Текст книги "Кривое зеркало души"

Темперамент – набор врождённых склонностей. Он является основой формирования характера. Но это не значит, что если холерик вспыльчив от природы, то ему на роду написано быть агрессивным и бросаться на людей по любому раздражающему его поводу. Как говорила моя преподаватель по анатомии и физиологии: человек может изменить в себе всё, кроме пола и цвета глаз. Кажется, сейчас, и такие изменения перестали быть темой фантастических произведений.

Те качества, которые недодала нам природа, можно развить в себе при помощи самодисциплины и упражнений. Конечно, человек с врождённым высоким уровнем чувствительности при равных тренировках добьется больших успехов в этом параметре, чем тот, у кого эта характеристика выражена слабо. Но вы ведь не с ним соревнуетесь, а хотите улучшить то, чего по вашему мнению вам не хватает.

Если говорить о способностях, то они есть у всех. Каждый обладает зачатками уникальных талантов. Многое в себе можно развить при желании и некоторой настойчивости. Но действительно выдающихся результатов вы достигнете, тренируясь и развиваясь в том деле (или делах), к которым предрасположены.

Говорят, что гениальность пробьётся сама, даже если условия и обстоятельства будут этому противодействовать. Первое имя, которое приходит мне на ум при слове «гений» – это Амадей Моцарт. Действительно, он уже в пять лет сочинял небольшие пьесы. Об этом факте можно встретить множество упоминаний. А вот о чём говорят реже, так это о его семье. Отец маленького Амадея был скрипачом и композитором, старшая сестра с семи лет занималась с отцом музыкой, брала уроки игры на клавесине. На нём же трёхлетний гений и забавлялся, находя созвучия. Так встретились врождённая предрасположенность и благотворная среда, яркой вспышкой озарив мир музыки и подарив нам гениальные произведения.

Может быть, вы тоже гений, и вам не хватает лишь подходящего окружения и условий. Я не знаю. Но если вдруг нет – ищите и развивайте таланты. Для этого нужно пробовать, перебирая всё, к чему лежит душа, чтобы узнать, что у вас хорошо получается.

Однажды я услышал фразу, которая запала мне в сердце: «Бог хочет, чтобы ты стал всем, кем можешь стать». Для меня эти слова значат, что не нужно ограничивать себя уже сделанным когда-то выбором или установками вроде «лучшее – враг хорошего».

Что мешает успешному продавцу попробовать себя в спорте, музыке, писательстве или хоровом пении? Это не значит, что нужно бросать всё и становиться ветеринаром, если вы мечтали об этой профессии в детстве, или уезжать в Гималаи, чтобы стать монахом. Пробовать новое можно не отказываясь от основных занятий. Что-то из этого наскучит, что-то останется на уровне хобби, а что-то, возможно, окажется вашим призванием, делом всей жизни.

Конечно, прекрасно, когда родители помогают детям в поиске талантов и развитии способностей. Я не знаю, какие родители были у вас, надеюсь, что они так и поступали. Но даже если нет, вы можете помочь своим детям, научить их пробовать себя в разных направлениях и искать свой уникальный путь в этом мире.

Бывает, что какой-нибудь родитель заставляет сына заниматься, например, боксом, компенсируя свои несбывшиеся мечты стать чемпионом мира или хотя бы двора. Навряд ли такой подход сделает кого-то счастливым. Скорее всего ребёнок при первой возможности, повзрослев, бросит ненавистное занятие.

Но водить ребёнка в различные секции и кружки, помогая найти то, что его действительно привлечёт и заинтересует – очень полезно. Думаю, это одна из задач хорошего родителя – показать, что в мире есть огромное количество дел и увлечений, среди которых обязательно найдётся что-то по-настоящему твоё. И хорошо, если всё это вы сможете показать на личном примере.

Как-то к моей коллеге обратилась женщина с просьбой о консультации.

– Не знаю, что делать с дочерью. – Сокрушалась она. – Я главный бухгалтер в нескольких крупных компаниях, у меня успешная карьера. И я хочу передать дочери свой опыт, чтобы у неё было достойное будущее. Но она совсем не хочет учиться! Я отправила её в элитную школу, наняла репетиторов, дополнительный курс оплатила. Но дочь, словно назло мне, не хочет разбираться в математике. Ей бы только кукол своих наряжать. Запрётся у себя, и платья им шьёт. Взрослая девушка уже, а всё лишь бы в игрушки играть!

