Текст книги "Ne estas vivo sen morto"

Ne estas vivo sen morto

В этом мире больше нечего ловить

(Сплин – Линия жизни)

Часть I

Последний из бессмертных

Небо темнеет. Где-то там уже появились первые звёзды. Но я их не вижу. Тучи затянули всё. Ещё несколько мгновений, и мир вокруг погружается в непроглядную тьму. Город осветился огнями уличных фонарей. Я вижу его отсюда. Он там, далеко. А здесь, вокруг меня, темнота, едва разгоняемая огоньком наполовину докуренной сигареты. Я втягивают в себя дым. О да, это приятно. Но не настолько, чтобы гробить этим свою единственную жизнь. В этом я до сих пор не могу понять людей. Их пребывание в мире не вечно, а они ещё и собственноручно укорачивают отпущенный им срок, и это ради какого-то мимолётного удовольствия, которое не оставляет после себя ничего, кроме кратковременного удовлетворения.

Смерть. Вы все смертны. Это неотъемлемая часть вашего существования. Часть, которую вы боитесь больше всего. Человек рождается с мыслью, что когда-то умрёт, хоть и не осознаёт этого поначалу. Эта мысль выжжена у вас под корой головного мозга с самого момента появления на свет. Она заставляет вас что-то делать, заставляет жить. Каждый умрёт рано или поздно – это единственное, в чём вы можете быть уверены.

Я не могу умереть. А соответственно я не живу. В моём существовании нет такого понятия, как жизнь. Я был здесь до вас, и после вас останусь здесь же. Но я последний. Остальные? Они просто ушли. Не знаю куда. Правила вашего мира не устроили их. И они ушли туда, где могут устанавливать свои. Я мог бы последовать за ними. Но здесь мне нравится больше. Нравится следить за вами. Следить за тем, что вы называете вашей жизнью. Вы не видите меня. Я обычный человек в толпе. Идущий вам на встречу по людной улице, стоящий рядом в автобусе или в очереди в супермаркете. И пока кто-то не пустит пулю мне в сердце или не воткнёт нож в горло, вы не поймёте, чем я отличаюсь от вас.

Здесь тихо. Иногда беспрерывная людская суета меня утомляет. Тогда я ухожу в места, подобные этому. Периодически неплохо побыть в одиночестве, в окружении своих мыслей. Я чувствую, как несколько снежинок упали мне на лицо. Первый снег.

В тот вечер тоже шёл снег.

Часть II

… хотя бы один день

В тот вечер тоже шёл снег. Он идёт до сих пор. Мир за окном скрылся за непроглядной белой пеленой. Белизна, вот что я вижу, и больше ничего. Только маленькую тёмную фигуру, что стоит через дорогу, прямо под фонарным столбом. Этот человек смотрит на меня, хоть это и кажется невозможным, ведь оттуда меня не способен увидеть человеческий глаз, тем более за этой непроглядной снежной завесой. Белизна похоронила мир под собой.

Здесь тоже всё белое. Стены, пол. С белого потолка из неоновых ламп льётся режущий белый свет. Они гудят. Я слышу это гудение беспрерывно, словно оно вгрызается в мою голову.

Я отворачиваюсь от окна и вижу людей в белых халатах, беспрерывно шныряющих по палате.

Они не видят меня.

В центре их внимания человек, укрытый белой простынёй, он окружен десятком пищащих мониторов, проводами, трубками, капельницами и ещё кучей медицинских принадлежностей и техники. Отсюда мне не видно, кто это. Спины копошащихся врачей отгораживают его от меня. Хотя я думаю, что знаю, кто лежит в этой палате. Знаю и как будто должен бояться, нервничать, но я не хочу. Впервые я чувствую такое умиротворение, которое не чувствовал ни разу за эти годы. Эта белизна, она успокаивает меня, вселяет покой. Но что было до неё? Я не помню. Не помню почти ничего.

Сколько времени прошло? Не знаю. Оно словно нарушило свой привычный ход. То ускоряется, проносясь молнией, то замедляется в тысячу раз. А я всё ещё стою перед окном, спиной к белизне, что снаружи плавно угасает в тёмных цветах зимних сумерек.

