Текст книги "Плаха. 1917–2017. Сборник статей о русской идентичности"

Проектный этнос

Вроде бы на это можно возразить: да мало ли в мире стран, которые придерживаются русофобского курса во внешней политике? А разница между тем огромная. Русофобия этих государств, пусть даже очень глубокая и застарелая, является всё же ситуативной. Она диктуется только их политическими интересами и не составляет саму основу государственности этих стран, а тем более идентичности их народов. У Латвии, Литвы, Польши, Румынии, США, Англии есть множество других забот и исторических задач помимо «русского вопроса». У каждой из этих стран есть своя уникальная историческая традиция; некоторые из них даже входили в число республик СССР и воспринимают этот период как «годы оккупации». Тем не менее интеллектуалам этих стран вовсе не приходится громко доказывать тот очевидный факт, что, например, «Латвия – не Россия». Человека, стоящего в пикете с таким лозунгом, сочли бы, пожалуй, не вполне здоровым. А вот бывший президент Леонид Кучма мог позволить себе назвать главный литературный труд своей жизни «Украина – не Россия». Разумеется, это возможно лишь в случае, когда выдвигаемый тезис неочевиден.

Этот признак указывает на то, что Украина, безусловно, не является обычным национальным государством с собственной исторической идентичностью, а является чем-то принципиально иным. Украинская идентичность также представляет собой довольно странное явление. Нередко её носителей причисляют к разряду так называемых «проектных этносов». Речь идёт о бывших русских («малороссах»), переставших быть русскими в силу внешних политических факторов, да ещё принуждающих перестать считать себя русскими тех, кто такого «волевого решения» не принял (новороссов, крымчан). Украинский сюжет в этом смысле напоминает историю с хорватами, которые перестали быть сербами, перейдя в католичество. Хорватская идентичность включает в себя сильнейший комплекс отторжения и ксенофобии по отношению к сербам – бывшим «своим», ставшим «другими» и враждебными. Так подчёркивается инаковость, так работает национальное чувство. Неудивительно, что в ходе Второй мировой войны зверствам хорватских усташей по отношению к сербам поражались даже эсэсовцы.

Аналогичную ситуацию мы имеем сегодня на Украине. И если население бывшей Галиции действительно представляет собой самостоятельное национальное целое с австро-венгерским и польским прошлым и её конфликт с «русским миром» в большей степени напоминает бракоразводную процедуру, то с бывшими малороссами ситуация иная. Им есть что делить с русскими.

Понять причудливую «зеркальную» логику русско-украинского конфликта на самом деле не сложно, если не упускать из виду элементарный исторический факт, что украинцы, в отличие от галичан, – бывшие русские. Литературные памятники Киевской Руси, единоличными наследниками которой хотят считать себя нынешние украинцы, написаны на древнерусском языке. Чтобы в этом убедиться, достаточно открыть «Слово о полку Игореве» в оригинале. На украинских купюрах любят изображать Ярослава Мудрого, но свод законов, составленный Ярославом, назывался «Русская правда» и был сводом законов Древней Руси. Разумеется, переписывание идентичности, которое сделало русских украинцами, произошло не само по себе и не просто так. Но не будем углубляться здесь в историю украинства, напомним лишь, что само слово «Украина» («окраина»), по мнению большинства специалистов, не украинского и не российского, а польского происхождения.

Если попробовать охарактеризовать украинскую нацию в соответствии с критериями классического «квадрата идентичности», мы обнаружим, что критерии не выполняются. Язык изначально русский (впоследствии южнорусский вариант). Религия – православие, вплоть до начала распространения греко-католицизма. Памятники культуры и литературы за редким исключением тоже русские. Например, Н. В. Гоголь писал отнюдь не на украинском. Общность исторических задач тоже очевидна, несмотря на заявления Арсения Яценюка о том, что СССР оккупировал Украину вместе с Германией.

