Текст книги "Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады"

Через много лет после войны поэт Глеб Семенов напечатал небольшой цикл стихов «Из воспоминаний о ленинградской блокаде». В одном из стихотворений поэт написал, что непрерывный стук метронома успокаивал жителей города. Это означало, что враг не вошел в город, это вселяло надежду: не войдет.

 
Город каменными губами
Обеззвученно шевелит.
И один только стук метронома:
Будто это пульсирует камень —
Учащенно и неотступно —
Жив-жив-жив-жив.
 

Город жил. Ежедневная почта шла на радио. Это было сигналом: «Вас слушают. Вас ждут». И редакторы, дикторы, диспетчеры, звукорежиссеры знали: ослабевшие люди прижимаются ухом к тарелке радиорепродуктора, чтобы слышать. И они слышали знакомые голоса. Вместе с редакторами и корреспондентами несли свою военную вахту на радио дикторы и актеры. Им, опухшим от голода, нужно было не выдать свою слабость и, включив в точно определенное время микрофон, заставить себя говорить. Говорить как всегда, как будто не погибли их родные, как будто в студии тепло и светло.

Михаил Меланед, Нина Федорова, Давид Беккер, Зинаида Зубова, Екатерина Монахова, Мария Петрова… Через двадцать пять лет после войны одна из блокадниц, М. Прудолинская, прислала Михаилу Меланеду стихотворение «Диктор», написанное ею в апреле 1943 года. Оно о том, как звучали по радио – на улице, в домах, на заводах – знакомые голоса. Вот строки из этого стихотворения:

 
Его мы никогда, ни разу не видали,
Нам все равно, красив он или нет,
Но голос без ошибки узнавали —
У микрофона диктор Меланед.
 
 
…
 
 
Мы пережили вместе бесконечно много,
И вспомним все. Не можем ничего забыть,
Пока не кончится последняя дорога,
Пока не оборвется жизни нить.
 

Дикторы Радиокомитета военной поры навсегда запомнили волнующие эпизоды тех дней. М. Меланед вспоминал: «Както во время воздушного налета фашистских стервятников и артобстрела мы с Федоровой читали из радиостудии передачу для партизан Ленинградской области. Вдруг взрыв. Здание нашего Радиодома вздрогнуло, где-то совсем рядом упала бомба, разорвался снаряд. Мы продолжали читать. Взрывной волной выбило оконную раму в студии, осколок попал в дикторский пульт. Но прекратить передачу нельзя: нас слушают народные мстители…» «Прекратить передачу нельзя» – слова, ставшие как бы паролем Дома радио. Умолкнувшее радио означало беду, случившуюся с городом. Во время сильных бомбежек и так называемых комбинированных налетов (обстрел и бомбометание сразу) люди спускались в бомбоубежище. Но всегда на месте оставался диспетчер – самоотверженный человек, который бесстрашно переносил самые сильные налеты, когда взрывы раздавались в нескольких десятках метров. Диспетчеры Татьяна Воробьева, Надежда Кудряшова, Надежда Кузьменко, Валентина Смирнова, звукооператор Мария Клеенышева – без их участия не проходило ни одной передачи.

Весной 1942 года немцы видели, как искрят дуги первых апрельских трамваев, они понимали, что удушить голодом ленинградцев не удалось. Пытаясь сломить непокорный Ленинград, фашисты ожесточили артиллерийские и воздушные налеты. Уничтожение «зондер-центра», как они называли радиостудию, оставалось одной из важных задач. Однажды диктор Екатерина Монахова и артист Константин Миронов должны были вести передачу «Письма с фронта и на фронт». К таким передачам внимание было особое: десятки тысяч людей, потерявших друг друга, надеялись услышать знакомые имена. И вот едва передача началась – обстрел. Снаряды ложатся все ближе по улице Ракова, попадают в соседние дома. Но передача продолжается.

