Текст книги "Эхо проклятого леса"

Луна

– Значит, так. Вы двое берете ведро с известью и начинаете красить бордюры от главного входа и до фонтана. Красим в два слоя; перед тем, как нанести краску, бордюры нужно очистить от грязи. Повторяю: по грязи красить не нужно, иначе будете перекрашивать, все ясно?

Противный, словно собачья игрушка-пищалка, голос принадлежал не менее противному на вид завхозу, отвечающему за все работы в парке. Высокий худой старикашка по прозвищу Зуб выдавал инвентарь. Он всегда и везде появлялся в своем потертом сером пиджаке с закатанными до локтей рукавами. Но сегодня было очень жарко, и пиджак висел на крючке. Старое худое тело скрывала белая рубашка с въевшимися желтыми пятнами пота под мышками. Черные, все в катышках, брюки утопали в резиновых сапогах.

Зубом его прозвали еще в детстве за огромные передние резцы. Время шло, у Зуба появилась седина, резцы давно сменили дешевые импланты, сделанные вровень с остальными зубами, но прозвище никуда не делось. Только вот за произнесение его вслух можно было легко лишиться места в рабочем отряде, и ребята называли его так, лишь когда разбредались по рабочим зонам или покидали территорию парка.

Старик выдавал инвентарь крайне медленно. Каждую кисточку, каждую баночку, тяпочку, мешочек он записывал в свою большую древнюю тетрадь, шепотом проговаривая название вслух.

Тошка водил глазами по складу в поисках хоть чего-то, что могло бы развлечь его в момент бесконечного ожидания. Но, кроме заставленных видавшим жизнь инструментом, стеклянными банками и пакетами с удобрениями полок, здесь ничего интересного не было. Разве что карта парка, висевшая позади рабочего стола Зуба. На нее и уставился Тошка.

Карта была старая, напечатанная еще в прошлом веке. На ней еще даже не были обозначены центральный фонтан и западные ворота. Зато по всей территории парка на карте стояли отметки в виде крестиков, оставленные карандашом. «Должно быть, зоны, где необходимо проводить работы», – подумалось Тошке. Он внимательно разглядывал карту и пытался понять, где ему сейчас придется трудиться.

– На, – протянул Зуб ведро с пакетом извести Тошке.

– А перчатки? – спросил тот, глядя на коробку с новыми перчатками, стоящую на столе.

– Это пусть вам родители покупают! – Зуб отодвинул в сторону коробку и всучил мальчугану засохшую кисть.

– Она же как камень!

– В воде размочишь. Следующий! – крикнул завхоз так громко и противно, что у мальчика зазвенело в ушах.

Тошка и его напарник Филипп, или же просто Фил, покинули склад, внутри которого пахло как в подвале: теплой сыростью и картошкой. А еще стариковским одеколоном, что Зуб выливал на себя литрами, не иначе.

Школьники работали парами, причем часто эти пары составлялись не по желанию трудящихся, а на личное усмотрение Зуба, который руководствовался лишь собственным сволочизмом. Но несмотря на эти подлые выходки завхоза, за время летней работы ребята успевали перезнакомиться и подружиться, и никому из них не было скучно.

Филипп был невысоким пухлым пареньком с длинными светлыми вьющимися волосами и вечно красными щеками. А еще этот парень всегда держал на лице какую-то умную полуулыбку. В совокупности с достаточно взрослым взглядом создавалось впечатление, что он знает все на свете. Стоит его только спросить, и охотно расскажет о чем угодно. Правда, при этом будет слегка присвистывать и шепелявить – у парня были проблемы с произнесением некоторых звуков, и от этого его слова часто звучали очень забавно и не совсем понятно.

Тошка и Фил договорились работать по очереди: сначала один работает щеткой, очищая бордюры от земли и травы, а другой красит; затем нужно меняться.

