Текст книги "Грезы о времени (сборник)"

Александр Романов
Грезы о времени

Оптимальное решение

За опущенными шторами на окнах кабинета стояла глухая осенняя ночь.

Сталин, сидя во главе стола, рассматривал выложенные перед ним странные предметы. Телефоны, похожие на дамские пудреницы, и плоский, как альбом, прибор с откинутой крышкой со светящимся телевизионным экраном – персональный компьютер, – и слушал старшего из гостей.

Пришельцы из другого времени, два парня и девушка, одетые в обычную форму без знаков различия, ничем не отличались от их теперешних ровесников. Молодые, взволнованные лица рядовых советских людей, оказавшихся в Кремле. Все они решительно смотрели на него, особенно выразительно девушка, и у всех во взглядах читалось исполинское значение того дела, что привело их сюда, в том числе и в его кабинет. Судьба войны. Судьба партии и страны. Победа или гибель всемирного коммунизма.

Сталин взял в руку трубку, встал из-за стола и дослушивал окончание доклада – рассказа того, кто называл себя Алексом, уже расхаживая неторопливо по ковру. Так ему было привычнее.

Несколько раз он бросил взгляды на других присутствующих на этом совещании. Берия выглядел таким же решительным, как и его подопечные, интеллигентно поблескивая пенсне, но, в отличие от них, следил за вождем без излишнего волнения, хотя так же внимательно. Ишь, нашел себе Лаврик помощников, решил поддерживать во всем, даже сюда притащил: значит верит в открывающиеся возможности, готов рискнуть головой, без дураков.

Шапошников, выдернутый на ночь глядя, серый, с красными глазами, не столько слушал, сколько, хмурясь, рассматривал специально для него изготовленный комплект карт с нанесенными на них подробностями боевых действий аж до сорок четвертого года. Начальника Генштаба можно было понять. Карты были с неслыханной пометкой «Только для пользования тов. Шапошникову. По исходу ситуации – уничтожить». Одни эти карты ставили с ног на голову всю стратегическую ситуацию на всем ТВД советско-германского фронта…

Пришелец замолчал.

С минуту Сталин продолжал прохаживаться вдоль стены. Затем, остановившись, повернулся, шевельнув так и не раскуренной зажатой в руке трубкой.

– Что ви можете добавить, товарищ Берия? – спросил он.

Генеральный комиссар встал.

– Коба, – быстро и заметно (для Сталина) волнуясь, произнес он по-грузински, – это для нас шанс выиграть все! Большой шанс! Они мало знают, но нам и этого достаточно! Политический расклад в Европе, то, что Япония не нападет на нас, а кинется на Америку! Атомное оружие, эта их кибернетическая техника!… Войну мы сейчас почти проиграли, но сможем выиграть в промышленной гонке! Это мое слово, Коба!

Сталин повертел в пальцах трубку. Увлекся Лаврик, увлекся… Увидел будущее и уже строит в нем планы. Да, чем-то эти ребята очень его к себе расположили.

– Не забывайте, товарищ Берия, – ответил Сталин по-русски, – здесь не все владеют грузинским языком! Излажите, пажалуйста, ваше мнение для детальных присутствующих. И – бэз эмоций.

Лаврентий успокоился. Одернул гимнастерку и заговорил на русском:

– Я считаю, товарищ Сталин, что мы получили политическую и международную информацию… очень большого значения. Опираясь на нее, мы можем начать разработку действий стратегического характера. Так, чтобы по завершению военных действий быть готовыми к овладению мировых рынков в тех их областях, которые будут определять международную политику в послевоенный период. Для этого нам сейчас уже известно достаточно, а в случае привлечения специалистов окончательный план мероприятий может быть разработан к концу текущего года. У нас уже все готово к началу предварительных изысканий. Требуется только ваше распоряжение, товарищ Сталин!

– Хорошо, товарищ Берия! Садитесь, – старший из пришельцев хотел что-то сказать, но Сталин сделал ему знак подождать. – А вы что думаете по этому вопросу, Борис Михайлович?