И это не исключение – это будни блокадного радио. Во время литературной передачи, которую вел Владимир Ярмагаев, погасла маленькая лампочка, вмонтированная в пульт. Казалось, передача не состоится. Стук метронома заменит голос актера. Но диктор, который был тут же, рядом, сделав лучину из сломанной табуретки, осветил ею пульт. Передача продолжалась.

Работа дикторов была неимоверно трудной, потому что приходилось не только самим держаться через силу, но и призывать к этому других. Однажды руководитель Радиокомитета раздраженно спросил диспетчера: «Почему читал не Меланед?» – «Он не в силах, весь опух». – «Как же так, ведь только вчера я дал ему полтора килограмма… столярного клея». Михаил Меланед упал в голодный обморок, закончив чтение клятвы балтийских моряков. Его сразу же увезли в стационар для дистрофиков. Там подкормили, и он вернулся в строй, вновь читал самые ответственные передачи. Главным делом своей жизни М. Меланед считал выступление перед микрофоном 27 января 1944 года. В этот день диктор зачитывал приказ войскам Ленинградского фронта и всем защитникам города о полном снятии блокады и салюте в честь победителей. Уже в блокадные дни об ушедших товарищах считали долгом сказать их коллеги. Ведь на какое-то время исчезло понятие похорон, прощания. В первый майский день в стенгазете Радиокомитета появился первый за 1942 год некролог, на который обратил внимание А. Фадеев. Некролог как бы означал возвращение к норме.

В начале лета 1942 года В. Кетлинская в одном из выступлений по радио вспоминала о погибшем поэте-юмористе, человеке больном и несильном. «Он работал для радио, писал стихи, фельетоны, песни. Писал дома, в Лесном. И ежедневно к трем часам он вышагивал много километров от Лесного в центр города и приносил свою очередную радиопередачу. Иногда он шел под обстрелом, снаряды свистели над головой. Но всегда вовремя появлялся в Радиокомитете, получал задание и в ранних зимних сумерках выходил в обратный путь, чтобы к утру выполнить работу… Однажды, попав под сильный артиллерийский обстрел, он мне сказал: „Знаете, я вдруг подумал, что если бы об этом рассказать в Ташкенте или в Омске, там бы сказали: „Да это герой!“ А ведь у нас все так делают!“» Это был Владимир Волженин. В январе он был совсем плох. В феврале его не стало: успели вывезти за блокадное кольцо, но спасти уже не могли.

На пределе сил, теряя сотни тысяч своих граждан, перенес Ленинград зиму 1941–1942 годов. Разделяя судьбу ленинградцев, жили тогда работники Дома радио. Этот быт – голод, холод, постоянное нервное напряжение от бомбежек и обстрелов, которыми враг хотел заставить Ленинград замолчать, – во многом определил сам характер передач блокадного радио.

ОБЩЕГОРОДСКАЯ ТРИБУНА

Радиомитинг. Только по ГТС. 12 тысяч километров проводов.

Красноармейская радиогазета.

Фронтовые биографии. Коллективный организатор.

Из Таврического дворца 14 сентября 1941 года по радио из Таврического дворца транслировался митинг молодежи Ленинграда. На нем выступали слесарь Кировского завода, рабочий завода имени Ленина, краснофлотец, летчик-истребитель, секретарь городского комитета партии и писатель. Проведение такого митинга, получившего огромный резонанс, было делом очень рискованным: бомбежка или обстрел могли сразу уничтожить сотни людей. Транслировать митинги и многолюдные собрания стало нельзя, а потребность объединить ленинградцев возрастала. Тогда и возникла мысль о проведении радиомитингов, поддержанная городским комитетом партии. Эта важнейшая форма политического вещания родилась в блокадном Ленинграде.