Интересно, что украинская негативная идентичность напоминает российскую постсоветскую, также построенную на негативных основаниях. В запасе у Украины сегодня нет ничего кроме русофобии. Конечно, если не считать локальную галицийскую культуру, не имеющую с малороссийским украинством ничего общего, и этот неприятный парадокс украинцам ещё предстоит обнаружить и пережить. Россия и русский народ, напротив, имеют за спиной столетия национального развития в имперском формате. Это огромный плюс. Но этот плюс содержит внутри себя и минус: имперская бюрократия по определению антинациональна. Российский правящий слой то и дело понуждал народ отказаться от своего исторического опыта. И этот фактор наносил урон русской идентичности, разрушал национальную традицию. Российский постсоветский самообраз противопоставлен собственной традиции, собственному историческому «я». А вот деструктивный вектор украинизма, в отличие от российского, направлен не вовнутрь, а вовне, то есть на «москалей», «монголоидов», этнических русских Юго-Востока, что и привело в 2014 году к геноциду русских и этническим чисткам.

Концептуализация украинской общности является политическим конструктом, который, как мы видим сегодня, включает в себя ощутимый элемент неонацизма. Без этой архаичной составляющей Украина просто не могла бы сохранять целостность. Украинцам приходится постоянно доказывать себе и миру свою особую идентичность в виде активной и открытой формы русофобии. И, как мы уже отмечали, склонять к аналогичному подходу новороссов, то есть насильно переписывать их идентичность. Когда же это переписывание буксует – резать по живому в буквальном смысле этого слова.

Каковы же альтернативы этому процессу в исторических условиях? По мнению Армена Асрияна, «рано или поздно (скорее, очень рано) это породит не только махновщину по всему Центру и Северо-Западу, но и слёзные просьбы малороссов назад в Россию… “Украинизаторы” всё это прекрасно понимают. Именно этим, а отнюдь не “безумной нерассуждающей русофобией”, объясняется террор против Новороссии. Федерализация с чётко прописанными гарантиями для Новороссии останавливает антирусский террор – и тем самым, несмотря на сохранившуюся “территориальную целостность”, останавливает этногенез и запускает механизм превращения территории исторической Украины в бескрайнее Гуляй-поле».[4]4
  Асриян А. Зачем Украине Новороссия? / А. Асриян // Правда-ТВ. ru. – 09.01.2015. – URL: http://www.pravda-tv.ru/2015/01/09/114585.


[Закрыть]

Casus belli

Если мы захотим назвать дату начала открытого русско-украинского конфликта, мы с ходу ответа не найдём. Так или иначе мы придём к тому, что этот конфликт начался сразу после обретения Украиной незалежности. То есть сразу после развала Союза и подписания Беловежской капитуляции.

Казалось бы, парадокс: Россия отпускает Украину, ничего за это не требует, даже оставляет Крым и другие нажитые ею за время пребывания в СССР территории. Вроде бы отношения начались с чистого листа, без претензий. Откуда тогда оголтелая русофобия? Почему украинские политики идут на выборы, обещая электорату «укреплять отношения с Россией», а едва заняв свой пост, начинают говорить об ограничении русского языка, западных стандартах, интеграции в ЕС и вступлении в НАТО?

Здесь кроется ответ на главный вопрос украинско-русских отношений. Русские в глазах части украинства будут виновны всегда. Независимо от того, как они себя ведут и что они делают. Просто потому что они есть. Собственно украинцы затем и отделялись, чтобы начать открыто противостоять русским, создав таким образом удобную кормушку для элит, которые едят с руки как западных покровителей, так и российских «партнеров». Антимоскальство – хлеб самой украинской идентичности, её единственная смысловая опора. Ведь, отказываясь от русского мира, украинцы оказываются в историческом вакууме, как бы в пузыре времени, и этот вакуум надо заполнить. Чем? Только «русизмом наоборот». Убить в себе русского – это и значит стать украинцем. Вот почему призывы «Москаляку на гиляку!» звучали в Киеве задолго до истории с Крымом. В горячих точках в 1990‑е годы почти всегда принимали участие бойцы УНА-УНСО – и в Приднестровье, и в Карабахе, и в Югославии, и в Чечне. В Грузии во время пятидневной войны присутствовали расчёты украинских С‑200.