Жаркую весну сменило не менее жаркое лето. Тошка был даже рад, что не попал на работу к отцу. Копать траншеи под палящим солнцем и укладывать в них безжизненных черных удавов, нафаршированных цветным металлом, было то еще удовольствие. Говорят, были такие, кто даже терял сознание от жестоких солнечных ударов и обезвоживания. То ли дело работа в парке, где высокие деревья героически принимают весь жар на себя, погрузив территорию в один сплошной прохладный тенек. Это было настоящее спасение. Огромный, размером с целый район, лес оберегал от дождя, зноя, ветра и был настоящим отдельным миром, где голову кружили ароматы сырой земли, корней, опавших листьев, земляники и еще масса других свежих и сочных запахов. А возможно, голову кружило от краски, а может – от любви.

Луна работала на цветах: облагораживала клумбы, дергала сорняки, поливала. Тошка часто ходил к насосу, чтобы налить питьевой воды, – гораздо чаще, чем опустошал бутылку. Насос располагался как раз неподалеку от клумб. Тошка как бы невзначай бросал взгляды в сторону девчонок, изображая полное отсутствие интереса, просто оглядывал территорию парка, не более.

– Вот, я принес воды, – протянул Тошка бутылку Филу.

– Спасибо, конечно. – Фил говорил «конесно», стараясь не свистеть, но у него это плохо получалось. – Но я же не верблюд. Меня от этой воды уже тошнит. Чего ты просто не подойдешь к ней и не заговоришь?

– О чем ты? – наигранно удивился Тошка и, схватив кисточку, начал намазывать жирный слой извести прямо на неочищенный бордюр.

– Я же не дурак. Понимаю, что ты туда ради девчонки ходишь. Я тут уже третий год подрабатываю, и если кто-то начинает часто ходить за водой, то это по-любому дело в клумбах и в тех, кто на них работает.

– А ты что, местный психолог? – обиделся Тошка.

– Нет. Просто если ты не решишь свои любовные проблемы, то нас заставят все перекрашивать, ты что, не знаешь Зуба? Он же ненормальный.

Тошка наконец понял, что сейчас его очередь работать щеткой, а не красить. Увидев замазанную известью землю на бордюре, он передал кисть Филу.

– Извини.

– Да все нормально, не переживай, – беззлобно улыбнулся Фил, а потом взял из рук напарника бутылку и отпил.

Тошка улыбнулся в ответ. Ему нравился Фил. Этот круглолицый, смышленый и добрый паренек наверняка хороший товарищ. С ним определенно можно пошататься по городу после работы, поиграть в приставку или даже пригласить в свою дворовую команду, допустим, вратарем. Но Тошка скучал по Марку.

С тех пор как пропала Саша, Марк появлялся в школе лишь дважды. Один раз он пришел на беседу со школьным психологом, а второй – чтобы получить на дом весь учебный материал до конца года. Родители перевели Марка на домашнее обучение. И Тошка не знал даже, чье это было решение: родителей или самого Марка.

Лучший друг давно не выходил на связь, не появлялся в социальных сетях, не отвечал на сообщения в мессенджерах. Казалось, он закрылся от мира. В связи с ситуацией школа поставила ему все годовые оценки автоматом, и это бесило многих, но не Тошку.

Работа в парке длилась не более четырех часов – таковы были требования для несовершеннолетних. Тошка и Фил покрасили лишь половину левой стороны бордюров, за что Зуб отчитал их в конце дня, назвав лентяями, и пообещал внести в свою тетрадь лишь половину отработанных часов, если темп работы не ускорится.

На самом деле Зуб угрожал всем работникам, но администрация парка все равно ставила часы отработки по полной, ведь зарплата у школьников была и так смешной; главное – выходить на смену и что-то делать. А то, что кто-то работал медленно, а кто-то быстро, было малозначимым фактором.

После работы все собирались возле большого умывальника, установленного на лето позади склада. Длинное металлическое корыто с десятком кранов было облеплено с обеих сторон чумазыми школьниками. Бак был наполнен ледяной водой, но в такую погоду никто особо не жаловался. Тошка усердно натирал испачканные по локти побелкой руки, когда краем глаза увидел Луну, что встала рядом с ним. Мальчишечье сердце заколотилось так, что кровь застучала в висках. Тошка чувствовал, как мурашки стремятся растоптать его спину, но это было невероятно приятное чувство.