Шапошников, оторвавшись от разглядывания карт, поднялся из-за стола и взглянул Сталину в лицо.

– У меня пока мало информации, товарищ Сталин, – ответил он, казалось, нимало не удивленный происходящим. – Здесь, – он указал на карты, – довольно точно отображены места боев в ходе минувшей летней компании, и такие же места на три года вперед. Есть информация по участвовавшим… и будущим участвовать в них частям, их приблизительной численности и оснащению. Но, кроме ближайших обстоятельств сражения за Москву, все остальные данные для нас ценности не представляют. Генеральному Штабу жизненно важна реальная информация – оперативные данные о концентрации немецких войск по фронту и в глубину, графики их перемещений, объемы и обстоятельства снабжения войск, планы штабов хотя бы начиная с дивизионного уровня… Ничего этого здесь нет. И, как я понимаю, получить их… данным способом не представляется возможным. В таком… разрезе я не вижу, чем в данных обстоятельствах эта информация может пригодиться сейчас, товарищ Сталин.

Старший из пришельцев опять хотел что-то сказать, и снова Сталину пришлось жестом попросить его остановиться.

– Ви слышали, – сказал он, возвращаясь к столу, – что сказал Борис Михайлович. А он у нас очень грамотный специалист в военном деле. Товарищ Берия, – Сталин бросил взгляд в сторону Лаврентия, – товарищ Берия несколько излишне… оптимистично отнесся к оценке известных вам обстоятельств… Он не специалист.

– Но, товарищ Сталин! – не выдержал пришелец. – Ведь мы!…

– Не будьте так настойчивы, товарищ Алекс, – перебил его Сталин. – Ми очень внимательно выслушали ваш… рассказ. Товарищ Берия проверил все ваши обстоятельства… какие смог проверить. У нас нет сомнения в ваших словах и в вашем желании помочь Советскому Союзу в его борьбе. Центральный Комитет Коммунистической партии большевиков высоко оценит полученную от вас информацию. Но лучшее, что на данный момент мы можем предпринять на основе ваших данных, – это не предпринимать никаких действий. Вам понятно, почему?

– Нет… – удивленно ответил пришелец.

Сталин помолчал, ожидая еще каких-нибудь слов, потом заговорил снова:

– Скажите… товарищ Алекс… Что можно сделать на основе ваших сведений?

Алекс бросил взгляд в сторону Шапошникова, уже переставшего разглядывать карту. Потом снова посмотрел на Сталина.

– На основе имеющихся данных, – сказал он упрямо, – можно хотя бы построить нормальную оборону Москвы!

– Очень хорошо, товарищ Алекс, – Сталин кивнул, – можно построить оборону Москвы. И выиграть это сражение с большим эффектом, чем… это известно вам. Так?

– Ну, так…

– Следовательно, это изменит стратегическую обстановку на всем центральном направлении. И как следствие – на остальных фронтах тоже. Так?

– Да… – признал Алекс, начав понимать, к чему клонит вождь.

– А это означает, – продолжил Сталин, – что изменятся и исходные условия для всех последующих операций войны. И все события на ней пойдут уже не так. И значит то, что нанесено у вас на картах на сорок второй, сорок третий и сорок четвертый годы, перестанет соответствовать действительности. И зачем тогда нам такие карты? Если же мы не станем вносить никаких изменений – да Борис Михайлович и сказал уже, что реально такой возможности у нас нет, – у нас будет в распоряжении некий эталон, по которому мы сможем сверять ход боевых действий. Чтобы, по крайней мере, не отклоняться от него, иначе, как я понимаю, все происходящее вообще пойдет вразрез с марксовой теорией исторического материализма. А мне бы этого, как материалисту, не хотелось.

У Алекса округлились глаза. Да и у остальных его спутников тоже.

– Но… – начал пришелец, желая что-то ответить на услышанное, но Сталин не дал ему договорить.