Врачи давно разошлись. В палате воцарилась тишина, нарушаемая лишь сигналами монитора и шумом аппарата искусственного дыхания. Здесь только мы. Я и этот человек на больничной койке. Он не шевелится. Не пошевельнулся ни разу за всё это время. Но жив. Пока ещё жив. Я сделал шаг к нему. Чувствую, что даже пространство, и оно исказилось. Воздух будто загустел. Словно я нахожусь под водой и не иду, а плыву, не встречая сопротивления.

Добравшись до койки, окруженной медицинской аппаратурой, я взглянул в лицо пациента. И был прав. Память мгновенно вернулась ко мне. Тот вечер. Снег. Много снега. Полтора месяца зимы обошлись без него. А затем небо разверзлось и засыпало множество городов белой однородной массой. Дороги остались лишь на картах и в памяти людей, что каждый день по ним ходили и ездили. Множество часов минуло, но очередной каприз природы не прекращался. Уже совсем стемнело, а снегоуборочная техника продолжала изо всех сил бороться с последствиями. Но, даже вооружившись огромными металлическими машинами, люди не могли ничего противопоставить обычному природному явлению.

Мой путь домой. Я просто хотел попасть домой. Но пересечь город от одного конца до другого, пробившись сквозь белоснежную, холодную бурю, казалось невозможным. Тогда я этим пренебрёг. Пренебрёг и водитель такси, который без уговоров согласился доставить меня домой за определенную доплату, связанную с неблагоприятными погодными условиями. Путь казался бесконечным. Все автомобили плелись медленнее вяло падающих с неба снежинок. Мы выехали на трассу, дабы обогнуть город, этот путь казался более выгодным в данной ситуации. К тому времени совсем стемнело, а снегопад вновь набрал силу. Совершенно слепой чувствовал бы себя в такой обстановке так же уверенно, как и водитель. Лишь дальний свет встречных автомобилей напоминал, что мы на этой дороге не одни, и что мы вообще на дороге, а не посреди ничего. Не знаю, близко мы были или не очень, даже ощущение времени притупилось в этом стихийном хаосе, но добраться до дома мне в этот вечер было не суждено, а таксисту было не суждено получить оплату за свой труд.

Автомобиль занесло. Помню, как водитель выругался, со всей силы выкручивая руль. Нас повернуло на девяносто градусов и почти полностью вынесло на встречную полосу. Я сильно приложился головой к боковому стеклу, на заднем сиденье. А потом, будто бы из неоткуда, появился грузовик, ослепив меня светом фар. Этот яркий свет – последнее, что я помню. Не помню удара, с которым он влетел в тот самый бок, с которого находился я. Не помню, сколько он ещё протащил нас по дороге, прежде чем остановился. Не помню даже гудка его клаксона.

И вот я здесь. Смотрю на себя самого сверху вниз. На лице столько ссадин и ушибов, что я с трудом узнаю в нём того человека, которого каждый день видел в зеркале. В общем то, я и тогда был уродом, а сейчас и вовсе похож на изувеченного мертвеца, хотя на деле то меня и не так сильно приложило. «Может, теперь всё закончится», – пронеслось у меня в голове. Неплохо бы. Хоть я и не знал, что меня ждёт дальше.

– Твои мысли заставляют меня скорбеть…

Я обернулся посмотреть, кто говорит. Я не заметил, как этот человек вошел в палату.

– … но я не ощущаю скорби в тебе.

К кому он обращается? До этого люди не видели меня, не могли видеть.

– Твоя печаль ушла. Вместе с жизнью. Остались только, хм… недоумение, замешательство. Но я по-прежнему не ощущаю твоего покоя. Он столь поверхностный, под ним ощущается гнев и недовольство.

Человек смотрел прямо на меня. Не на того покалеченного, еле живого меня, что лежал на больничной койке, а на того меня, что стоял и смотрел на него. Он был высок. Одет в белое, но не врач. На нём был белый пиджак, белые брюки. И его глаза… Они словно излучали белый свет, как лампы под потолком. Но этот свет был такой теплый и убаюкивающий. Я никогда не видел таких глаз среди людей.