– Я слышу, что вы беспокоитесь о будущем дочери. Как её зовут?

– Виктория. – Женщина чуть заметно улыбнулась своим мыслям. – Мне очень хочется, чтобы она оправдала своё имя.

– Я вижу, что вы любите свою дочь. Для вас важнее будущее Виктории или возможность передать ей свой опыт, чтобы она пошла по вашим стопам?

– Но… ведь это одно и то же, в нашем случае? – Не вполне уверенно ответила обеспокоенная мать.

– Давайте попробуем представить, какие ещё варианты достойного будущего могут быть у вашей дочери?

– Ну, давайте. Только, какие тут могут быть варианты? Состоятельный муж? Откуда? Она ещё в дочки-матери не наигралась.

– Возможно, стоит спросить у неё самой. Вы интересовались у неё, каким она видит своё счастливое будущее?

Не буду подробно описывать дальнейший ход событий. Последовало ещё несколько консультаций, и с Викторией, и с её матерью. Скажу только, что дочь в последствии открыла в себе талант модельера. Сейчас у неё сеть модных ателье, регулярные показы в разных странах, достойное будущее и прекрасные отношения с матерью.

В этой истории мать действительно была заинтересована в счастье дочери больше, чем в удовлетворении собственных амбиций. Ей хватило мудрости искать совета у специалиста и увидеть склонности и таланты дочери. К сожалению, далеко не во всех семьях родители так осознанны.

Однажды, мою сестру водили в музыкальную школу на прослушивание, и мне тоже захотелось попробовать себя в музыке. Может быть потому, что матери некогда было мной заниматься, или оттого, что она, как это часто бывало, не хотела видеть во мне способностей, которые наблюдала у себя, но вести меня в ту школу она отказалась. Мать объяснила, что мне на ухо медведь наступил. То есть, что у меня нет музыкального слуха и голоса. То же я слышал от неё, когда пытался петь дома. И я поверил, что это не моё.

Я стал стесняться своего голоса. Даже в школе на уроках пения я старался избегать необходимости петь. Позже, уже подростком, я записался в кружок игры на гитаре. У меня стало получаться, и я с удовольствием разучивал аккорды и тексты песен. Я играл, но не пел. Только наедине с собой я подключал к игре голос.

Интересно то, что я научился настраивать гитару на слух, при помощи камертона, но при этом был убеждён, что слуха у меня нет. А когда ушёл в армию, оставил гитару, и не возвращался к игре много лет.

Петь мне по-прежнему хотелось, но делал я это только в караоке-клубах, где чужие дурные голоса придавали мне уверенности. Иногда я слышал похвалы от товарищей, но не верил в их искренность.

Однажды, уже взрослым, я попал на домашнюю вечеринку, где пели караоке. Теперь я чувствовал себя уже намного свободнее, чем раньше, и атмосфера располагала к пению. Поэтому я пел, не стесняясь отдавался процессу и получал удовольствие. И вот, после одной удачной песни, присутствовавшая на вечеринке женщина с удивлением посмотрела на меня и сказала, что у меня есть способности и хороший музыкальный слух.

Я запомнил тот взгляд даже больше, чем слова. Потому что это было искренне, и я впервые тогда усомнился в справедливости материнской установки. Оказалось, что проблемой был не слух, и не голос, который мне казался слишком высоким, а запрет, усвоенный в детстве.

Эта история показывает, как негативные установки влияют на восприятие себя. Услышанные в детстве слова часто воспринимаются как догмы, и не попадают в поле критического осмысления. Человек, даже обладая большим потенциалом в какой-нибудь сфере может не замечать этого, обращая внимание лишь на те ситуации, которые подтверждают установку.

Осознание безосновательности подобных установок и освобождение от иррациональных запретов похоже на отращивание крыльев у нелетающей птицы. Представляете, что чувствует парящий в облаках страус?

Я хочу сказать, что травма – не приговор. Мы не всегда вольны выбирать, какой опыт придёт в нашу жизнь. Иногда этот опыт может быть очень тяжелым, и тогда он окрашивает всё существование человека в тёмные тона, влияет на восприятие окружающего мира, на отношения с близкими людьми, друзьями, коллегами, на самооценку и на те выборы и решения, которые человек принимает.

Но человек может преодолеть свой негативный опыт. Он способен осознать, принять и проработать травмы, и через это наполнить жизнь красками, увидеть новые оттенки мира, начаться радоваться маленьким и большим вещам и просто быть счастливым.