Возникает вопрос: а зачем украинцы это делали? Возможный ответ напрашивается сам собой: чтобы быть украинцем, необходимо воевать с русскими. Такова форма бурного и ускоренного украинского этногенеза.

Признание единой унитарной Украины в границах совсем не унитарной УССР неизбежно ведёт к зачистке населения и дерусификации в русских регионах, а также, что не менее важно, означает идейно-политическую украинизацию публичного пространства в самой России. Ещё весной 2014 года процесс неофашистского перерождения общества перешагнул границы Украины. Дело не только в иезуитских профашистских «Маршах мира», участники которых призывали российскую власть не мешать Киеву убивать бывших соотечественников, и в массированной проукраинской пропаганде «Дождя» или «Эха Москвы». Дальнейшая «бандеризация» России неизбежно перейдёт в московский аналог киевского «майдана». И тогда грёзы секретаря украинского Совбеза Александра Турчинова о присоединении Кубани могут стать трагической реальностью.

Сам Турчинов прекрасно это понимает, потому и озвучивает эти на первый взгляд фантастические прожекты. Собственно их «фантастичность» – скорее успокоительный медийный миф, ведь нынешняя Россия пронизана лоббистами украинских интересов. Да, собственно, так было всегда. Ещё в СССР у тогдашних украинцев – «наших, советских, социалистических» – были мощные лоббисты в ЦК КПСС. Не так давно была опубликована стенограмма Заседания Политбюро ЦК КПСС 9 июля 1986 года из архива Горбачёв-Фонда. На заседании обсуждался вопрос о целесообразности возвращения Крыма обратно в состав РСФСР. Вопрос фактически положили под сукно. Но во время беседы в числе прочего Михаил Горбачёв сказал Михаилу Соломенцеву, председателю Комитета партийного контроля, следующее: «То есть ты считаешь, что Крым должен опять стать частью РСФСР, как по декрету Ленина? А ведь помнишь, Подгорный требовал, чтобы Краснодар и Кубань отдали Украине? Потому что казаки – это, по его мнению, украинцы. Наверное, с исторической и политической точки зрения было бы правильно вернуть Крым в Россию. Но Украина встанет горой» (Архив Горбачев-Фонда. Фонд № 2, опись № 3. Запись А. С. Черняева). Текст стенограммы оставляет ощущения вязкой борьбы национально-клановых интересов (русского, украинского и крымско-татарского). Но аппетиты, которые демонстрирует украинское лобби, – «отдать Краснодар и Кубань» – особенно красноречивы.

Победа Украины над русским миром кончилась бы не только потерей территорий. Добивать будут методично, ставя точку контрольным выстрелом, как сейчас пытаются это сделать в ЛНР и ДНР… Если вялотекущий проукраинский ГКЧП в России победит окончательно, выявлять «ватников» и «колорадов» под видом мифических «сталинистов» начнут уже в Москве. Собственно программа «десталинизации» ведётся и сейчас, причём, кто именно сталинист, решают сами организаторы кампании. И если в 2015 году шествие в память «Бессмертного полка» возглавил президент, то никто не может гарантировать, что через несколько лет его не будет разгонять ОМОН.

Ловушка зеркальной идентичности

Так выглядит ситуация с чисто политической точки зрения. Но поднимемся на ступеньку выше и перейдём от политических раскладов к историческим закономерностям. В этом контексте вопрос об отношениях двух народов – старого русского и нового украинского – выглядит ещё более сложным и драматичным. И вот здесь проблемы идентичности выходят на первый план. Ведь, собственно говоря, настоящей угрозой русской идентичности является не политика кабинета Порошенко, не операции в рамках АТО, а сам факт существования единой Украины. Поскольку именно этот факт является первопричиной антирусского террора, официальная и неофициальная мотивация которого удовлетворяет всем критериям фашистской идеологии.