О первом радиомитинге войск Ленинградского фронта, Краснознаменного Балтийского флота и трудящихся города Ленина бывший секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Н. Шумилов рассказал автору этих строк: «Я хорошо помню, как готовились мы к празднованию двадцать четвертой годовщины Октябрьской революции. Обычно накануне этого дня проводились собрания и митинги, а 7 ноября – демонстрация на площади Урицкого. Теперь праздновать пришлось по-другому. Вопрос специально решался в городском комитете партии. В результате появилось постановление горкома от 5 ноября 1941 года о проведении праздника в Ленинграде. Среди других мер было принято решение провести 7 ноября в 12 часов дня радиомитинг, на котором выступят партийные и военные руководители, а также представители трудящихся. Решение сразу стало известно в райкомах, партийных организациях. Поэтому в час, когда шел митинг, его специально слушали на всех заводах и фабриках, которые продолжали работать».

Как и в дни демонстраций, с радиомитингов раздавались громкие призывы: «Никогда не бывать врагу в городе Ленина!», «Слава героям Ленинграда!», «Да здравствует Красная Армия!». Митинги посвящались всенародным праздникам – майскому и октябрьскому, они проходили в годовщину начала войны и, конечно же, в дни самых памятных событий – дни прорыва вражеской блокады, взятия Берлина, в праздник Победы. В часы торжеств, как и в горькую пору, ленинградское радио было со своими гражданами.

Радиомитинг становился свидетельством единства армии и народа, его проведение в блокадном городе означало: мы не можем выйти сейчас на парад и демонстрацию, как в былые, мирные дни, не будет на улицах праздничных колонн. У нас боевой рабочий день – мы все на войне. Но и сейчас мы демонстрируем верность своему делу и долгу. По радио на митингах выступали: командующий фронтом генерал Л. Говоров, секретарь горкома партии А. Кузнецов, командующий флотом адмирал В. Трибуц, председатель Ленгорисполкома П. Попков, генералы, ученые, писатели, уже знакомые ленинградцам по своим выступлениям.

Многие ленинградцы побывали в годы войны в Доме радио или встречались с репортерами. Так же как без журналистов и писателей нельзя представить себе блокадное радио без тысяч людей – летчиков, танкистов, бойцов МПВО, рабочих, ученых, которые выступали у микрофона. За первые двадцать месяцев войны ленинградцы услышали голоса трех тысяч фронтовиков, выступали сотни передовиков производства, многие хозяйственные и партийные руководители.

Конечно, дело не только в цифрах, но и они подтверждают, что радио не напрасно называли общегородской трибуной. Население города с этой трибуны чаще всего представляли женщины: после ухода большинства мужчин в армию они составили подавляющую часть рабочих на заводах и фабриках. 27 сентября 1941 года в течение дня горожане узнали об общегородском митинге женщин, услышали выступления работниц фабрики «Красное знамя», их обращение к ленинградцам. Выступления швейниц были записаны. Мария Проскудина сказала: «Фашисты, видя, что бомбежкой и обстрелом нас не запугать, посылают к нам своих шпионов, шептунов, пытающихся посеять среди нас панику. В своих отравленных листовках гитлеровцы уговаривают жителей пропустить их в город. Не на таких напали, господа». В своем обращении «краснознаменки» призывали работниц Ленинграда: «Будьте нетерпимы к трусам, паникерам, шептунам, антисемитам. Разоблачайте и предавайте суду явных и скрытых пособников врага». В информации с общегородского митинга, где выступали рабочая и дружинница, артистка и ученая, приводились слова обращения ленинградских женщин: «Женщины города Ленина! Подумайте о близкой зиме. Готовьте для фронта теплые вещи. Организуйте кружки рукоделия. Шейте и вяжите в них белье для бойцов».

Работники политвещания делали все, чтобы в самую трудную пору как можно шире предоставить трибуну боевому и трудовому Ленинграду. Когда речь идет о тысячах выступлений, невозможно рассказать даже о малой их части, однако назвать наиболее характерное необходимо. О трудовой дисциплине говорил слесарь машиностроительного завода, о первом фронтовом заказе – ученик ремесленного училища, о качестве вооружения – директор завода, о противохимической обороне – военный комиссар штаба МПВО, о народных мстителях – редактор партизанской газеты. Главный архитектор города призывал заботиться о каждом доме, врач рассказывал о том, как предохранить себя от заболеваний. Старые питерские рабочие, депутаты первого Совета 1905 года, делились радостью: на собранные ими деньги куплен пулемет.