Это действительно просто – быть счастливым. Я множество раз слышал эту фразу от людей, которые якобы желали мне добра. Но вот стать счастливым, может оказаться задачей посложнее. Если коротко, для этого нужно очистить душу от обид и освободиться от гнёта прошлого. Такие советы мне раздавали в период моей внутренней борьбы с последствиями травмы, что называется, на каждом углу. При этом мало кто из советчиков задумывался, насколько это может быть непростой и болезненный процесс.

Поэтому я не хочу давать советы читателю или пересказывать содержание учебников по психологии. Я говорю об этом не как психолог. Ещё совсем недавно меня так же раздражали советы людей, не имеющих, как мне казалось, понятия, что происходит в моей душе. Чаще всего, так и было. И сейчас, я не испытываю удовольствия, когда посторонний человек касается моего личного. Это похоже на ситуацию, когда к вам в ванную врывается чужак в верхней одежде и начинает объяснять, как вам мыться. Наличие психологических травм такую ситуацию, конечно, усугубляет. Поэтому, хотя советы могут быть полезными, но, если вы о них не просили, не велика вероятность, что вы им последуете. А вот новые болячки от такого вторжения появиться могут.

На страницах этой книги я постараюсь показать свой личный опыт преодоления психологических травм, приобретённых в детстве. Именно о них я собираюсь говорить. Возможно, кому-то моя история поможет осознать свой негативный опыт и начать с ним работать.

Не буду вас обманывать, скорее всего это будет больно, сложно и страшно. Но в конечном счете, кажется, оно того стоит, если после всего вы сможете вдохнуть полной грудью.

Если вы спросите, согласился бы я идти по этому пути, зная обо всём, что предстоит пережить, я не дам однозначного ответа. Знаю только, что в конце пути вы станете совсем другим человеком.

И ещё одно, уверенность, что вы полностью разобрались со всеми своими травмами, никогда не наступит. Поэтому, перед тем как спускаться в подвалы вытесненного негативного опыта, нужно хорошо понимать, с кем вы туда идете, и для чего вам это нужно. Многие специалисты считают, что если вам комфортно, то трогать вытесненный опыт не нужно. В любом случае, только вам решать, хотите ли вы вспоминать, что не всё в вашем детстве было прекрасно, или нет.

Глава 2

Как-то раз, я гостил у своего друга на даче. Была зима, за окнами большими хлопьями падал снег. Особое удовольствие в такое время просто сидеть у камина, слушать, как потрескивают горящие паленья и вести неторопливую беседу. Так мы и проводили время с другом, когда он спросил, что я сейчас читаю. Я ответил, что как раз начал книгу одного психолога, женщины, перенесшей тяжелейшую травму в детстве. Книга была о том, как автор восстанавливала вытесненное воспоминание и справлялась с последствиями пережитого.

Выслушав меня, мой товарищ с некоторым возмущением отметил «зачем вообще такое вспоминать?!». Он сопереживал женщине и считал, что если о травме не помнить, то можно избежать страданий. К сожалению, это не всегда так.

Представите себе огромную пещеру с отвесными стенами и тоннелями, уходящими в разные стороны. Тоннели соединяются с другими пещерами и создают подземные лабиринты. Вы идёте по ним, прокладывая путь в темноте лучом карманного фонарика. Откуда-то сверху капает вода. Под ногами то скользкая грязь, то лужа, то впадина. Мимо проносятся летучие мыши, задевая вас крыльями. Множество сигналов, звуков и запахов вы получаете извне, из темноты. Вы отчаянно размахиваете фонариком в разные стороны, силясь определить их источники.

Но пещера огромна, а луч фонарика слишком слаб, чтобы осветить больше, чем скромное пространство у вас под ногами. Эта пещера и система тоннелей – ваше бессознательное, а луч фонарика – то, что мы называем сознанием. Если пользоваться этой аналогией, то надежда, что вытесненный опыт не влияет на вас, похожа на веру, что невидимые в темноте камни не разобьют вам ногу, а капающая за шиворот вода не намочит рубашку.

Конечно, мало кому понравится мысль, что какие-то забытые события и неосознаваемый опыт управляют им, влияют на его решения и реакции. Но отмахнувшись от проблемы, пусть и очень неприятной, эту проблему не решить. Можно сколько угодно притворяться, что заноза в пальце вас не беспокоит, но, чтобы не лишиться пальца или даже руки, нарыв в какой-то момент придётся вскрыть.