– У нас на фронте тяжелейшее положение, товарищи гости, – сказал он. – Немцы рвутся к Москве. Нам приходится снимать войска с Дальнего Востока, чтобы переломить ситуацию. А там – японская армия. Если ваша информация верна – японцы по нам не ударят. А если все же ударят? Что сможет противопоставить им Дальневосточный фронт? Не надо так реагировать! Я не сказал, что ваша информация является дезинформацией! Вы сообщили о том, что вам известно. Но вы не сообщили, каким образом нам добиться такого положения, которое, по вашим словам в ближайшем времени сложится на Дальнем Востоке. А не зная этого, мы не можем знать, что нам для этого предпринять. Прикажете верить вам на слово? Я учился в свое время в семинарии. И благодаря этому знаю, чем знание отличается от слепой веры. Давайте не будем уподобляться глухим, ведущим слепого, – ни у вас, ни у нас нет на это права перед историей. Нам сейчас жизненно важно – как ничто иное в данный момент– остановить фашистское наступление. Для этого нам нужны пушки и снаряды, авиация и танки, нужно достаточное количество войск. Нам нужны грамотные генералы, способные разработать план сражения, нужны разведчики, приносящие текущую информацию. Нужна, наконец, твердая партийная дисциплина, чтобы не сорваться в хаос в этой критической обстановке. А рассказы о том, что четвертого декабря Красная Армия начнет победоносное наступление под Москвой, оставим писателям… На потом, когда победим. А сейчас, товарищи, ваш вопрос можете считать решенным. До особого приказа вы поступаете в распоряжение товарища Берия. У него есть в отношении вас какие-то планы. Не сомневайтесь: ваш уникальный опыт и ваши знания будут использованы для победы над немецко-фашистскими захватчиками с максимально возможной эффективностью. И впоследствии – тоже… Заберите… ваши приборы, – Сталин так и не закуренной трубкой указал на выставку на столе. – Время нашего разговора заканчивается. Товарищ Берия позаботится о вас. А вас, Борис Михайлович, я попрошу задержаться в связи с новыми данными…

Посмотрев в спину Лаврентия, уводящего свалившихся им внезапно, как снег на голову, пришельцев из будущего, Сталин взял из раскрытой коробки папиросу и начал набивать трубку, не глядя на молчаливо ждущего Шапошникова.

У них имелось на сегодня еще много дел.

Гудериан подходил к Туле, и остановить его было практически нечем…

Мечта

День клонился к вечеру. Длинные тени протянулись по земле, контрастно подчеркнув еще яркое летнее небо.

Слава сидел у окна и, откинув занавеску, чистил на подоконнике пистолет. В окне, как в телевизоре видна была часть двора и часовой с трехлинейкой у выезда на улицу. По двору ходили куры. Было тихо.

Зафыркал мотор, и возле их дома остановилась запыленная как нечищеный сапог полуторка. Хлопнув дверцей, на траву спрыгнул какой-то командир, отпустил машину и шагнул во двор. Часовой сделал было попытку преградить ему путь, но приезжий что-то коротко сказал, и солдат встал обратно на место и даже вытянулся по стойке смирно.

«Ого! – подумал Слава, проталкивая через канал ствола кусок ветоши. – Это еще кто?» И только затем узнал приехавшего. Сунув не дочищенный ТТ на подоконник, он уже через несколько секунд оказался в сенях и распахнул дверь, ведущую на крыльцо.

– Ну ты даешь, Женька! Тебя и не узнать! – заявил он. – Всего четыре дня назад уезжал солдатом! А счас, блин – капитан. Да как одет! С иголочки! И пострижен! Перевоплотился полностью! Выпускники щукинского училища – самые блестящие офицеры Советского Союза, блин – адназначна!

– Штаб фронта все-таки. Не как-нибудь. Вас тоже всех переодеть надо будет поприличней для столицы – отозвался рассеянно Женька, придерживая рукой щегольскую планшетку. – А офицеров, Слава, всех в Черном море утопили. У нас – командиры! Это здесь, значит, вы расположились? А где народ?