С этой точки зрения, как ни парадоксально, не имеют особого значения конкретные действия людей, сидящих на Банковой, делящих активы, грезящих о падении «путинского режима» и зачистке «генетического мусора». Да, с точки зрения сиюминутной политической конъюнктуры российским бизнес-кланам, конечно, важно, каковы идеология и курс Киева, насколько они «антироссийские» и почему, например, лучше оставить украинцам Мариуполь, хотя это и ослабляет позиции ДНР. Но это всё лишь соображения момента. В исторической перспективе нет особой разницы между «бандеровским аттентатом» и «налаживанием отношений с дорогими партнерами». В этом смысле условные Кучма, Янукович, Порошенко, Яценюк, Ярош есть разные грани одной и той же сущности – квазигосударства, занимающегося насильственной дерусификацией. Каковая является единственным смыслом исторического проекта «Украина – Нероссия».

Это проектное мышление мы можем наблюдать на примере украинской элиты, которая готова разбомбить города Донбасса, но при этом надеется в дальнейшем жить с «донецкими» в одном мононациональном государстве. Любая историческая нация, не отрёкшаяся от собственной традиции, интуитивно понимает, что такая линия поведения невозможна. Это мина замедленного действия, закладываемая под собственное общество. Власти Украины с их проектным мышлением этого не понимают, их сознание – это сознание временщиков. Поэтому они легко управляемы внешними силами и готовы убивать тех, кого считают своими единородцами и одновременно врагами, поскольку последние отказались предать русские корни и православие (вариант православия в виде Киевского патриархата современное религиоведение всё чаще рассматривает как промежуточную форму перехода к униатству).

Это очень странный сюжет и далеко не единственная странность украинской самоидентификации. Квазиэтническая общность отличается от обычных, у неё другие стереотипы поведения, и само поведение легко программируется, если завязать его на «больной» вопрос идентичности. Именно поэтому украинцев из центральных областей страны так легко бросить в жерло войны на Востоке и даже заставить воевать с Россией. С любым другим народом этот фокус не прошёл бы. Попробуйте заставить прибалтов добровольно и массово воевать с русскими, которых они считают оккупантами. Не дождётесь. Серьёзные трудности будут и с галичанами, а с малороссами – никаких.

Речь идёт именно о бывших малороссах, а не о так называемых «западенцах» с польско-австро-венгерским прошлым, которые охотнее едут на заработки в Москву, чем на поля сражений в Донбасс. В итоге перед нами народ с переписанной исторической памятью. Как если бы человеку стёрли воспоминания, а затем загрузили новую «базу данных» и создали ему новую личность.

Ловушка «зеркальной идентичности», в которую попали русские в связи с украинским вопросом, удивительно архетипична. Она обнаруживает в себе мотив двойника, популярный в мировой культуре и литературе. Не случайно литературные сюжеты с двойниками («Крошка Цахес» Э. Гофмана, «Вильям Вильсон» Э. По, «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда, «Двойник» Ф. М. Достоевского и др.) имеют в основе душевное нездоровье героя, символизируют нечистую совесть или даже близость смерти и разрешаются как правило трагически (впрочем, иногда дилемму с двойниками разрешает удар шпагой в зеркало, как у Э. По). В какой-то мере литературной аналогией русско-украинской ситуации может считаться линия Крошки Цахеса (Циннобера) из гофмановской новеллы: Цахес колдовским образом приписывал себе чужие заслуги, а другим – свои пороки. И лишь единицы видели и понимали правду. И русские, и украинцы по привычке как бы наделяют чертами Цахеса друг друга, независимо от реальной исторической хронологии.

Но история отличается от литературы тем, что в исторических обстоятельствах одна из частей может взять на себя функции целого. В прагматическом смысле это означает: сумеют ли русские «разбить зеркало» прежде, чем превратятся в зеркало сами? Только так они могут освободиться из зеркальной ловушки, в которую попали в силу исторических обстоятельств.