С радиотрибуны доносились голоса людей, которых разлучила война. Дважды в день шли передачи «Письма с фронта и на фронт». У них был вполне конкретный адрес, он менялся, и каждый раз ленинградцы ждали, что назовут их улицу, их дом. «Улица Марата, 73, квартира 18, Анна Лаврентьевна Бедарева, подойдите поближе к репродуктору. Сейчас вы услышите голос своего мужа с фронта…»; «Слушайте новогодние приветы защитников Ленинграда. К Лидии Ефимовне Шаровой обращается ее муж Сергей Александрович Ершов…»; «Говорит бывший агроном, ныне артиллерист Степанов: „Привет вам всем, земляки, и тебе, моя старушка, любимая мамаша, живущая в городе Борисоглебске. Будь уверена, что сын, воспитанный тобой, сумеет постоять за Родину“». Это из передачи на Москву, оттуда привет артиллериста Степанова пойдет дальше… Адреса – один, другой, пожелания, расспросы, слова верности. «Я часто думаю, что разлука учит больше ценить и любить близкого тебе человека». Письма в несколько строк и страницы, исписанные карандашом, детские каракули на открытке и четкий, уверенный почерк…

Тысячи людей обращались к помощи радио. Эти дружеские слова поддержки слышали защитники Эзеля, Гогланда и полуострова Ханко, продолжавшие бороться в глубоком тылу врага. В передачах для партизан письма читались без упоминания фамилий: «Партизан Федор Яковлевич С.! Вам пишет ваша жена Антонина Ивановна. Повторяю». Тут же следовал дважды повторенный адрес отправителя письма. Диктор просил запомнить – от кого и кому отправлены эти письма, передать товарищам: «Весточка от близких людей обрадует их и вселит в них новые силы и энергию».

Письмам с фронта и на фронт не только посвящались отдельные передачи, порой они были частью какой-то большой программы, например конферанса к концерту для бойцов. В середине концерта ведущий зачитывал несколько писем. Некоторые из них шли с одного фронта на другой. Заместителю политрука энской части товарищу Судиковскому пришло письмо от жены, медицинской сестры Татьяны Рыбкиной, с энского военно-санитарного поезда. Письма говорили о суровом времени, о судьбах тысяч и тысяч. Поэтому-то они волновали не только их адресатов. Нередко журналисты комментировали письма: «Маленькое письмо – тетрадный листок, свернутый треугольником. Далекий путь оно прошло: из колхоза имени Ворошилова, Бухарской области… Маленькое письмо, говорящее о большой, кровной связи фронта и тыла, о дружбе наших народов». Письмо краснофлотцу узбеку Г. Даулатову напоминало бойцам из Средней Азии об их родных домах, о том, что и о них думают за тысячи километров от Ленинграда. Бойцы прислушивались: может быть, назовут знакомое имя.

Об этих передачах сохранились многие воспоминания. «На рассвете возвращаюсь домой. Ненастье. Ревут водосточные трубы. У громкоговорителя несколько человек. Останавливаюсь. Рядом женщины в пестрых кацавейках и мужчины в резиновых плащах. Прочитаны все сводки с фронта, а люди не расходятся. Чего они ждут? И сразу вспоминаю: сейчас будут передаваться письма с фронта и на фронт. Величественная и торжественная перекличка! Из конца в конец страны доносится родным знакомый и ласковый голос. Кто услышит сегодня о близких?» Так записал в своем «Ленинградском дневнике» Виссарион Саянов. Спокойный голос, входящий в квартиру, – письмо сына, отца, мужа, призывы с радиомитингов, репортажи – до скольких ленинградцев могли дойти все эти передачи, какова была аудитория радио? В конце 1924 года через первые два репродуктора – у Гостиного двора и на углу Надеждинской улицы1919
  Ныне улица Маяковского.