– А народ в поле! В поле народ! – расхохотался Слава, пропуская приятеля в дом. – Ну, рассказывай! Что там, как съездил? Удачно?

– Вполне. Только ты мне сперва пожрать чего-нибудь дай. Полдня, считай, на перекладных добираюсь, да не обедал – голодный, как собака!

– В общем, с Тимошенко все решили, – рассказывал Женька за столом. – Завтра из штаба фронта как раз идет «Дуглас» в Москву, я нас в список внес, как опергруппу. Так что собираться надо, с утра и выедем. Потому и спрашиваю – где все?

– Да кто где: Валерка в оперативном отделе – обстановку изучает, Данька с девчонками в госпитале второй день пропадает. Изображают из себя доктора Кашпировского в нескольких экземплярах. На них там все чуть не молятся…

– А не слишком? – насторожился Евгений. Хотя и не очень: как и остальные, он уже успел понять, что полученный ими дар гипнотического внушения работает со стопроцентной надежностью.

– Да не, нормально, – отмахнулся Слава и неожиданно рассмеялся, – тут с особистом местным пообщаться пришлось, – пояснил он. – На следующий день после твоего отъезда. Вызвал к себе – мы уж думали, что тут нас и повяжут. Но ничего… Предъявил я ему кредитную карточку «Виза» – как положено, не выпуская из рук дал ознакомиться. Бедняга аж под козырек взял и едва каблуками не прищелкнул: шутка ли, спецгруппа непосредственно от самого товарища Сталина! Признал все полномочия без претензий. Полностью содействует теперь, вплоть до предоставления секретных документов.

Евгений только хмыкнул – ему, судя по всему, тоже пришлось столкнуться с похожим в «командировке».

– А ты чем занимаешься, историк саморощенный? – спросил он.

– А я с разведчиками в поиск сходил, – не стал скрытничать Слава.

– Ты чего? Смелый что ли слишком? А если бы грохнули случайно?!

– Да нет. Тут сейчас тихо, – возразил Слава, твердо считавший себя правым. – А волков бояться – в лес не ходить, знаешь ли. Да и нормально сходили, будь уверен. Я даже языка взял.

– Ты?! – на этот раз Евгений удивился по-настоящему.

– Так я ж говорю… – Слава с наслаждением наблюдал за реакцией товарища. – Раз все равно когда-то придется… Вот я и… Подкрался к немцу, да как рявкну: «Хальт! Рюихь! Ауфферштанден!». Как миленький: всю дорогу молчал, руки по швам и не шевелился. А случайные пули… Случайно и здесь прилететь может.

– Ну ты даешь! – покрутил головой Женька. – От кого-кого, но от тебя я такого не ожидал!

– А что я, не человек?

– Да ну тебя! Я, честно говоря, на Валерку скорей бы подумал. А ты, стало быть, сам решил себя в разведку, да? А не пожалеешь потом?

– А у нас есть выбор? Я хоть как-то немецкий знаю, да Данька немного – вот и все кандидаты. Так что расклад получается простой. Ты с девчонками в Москве. Сталина держите и общую координацию осуществляете. Валерка здесь, фронтом командует, – единственный, кто из всех нас что-то в этом понимает. Ну а мы с Данькой – отряд особого назначения. «Здравствуй, Гейнц Гудериан– борода из ваты!» – с наслаждением продекламировал собственного сочинения бредятину Слава. – Приглашаем в путешествие по «Золотому кольцу» России, блин! Если мы немцев под Смоленском до конца июля хотя бы остановим – считай, летнюю кампанию в этом году выиграли! И ни блокады Ленинграда, ни сдачи Киева. А если грохнем всю группу армий «Центр» – так и вообще едва ли не войне конец, поскольку им наступать больше будет нечем!

– Ну ты стратег… – ошарашено сказал Евгений. – Долго думал? Я-то считал – нам хотя бы оборону приличную наладить – и то хлеб.

