Вот именно так это и выглядело.

С Димой мы познакомились недавно, но он, как репейник, зацепившийся за штаны, всюду следовал за мной, распространяя свои семена.

Деньги у нас, кстати, закончились сегодня тоже не просто так. Мы как раз собирались покидать офис нашего арендодателя, у которого мы снимаем склад. Он забыл записать показания счётчиков за прошлый месяц и не выставил счёт. Это было настоящее новогоднее чудо, хотя на дворе стояла середина марта.

– Вы нам в том месяце электричество не посчитали, – резанул меня словами, точно тупым ножом, Дима, когда мы прощались со стариком.

Тот улыбнулся и назвал Димку хорошим парнем.

«Хороший парень не будет сам себе палки в колёса вставлять!» – думал я, доставая из кошелька последние смятые купюры, но вслух ничего не сказал, а лишь улыбался.

Скажу честно, Диму я ненавидел и хотел от него избавиться. Он не понимал намёков, не понимал угроз. Любой нормальный тип уже давно бы обиделся и ушёл, но в том-то и проблема, что Дима не был нормальным.

Поначалу к нему начали тянуться все мои друзья, постепенно оттесняя меня в тень. Он очаровал всех своей добротой и отзывчивостью, а меня бесило, что он не лицемерил и был таким в действительности.

Постепенно я начал замечать, что Димой заинтересовалась моя супруга. Нет, я, конечно, не ревнив, ведь моя жена не из ветреных, но покоя всё равно больше не было. Они часто разговаривали, шутили несмешные шутки, в коих не было той перчинки, которую я называл юмором, а моя жена – грязью и пошлостью. Всё у этого парня было с улыбкой: дела, слова, отношение к деньгам и даже я. Он улыбался мне всякий раз, когда я пытался его оскорбить или унизить.

Ничего не выходило. Я начал пить. И его спаивал за свой счёт. Диме это не нравилось, он всегда ныл, что алкоголь разрушает его. Это-то мне и было нужно.

Я стал водить его по кабакам и закусочным. Поил его сначала дорогим алкоголем и медленно перешёл на сивушную подделку. Дима почти скатился и стал таким же, как и я, почти потеряв свою индивидуальность. Но тут вступилась моя жена. По сути, это была измена в чистом виде, и я ненавидел её за это.

Она присела нам обоим на мозг. Меня отчитывала за то, что я зачем-то всё порчу, а Диму – за то, что поддаётся. В итоге он пошёл на поправку, а я совсем зачах. Я знал, что она уйдёт к нему, и это случилось сегодня.

Мы поднялись на родной этаж, разулись и зашли в квартиру. Дима чувствовал себя хозяином моего жилья, моей жизни, моей жены. Он вытащил откуда-то букет полуживых цветов, которые купил у бабушки возле остановки.

Я посмеялся над ним, но промолчал. Жена пригласила нас за стол, поставила тарелку супа с клёцками и нарезала хлеб. Я попросил достать бутылку егермейстера, но она сказала, что давно отдала её соседу. Я хотел было накричать на неё… Но тут она поцеловала меня так сильно, как никогда в жизни не целовала, и поблагодарила за то, что я так сильно изменился.

– Я люблю тебя, Дим, – сказала она.

И я исчез. Раз и навсегда. Дима победил. Он выселил меня из собственного тела. Никакого больше Дмитрия Сергеевича, злого и подлого жмота, что никого и никогда не ставил вровень с собой. Никакого алкоголя. Теперь был только Дима – добрый и отзывчивый, вечно молодой парень. Он появился в тот день, когда я оказался в одном шаге от смерти. Добрые люди вытащили меня из горящего авто. Тогда-то он и родился. Дима был частью меня, способной на добро и созидание. И со временем эта часть победила, оставив всю злобу и ненависть позади.

Сто восемнадцатый день рождения

Иван Иванович проснулся. В принципе, день уже начинался неплохо. Когда тебе исполняется сто восемнадцать лет, проснуться – считай достижение.

Первым делом шёл техосмотр: разомкнул левый глаз – работает, затем правый – замутнён. Промыл, закапал – как новенький. Согнул всё, что гнётся, что не гнётся – смазал. Проверил передний и задний ход, провёл диагностику шеи. Убедившись, что всё поворачивается и хрустит, сделал два притопа, три прихлопа и начал новый день.