[Закрыть] и Невского ежедневно толпы людей в часы передач слушали музыку, новости. Летящие из рупоров звуки воспринимались как одно из чудес развития техники и науки. Через четверть века так же были восприняты зрителями первые изображения на телевизионном экране. Но к тому времени, когда телевидение только зарождалось, радиофикация Ленинграда достигла размаха огромного. К 1940 году ленинградцы имели в своих квартирах свыше четырехсот тысяч репродукторов. В самом начале войны радиофикация продолжалась: почти полмиллиона семей, практически весь Ленинград мог слышать радио.

На многих текстах передач есть резолюция: «Только по ГТС»; «Трижды по ГТС»; «Утром и вечером – ГТС». О чем же радио сообщало лишь по городской трансляционной сети? О внутренней жизни города, о том, что касалось жителей Ленинграда. Поэтому приходилось неоднократно повторять: «Товарищи радиослушатели! В городе военное положение… По радио передаются сообщения штаба противовоздушной обороны… Не выключайте репродукторы!» В июне 1941 года еще кому-то об этом нужно было напоминать. Потом такие предупреждения исчезли. Ленинградцы привыкли, что в любую минуту репродуктор может принести сообщения, важные для всех. В июне это было постановление о сдаче приемников, в июле – о введении карточек, в августе – приказ начальника МПВО снести деревянные заборы и постройки. Эти решения печатались в газетах, но переданные многократно, они были услышаны сотнями тысяч – дома, на улицах, в цехах, в булочных.

Сигналы штаба МПВО об очередной воздушной тревоге, постановления и приказы давались на радио для немедленного исполнения. Некоторые передачи носили характер напоминания, они предупреждали, подсказывали, советовали. Само появление бесед, например о том, где и как укрыться при воздушной бомбардировке, говорило о непосредственной угрозе налетов противника уже в августе 1941 года, когда город еще не бомбили. В эти же дни ленинградцы слышали многократно: «Будьте готовы на случай воздушного налета врага. Проверьте светомаскировку». В сентябре горожане узнали, что такое свистящий звук, вслед за которым раздается гулкий, грохочущий раскат. Едва разрывался первый снаряд, как вся радиотрансляционная сеть района, с сотнями километров линий, десятками тысяч репродукторов, мощными уличными динамиками и несколькими усилительными подстанциями, переключалась в распоряжение штаба МПВО.

И сообщения о воздушной тревоге, и оповещение об обстреле немедленно приносило радио. Сообщалось, какие площади и улицы обстреливаются, приостанавливалось движение. Жители получали указания о наименее опасных сторонах улиц. Подобная служба оповещения была исключительно делом радио. Других средств мгновенно поднять весь город к отпору не существовало. Радио сообщало о тревоге и артобстреле, и оно же несло «о хлебе весть» – слова, от которых зависела жизнь. В начале ноября 1941 года радио передавало предупреждения о том, что некоторые граждане небрежно хранят карточки, которые, в случае потери, не будут возобновляться. Извещения горторготдела за подписью И. Андреенко передавали из уст в уста, их боялись пропустить. О первом повышении хлебной нормы 25 декабря большинство жителей узнало также по радио.

Все эти сообщения, приказы, напоминания не были просто информацией. Военный совет и городские власти благодаря радио зимой 1941–1942 годов могли поддерживать максимально возможный в этих условиях порядок в городе, облегчать хоть немного жизнь ленинградцев.

Но как же удалось сохранить двенадцать тысяч километров проводов трансляционной сети? Ведь рушились дома, летели с крыш железные стойки, на которых шла проводка, воздушные волны рвали проволоку и спутывали ее. И все же обрывы устранялись, аварийные бригады шли в зону обстрела, сутками не уходили с поста. Еще и еще раз осколок зенитного снаряда, бомба разрушали радиомагистраль, и снова радисты уходили на свою вахту. Случалось, на разрушенных домах каким-то чудом сохранялись опоры сетей без проводов, но добраться до них не было сил. Тогда приходилось вести линии по новой трассе. С сентября по декабрь 1941 года сеть была разрушена в 1177 адресах. Возле командного пункта дирекции Ленинградской городской радиотрансляционной сети (ЛГРС) прямым попаданием бомб ранило 148 и убило 98 человек. Пока был бензин, восстановительные бригады пользовались машинами, потом пришлось ходить пешком.