Война за наследие

Отделиться от русского мира географически и территориально для украинцев не представляло особой проблемы: ведь в России (тогда СССР) не было нацизма и была невозможна операция в духе киевской «АТО». Политически отделиться тоже ничто не мешало, да и как иначе обосновать сепаратистский выбор? Экономически – медленно, с вымиранием части украинского населения, но, в конце концов, отделиться тоже можно, если вымирающее население это стерпит. А вот идентичность пополам не делится – она одна. И строить идентичность на негативном базисе (украинцы как антироссияне) бесконечно тоже не получится: с таким багажом нельзя войти в историю.

Даже отдельному человеку, который вдруг решит «поменять личность», приходится доказывать своё происхождение. Он может придумать новую фамилию, обстоятельства рождения и семейные связи, но трудности с идентификацией неизбежны. Ему трудно будет выправить подлинные документы и доказать своё право на наследство. Как порвать родственные связи, но не оказаться человеком без роду-племени, чтобы наследство не проплыло мимо?

В национальных отношениях речь идёт не о наследстве, а об историческом наследии. Придуманная личность здесь не поможет. Единственный путь: выдать себя за тех, от кого ты отрекся, то есть за подлинных носителей традиции. Такое самозванство требует лишить кого-то законной субъектности и забрать её себе. В реальной жизни для этого требуется портретное сходство. В рамках исторических конфликтов это происходит по-другому. Проектный этнос отделяется от корневого, а затем возвращается, чтобы оспорить исторические права. Это легко осуществить, поскольку украинцы в прошлом – те же русские и в принципе могут претендовать на ту же самую историю, те же памятники культуры. Для этого надо просто вновь объявить себя русскими – но не вместе, а вместо.

Что это означает? Во избежание вечного томления духа украинцы, конечно, рано или поздно будут вынуждены вернуться к русской идентичности, но понятой ими на свой лад. Однако чтобы «вернуться» в качестве полноправного исторического субъекта, им придётся вытолкнуть из этой исторической матрицы самих русских, то есть дерусифицировать нас. Иначе наследство получить нельзя. Вот чем объясняется маниакальный соблазн украинизации, проводить которую Турчинов, Яценюк и Порошенко готовы с помощью «Градов», «Ураганов» и «Точек У». И, конечно, границы «Нероссии» для этого тесны. Уже сейчас помимо дерусификации восточных регионов усилиями внутрироссийского украинского лобби продумывается методика дерусификации населения в самой России. Да, без украинизации как таковой: это пока из области фантастики, но уже вполне можно говорить о возникновении российского политического украинства.[5]5
  Примечание автора: Весьма интересны и поучительны волнообразные процессы украинизации внутри РПЦ МП на протяжении XX века, но это тема для отдельного исследования.


[Закрыть]

Существование двух русских наций противоестественно. Они занимают одну культурно-историческую нишу и обречены конкурировать. Украинство, противопоставляя себя русскому миру, самим фактом своего существования ставит вопрос: а собственно кто является русским народом – народ Киевской или Московской Руси? Кто подлинный наследник тысячелетней традиции, кто настоящий русский, а кто самозванец?

Понаблюдаем с этой точки зрения за функционированием украинского политического дискурса. И сразу обратим внимание на самое интересное. Интеллигентные украинцы, которые вслух (и даже про себя) стесняются называть нас «москалями», по возможности избегают называть нас и русскими. Зато охотно говорят «россияне». Нередко «россиянин» в их понимании – синоним «запутинца». Конечно, это упрощение, личность самого Путина здесь вообще ни при чём, и сами украинцы это прекрасно понимают, но… им так проще. Ведь на самом деле под «Путиным» они понимают «рашку», которую они вынуждены ненавидеть. Характерно, что мы для них – «эрефийцы», «кацапы», «колорады». Право называться русскими у нас уже понемногу отнимают. Да, пока в рамках своей внутренней лингвистической компетенции, но только пока.