– Ну, долго не долго… А вот как убедился насчет этого полученного дара гипнотизировать всех, с того момента и появилась мысль. Сперва и сам не верил, но потом подумал, посоветовались с народом. Ты пока в штаб фронта ездил, мы тут времени не теряли, много о чем покумекали. В разведотделе проконсультировались опять же, там ребята вполне грамотные сидят. Ну и решили: если взять под контроль фон Бока или хотя бы 2-ю и 3-ю танковые группы, да наладить обмен информацией в режиме реального времени, да подвести их туда, куда нам нужно, то тут можно такие Канны устроить – размером со Смоленскую область, всей центральной группировке. Мы со штабистами прикинули – вполне за месяц управиться можно. И привет, Макар, ноги озябли! Так что к Виссарионычу сам полетишь, нам тут есть чем заняться…

Демократия

Вместо эпиграфа:

«Большой фургон, запряженный 8 лошадьми и при 2 работниках, в продолжение шести недель свезет из Лондона в Эдинбург и обратно около 4 тонн товара. Приблизительно в то же самое время парусное судно с экипажем в 6 или 8 человек, курсирующее между портами Лондона и Лейта, свезет туда и обратно 200 тонн товара. Таким образом, 6 или 8 человек при помощи водного транспорта могут свезти туда и обратно между Лондоном и Эдинбургом такое же количество товаров, сколько свезут 50 больших фургонов при 100 работниках и 400 лошадях.»

Адам Смит. «Исследование межпланетных пространств реактивными приборами» (Лондон, 1776 г.) Книга II, глава 3.

1

Что такое демократия? Откуда взялась?

Что такое – это как-нибудь после. А пока – откуда.

Взялась она из Греции (В Греции все есть! (с)).

Не из нашей, правда, а из античной. В Древнем мире никакой демократии не было. Ни в Египте, ни в Месопотамии. А в Греции вдруг завелась.

И с этой греческой демократии берет начало вся наша современная «европейская цивилизация» (никому даже в наркотическом бреду не приходит в голову в данном факте усомниться – а это что-нибудь да значит).

Почему?

А вот почему.

В Египте, Шумере, Аккаде, Вавилоне и прочих персиях государственное устройство было простое. Традиционное. Естественное, можно сказать.

На троне сидел Самый Главный – и его все слушались. Если фараон сказал, что все в три дня станут счастливыми, – значит, так оно и есть! А кто не станет – того в бараний рог! И никто не возражал. Подданные дружно делали по три раза «ку», кланялись и радовались.

Поскольку деваться было некуда. Попробуй сбеги куда из Египта, ага… Тебя даже ловить не будут: сам из пустыни обратно приползешь. Если выживешь. В Малой Азии было малость полегче (не зря она Малая!). Но не сильно. В целом же везде совершенно по Станиславу Ежи Лецу: «Допустим, ты пробил головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?»

Некуда было бежать.

И даже не столько некуда, сколько несподручно. Куда ни беги, почти наверняка догонят, бесполезно…

Никто и не бежал особо.

А коли от власти не убежишь, так у человека два выбора: либо с властью воевать, либо покориться. Воевать – это типа восстание рабов за свободу Спартака, все знают, чем кончилось. Не только русский бунт является бессмысленным и беспощадным. Египетский тоже. Да и остальные – погеройствуют в меру, а потом все с начала, то же самое.

Обычное, в общем, дело. Насквозь житейское.

В Греции же оказалось не так.

Правда, не с Греции все началось.

Вообще, неизвестно с кого конкретно – давно это было. В Восточном Средиземноморье изобрели мореплавание.

Его, вообще-то, не обязательно там изобрели. Есть археологические свидетельства и из других мест. Но вот эффект свой дало оно только в единственном месте – в этом самом Восточном Средиземноморье.

Посмотрим на карту.

Вся восточная часть этого Понта (блин, как его по-гречески-то звали?…) представляет собой, что называется, суп с клецками. Очень густой.