В восемь часов по расписанию ему звонили из Пенсионного фонда:

– Лидочка, здравствуйте, – прохрипел радостно в трубку именинник.

– И вам здрасти, Иван Иванович, – грустно поприветствовала его Лидочка. – Как ваше самочувствие?

– Не могу жаловаться, – улыбался в трубку старик.

– Очень жаль, Иван Иванович. Мне из-за вас уже пятый выговор в этом году! Сегодня тридцать лет, как вы перестали получать накопительную пенсию и перешли на государственную!

– Ну, простите. В этом месяце, я слышал, повышение?

– Да, повышение… – голос её сделался совсем печальным, как у Пьеро. – А вы, часом, нигде на стороне не подрабатываете?! – решила она попытать удачу.

– Нет, к сожалению. Денег мне хватает с головой.

– Жаль… Всего вам… – она не закончила фразу и положила трубку.

В девять часов Иван Иванович садился завтракать со своим праправнуком, который с ним не жил, но всегда открывал дверь своим ключом. Зайдя внутрь, он обычно первым делом занимался замерами. То кухню измерит, то ванну. Потом сидит, высчитывает материалы, прикидывает стоимость работ, рисует мебель.

Сегодня пришёл без рулетки – забыл.

– Возьми на серванте, – предложил Иван Иванович, – от твоего деда ещё осталась, – грустно хихикнул он и налил заварку в чайник.

Мужчина лишь тяжело вздохнул и сел есть знаменитую яичницу прапрадеда.

В десять часов старик вышел покурить у подъезда.

– О! Иваныч, опять смолишь! А ты в курсе, что курение вызывает… – сосед осёкся, глядя на вполне себе живого старца, который курить начал в том возрасте, когда обычно помирают от того, что «вызывает».

– А мы вот в Москву собрались сегодня.

– А чего там делать?

– Покатаемся на метро, сходим на Красную площадь, на Ленина посмотрим, пока не закопали.

– А чего на него смотреть-то, Ленин как Ленин.

– А ты сам-то видел его?

– Да, он как-то приезжал к нам в село.

– В гробу?!

– Нет. В купе.

– Слушай-ка, а тебе сколько лет вообще?

– Восемнадцать исполнилось, – пожевал старик губами фильтр.

– Да иди ты!..

– Ну да, я на второй срок остался.

– Ну, с совершеннолетием тебя тогда!

– Спасибо.

Иванович возвратился домой. В одиннадцать позвонил директор МТС и слёзно просил сменить тариф. Тот, на котором сидел Иван Иванович, существовал уже лишь из-за него одного и в пересчёте на современные деньги ничего не стоил, даже наоборот, МТС ему немного доплачивал.

В полтретьего по видеосвязи позвонил старый друг и сказал, что к нему пришла какая-то странная женщина в чёрном и с триммером в руках:

– Подавленная какая-то, вся на нервах. Спрашивала, как у тебя дела и почему ты не отвечаешь на её звонки? Почему не читаешь сообщения в WhatsApp? Просила о встрече. Плакала, истерила, оставила визитку и… походу, триммер, – показал он на инструмент в углу.

В пять часов Иван Иванович появился в магазине. В день рождения гипермаркет предоставлял скидку, равную возрасту. Иван Иванович взял торт, килограмм бананов и широкоформатный телевизор. На сдачу он вызвал такси и грузчиков.

В семь часов позвонили из морга и попросили забрать наконец свой страховой полис и тапки.

В восемь приехали гости, Иван накрыл на стол, включил новый телевизор, разлил вино. Тосты были очень скупые. Гости не знали, чего желать, потому просто вставали по очереди.

В десять часов приехала полиция, чтобы попросить вести себя потише, так как за стеной живут пожилые люди. Дверь им открыл именинник, вызвав у стражей порядка парадоксальный сдвиг восприятия.

Спать Иванович лёг ближе к полуночи, когда изнурённые празднеством гости разъехались по домам и больницам. Улыбнувшись в пустоту, он снял с пальца и положил под подушку волшебное золотое кольцо, которое все эти годы продлевало ему жизнь. На нём мелкими буквами была выгравирована магическая надпись, сделанная по заказу жены перед её уходом: «Живи за нас двоих». Так он и делал.