Во многих воспоминаниях о блокаде сказано, что радио говорило тихо и даже шептало. Так давал о себе знать энергетический голод. В декабре 1941 года Ленинград получил лишь десятую часть необходимой ему электроэнергии, в январе эта цифра упала до 4 процентов. Возникла серьезная угроза остановки усилительных подстанций. Тогдашний главный инженер ЛГРС Н. Павлов пишет: «С помощью руководителей кабельной сети Ленэнерго Н. Ежова и Е. Лаврова удалось часть подстанций подключить к силовым фидерам, питавшим госпитали, хлебозаводы и наиболее важные промышленные объекты города. Произведенные перетрассировки… обеспечивали в новых условиях работу всей сети, но часть ее действовала при пониженном напряжении».

Вот почему радио стало шептать. Но, чтобы оно хоть шептало, требовались усилия сотен людей. По свидетельству Н. Павлова, электроэнергия на некоторые подстанции подавалась только в определенные часы суток, чтобы передачи сводок Совинформбюро звучали как можно громче. Это давало экономию энергии, но помещения стали промерзать, стены и аппаратура покрывались плотным слоем инея. До сих пор лишь в специальной печати2020
  См.: Радиотехника. 1971. № 10.


[Закрыть] рассказывалось о подвиге, без свершения которого ленинградское радио могло замолчать на довольно долгое время. Подвиг этот совершил коллектив ЛГРС. Когда стало ясно, что город остался почти без электроэнергии, руководители сети (начальником был Н. Тарасов) приняли неотложные меры по созданию собственных энергетических баз. По ледовой трассе с Большой земли доставили в Ленинград дизели и генераторы и начали строительство собственных блок-электростанций. Конечно, это были небольшие сооружения, но все-таки пришлось класть фундамент, прокладывать кабели, монтировать оборудование. Кончился запас радиоламп. Решили заняться регенерацией старых.

Ленинградцы продолжали слушать сводки, городские новости, сообщения штаба МПВО, не подозревая даже, какая борьба шла за то, чтобы голос Ленинграда продолжал звучать. Пять электростанций были введены в строй в блокадном Ленинграде. Они обеспечили автономным электропитанием узловые подстанции центра города, Петроградской и Выборгской стороны, Васильевского острова, они позволили часть энергии отдать заводам, работавшим для фронта.

Радио продолжало свой разговор с ленинградцами и фронтовиками. Среди писем, приходивших на радио, все больше становилось солдатских треугольников без марок. Это означало, что близость фронта позволила десяткам тысяч воинов слушать передачи по городской сети. Их слушали не только в частях, расположенных в самом Ленинграде, не только в госпиталях, батальонах выздоравливающих, подразделениях МПВО, но и в Колпино, и на ближайших городских окраинах.

Так возникла в самом конце октября 1941 года «Красноармейская газета» по радио. Она стала своеобразной школой боевого опыта, рассказывала о лучших бойцах, предоставляла им слово. Газета была совместным начинанием радио и Политуправления фронта. Как и в «Радиохронике», в создании выпуска газеты участвовали журналисты и писатели, ее трудно представить без живых репортажей. Передовая статья призывала бороться за высокое звание гвардейца или овладевать опытом наступательного боя, она посвящалась зенитчикам, летчикам, артиллеристам. Авторами этих статей были, как правило, те же самые журналисты, которые готовили передачи для молодежи или организовывали материалы для «Радиохроники».

Начиная с ноября 1941 года все делалось совместно, людей в редакциях стало меньше, а работы больше прежнего. Газета для воинов строилась нешаблонно. Случалось, ее открывал репортаж, или шел указ о награждении, или читалась передовая «Красной звезды». В каждом номере назывались имена лучших бойцов фронта. Сотрудничавшие в «Красноармейской радиогазете» писатели работали по заданию редакции. Их очерки были органичны, они служили интересам газеты в целом.