– Привет, Тош. Как там дела у Марка?

Тошке показалось, что вопрос был адресован не ему, и продолжал молча намыливать руки.

– Ты с ним видишься? – снова послышался голос девочки.

Сомнений быть не могло: обращались именно к нему. И это была Луна. Она заговорила с ним первая.

– Давно не виделись, – сухо ответил Тошка и сразу же проклял себя за то, что не поздоровался. – Привет, – добавил он и возненавидел себя за этот поздний «привет».

Луна отмывала перепачканные землей руки.

– Я ужасно скучаю по Саше, так сильно не хватает ее, – продолжила разговор девочка.

Мысли Тошки резко перешли от Луны к подруге. Он тоже ужасно скучал без Саши, не передать словами как.

– У меня есть к тебе разговор.

– Что за разговор? – Тошка наконец повернулся к Луне. Он и сам не заметил, как намылил руки по самые плечи.

– Не здесь. Слишком много людей. Давай у каруселей, – сказала она, закончив оттирать пальцы.

– Сейчас?

– Ну, наверное, сначала тебе нужно смыть мыло и переодеться, – улыбнулась она милой, доброй улыбкой, от которой у Тошки сперло дыхание, и, вытерев руки полотенцем, пошла в сторону раздевалки для девочек.

Тошка посмотрел на свои мыльные руки и почувствовал, как щеки горят от смущения и радости. Он тут же сунул руки под холодную воду и начал нервно смывать мыло и побелку.

Дождавшись, пока все ребята закончат переодеваться, Тошка зашел в пустую раздевалку и, быстро скинув с себя потную рабочую одежду, переоделся в потную повседневную. Он посмотрел на себя в затертое, все в разводах, зеркало и тяжело вздохнул. Лицо его было все таким же скучным и казалось не по годам детским. В классе он выглядел младше всех и ужасно переживал из-за этого. А еще он был крайне немодным. Его ровесники, все как один, имели классные прически. Кто-то зачесывал волосы набок, другие ставили что-то вроде небольшого ирокеза, третьи, как Марк, отпускали челки, чтобы можно было постоянно мотать головой в сторону, скидывая волосы с глаз. Тошка же был обладателем вечно лохматой головы, волосы его были жесткими и торчали в разные стороны, словно насаженное на вилы сено.

Он не ходил в крутые парикмахерские, не делал укладку, его подстригала мама прямо в прихожей. Честно говоря, ему нравилась такая стрижка: не слишком длинные волосы не лезли в глаза и не мешали при занятиях спортом. Такая вещь, как уход за волосами, в четырнадцать лет казалась парню лишней заморочкой; все ограничивалось редким мытьем головы с мылом и редким расчесыванием маминым гребнем.

Тошке не хотелось идти на эту встречу, он не был готов, не знал, о чем говорить, не знал, как себя вести, не придумал шуток и не подготовил никаких подарков – он был пуст. Все было неправильно, особенно то, что Луна заговорила с ним первая. Это было самым плохим знаком, означающим, что он неуверенный в себе трус. Но она же хотела поговорить о Саше. Почему он вообще решил, что дело в нем? Вот он идиот! Это же просто разговор о других людях, об общих друзьях, а не о его несчастной любви. С этими мыслями Тошка наконец добрел до старых каруселей, много лет отключенных от главного электрического щита и стоявших здесь, скорее, в роли декораций.

Луна сидела в пластиковых санях, запряженных оленем с обломанным рогом. Сам олень был без ног. Его спина тянулась до самых рельсов, где опиралась на них специальными колесами. Когда-то олень был коричневым, но со временем стал зеленым, как и лес вокруг. Этот аттракцион перестал работать еще до рождения Тошки, но разбирать его дирекция парка почему-то не спешила.

Мальчик сглотнул и, сжав потные ладошки в кулаки, медленно приблизился к саням.

«Спокойствие. Веди себя так, словно тебе на всех плевать, – вспоминал он советы Марка. – Говори уверенно, даже если понятия не имеешь, что несешь».

– Здоро́во! – каким-то не своим голосом произнес Тошка, подойдя к саням. «Блин, ну какое „здоро́во“! Надо было сказать „привет“».