Теплое курортное море, нашпигованное по самое не могу тучей мелких островов. Люди освоили эти острова еще в каменном веке. То ли на плотах, то ли вообще вплавь, не суть.

Но район для развития мореплавания – самый благоприятный. Детсадовский бассейн-лягушатник. Не Тихий Океан. И не Карибское море с их ураганами. Плыви в любую сторону – куда-нибудь да попадешь. Ну и плавали.

И все бы было ничего, да у этого странного «лягушатника» обнаружилась одна особенность. Весьма существенная в сравнении с сухопутным образом жизни.

Вождям оказалось НЕВОЗМОЖНО контролировать своих соплеменников.

Невозможно контролировать в той же степени, что на материке. Там, как мы уже отмечали, – далеко не убежишь так просто. Везде государевы люди.

А здесь: добежал – буквально, бегом! – до любого берега острова, сел в рыбачью лодку – и поминай как звали.

И главное, что на суше невозможно в принципе: если ты успел уйти за линию горизонта – шиш тебя кто потом найдет! Разве что случайно. Потому что невозможно представить, куда ты двинул. Да на все четыре стороны!

То есть устроить на островах монархическую идиллию в духе какой-нибудь деспотии оказалось в принципе невозможно. Если бы, к примеру, правитель острова вдруг вздумал объявить своим подданным, что бурундук – птичка, то реакция была бы адекватной – дурак. А вздумай он насаждать сию истину силой, так от него просто начали бы разбегаться. Чего под придурком жить, когда других островов навалом?

Был и еще один нюанс.

Жители Восточного Средиземноморья изобрели морское судно – без него мореплавание было невозможно учредить. Когда конкретно – тоже толком не известно. Но нам это и не важно.

А важно вот что.

Капитан корабля – верховная власть на борту. Отец, мать, брат, царь, бог и воинский начальник в одном флаконе.

То есть то же самое, что и фараон Египта. Разница только в количестве подданных. Да плюс то, что в первом же порту, если команду не устраивает твое правление, все могут слинять на берег и не вернуться. Легко. Тут поневоле думать придется. Головой. Плюс еще кораблем-то править надо по-настоящему, всерьез. А не сидя на троне под опахалом. Море, оно не шутит.

Да и рядовой мореман – это вам не крестьянин. Моряк, по сути своей, это тот самый Марксов пролетарий, «которому нечего терять, кроме своих цепей». Пожалуй, и в самом деле, команды тех первых судов древности были первыми же на Земле РАБОЧИМИ, а не идиотами от деревенской жизни.

Одним словом, «процентное соотношение» слоев населения «народов моря» оказалось сильно отличным от сухопутных. Средний класс у них оказался развит, в отличие от военных царств материка. И не просто развит, а еще и свободен.

Привело же это незначительное, в сущности, отличие к тому, что на островах ни одна из группировок не могла установить свою единоличную диктатуру. Чисто технически. Как невозможно, например, идя по канату, начать двигаться поперек «направления движения».

Лидерам группировок приходилось договариваться. А чтобы гарантировать соблюдение договоренностей, избирали кого-нибудь третьего в качестве судьи и свидетеля. Собственно, к этой последней категории и относились островные вожди, цари и правители. Они обеспечивали договоренность. А если не обеспечивали… См. выше.

Вот так и родилась демократия.

2

Почему Греция?

Действительно, почему?

Если демократия – изобретение островное?

Как же так вышло, что именно в Греции эта самая демократия утвердилась как система государственных отношений. А не в Египте, не в Месопотамии, не в Китае, не в Индии… Не где-то еще.

Посмотрим еще раз на карту.

Вот греческий полуостров… Или пелопоннесский? Впрочем, не один ли черт…

Мы уже выяснили, что государство с раздробленной территорией имеет меньше возможностей для централизации, чем «цельносухопутное». Египет, Малая Азия, Индия, Китай – это сплошные куски суши, пронизанные транспортными артериями рек. В разных условиях несколько по-разному это сказывается, но везде именно по рекам осуществляется доставка грузов и сообщений. На чем и стоит государство. Называется это транспортно-информационной связностью. Вроде как.