– Я не человек. – Ответил он. В его голосе звучал столь необъяснимый ласковый тон, будто голос любящего отца, читающего сказку своему ребёнку перед сном.

Он сделал несколько шагов навстречу ко мне. Но я не услышал звука удара его подошв о белый кафель на полу.

– Но кто вы тогда? – Спросил я. Это было странно – слышать свой голос, но не чувствовать вибрации собственных голосовых связок. Будто бы этот звук выходит прямо из головы по воле моей мысли.

– Ты никогда не видел меня. Но всю твою жизнь я провёл рядом с тобой. Ближе, чем кто либо. – На его лице появилась лёгкая улыбка. – Я Ангел, мальчик мой. Твой Ангел-хранитель.

На следующие несколько мгновений вокруг воцарилась тишина. Он сказал всё что хотел. Он знал, что именно я хотел спросить. Но ждал, пока вопрос не выйдет из моих уст:

– Если ты мой Ангел-хранитель, то почему я здесь?

Улыбка с его лица пропала. Он подошёл, встал рядом со мной и опустил свой взгляд на израненное тело, что некогда принадлежало мне.

– Каждому отписан свой срок. Рано или поздно наступает момент, когда подобные мне должны сложить свои обязанности. – Теперь он перевёл взгляд на меня, стоящего рядом. – Остаётся лишь одно, последнее дело – сопроводить своего подопечного на другую сторону.

– Значит… – я вернулся обратно к окну, где обнаружил себя, после столкновения, – … это конец, да?

Он не ответил. Лишь улыбнулся. Посмотрел на меня своим чистым взглядом, но по нему нельзя было определить, скрывает ли он что-либо.

– На другую сторону. – Повторил я его слова.

Тут гнев, что теплился внутри меня с самого начала, что скрывался за занавесом покоя, дал о себе знать. Ощущение давящей несправедливости заставило выплеснуть меня всё, что я столь усиленно скрывал от мира в последние годы.

– Если это конец, то почему я здесь один? Почему в этой грёбанной палате лежит лишь моё умирающее тело?! – Я почувствовал, как мой дрожащий голос срывается на крик. – Неужели всем, кто был так дорог мне, действительно наплевать?!

Ангел помолчал, подождал, пока я успокоюсь. Хотя успокоиться я не мог. Ярость распирала меня, но какой бы смысл выливать её в словах?

– К сожалению, я не могу ответить тебе на эти вопросы. – Ответил он, выдержав короткую паузу. – Но, возможно, ты найдёшь ответы, заглянув в себя.

– Да, я знаю. – Теперь мой голос звучал спокойно и ровно. – Сколько раз я туда заглядывал… Они ни в чём не виноваты. Это лишь моя вина. Я сам отвернул от себя всех, пытаясь изменить собственную жизнь к лучшему. Долбанный эгоизм. Хотя сам то всегда считал, что живу для других.

– Не надо винить себя. Ведь ты хотел сделать как лучше. Не только для себя, но и для тех, кто тебе небезразличен.

– Какая разница, чего я хотел. Имеют значения лишь результаты, к которым я пришел, и они совсем неутешительны.

Замолчав, я отвернулся к окну. Того, что снаружи, я не увидел. Я не увидел даже своего отражения в стекле. Я смотрел в бесконечную тьму. Вот оно – моё будущее. Всю жизнь я смотрел в эту тьму. Пытался разглядеть там что-то, хотя бы единый луч света. Но как показали последние события, всё было напрасно. Теперь стою здесь и изливаю душу перед тем, в кого никогда не верил. При жизни я боялся открыться другим. Может хотя бы после смерти не поздно?

– И всё равно, я надеялся. До конца надеялся, что я нужен кому-то из них. Что не все мои хорошие поступки забыты. Они ведь были хорошими, правда?

– Уже достаточно того, что хорошими были побуждения к ним.

– Да, ты же видел. Ты был рядом всю мою жизнь и видел всё. Согласен ли ты, что она была несправедлива?

– Ты ждёшь ответов от меня на слишком многое. Ответов, которые искал все эти годы. Но ты ошибаешься, я не тот, кто видит всё и всё знает.