– Виделись же, – ответила удивленно Луна.

– Я решил, что будет не лишним поздороваться еще раз.

Тошка облокотился на единственный олений рог, и тот, издав сухой треск, отвалился, лишив пластикового зверя последнего достоинства.

– Черт! Зуб меня порешает, – испуганно выругался Тошка, уставившись на результат своих действий.

Луна захихикала, глядя на взволнованного мальчишку, пытающегося достать рог из травы.

– Да забей ты на этого оленя! Иди сюда, нужно срочно поговорить.

Наигранную уверенность как ветром сдуло. Тошка робко перелез через порог саней и плюхнулся напротив Луны. Она переоделась в свои обычные синие джинсы и футболку с изображением забавных панд. Вечернее солнышко пробивалось сквозь листву и падало на девичье лицо полосками, делая его еще прекрасней. Луна явно была взволнована, она теребила пальцами толстые косички, которые ей заплели подруги после работы. Тошка не замечал ее нервозности, он вообще ничего вокруг не замечал, мечтая лишь об одном: присесть рядом с ней, так, чтобы их плечи и колени касались.

– Я сейчас тебе кое-что расскажу, а ты дай слово, что это останется между нами, – серьезно проговорила она.

– Да, конечно, разумеется, – без колебаний ответил опьяненный любовью парень.

Девочка некоторое время собиралась с духом, прежде чем вывалить груз, что тяготил душу уже долгое время.

– В тот день, когда пропала Саша, я соврала.

– Что?! – Тошка вдруг резко отрезвел.

– Тихо ты, – огляделась Луна по сторонам. – Для начала я объясню, почему она не могла убежать. Мой отец всегда запирает дверь на ночь на ключ. А ключ оставляет у себя до утра. Это у него бзик такой, но сейчас не о том. Саша не могла сбежать в ту ночь.

– А через окно?

– Нет, мы живем на четвертом этаже, поверь – это очень высоко.

Тошка кивнул.

Луна говорила негромко, практически шепотом, наклонившись вперед, словно боясь, что их услышат. Но парк сегодня был немноголюден. Лишь изредка кто-то проезжал на самокате или проходил мимо, совершенно не обращая внимания на парочку школьников, болтающихся на нерабочих каруселях. В основном люди собирались около небольшого фонтана в самом центре парка или сидели на скамейках вдоль центральной аллеи, где Тошка сегодня красил бордюры. Так что ребята были в полном одиночестве.

– Мы смотрели кино, – продолжила Луна, голос ее слегка подрагивал, говорить ей явно было непросто, – болтали, ели пиццу. Саша никуда не собиралась. Она лишь сказала, что пошла в туалет. Прошло пять минут, когда я услышала крики – подбежала к двери, и мне показалось, что под ней что-то шевелится. И запах стоял какой-то мерзкий, словно пахло стухшими грибами, меня чуть не стошнило. Я позвала Сашу, но она не ответила, вместо этого что-то сильно ударило в дверь с той стороны. Это было очень странно, я даже подумала, что она прикалывается, и пошутила по поводу съедобности пиццы, но Саша не отвечала. Тогда я начала стучать в дверь, но она по-прежнему не открывала. Я заволновалась и разбудила папу. Сначала он звал Сашу через дверь вместе со мной, но потом, поняв, что она никак не реагирует, попробовал выломать дверь сплеча. Она не поддавалась, потому что с той стороны в нее что-то упиралось. Тогда папа достал из своего ящика с инструментами монтировку и выломал дверь. Саши уже не было. Весь туалет был заполнен какими-то ветками, произрастающими прямо из унитаза до самого потолка.

Тошка слушал эти невероятные подробности и чувствовал, как все его тело покрывается липкой пленкой холодного пота.

– Воняло болотом. Мы слышали голос Саши там, в трубе, она звала на помощь. Папа схватился за одну из веток, уползающих в канализацию, и потянул изо всех сил, но та была скользкой, и он не смог ее удержать. Ветка лишь расцарапала ему в кровь руки. Все это исчезло меньше чем за минуту. Я никогда такого не видела. Это кошмар, и он снится мне каждую ночь, – последнюю фразу девочка произнесла шепотом.