Уверен, у каждого, кто держит в руках эту книгу, достанет здравого смысла вытащить занозу и не ждать воспаления. Но травма – не заноза. И пока вы её не извлечёте, вы не знаете, как глубока кроличья нора, и не построена ли на её сводах вся ваша личная и социальная жизнь. И так как ответственность за вашу жизнь лежит на вас, то только вам принимать решение, спускаться ли вам в эти пещеры.

Если вы всё-таки решитесь, вам предстоит узнать о себе много нового.

В случае с извлечением занозы всё довольно просто. А вот с вытесненным негативным опытом дела обстоят сложнее. Психика человека обзавелась набором сложных и мощных механизмов, которые не позволяют осознать травму. Они действуют по-разному, но суть их сводится к одному: они искажают восприятие таким образом, чтобы травмирующий материал не вырвался на свет от вашего фонаря.

В детстве, в момент приобретения травмы, действие этих механизмов оправдано – они защищают психику ребёнка от опыта, который детский ум не в состоянии пережить и как-то обработать. Во взрослом возрасте они, можно сказать «играют против», не давая осознать травму и вынести её на свет.

Это похоже на действие противонаправленных сил: с одной стороны психика различными способами намекает человеку на наличие проблемы, выталкивая её наружу, в сознание, а с другой, механизмы защиты сопротивляются этому процессу. Чтобы то, о чём мы говорим, стало более наглядным, приведу несколько примеров.

Во времена моего обучения на факультете практической психологии мы с коллегами собирались в тройки, шли в ближайшее уютное кафе. За чашкой кофе или чая мы учились консультировать друг друга по разным психологическим проблемам. Один из нас был клиентом, другой, соответственно, психологом, а третий наблюдателем. Роли менялись, каждый из нас и консультировал, и говорил о своих проблемах, и наблюдал за процессом, по очереди.

В нашей тройке у каждого был свой конёк. Илона знала массу теорий, методик и была отличницей с большой буквы, а Наташа умела принять, успокоить и направить. Я не без основания считал их умными женщинами и одарёнными психологами. В общем, с тройкой мне повезло. У меня же хорошо получалось видеть травматический опыт и внутренние причины проблем клиента, а также замечать и обходить работу психологических механизмов защиты.

На одной из встреч пришла моя очередь занять место клиента. Надо сказать, что мы не играли роли, а работали со своими настоящими проблемами, которые готовы были обсуждать друг с другом. В тот день мне было о чём поговорить, да и вообще это был непростой период для меня.

Мы учились уже на третьем курсе. Постоянная работа в тройках и обязательное посещение психолога, в купе с большим количеством информации психологического характера, поднимали во мне всё новые и новые непроработанные ситуации из прошлого. Кроме того, я работал в торговой компании пять дней в неделю, с периодическими короткими командировками в соседние страны. На учёбу уходили все вечера и частично ночи. Уикенды же я проводил в университете, так как мог учиться только по выходным. Дома меня ждал годовалый сын и сложные отношения с женой. Я испытывал сильное внутреннее напряжение и давление внешних обстоятельств. Непонимание со стороны близких и груз нерешённых проблем из прошлого усугубляли мою ситуацию.

Заняв место клиента в нашем кафе, я говорил о своем состоянии и водил ручкой по тетрадному листу. Эта привычка появилась у меня ещё в школе. Выслушав меня, Наташа спросила, зачем я взвалил на себя столько задач и кому, в конечном счёте, от этого хорошо. Мне казалось, что только так я могу обеспечить семью и заложить прочный фундамент будущего. Говоря об этом, я неосознанно вывел на листе паровоз, который тащит за собой состав вагонов. Наташа стала задавать вопросы, подталкивающие меня взглянуть на ситуацию под другим углом. Я же почувствовал внутреннее сопротивление. Оно выразилось в том, что я полностью перестал воспринимать аргументацию коллеги, пытаясь сохранить статус-кво. Как впоследствии отметила наблюдающая Илона, я словно превратился в незнакомого ей человека, который ничего не знает ни о психологии, ни о принципах работы механизмов защиты. А на тетрадном листе, по которому я продолжал нервно водить ручкой, появилась зияющая чёрная дыра. Я выцарапал её прямо напротив паровоза, где ещё недавно было солнце, олицетворяющее светлое будущее.