– Ты прав. Извини. Твоя задача лишь оберегать меня от бед, до назначенного часа. Так же я ошибался, думая, что другие люди могут дать мне ответы. Но откуда им было знать? Они ведь такие же, как я.

Воцарилось молчание. Я погрузился в свои мысли и воспоминания. Он смиренно ждал. Казалось, прошла пара десятков минут. А может, прошли ни одни сутки. Вне телесной сущности время воспринимается иначе, всё воспринимается иначе. Я не слышал, просто не обращал внимания, как несколько раз в палате хлопнула дверь. Несколько раз заходила медсестра, проверяла оборудование, уносила и приносила капельницы. Пару раз заглядывал доктор, сверял показатели на мониторах, что-то записывал в медицинскую карту. Вряд ли кроме них был кто-то ещё. А я вновь смотрел в непроглядную тьму за окном.

– Время близится. – Услышал я голос. – Хватит тратить последние часы, жалея себя. Этим ты ничего не изменишь. Но у тебя есть ещё шанс сделать нечто доброе перед тем, как уйти.

– О чём ты? – Я отошёл от окна и взглянул на своего Хранителя.

– Идём, я покажу тебе.

Он вышел за дверь. Только что я понял, что за это время не покидал эту палату, будто боялся оставить без присмотра себя, еле дышащего при помощи дыхательного аппарата. Я двинулся вперёд, перешагнул порог и оказался в тёмном коридоре. Мой единственный собеседник уже находился на другом конце. По пути мне попалось что-то вроде зала ожидания для посетителей. Проходя мимо, я почувствовал, что где-то там есть некто. Некто смотрящий. Но в зале никого не было. Войдя внутрь, до меня дошла странная и несколько пугающая мысль, что этот некто находится за большим окном, выходящим на автостоянку. Там внизу, в свете уличных фонарей, стоял человек в чёрном пальто. Он подкуривал сигарету. Потом, убрав зажигалку в карман, он поднял глаза прямо на меня. Он видел. И казалось, будто не только видел, но и слышал всё, о чём мы говорили ранее. Мой личный Ангел совершенно бесшумно возник за моей спиной.

– Кто он? – Спросил я.

– Один из Изгоев. – Короткая пауза. – Последний.

Человек выдохнул дым, развернулся и через пару шагов исчез в темноте. Мне показалось, что перед тем как уйти, он подмигнул мне.

– Идём, – сказал Хранитель, – у нас не так много времени.

Спустя пару минут мы оказались в противоположном крыле больницы, перед закрытой дверью палаты, такой же, как моя. Когда дверь открылась, нас встретил другой Ангел. Я сразу понял, кто он. Не только по белым одеждам. С моим они были похожи, словно кровные братья. Лишь мелкие незначительные черты лица отличали их друг от друга.

– Проходите. – Сказал встретивший нас. – Мы ожидали.

В этой палате свет был выключен. Только светящиеся мониторы разгоняли темноту. Помимо Ангела тут присутствовали ещё двое. На больничной койке парень, примерно моего возраста. Не знаю, что с ним произошло, но досталось ему крепко. Едва ли не сильнее, чем мне. Но его дух так же, как и я, здесь не присутствовал. Рядом с койкой, в кресле, сидела молодая девушка с русыми вьющимися волосами. Она спала, откинув голову на спинку кресла. Её рука крепко сжимала руку парня.

– С ним приключилась та же беда, что и с тобой. – Начал его Ангел. – Природа не разбирает людей и не щадит никого. Но он не таков, как ты. В отличие от тебя, мой Подопечный оправдал надежды своих родителей. Надежды всех, кто его любит. Это прелестное дитя, – он указал рукой на спящую девушку. – его спутница. Им повезло обрести друг друга, и вместе они в силах построить себе счастливое будущее. А что из перечисленного ты можешь приписать себе?

Ангел подошёл ко мне и коснулся моего лица. Меня озарил яркий свет, и я увидел. Увидел всю жизнь этого парня. Не только, что уже было, но и что могло бы быть. Его будущее я видел яснее, нежели своё. Всё, что я искал, к чему стремился, у него это было. Он был таким, каким я мечтал стать. У него это получилось, у меня нет. Но, не смотря на это, мы оба находились в одной и той же больнице, в одном и том же состоянии, на грани жизни и смерти.