А вот небезызвестный русско-украинский националист Александр Нойнец, например, пишет у себя на сайте: «Российская Федерация – последовательное антирусское государство, всю свою историю проводящее русофобскую политику». И если нам такая позиция ещё кажется экстравагантной, то для украинцев она давно превратилась в общее место. Для Украины, в отличие от России, это рутинная точка зрения. Для Украины, а значит, и для российского проукраинского «креативного класса».

Так начинается похищение русской идентичности. Строго говоря, это закономерная ситуация: ведь украинцы по сути зеркальные русские, и другого пути кроме похищения у них нет. Рано или поздно свою русскость украинцам признать придётся, чтобы получить нормальную историческую прописку. Но чтобы эта прописка была «без москалей», самих москалей надо ликвидировать. Это не означает всех вырезать – собственно вырезать 85 % населения численностью 140 млн и невозможно. Это означает другую, историческую смерть.

Следует сказать, что похищение русской идентичности в рамках украинского «незалежного» дискурса – это элементарная, хотя и сильно растянутая во времени трёхходовка. Первый шаг: Украина – не Россия. Второй: Украина – Антироссия. Третий: Украина и есть Россия, настоящая Русь. В итоге: Украинцы – это русские, а россияне – исторические самозванцы. Круг замыкается. Вот почему существование единой Украины означает в недалекой перспективе исчезновение единой России, как несколько веков назад это случилось с Византией. Мы всегда избегали фразы «Россия для русских», теперь можем получить Россию без русских. Без исторических русских.

Крым занимает в русско-украинском противостоянии особое место и о нём стоит сказать отдельно. Нетрудно заметить, что для свидомых русский Крым – как кость в горле. И не только в силу своего культурно-стратегического значения. Он подрывает всю коллективную мифологию украинства. Возвращение Крыма – наглядный пример того, что русские хотят и могут сопротивляться колонизации. Крымская виктория служит универсальным ответом на все те вопросы по поводу текущих событий, которые возникают у жителей Мариуполя, Николаева, Харькова, Одессы, Днепропетровска и Киева. Крымский прецедент – серьёзная угроза для украинского этногенеза. Он напоминает о том, что русские не желают быть колонизированными рабами, и переводит ситуацию в хрестоматийные рамки библейского сюжета: “Let my people go!” («Отпусти мой народ!»).

И ещё одно, не менее важное обстоятельство: Крым, говоря языком шахматистов, – это выигрыш качества в русско-украинской войне, которая ведётся не только за людей и территории, но и за русское историческое наследие и, следовательно, за саму русскую идентичность. И здесь сакральная сторона вопроса приобретает первостепенное значение, заслоняя собой остальные. В этом смысле возвращение Крыма точнее будет назвать освобождением Херсонеса (Корсуни). Мы владеем Москвой, Владимиром, Псковом – хотя почему-то не очень любим говорить об их сакральном, символическом значении для русского самосознания. Теперь нам посчастливилось вернуть Херсонес. Это огромное по важности событие – праздник со слезами на глазах, который уступает Дню Победы только из-за громадного числа жертв последней войны. Отвоевывая, возвращая себе свою географию, мы возвращаем и свою историю. Что такое владение Херсонесом для в недалеком будущем греко-католической Украины? Символ победы над русскими. А для русских это святая земля, место, откуда «есть пошло» русское православие. Украинская историография, считающая истинным преемником «первого украинского государства» – Киевской Руси – Галицко-Волынское княжество, но не Москву, Владимир и Суздаль, теперь должна будет либо выстраивать свою версию истории без Херсонеса, если хочет убрать из неё «российский след».

Идентичность и традиция – величины неделимые. Между тем подлинного значения Крыма и Херсонеса у нас в России не только не понимают, но мешают всерьёз об этом говорить. В лучшем случае допускается разговор о Херсонесе-Корсуни как о некой сакральной «достопримечательности». О том, что подлинный европеизм русских (как и любого другого народа) связан исключительно с тем, что они – христианская нация, за пределами некоторых православных СМИ говорить не принято.