Я говорил и всё продолжал обводить солнце, не замечая этого. Наташа снова спросила:

– Так куда ты тащишь своих сопротивляющихся близких?

– К светлому будущему. – Буркнул я, чувствуя раздражение от того, что Наташа, как мне казалось, пытается меня переубедить.

– И какое оно, это будущее?

– Светлое, свободное, лёгкое… – Заученно произнёс я.

– Посмотри на него, – вдруг сказала Наташа и указала пальцем на чёрное пятно на процарапанном насквозь тетрадном листе. – оно лёгкое и свободное?

В этот момент что-то перевернулось во мне, словно с глаз сорвали очки с кривыми стёклами. Нельзя сказать, что я раньше не понимал того, о чём говорила Наташа. Но то, как в одночасье изменилось моё восприятие ситуации, меня удивило.

Этот контраст, превращение белого в чёрное, позволил мне прочувствовать, как изощрённо психика способна обманывать, не давая увидеть картину целиком, в истинном свете. Поразительно, насколько слепыми и нелогичными могут сделать нас программы, заложенные в детстве. И как защитные механизмы психики оберегают эти установки от критического переосмысления.

Конечно, осознание того, что мой паровоз зашёл в тупик, не изменило мою жизнь в одночасье. Но я смог увидеть ошибочность выбранного пути. Это дало возможность перенаправить ресурсы на поиски нового. Кроме того, я заметил «баг» в своём восприятии, и понял, что у него есть внутренние причины.

Приведу ещё одну схожую ситуацию, произошедшую со мной.

Когда моему сыну было восемь лет, я помогал ему с математикой. Кажется, мы разбирались с таблицей умножения. Мальчик не понимал моих объяснений, хотя в целом математика давалась ему легко. Проблема была в том, что ему не удавалось проследить логику подхода к решению, который предлагал я. Меня же это не просто разозлило, а привело в ярость.

Я, любящий отец и трезво мыслящий человек, каким я себя считал, довёл ребёнка до слёз. Меня и удивила, и испугала моя реакция, вызванная незначительной причиной. В процессе обдумывания ситуации всплыла установка, что математика – это очень важно. Чуть ли не самое важное в жизни.

– То есть, ты хочешь сказать, что понимание математики важнее большинства других аспектов жизни? – Спросил меня жена.

– Да, конечно. Ведь математика присутствует во всех сферах нашего существования, касается всего… – В моих словах была убеждённость и желание защищаться.

К счастью, я действительно люблю своих детей. Наверное, эта любовь заставила меня спросить у самого себя, действительно ли математика важнее здоровья и счастья детей? Важнее эмоционального состояния моего сына? Его доверия и любви ко мне?

Я не пошёл тогда к психологу, так как всегда был уверен, что сам могу разобраться в своих проблемах. И в тот раз мне это удалось. Я спросил себя:

– Кто-то считал, что знания важнее того, как ты себя чувствуешь?

Ответ был:

– Мой отец. Он так учил меня математике.

Занимаясь со мной, отец выходил из себя. Случалось, что он в ярости бегал по комнате, кричал и строил ужасные гримасы на красном от гнева лице. Естественно, в такой стрессовой ситуации напуганный и расстроенный я не был в состоянии воспринимать объяснения отца. Я закрывался и начинал плакать. Отец сердился ещё больше, рвал в приступе гнева тетради и учебник, и выбегал из помещения. Затем возвращался, немного остыв, и обучение продолжалось.

Такое поведение отца детская психика восприняла как шаблон адекватного поведения, и впоследствии схожая ситуация уже с собственным сыном вызвала из моего бессознательного заложенную установку, которая определила реакцию. Говоря простыми словами, я научился у отца, как себя вести и какие эмоции испытывать, когда уже мой собственный ребёнок не понимает урок.

Так как шаблон поведения, не попадая в область психики, где мог бы подвергнуться критическому анализу, принимается безоговорочно как верный. Но стоит только вынести установку на свет, рассмотреть её и трезво проанализировать, как всё становится на свои места. До этого момента нелогичность и абсурдность установки не воспринимается, не замечается. Человек действует как робот, запрограммированный на определённый тип поведения в конкретной ситуации.

Я нашёл решение этой проблемы. Во-первых, я предложил жене заниматься с сыном математикой. Во-вторых – стал работать со своими травмами. Зачастую, лучший способ принести детям пользу – заняться решением своих собственных проблем.