Я вернулся из светлых далёких видений обратно в тёмную палату и посмотрел на покалеченного парня и держащего его за руку девушку совсем по-другому. Как на людей, которых знал всю свою жизнь.

– Ты хотел справедливости. – Сказал мой Ангел. – Сегодня ты сам станешь справедливостью.

– Лишь одному из вас суждено вернуться к жизни этой ночью. – Продолжил другой. – А второй отправится на Ту сторону.

– Именно тебе предстоит выбрать, вернётся ли он к своим любимым. Или ты к своим надеждам на то, что он уже обрёл.

– Он может вернуться к тем, кто его любит. К этой прелестной деве, что уже пролила немало слёз по нему и вознесла ещё больше молитв Господу о спасении дорого человека.

– А ты можешь вернуться к тому, что имел. Можешь смириться, научиться довольствоваться малым. Или дальше пытаться изменить свою жизнь, вновь падая и вновь поднимаясь, в надежде, что рано или поздно это закончится. Но за все дальнейшие страдания лишь ты будешь ответственен перед собой.

Теперь я стоял ошарашенный куда сильнее, чем когда узнал о собственной гибели. Действительно, лучше бы я сразу умер. Окружение будто растворилось. Как в то кратчайшее мгновение, когда человек пробуждается от сна, находясь между двумя мирами. У меня был шанс. Шанс вернуться, всё исправить. Добиться того, о чём мечтал. Но что если ничего не выйдет? Если я действительно грёбанный неудачник или сама судьба против меня? Тогда все оставшиеся годы я буду винить себя, что не ушёл, когда была такая возможность. Что позволил вместо меня умереть человеку, для которого жизнь была даром, а не испытанием.

Спасти или спастись? Не такой справедливости я хотел.

Я подошёл к нему. Это было так странно. Несколько минут назад я видел его впервые, а сейчас знал этого бедолагу почти так же хорошо, как себя. Славный парень. Кто-кто, а он смерти точно не заслуживал. Но жизнь полна грёбанной несправедливости. Его девушка… С ней ему точно повезло. Она не была идеальна, ничто в этом мире не идеально, но она была очень к этому близка. Для него. Если бы и я встретил девушку вроде неё, если бы я знал, ради кого мне жить… Может, всего бы этого и не было.

Ещё не поздно. Я могу вернуться. Но смогу ли я так поступить с этими людьми? Почему бы и нет. Они уже попробовали счастье на вкус, теперь пришел мой черёд. Вот она, справедливость. Желание помогать другим привело меня в эту выгребную яму, где я провёл последние годы. Так может, целенаправленный эгоизм способен дать мне то, чего я искренне желаю? Я должен вернуться. Должен попробовать. Только так я узнаю, прав ли я сейчас. Но…

Но смогу ли я отказаться от того, во что верил большую часть своей жизни?

Я взглянул на Ангелов. Они смиренно ожидали моего решения. Потом я перевёл свой взгляд обратно на парня и на его девушку, спящую, но по-прежнему крепко держащую его руку, словно боясь отпустить, ибо обратно он уже не вернётся.

– Хотел бы я пожить его жизнью… – произнёс я, -… хотя бы один день.

В то раннее тёмное утро парень пришёл в себя. По лицу его девушки вновь градом катились слёзы, но в этот раз это были слёзы радости. Она улыбалась сквозь них своей прекраснейшей улыбкой, ещё крепче сжимала его руку в своих горячих ладонях и прижимала её к своей мокрой щеке. Сорванные с места радостной новостью родители уже мчались в сторону больницы к своему вернувшемуся сыну. Всё самое плохое для этих людей осталось позади.

А в противоположном крыле уставшая медсестра совершала последний обход перед окончанием своей ночной смены. Она заглянула в одну из палат и обнаружила там бездыханное тело. Один из мониторов издавал непрерывный писк, свидетельствую о полной остановке сердца. Медсестра отключила технику и засекла примерное время смерти. Перед уходом она накрыла лицо умершего одеялом, выключила свет и закрыла за собой дверь. Более до рассвета в ту палату никто не заходил.