С каждой новой открывающейся деталью Тошку словно прошибало током. «Нет. Не может быть, только не это», – он чувствовал, как внутренности завязываются в узел. Да и Луну он наконец смог разглядеть в совершенно другом свете. Стресс нещадно сосал из этой бедняжки все соки. Она выглядела похудевшей. Тональный крем плохо скрывал темные круги под глазами. И волосы… Тошка только сейчас обратил внимание на серебристую прядь, старательно скрываемую Луной. Были еще какие-то синяки на руках, похожие на следы от пальцев, но это девчонки, они вечно щипают друг дружку.

– Мы сами не поверили в то, что увидели, и обшарили всю квартиру в поисках Саши, но ее нигде не было. Ключ был на месте все это время, в кармане у папы. Та ветка похитила ее. В туалете на полу я нашла несколько зеленых листьев.

Луна достала засохшие листочки из своей сумочки и протянула их Тошке. Парень был бледнее побелки, что засохла у него на волосах. Луна снова перешла на шепот:

– Это был лес, это точно был он – забрал Сашу прямо из нашей квартиры. Поверь, прошу тебя, так все и было! Я это видела, мой папа это видел, но мы не стали об этом говорить полицейским, чтобы нас не приняли за сумасшедших, как ту женщину. Я знаю, что вы собирались вызвать Агату в тот вечер. Скажи, у вас получилось? – Она смотрела прямо в остекленевшие глаза Тошки.

Парень молчал. Он больше не думал о том, что сидит рядом с девушкой своей мечты, не думал об этой чертовой работе в парке; он не думал о том, что завтра у них матч с соседним двором, – все его мысли были сфокусированы на злосчастном тазу, где кружилась вода с ветками, листьями и корой дуба. В его ушах стояли слова:

 
Откроем для тебя засов,
Будь проклят демон из лесов.
 

Ветер покачивал макушки деревьев над головами ребят, и листья издавали свой естественный шелест, но он больше не был невинным – шепот зелени внушал страх. Тошка вдруг понял, что начинает бояться природу. Все вокруг: кусты, трава, деревья – выглядело устрашающим, готовым схватить, утащить, убить.

«Она соврала. Как и говорил Марк. Луна и ее отец соврали полиции и всем остальным. Я должен ему рассказать!»

– Тош, не молчи, пожалуйста… – Луна коснулась руки Тошки и заметила, что та была ужасно холодной, несмотря на всепроникающую жару.

– Да, мы вызывали Агату, – тихо произнес парень, глядя себе под ноги.

– И что, у вас получилось?!

Тошка помотал головой.

– Странно это все. Если ее вызывали вы, то почему она пришла домой ко мне?

– Я не знаю…

Тошка хотел уйти прямо сейчас. Его била жуткая дрожь, он мечтал как можно скорее оказаться дома и начать атаковать телефон Марка.

– Почему ты решила рассказать это мне?

– Потому что я не знаю, кому еще могу рассказать, и больше не могу держать это в себе, мне страшно. Саша – наша общая близкая подруга. Она постоянно рассказывала мне, какой ты хороший и добрый и что тебе можно доверять.

После этих слов холод внутри Тошки немного разжал свои клешни. Саша расхвалила его перед девушкой, в которую он влюблен. Она хотела ему помочь. Это была не просто хорошая подруга, она была лучшая.

– Я хотела рассказать Марку, но ни разу с ним не пересеклась с тех пор. Он меня игнорирует, не берет трубку, не отвечает на сообщения. Думаю, что он заблокировал мой номер. Я понимаю, что Марк злится на меня за то, что его сестра пропала. Но я не виновата, правда! Ты же мне веришь? – Их взгляды снова пересеклись, и Тошка увидел, как на глазах Луны блестит влага, отражающая солнечный свет.

– Верю. Конечно, я тебе верю, – сказал он совершенно искренне. – Но Марк должен знать правду. Я пообещал тебе, что никому не скажу, но я не могу оставить его в безызвестности.