Вернёмся в пещеру бессознательного. Её детали, выхваченные из темноты слабым лучом фонарика, могут показаться довольно мрачными. Грязь, труднопроходимые тропы, летучие мыши. В действительности же пещера полна удивительных и прекрасных мест: здесь можно отыскать и озёра с кристальной водой, и живые источники, и россыпи самоцветов, сказочных персонажей и охраняющего сокровища дракона.

Путешествие в подсознательных лабиринтах может быть чудесным приключением. Но чтобы найти тропинки к этим чудесам, путешественник должен пройти определённые испытания, встретиться со своими страхами и переписать сказку.

Осознав вытесненный материал застарелых травм, прожив негативный опыт и приняв его, можно высвободить огромное количество энергии и нереализованных ресурсов, необходимых для полной красок жизни, творчества и здоровых отношений с окружающими. На страже к такому осознанию стоят психологические механизмы защиты, призванные оберегать психику. Чтобы их обойти, нужно научиться их узнавать.

Есть множество книг, в том числе и аудиокниг, статей и роликов в интернете, где описываются виды психологических защит. Эту информацию при желании можно легко найти. Я же хочу рассказать о своем опыте и о том, как я узнавал свои защитные механизмы и объект их защиты.

Пытаясь разобраться в этом вопросе, я рассуждал так. Психика изощренна в создании иллюзий, когда защищает человека от непереносимой боли. Что значит непереносимая, тоже вопрос неоднозначный. Такая боль, от которой наступает физическая смерть? Но и самоубийство можно считать спасением от страданий. Что же и от чего защищает психика, если даже прекращение жизни – способ защититься? Может быть, думал я, от степени страдания, которая вызывает изменение личности? Но механизмы защиты своей работой искажают восприятие себя и окружающего мира, влияют на поведение и характер человека. То есть, так же приводят к изменению личности.

Тогда я решил, что не вся личность, а лишь какая-то её часть должна быть защищена от изменения и распада, даже ценой жизни, физической или психической. Такая теория действительно существует. В человеке есть что-то, защита чего важнее всего остального, и любая цена оправдана.

Здесь мне на ум приходят мысли о божественной искре. В детстве заботу и мудрые наставления я получал в основном от бабушек, и их религиозные взгляды повлияли на моё формирование. Но ту часть психики, о которой я говорю, можно называть по-разному, в соответствии с мировоззрением, которого вы придерживаетесь. Суть от этого в данном случае не меняется.

Итак, в нас есть некая часть, основа Я или душа, которую нужно защищать от непереносимой боли. Травматические события, вызывающие страдания, психика старается преобразить так, чтобы эта основа не пострадала. Для этого она использует защитные механизмы. Их работа может заставить человека вытеснить негативный опыт, то есть забыть, словно его не было. Может объяснять его как норму, сделать приемлемым, искажая внутреннюю логику и аргументацию. Она может изменять в памяти факты, их последовательность или значимость происходящего. В общем, делать всё возможное, чтобы событие было принято некритично, изолированно от объективного оценивания.

Помню, как в детстве, в возрасте семи лет, я пообщался с соседским мальчиком. Он был младше меня на год. Чумазый и голодный он сидел на пороге своего дома и пробовал курить. На улице было уже темно, родители мальчика были пьяны, и он не мог попасть домой. Тогда я проплакал всю ночь, жалея его. Мои переживания были очень сильны, и я помню, что даже в таком малом возрасте удивился их интенсивности.

Позже, уже в пору моей учёбы в университете, я разбирал эту ситуацию с психологом, который помог мне обратить внимание на искажения восприятия. Во-первых, меня не удивлял тот факт, что и сам я, семилетний мальчик, находился на улице поздно ночью. Во-вторых, я вспомнил, что в детстве воспринимал отсутствие заботы и алкоголизм матери как норму. Конечно, ситуации, когда я чувствовал себя брошенным и ненужным расстраивали меня, но я был уверен, что живу в нормальной семье. Чтобы как-то разрешить конфликт между реальным положением дел и искажённым восприятием ситуации психика перенесла мои переживания на внешний объект. В этом случае на соседского мальчика.

Такой перенос, как оказалось, был обычным для меня способом защиты. В возрасте восьми или девяти лет я пытался спасти голубя. Он запутался в леске на верхушке высокого дерева, недалеко от школы. Почему-то я решил, что кто-то специально привязал к нему леску. Я очень переживал и хотел как-то помочь птице.