Интерлюдия

Вы бы сказали, что с того вечера прошло немало лет. Для меня же десятилетия летят, как для вас недели. Вы бы сказали, что это была печальная история. Для меня же она небольшая соринка в этом отвратительном мире грязи. Сколько я повидал подобного, во все времена, сколько ещё придется повидать.

Тот вечер был совсем другим, не похожим на этот. Слишком светлым, слишком холодным. Сегодня всё иначе. Летняя жара отправилась вместе с солнцем за горизонт. В открытое окно тянуло приятной ночной прохладой. Призрачный лунный свет едва разгонял густую тьму, в которой тлел маленький оранжевый огонёк моей сигареты.

Она стояла у окна, облокотившись на подоконник. Совсем нагая и стройная, словно абсолютный идеал женской фигуры. Её белоснежная кожа в свете луны казалась еще светлее, как белый лист. Чистые голубые глаза устремлены вдаль, на ночное небо, усыпанное неисчислимым множеством звезд. Прямые постриженные под каре чёрные волосы сливались с царствующей в комнате тьмой.

Я сидел в кресле, в самом тёмном углу спальни, вдыхал дым сигареты и думал: «Боже, она подобна ангелу, сошедшему с небес». Но за бесконечное множество веков я так и не встретил ни одного настоящего ангела. Не буду утверждать, что их совсем не существует. Может мне просто не повезло. Вам хватает пары десятков лет, чтобы усомниться в подлинности Небес и Господнего трона. Я же, повидав жестокость, насилие и беспрестанное пиршество смерти во все людские эпохи, уверен в обратном. «Что же это за Бог, который допускает такое?», – вопят недовольные из вас, – «Зачем он заставляет людей страдать?» Но скажите: имея безграничную власть, интересно было бы вам наблюдать скучную беззаботную жизнь довольных всем смертных, который копошатся внизу, только и делая, что радуются жизни? Вы любите хорошие истории. Вы не станете читать книгу или смотреть фильм, где все герои живут счастливой жизнью и не ведают проблем. Господь тоже любит хорошие истории.

Но что-то я отвлекся. Сейчас мои мысли занимала лишь она. Это немного удивительно, что спустя тысячи лет меня все еще могла пленить женская красота.

Она повернулась ко мне. На её прекрасном милом лике сияла улыбка, затмеваемая разве что блеском её голубых бездонных глаз.

– Что это? – Спросила она.

– Где? – Я вскинул брови и потушил остатки сигареты в стоявшей на подлокотнике пепельнице.

– Татуировка. – Она указала пальцем на мою грудь. – Что она значит?

– Ничего. Всего лишь символ Blue Oyster Cult.

– Кажется, мне приходилось их слышать. – Она отошла от окна и направилась к кровати. – Ну же, крошка, не бойся смерти.

– Возьми мою руку, и мы сможем летать.

Рассмеявшись, она плюхнулась на кровать передо мной и положила руку на моё колено. А потом мы вместе произнесли:

– Не бойся Смерти.

Я смотрел ей в глаза и думал: «Знаешь ли ты сама, насколько красива?» Но есть ли за этой внешней прелестью что-то ещё. Скрывается ли за занавесом сей телесной красоты столь же прелестная душа? Я не хочу этого знать. Я дал себе обещание не привязываться к людям. Ведь жизнь этого прекрасного ангела во плоти для меня лишь мгновение ока. Я буду смотреть, как она стремительно стареет, туманная белизна вытеснит беспросветную черноту её волос, голубизна глаз выцветет, а белоснежная кожа пожелтеет и превратится в бесконечное полотно из морщин. Конечно, ей перед этим предстоит ещё через многое пройти, радостное и печальное. А я буду лишь стоять в стороне, затягиваясь очередной сигаретой, и наблюдать за её жизнью, словно за порханием бабочки вокруг цветка.