Не знаю, кто этот термин ввел (однозначно не я!). Но он хороню показывает возможности той или иной территории для осуществления контроля над ней. У Египта в этом смысле данный показатель, наверное, можно считать идеальным. В Малой Азии, Индии, Китае явно чего-то не хватает (или, наоборот, что-то лишнее) – там не было такой жесткой и такой устойчивой централизации, как в долине Нила. Скорей всего, этим фактором, понижающим значение транспортно-информационной связности, далее ТИС, является сама территория. В Египте – узкая полоса по обеим сторонам реки. А во всех остальных местах территория расширяется на приличные расстояния. Скорость перемещения соответственно падает, затраты на транспортировку возрастают… Ну, остальное, думаю, понятно.

На островах же, мы уже знаем, – ничего этого нет. Территория махонькая, от берега до берега пройти – не утомишься. Да и что там делать? Основная статья дохода– море. Суша– так, вспомогательная. Елавное, чтоб плавсредство было. Остальное – ерунда.

ТИС здесь такая, что никакому сухопутному государству не снилась.

Правда, стоит уточнить: не снилась ни в каком кошмаре, потому что при таком уровне связности население страны становится подобным газу гелию – сверхлегким и сверхтекучим. Удержать его в рамках границ попросту невозможно.

Да и не нужно, потому что если для сухопутного государства много «трудовых резервов» под контролем – это хорошо (даже если в результате время от времени 90 % населения вымирает от голода и гражданских войн, как в Китае), то для морского государства – это проблема. Людей нужно кормить, их нужно где-то размещать. Недаром экспансия за пределы своей территории у морских народов (и морских цивилизаций) является не предметом военных походов за добычей (хотя может и так выглядеть) или поисков «эликсира бессмертия» (а какие экспедиции за ним снаряжались, с каким размахом!), а просто перманентным фактором жизни. Излишки населения постоянно сбрасываются вовне, искать своей «новой лучшей доли».

А вот теперь посмотрим на Грецию (у нее тогда другое имя было, но это нам сейчас неважно).

Что представляет собой территория данного региона?

Ни рыба ни мясо.

В смысле ни суша, ни море, конечно.

Полуостров выглядит как тряпка, которую долго и небрежно рвали и трепали, – сплошные клочья.

Заливы, проливы, прибрежные острова…

Береговая кромка изрезана так, как редко где на земном шаре. Разве что в Скандинавии. Там тоже заливы непомерной длины – фиорды, но сравнительно узкие. Однозначно проще на лодке переплыть, чем вдоль берега вкруговую переться. И не зря Скандинавия – родина норманнов-викингов, там природой сами условия к тому предназначены, что предпочтительней лодкой пользоваться, чем телегой. Так телеги там, кажется, и не было.

Но в Скандинавии с сушей хуже, чем в Греции. В смысле – лучше. Больше ее там. Скандинавия хоть и полуостров, но вытянутый не в длину, а в ширину. И пешком там из конца в конец совсем ходить неинтересно.

В Греции же не так.

Территория Пелопоннеса как бы квадратна. Что в ширь, что в длинь примерно одинаково. В дополнение к заливам, она разделена еще вдоль и поперек горами, образующими компактные изолированные регионы, по своим условиям (климат, урожайность) вполне приспособленные для самостоятельного прокорма приличного количества населения. Хотя и не запредельного.

В дополнение ко всему с севера территория Греции прикрыта плохо проходимыми горами. И самим грекам выйти не очень удобно, но и нашествие с севера тоже затруднено. Это вам не Китай, где пришлось с незапамятных времен громоздить то, что потом назвали Великой Стеной.

Плюс еще дороги. Климат, почвы – не нужно специальное покрытие мостить. Да еще то, что коммуникации складывались на коротких внутренних транспортных линиях – это вам не Скандинавия, опять же. То есть не просто изолят, но изолят, имеющий еще и внутреннюю транспортную сеть, кроме внешней.