На речку

– Пап, долго ещё мне тут стоять? Я уже устал, у меня дел по горло, там ребята собираются через час, у нас бой в танки, я же всё пропущу, – нудел Серёжка, размахивая удочкой и срубая ею листья с крапивы.

– Цыц! Тебя на шухер поставили, а не ныть! Я почти собрал крыжовник, потом ещё вишни надерём и пойдём.

– Да сдалась тебе эта вишня! В «Ленте» сейчас по акции черешня новозеландская, а мы по чужим участкам шарахаемся, как оборванцы какие-то.

Тут Серёжку в затылок что-то больно кольнуло.

– Ай! – пацан обернулся и увидел улыбающуюся отцовскую физиономию, торчащую поверх забора.

Губы, зубы, борода, нос мужчины были красными, глаза блестели преступным задором, словно это был лев, который только что разорвал бедную антилопу. Отец снова плюнул косточкой, но на этот раз промахнулся.

– Это вы сейчас привыкли к «Лентам». Нажрётесь этого ГМО, которое годами не тухнет, а тут – настоящая вишня! Я эти участки с детства знаю! Раньше только на них и обедали с друзьями, когда на речку ходили!

– Да это же воровство!

– Зато так вкуснее. Это тебе не с корзинкой, как обморочный, шататься по рядам и носом водить. Здесь за каждую ягоду жизнью рискуешь, а риск всегда вкусу добавляет. На́ вот, – протянул он горсть недоспевших ягод сыну.

– Да не хочу я!

– Бери, говорю! А то мамке расскажу, по каким сайтам ты шаришься.

Парень нехотя взял горсть ягод и, брезгливо посмотрев на них, закинул в рот.

– Ну вот, теперь ты мой соучастник, под трибунал вместе пойдём, – злорадно улыбнулся отец.

– Да ну тебя, – сплюнул Серёжка косточку и порубил крапиву на куски.

– Не перечь отцу! Сказал, вместе под трибунал, значит, вместе! На́ вот, крыжовника пожуй, – появилась рука с зелёными ягодами и, кажется, несколькими гусеницами.

– Фу, да он неспелый же!

– Зелёный вкуснее, от красного живот болеть будет.

– Эй! Кто здесь?! Я же говорил, ещё раз увижу – убью! – раздалось откуда-то из-за угла.

– Серёга! Мать твоя красавица, ты чего не следишь?! – буркнул отец и через секунду уже по-мальчишечьи ловко перекидывал ногу через забор.

Серёга, впервые оказавшись соучастником преступления, да ещё и пойманным с поличным, не знал, что делать. Схватившись за голову, он начал метаться туда-сюда, то и дело крича, что не хочет в тюрьму, что его заставили, а сам он вообще ягод не ест, это всё отец…

Раздался скрип, что-то рвалось. Судя по вою отца, рвалось будущее Серёги: его учёба в институте, его карьера веб-дизайнера и большой дом – как в голливудском кино, только в пригороде Иваново.

– Я зацепился, – пыхтел отец, который никак не мог перевалиться через старый забор.

– Что мне делать? Что мне делать?! – нервно повторял паренёк, наворачивая круги возле крапивы и от страха несколько раз останавливаясь, чтобы оросить местную черноплодку.

– Отбиваться! – зарычал отец и снова дёрнул ногой, лишив штаны всякой надежды на восстановление.

Серёжка снова вооружился удочкой, которая уже успешно победила куст крапивы, и приготовился к бою. Что-то приближалось к нему, тяжело дыша. Он не видел, ведь хозяин дыхания должен был появиться из-за угла.

Отец оставил наконец попытки дорвать портки и отпустил руки, моментально исчезнув за той стороной забора. Что-то глухо сломалось. Серёга решил, что осиротел на одного родителя, и уже обрадовался, что можно бежать. Оплакать родственника можно будет и в более безопасном месте, но, услышав за забором знакомый голос: «Какой дурак боярышник рядом с крыжовником сажает?!», понял, что пути к отходу перекрыты.

Пацан сжимал удочку как двуручный меч, глаза его налились кровью, сердце колотилось, а в животе бурлило – крыжовник вступил в реакцию с вишней.