Когда «Красноармейская газета» начала давать материалы о снайперском движении, Виссарион Саянов написал серию коротких очерков. Они передавались в двух номерах начала января сорок второго. Конечно, по своему стилю, образности очерки выделялись в радиогазете, но рассказывали они о конкретных людях – о снайпере Шубине, о действиях одиночного стрелка. Конкретность очерка не помешала писателю создать эмоциональное, взволнованное произведение: «По этим крутым холмам я хаживал поздними вечерами в прошлую зиму. Каким ярким был тогда отблеск далекого электрического зарева над снегами. Огни Ленинграда… Их видел путник, шедший по узким лесным тропинкам, в их ровный, немеркнущий отблеск с волнением вглядывался пассажир дачного поезда… Теперь можно только догадываться, где они пылали тогда». Саянов рассказал об истребительной войне с фашизмом, погасившей огни наших городов, заставившей думать о прошлой мирной жизни с болью и тревогой.

Для «Красноармейской газеты» писал свои рассказы «О геройстве и доблести» Е. Федоров. И эти писательские выступления были естественны рядом с корреспонденциями журналистов и политработников о товарищеской выручке и действии в бою пулеметной установки на лыжах. Из «Красноармейской газеты» слушатель мог составить представление о фронтовых биографиях многих командиров и бойцов. Вместе с военной печатью радио возвращалось не один раз к подвигам воинов подразделений и частей Федюнинского, Бондарева, Краснова, рассказывало о снайперах Пчелинцеве и Смолячкове, экипаже подлодки командира Грищенко, летчиках, танкистах, саперах, отличившихся в боях. Многие улицы нынешнего Петербурга носят сейчас имена этих героев.

Радио неоднократно возвращалось к рассказу о людях, которых уже знали ленинградцы. Осенью 1941 года были переданы рассказы майора Краснова о боях на подступах к городу. Весной 1942 года передавались очерки о полковнике Краснове и его дивизии. Спустя несколько месяцев ленинградцы слышали по радио выступление гвардии полковника, а затем и генерала Краснова. Журналисты и писатели не только следили за успехами боевых командиров, своими выступлениями они поддерживали инициативу и решительность людей. Радио не могло пройти мимо трагической темы, оно отдавало долг погибшим бойцам. В двадцать девятом номере «Красноармейской газеты», 30 января 1942 года, передавалась корреспонденция «Воин-большевик» – о бойцах армии Федюнинского, о мужестве политрука Ивана Старцева, о письме его жены, которое он прочел перед своим последним боем… Такие очерки и корреспонденции укрепляли доверие слушателей к материалам радио. С весны 1942 года слушателей у «Красноармейской газеты» стало больше: 7 апреля председатель Радиокомитета в письме в Политуправление фронта сообщил, что газета передается не только по городской сети, но и вышла в эфир и теперь «уверенно слышна во всех армиях Ленинградского фронта». Успешный опыт осенних и зимних передач 1941–1942 годов привел к организационным переменам.

Вот распоряжение по Радиокомитету от 1 июня 1942 года: «Согласно решению Военного совета ленгруппы войск Ленфронта с 1 июня с. г. в Радиокомитете организуется специальная редакция фронтового радиовещания. В ее задачу входит выпуск „Красноармейской газеты“ по радио, пропаганда военно-тактического опыта, организация документальных внестудийных передач и репортажей и вещание писем с фронта и на фронт. Кроме того, военная редакция должна обеспечивать оперативной военной информацией выпуск „Последних известий“».

Ответственным редактором фронтового вещания был назначен прикомандированный к Радиокомитету Политуправлением батальонный комиссар (затем капитан) Е. Поляков. Принятое решение отражало уже существовавшее положение дел. Радио, естественно, не могло только информировать. Оно развивало организаторскую работу. Не было в блокадном Ленинграде ни одного начинания, которое прошло без существенного участия в нем радиожурналистов. И, так же как приказы и постановления, звучавшие по радио, эти начинания характеризуют саму жизнь города на разных этапах блокады.