Она поднялась с кровати и села мне на колени. Её ладони легли мне на лицо. Я чувствовал умиротворяющее тепло её рук, я тонул в чистейшем океане её глаз. Потом наши губы сомкнулись, и этот момент показался мне длиннее всего пребывания в этом грязном мире, который был антиподом сего истого поцелуя. Поцелуя жизни и вечности. Но всё-таки не могу понять, от чего одни людские души так сильно тянутся к другим? От чего плачут, утратив их, словно ребёнок, потерявший любимого плюшевого мишку…

Часть III

*Щёлк*

Ничто. Пустота словно поглотила всё вокруг. Но это не так. Всего лишь непроглядная тьма. Она создает иллюзию небытия. Может, смерть похожа на это? На бесконечную тьму? Не знаю, и вряд ли мне суждено узнать.

Две зажженные свечи, расположенные по противоположным краям стола, разгоняют эту пустоту вокруг. Мы сидим друг перед другом, на этом маленьком островке колеблющегося света. На столе, по центру, лежит револьвер, заряженный только одним патроном. Пришел мой черед крутить барабан. Парень напротив меня уже достаточно понервничал. Его всего трясет. Может, моё совершенно спокойное состояние заставляет его нервничать ещё сильнее? Любопытно взглянуть на его лицо, если счастливый билет выпадет мне, но я продолжу сидеть на своем месте, выплюнув пулю обратно. Но если это взаправду случится, я прикинусь мертвым. Так будет лучше для нас обоих.

Я беру револьвер. Несколько раз прокручиваю барабан и вставляю дуло себе в рот. Знаю, что не должен, но даже с дулом во рту не могу перестать улыбаться. Жуткое, наверное, зрелище. Парень напротив меня застыл в ожидание. Он не моргает, даже не дышит. Мне кажется, у него сейчас сердце остановится от такого напряжения. Ладно, не буду его утомлять.

*Щелк*

Парень вздрогнул и снова начал громко и трудно дышать. Мне повезло. Я вытаскиваю револьвер изо рта и кладу его обратно на своё место.

Теперь его черёд.

Медленно его трясущаяся рука тянется к оружию. Она так сильно трясётся, что он способен промазать даже плотно приставив дуло к своему виску. Наконец, дотянувшись, он поднимает револьвер, с таким усилием, будто тот весит в десяток раз больше, чем на самом деле. Он крутит барабан. Снова и снова. И снова. И снова. Он крутит и не может остановиться. Пытается отсрочить то, чего так желает. И чего так боится. Я знаю, он хочет умереть. Больше ему ничего не осталось. Но страх заставляет его идти на попятную. Безостановочно прокручивая барабан револьвера, внутри он борется с самим собой.

Парень останавливается, понимая, что не может делать это вечно. Крепко сжимая рукоять револьвера обеими потными от напряжения ладонями, он прикладывает его дуло к своему левому виску, чуть наклонив голову в противоположную сторону. Глаза зажмурены, как у ребёнка, прячущегося под одеялом от чудовища, что каждую ночь вылезает из его шкафа.

О чём этот человек сейчас думает? О своей дочери? О жене? О том, что скоро увидится с ними и сколько в этом утверждение правды? Давай же, нажми на спусковой крючок. Ради них. Он издаёт нечленораздельный звук, похожий на стон. Словно сил закричать уже нет. Посреди безмолвной тьмы громко раздаётся…

*Щёлк*

Громко выдохнув, он не кладет револьвер на стол, а кидает его, отшвыривает его от себя, как нечто омерзительно, что случайно попало к нему в руки. Скользнув по поверхности стола, оружие оказывается у меня. Но перед тем, как взять его, я смотрю на своего «друга». Что он чувствовал? Облегчение или разочарование? Чего сейчас он хотел больше? Чтобы одна пуля воссоединила его с семьёй, или прожить ещё хотя бы несколько минут?

Маленькие огненные танцовщицы на свечах выплясывали свой таинственный танец смерти под беззвучную музыку. Они знали, что их век в этом мире короток и сокращался с каждым движением пламени. Но они продолжали танцевать. Так же и вы, хаотично двигаетесь, разгоняете тьму своим светом, а потом угасаете. Если никто не погасит вас раньше.

Я дважды прокручиваю барабан и прикладываю револьвер к голове. Я делаю это спокойно. Смотрю этому парню в глаза. Вижу, как мышцы на его лице совершают непроизвольные подёргивания. Он снова затаил дыхание. Боюсь, он может так умереть от недостатка кислорода, если я просижу в таком положении хотя бы минуту. Я подмигиваю ему и…

*Щёлк*

Время сравнять счёт. Или нет. В таком случае оба мы выйдем из этой игры победителями. Каждый по-своему.