Из-за угла появилось дуло ружья, Серёжка сглотнул и снова посмотрел на черноплодку, чувствуя, что дерево нужно не только поливать, но и удобрять, но сдержался. И зачем он только с отцом поперся на эту речку? Дома так прекрасно: тихо, прохладно, холодильник рядом, Wi-Fi, все блага мира. Но нет, нужно было переться в эту жару на эту дурацкую рыбалку, через дачи, да ещё и без телефона. Серёга ненавидел себя за слабохарактерность. «Еды по дороге наберём, воды на колонке накачаем», – передразнивал он слова отца про себя, представляя, чем теперь это аукнется.

Наконец появились руки: старые, сухие, похожие на ветки яблони, на которую отец тоже залез по дороге сюда. Руки сжимали длинное ружьё с лёгким налётом ржавчины на корпусе.

Когда появился хозяин ружья – старик в красной кепке и вытянутой майке – Серёга бросил удочку в кусты и поднял руки вверх в знак полной капитуляции.

– Не убивайте, я вам танк американский подарю! – выпалили Серёга первое, что пришло в голову.

– На кой мне танк? Я в железнодорожных служил, – прошамкал старик, глядя на трясущегося подростка. – Опять свои закладки собираешь, нарколыга малолетний?!

Серёга завертел головой. Мужчина навёл ружьё, раздался залп, правда, это по-прежнему были забродившие ягоды.

– А что тогда?

– В-виш-ню, – промямлил парень, ужасно надеясь, что отец вот-вот выскочит из-за угла и огреет мужчину по голове.

– Вишню?! – старик, кажется, удивился. – Ты чего мне лапшу на уши вешаешь? Знаю я, какую ты тут вишню собираешь! Каждую неделю тут копошитесь, весь забор мне перекосили.

– Правда, дяденька, мы вишню собирали и крыжовник!

– Мы? Так ты не один?!

– Пап! – позвал Серёга свой единственный козырь.

Вот сейчас он выйдет, и они поговорят как взрослые люди, отец всё объяснит, и они пойдут дальше, живые и здоровые.

Но отец предательски долго молчал.

– Папа, выходи давай! – умоляюще стонал Серёга, поглядывая в сторону черноплодки.

– Вы, наркоманы, всегда врёте, а я врунов не люблю, – процедил сквозь редкие зубы хозяин участка. – Никто уже ради вишни на чужие участки не забирается, все сейчас только кайф ищут. Как только земля вас носит. Прощайся с жизнью!

– Я правду говорю! – от обиды у Серёги даже слёзы на глазах выступили.

– Не убедил, – прицелился мужчина и хотел было нажать на спусковой крючок, как через забор перевалилось что-то тяжёлое, матерящееся, без штанов, и рухнуло прямо в побитую и униженную крапиву.

– Ай! Ая-я-яй, как жжётся! – вопило существо в кустах.

Старик переводил ружьё туда-сюда, как флюгер, не определившийся с направлением ветра.

– Руки вверх! – крикнул он, когда отец Серёжки наконец вылез из кустов: весь в царапинах, ожогах, запутавшийся в леске.

– Остынь, старик! Тебе пацан уже всё сказал! Вишни мы у тебя решили немного сорвать, жалко, что ли?

– А чего это ты без штанов ко мне на участок влез?!

– Влез я как раз-таки в штанах – гвозди забивать нормально нужно!

– Поучи меня ещё, как мне гвозди в свой забор забивать! Ладно, вишня так вишня, этого добра не жалко, всё равно каждый год осыпается, можете вон ещё и груш за домом набрать, я всё равно кроме сливы ничего не ем, зубов не хватает, – старик опустил ружье. – Сейчас на речку почти никто не ходит. Это раньше мы шпану гоняли за то, что кусты обрывали да грядки, как саранча, обжирали. А сейчас… – старик махнул рукой, – одни только закладчики эти ошиваются.

– Вот видишь, Серёга, а ты боялся: воровство, воровство! Мир не без добрых людей! Ладно, пойдём. Спасибо вам!

– Не за что.

Отец и сын пустились в сторону речки, а дед смотрел им вслед.

– Эй! А что это у тебя за шрам на заднице? – крикнул он отцу вдогонку.

– А, да это мне в детстве солью из ружья пальнули, цветов нарвал на одной из местных дач для барышни своей.

– Уж не гортензию ли ты тогда сорвал?! – снова, но уже негромко, процедил сквозь вставные резцы старик и вскинул на плечо ружьё.

– А вот теперь, сынок, бежим в «Ленту»…