В конце января 1942 года одна из передач для молодежи называлась «Комсомол в быту». Секретарь комсомольской организации прядильно-ткацкой фабрики и другие участники передачи делились опытом помощи населению. Речь шла о самом насущном – топливе для квартир, работе столовой, теплом белье, поддержке больных. Слушателям не нужно было разъяснять, что эти больные – в основном дистрофики, каких в Ленинграде были сотни тысяч. В феврале и в марте, рассказывая об опыте бытовых отрядов, радио, по существу, организовывало их. Эта организационная работа проявлялась по-разному.

Репортажи с субботника по уборке города и передача очерков «На улицах Ленинграда в дни марта» и «Преодоление испытаний» показывали горожанам, что стало сейчас первоочередной задачей. В перерывах между передачами звучал лозунг-призыв, в котором тоже подчеркивалась главная тема дня: «Ленинградец! Ты помог войскам Ленинградского фронта остановить врага, отстоять родной город… С такой же настойчивостью и упорством борись за преодоление трудностей, вызванных блокадой».

Решение Ленгорисполкома «О неотложных мероприятиях по бытовому обслуживанию трудящихся города» было принято 26 января 1942 года. Речь шла о спасении жизней десятков тысяч ленинградцев. День за днем в выпусках «Последних известий» (чаще всего с пометкой «только по ГТС») шли сообщения о работе управхозов, об уборке лестниц, о санитарных комиссиях. 21 февраля корреспондент радио сообщал, что в одном из домов на улице Марата «в двух теплых светлых комнатах устанавливается 11 кроватей. Здесь больные будут получать уход и питание». В следующей корреспонденции рассказывалось о сессии Свердловского райсовета, обсуждавшей те же проблемы; и снова звучало обращение: «Товарищи! Быстрее наведем чистоту и порядок на улицах, во дворах и домах Ленинграда».

Достаточно было услышать хотя бы часть сообщений в выпусках «Последних известий» (из семи на протяжении дня), чтобы понять, каковы сейчас самые неотложные задачи. 20 февраля корреспондент А. Пятницкая сообщала о шефстве парторганизации завода над домохозяйствами: «Рабочие отремонтировали в доме кипятильник, комсомольцы завода повседневно заботятся о больных – носят им дрова, воду, кипятят чай».

Обнадеживающе звучали эти сообщения в голодном Ленинграде середины февраля сорок второго. Конкретная информация мобилизовывала людей. Смысл всех этих известий был таков: да, еще умирают наши близкие, еще занесены сугробами улицы и холодно в домах, но вот где-то на Боровой, на Лиговке, Большой Московской пущена в ход прачечная, установлен кипятильник для общего пользования, оборудована специальная теплая комната для больных. Сделай то же и в своем доме.

Слово «голод» не произносится, но дыхание голода ощущается в каждой из этих заметок, передаваемых «только по ГТС». Без пафоса и надрыва 26 января 1942 года, в один из двух дней, когда из-за отсутствия электроэнергии остановились хлебозаводы и смертность была наивысшей, радио сообщало о подвиге, совершенном рабочими энской фабрики, которые «без электроэнергии, применяя ручной труд, наладили выпуск продукции и организовали бесперебойную работу ведущего цеха». Спустя несколько дней тот же коллектив справился с перебоями водоснабжения: «В свободное от основной работы время рабочие доставили на фабрику сотни ведер воды…» В будущей летописи блокадного города, очевидно, найдется место и заметке о расширении сети общественного питания, переданной 20 февраля: «Стахановцы – повара и кулинары – настойчиво работают над изысканием дополнительных источников питания. На фабриках-кухнях, пищекомбинатах и в крупных столовых налажено массовое производство фруктового желе, студня из яичного порошка, разных изделий из казеина. Кроме того, развивается производство глюкозы и витамина С из хвои».