Помню, как звонил пожарным из телефонной будки. Когда они отказались приехать, я, роняя слёзы в тарелку с супом, просил мать помочь. По её совету я отправился в учреждение, как-то связанное с защитой природы. Мать не пошла со мной, и я, превозмогая робость, отправился сам. Помню, как страшно было мне стоять в огромном кабинете с длинным столом и рядом высоких кресел и рассказывать незнакомому мужчине в костюме о птице, попавшей в беду.

Сильные переживания и отчаянные попытки спасти голубя были связаны с травматическим опытом, о котором я расскажу в последующих главах. Здесь я хочу только показать, как психика помогала мне освобождаться от переполнявших меня эмоций. Не давая себе осознать собственную боль и её причины, я находил кого-то в похожей ситуации, и страстно сопереживал ему. Так я выпускал энергию травмы, оставляя в тайне от себя события прошлого.

Повзрослев, большую часть детства я забыл, остальное считал нормой. Меня удивляло, что я практически не помню себя до возраста четырнадцати лет. Но я решил, что это особенность моей памяти. Так работали мои защитные механизмы.

Чтобы защитить и не показывать себе и окружающим ранимого мальчика, которым я был, моя психика выработала ряд сложных механизмов адаптации. Я научился хорошо чувствовать чужие эмоции и скрывать свои. В том числе и от себя. Не принимая себя настоящего, я неосознанно примерял на себя чужие образы, которые находил в книгах и кинофильмах. А мои настоящие чувства и переживания проявлялись в основном в творчестве. Я пробовал писать стихи и прозу, и в моих дневниках иногда появлялись странные на первый взгляд записи.

Вот одна из них.

Откровение одного хамелеона

То, что я хамелеон, я узнал от окружающих, причём сравнительно недавно. Но и не только что, конечно. Эти окружающие хотели узнать, какого цвета я на самом деле, для чего помещали меня на разные поверхности, наблюдая за изменением окраски, нагревали, охлаждали и втыкали иголки в кожу.

Буддисты говорят, что их учение подобно алмазу. На какую поверхность его ни положи, он примет её окраску, но всё равно останется алмазом. То же они говорят об истинном уме (или душе, если использовать небуддийские термины).

Мне кажется, история с алмазом чем-то напоминает мою. Пытаясь понять, какого я цвета, какова моя суть, люди меняли внешние условия, но видели лишь отражение этих условий на моей коже. Но как увидеть настоящий цвет, если окрас меняется вместе с условиями? Логичный ответ – содрать кожу.

Только вот этого мне совсем не хотелось, и потому я оброс защитным панцирем, различными роговыми наростами и шипами. Применял я их только для самозащиты, но люди часто бывают настойчивы в своем любопытстве, и мне всё же приходилось время от времени защищаться.

Но самое неудобное было то, что я и сам очень хотел, чтобы кто-нибудь узнал меня настоящего. Только не сдирая с меня шкуру живьем, не распиная на столе вивисектора под любопытными взглядами хирургов.

Этим хамелеоном, конечно, был я сам.

Анализируя текст можно увидеть потребность понять себя и свою историю, и в то же время страх раскрыться. Здесь есть и желание близких, доверительных отношений, и стремление защитить себя, сохранив статус-кво, необходимость принять себя и свой опыт и попытки избежать страданий.

Так выглядела картина моих переживаний, когда травматический опыт уже был частично осознан, но психика ещё искала пути преобразить его в приемлемую форму.

Что делать, если внутри вы ранимы и соприкосновение с внешним миром вызывает боль, а потребность открываться присутствует? Делать это в защищённых условиях, с людьми, которым доверяете, чуткими и принимающими. Когда вы чувствуете, что внутренне готовы для этого, что вам не нужно защищаться и вы можете снять броню.

Защита себя может быть полезной и необходимой в небезопасных условиях. И наоборот, он может бессознательно проявляться тогда, когда вам ничего не угрожает. Разобраться в этом, под влиянием внутренних факторов и внешних обстоятельств бывает непросто.

Я помню много случаев, когда не мог быть искренним со своим психологом. Понимая, что пришёл за помощью, я чувствовал непреодолимые внутренние барьеры. Страх быть узнанным сковывал меня, и я закрывался, недоговаривал и даже искажал информацию. Так бывало не только в кабинете психотерапевта, но и в беседах с самим собой.