В общем, уютная такая местность. Со всех сторон защищенная и весьма благоприятная, как для развития собственного мореплавания, так и для сельского хозяйства. И площадь для него (сельского хозяйства) тоже достаточная. Недаром, например, внутренняя область Греции – Беотия – называлась в Элладе житницей. А про жителей, ее населявших, во всех остальных городах Эллады ходили анекдоты, как о недалеких и медлительных. О деревенских, в общем.

Одним словом, на греческом полуострове оказались прямо-таки идеальные условия для формирования одновременно и морского, и континентального типа хозяйства.

Они и сформировались. Каждое.

Но поскольку особых преимуществ не было ни у одного, то вышла там какая-то химера. (Не гумилевская. Или гумилевская, все же? Не помню.) Например, Спарта. Что известно про ее мореплавателей? Да как-то ничего. А ведь плавали, между прочим, вполне. Но по какому-то странному стечению обстоятельств там, в Спарте, с самого начала возобладал жуткий тоталитаризм (или уж как его назвать, не знаю, кое-кто и как фашизм определяет). Принципы единства нации. Превосходства над всеми остальными. Как следствие – насквозь милитаризованное общество, зацикленное не на мореплаваньи, а на военном деле. Парадокс такой.

Причем в то же время государственное устройство в Спарте было скорей демократическое, чем тоталитарное. Цари там были, но абсолютной власти не имели (да, кажется, и с обычной-то властью у них было не очень).

Про Афины, пожалуй, можно бы и не говорить. Да уж ладно.

Это ж, типа, как раз светоч демократии!

А случилось у них там вот что.

Собственно подвластная афинскому городу-государству территория невелика. И с ростом населения все окрестности были распаханы, что называется, до основанья. А затем…

А затем выяснилось, что с этого уже не прокормиться.

Будь Афины городом сухопутным, воевать бы им с соседней плодородной Беотией. Но афинский полис был существом двоякодышащим. И сделал ставку целиком на море. Точнее, на морскую торговлю.

Афиняне повсеместно на своих землях начали выращивать оливки. Только оливки, ничего, кроме оливок! Собирали эти оливки и везли по всему Средиземью на продажу, чем и кормились. И, надо сказать, кормились неплохо. Собственно, на этом фундаменте и произросло все афинское богатство.

И расцвет этой самой греческой демократии пришелся где-то на этот период.

А вот в Беотии никакой такой демократии не образовалось. Обычное традиционное общество во главе с Самым Главным. Царь, крестьяне, аристократия…

Правда, было одно небольшое «но».

В Беотии никогда не случалось перенаселения. И, как следствие, не происходило никаких грандиозных захватнических войн. Ну, то есть, были, конечно, но на уровне обычных разборок между городами, не более.

Причина этого проста.

Избыток населения уходил на соседние земли – на побережье. А там всегда рабочие руки требовались. Кому-то ведь надо было по морю плавать…

При таких условиях демографическое давление внутри региона не доходило до запредельного, и централизованное государство там (и тогда!) возникнуть просто не могло.

То есть – и это важно! – греческий регион оказался по своим характеристикам не континентом, а островом. И не островом даже, а архипелагом. С достаточно изолированными друг от друга частями, тем не менее, связанными между собой надежными транспортно-информационными связями (все та же ТИС).

То есть – это стоит подчеркнуть особо (наверное, даже, кромешно): если при прочих равных условиях мы имеем местность у водного пространства с БОЛЬШОЙ изрезанностью береговой линии, если из любой точки территории можно БЫСТРО И БЕЗ ПРОБЛЕМ добраться до побережья, и у нас на этой территории имеется определенная плотность населения (на что нам территория без подданных?), то рано или поздно у нас тут возникнет МОРСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ. (Ну, цивилизация – это в пределе, конечно, но культура – обязательно. На Чукотку посмотрите, например.)