Вновь револьвер в его дрожащих руках. Вновь внутри него борются желание смерти и инстинкт самосохранения. Но ради чего он до сих пор сопротивляется? В этом мире ему остались только воспоминания. Он потерял слишком многое. Так почему же он всё ещё боится смерти? Все вы, люди, такие. Можете сколько угодно хотеть этого, можете гордо заявлять, что не страшитесь распрощаться с жизнью… Но когда она совсем близко, когда вы чувствует её холодное дыхание на своей шее, вот тогда приходит страх, и вы уже готовы на всё, лишь бы сбежать от неё, продлить свою жизнь ещё хотя бы на пару мгновений.

Звук вращающегося барабана разгоняет тишину, полную шёпотов окружающей нас тьмы. Обе свечи сгорели уже наполовину. Дрожащие огоньки оранжевым светом озаряют наши лица, превращая их в театральные маски. Маску спокойствия и маску отчаяния. Снова дуло револьвера прижато к его виску, глаза зажмурены. Его губы шевелятся. Он что-то бормочет себе под нос:

– Это ради тебя, солнышко. Подожди, папа уже идет. Папа сейчас…

*Щелк*

В этот раз он не кидает револьвер. Он медленно кладет его обратно. По его лицу катится слеза. За ней другая. Мне жаль этого парня. Действительно жаль. Он правда верит, что после смерти его ждёт долгожданное воссоединение. Но, тем не менее, он всё ещё боится смерти. Пытается её избежать.

Так в чём причина вашего страха? Она каждый день рядом. Каждый день вас окружают десятки и сотни смертей. И вы знаете, что однажды она придёт и за вами. Смерть – стала рутиной. Частью обыденности. Но вы боитесь её. Почему? Может, это всего лишь страх перед неизведанным. Никто и понятия не имеет, что находится по ту сторону. Рай, ад, может новая жизнь, перерождение? А может ничего? Небытие, из которого вы пришли.

Он верит, что на Той стороне его ждёт другая жизнь. Что там его ждут жена и дочь. Больше верить ему не во что. И надеяться тоже не на что. Но он сомневается. «Что если это ошибка? Если действительно после смерти только пустота?»

Никто не может развеять его сомнения.

Револьвер переходит ко мне. Я вращаю барабан, трижды. Если мне сейчас повезёт чуть меньше, будет немного больно. Хоть и не летально, как для моего грустного приятеля. Спусковой крючок почти раскалился под его горячим указательным пальцем. Рукоять влажная от его потных ладоней.

Всё происходит быстро.

*Щёлк*

Его семья, жена и шестилетняя дочь, погибли в страшной автокатастрофе. Погибли мучительной смертью. Для него это был очередной будний день. Утром он отправился на работу, уверенный, что вечером вернётся к семье, как это уже случалось множество дней. Счастливых дней. Войдя в дверь собственного дома, услышит приближающийся топот маленьких ножек, дочка выскочит навстречу из соседней комнаты, он подхватит её на руки, как всегда, и они вместе отправятся на кухню, где на столе уже ждёт готовый ужин. Любовь всей его жизни в своём бело-розовом фартуке отойдёт от плиты и поцелует его в щёку. А потом они втроём рассядутся по своим местам за столом.

То утро было тёплым, ясным и солнечным. Оно не предвещало ничего, что в одно мгновение могло уничтожить его жизнь. Уничтожить его жизнь. Первая половина дня на рабочем месте, в офисе, прошла довольно спокойно. Жена всегда звонила ему во время обеденного перерыва… Но когда телефон зазвонил в тот день, он услышал не её голос.

Этот была та новость и тот момент, которые разламывают жизнь на «до» и «после». Только «после» для него так и не наступило. В это мгновение всё становится нереальным. Словно туман окутывает бытие вокруг тебя, ты оказываешься внутри кошмара, на самом его пике. Но потом туман рассеивается, и ты понимаешь, что всё это взаправду. И тогда наступает осознание собственного бессилия, беспомощности и неотвратимости произошедшего.