– Ему можно, даже нужно, но больше никому, умоляю. А он пусть сам решает, что делать с этой информацией. Захочет, пусть растреплет на весь город, я не буду сердиться. В конце концов это его сестра пропала. Но, я надеюсь, что ты сможешь его уговорить не делать этого.

Луна схватила Тошку за руку и сильно сжала ее. На щеках девочки заблестели слезы.

– Я постараюсь.

Тошка накрыл ее руку своей. Но это была не любовная сцена, нет. Это был момент скорби.

Саша

Ноги горели от порезов и ссадин, что оставили ветви узкого тоннеля, по которому Сашу тащили неизвестно сколько времени. Через разодранную в клочья одежду она ощущала сырую землю и мягкий влажный мох, облепившие все ее тело и вызывающие сильный зуд. Саша только что вынырнула из какой-то норы, а может, это было дупло дерева – она не успела понять. После путешествия, начавшегося в квартире Луны, а точнее, в туалете, голова плохо соображала. Перед глазами все еще стоял тоннель. Он то резко уходил под землю, то снова вылезал на поверхность; иногда был почти доверху заполнен водой и травой, так, что Саша боялась захлебнуться, а иногда состоял из сухого, как наждачная бумага песка, но чаще – только из листьев и веток.

Земля забивалась в глаза, нос, уши, под ногти, скрипела на зубах. Сотни иголок и заноз впивались в мягкую кожу от пяток до головы. Все тело кровоточило и ломило так, что любое движение отдавалось невыносимой болью. Солнце еле пробивалось сквозь густую листву. Девочка лежала на спине и тихонько постанывала. Где она находится, известно только Богу. Одно было ясно наверняка: родной город очень-очень далеко.

Саша была в лесу, надеяться на что-то другое было глупо, и она не стала обманывать себя иллюзиями. Все вокруг было живым и постоянно двигалось, стучало, ползало, чавкало и издавало иные, не характерные для человека звуки. Сверху захлопали крылья, и на секунду лицо девочки накрыла тень огромной птицы. Каждый вздох отдавался острой болью во всем теле и выходил изо рта еле слышным свистом. Должно быть, у нее было сломано несколько ребер, а может, даже все. Но воздух был таким свежим и сладким, от каждого вдоха становилось чуточку легче. И, несмотря на боль, Саша жадно наполняла легкие.

По рукам Саши топали колонны муравьев и ползала другая мерзкая живность. Девочка хотела стряхнуть с себя насекомых, но не могла. Кажется, несколько костей тоже было сломано. Она попыталась пошевелить пальцами другой руки, но и это оказалось невозможно.

– Мамочка, – еле-еле прошептала девочка сухими губами, глядя в зарешеченное ветками небо.

Кто-то схватил ее за ноги.

– А-а-а-а! – негромко, из последних сил, завизжала Саша. – Отпусти! Отпусти меня!

И снова боль – невыносимая, острая, выворачивающая наизнанку. Сашу грубо волокли по сырой земле, словно она уже была покойницей. Каждая кочка отдавалась ударом тока в спине и шее.

– Не хочу, не хочу! Прошу, я ничего не сделала, пожалуйста, не убивай меня! Я не хочу туда!

Саша не знала, куда ее тащат, но чувствовала, что там она не встретит ничего, кроме новой порции невероятно мерзких ощущений и, скорее всего, смерти.

Наконец ноги ее ушли куда-то под воду.

– Мама! Мамочка! – стонала слабым, охрипшим голосом Саша, а лес над головой сгущался и становился темнее. Где-то совсем рядом каркала ворона – словно смеялась над беспомощностью ребенка.

Вода была прохладной и склизкой, обволакивала тело и быстро остужала его.

– Прошу, не нужно, – уже совсем тихо, а может, и вовсе мысленно умоляла Саша.

Живот, затем грудь, а после и плечи ушли под воду. Перед тем как тина залепила глаза, девочку посетила последняя мысль, с которой она и ушла на дно этой проклятой трясины:

«Марк и Тошка, вы – два тупорылых идиота! Я так и знала, что не нужно призывать никаких призраков!»