Текст книги "Карс на краю"

День 34, солнце на восьмом поклоне

Одинокая птица пролетала над Карсом вдоль Барьера, в невообразимой вышине царапая его крылом. Но даже она и на йоту не была ближе к вершине холодной белой стены. Лес на горизонте совсем почернел, а на вершинах гор, казалось, даже виднелись отблески заходящего солнца. Карс подумал, всегда ли у Барьера так тихо – или просто до сих пор он сам оглушал себя?

Мыть миску было лень. Завтра всё равно надо идти к ручью, а ради такого события, как окончание Пути, можно себе позволить и отдохнуть. К тому же в запасе целая жизнь, зачем спешить? Карс улёгся прямо на землю, оставив миску рядом с жаровней. На белой матовой почве они были видны особенно чётко. В уставшей голове кружились мысли, не давая заснуть. Впервые после того, как Карс ступил на Путь, он остался с ними один на один, впервые он не был ничем занят.

Он знал, что будет дальше, но не мог себе представить, каково это, провести остаток жизни здесь. В полудрёме он попытался вспомнить, а было ли вообще когда-нибудь по-другому. Ведь когда-то он точно был ребёнком, у него должны были быть родители, они точно были, иначе бы он ни за что не стал сказителем. В школу сказителей почётные горожане отдают третьего мальчика, родившегося в семье, это дань традиции и Божественному Дереку, которого все сказители до глубокой старости и восславляют.

Карс отлично помнил свои первые дни в школе, когда ему рассказали, что сказители никогда не путешествуют и не заводят семей – всё, чем они занимаются, это вечные «поиски» историй о вечной святости Дерека среди пыльных рукописей библиотеки. Карсу тогда стало ужасно одиноко и скучно от того, что его судьба уже решена за него – и совсем без его участия. Карс помнил и в чём заключались поиски – через много декинфов, давно закончив школу, каждую ночь он, прочитав какую-нибудь книгу, садился и полностью переписывал её, кое где вставляя самые запомнившиеся имена – вот так сегодня выглядит история мира людей.

Но ведь было что-то и до этого. Были же в его жизни какие-то счастливые, беззаботные времена, к которым он иногда невольно возвращался в памяти, сидя в своей комнате под крышей и допивая третью, предрассветную, бутылку красного кислого вина. Все это было. Но почему-то именно сейчас оно куда-то исчезло, как бельмо на глазу закрыло от его внутреннего взора эту память белое мутное пятно. Карс попытался дотянуться до него и разогнать, но провалился в сон.

Перед Барьером горели костры. Как звёзды, упавшие в молоко, они тянулись вокруг, насколько хватало глаз. Вокруг костров сидели люди, грязные, усталые. Кто-то лениво шевелил палкой дрова, кто-то ел простую походную еду, кто-то дремал. Огромная армия бессмысленности, вставшая лагерем на пороге вечности. Карсу показалось, что здесь собрались люди со всех концов света и, возможно, даже из разных времён, настолько необычными были у многих одежда и предметы, которые они держали в руках.

Карс медленно сделал шаг вперёд – и в тот же миг шорох раздался от каждого костра. Все эти люди, занятые делом и отдыхающие, бодрые и умирающие, повернули головы и безразлично уставились на Карса. Повсюду, на тысячах лиц ярко горели белые, как сметана, глаза. Липкий страх сжал горло, Карс затравленно оглянулся назад, где должны были виднеться степные холмы, но везде горизонт был бел и чист. Бежать, бежать подальше от этого проклятого места! Зачем он вообще пришёл сюда? Когда успел настолько сильно поверить в старые сказки? Он вернётся к людям, он скажет им, что произошла большая ошибка, что даже легенды иногда врут, а изгонять кого-то просто так нельзя! Карс бросился бежать.

Он вздрогнул и проснулся. Пока он спал, рядом с ним на землю опустился клок белого тумана, и теперь таял, как и наваждение решимости. Никуда он не пойдёт. Ни тесные улочки Сорат-а-Кетана, ни Фалисские неприступные стены, ни луга, ни леса не ждут его назад. По крайней мере не таким, каким он ушёл. Да он и сам больше не чувствует себя там дома. Путь всегда ведёт только в один конец.

День 35, солнце на первом поклоне

За ночь вокруг него ничего не изменилось. Да и была ли это ночь? Ровный белый свет неба всё так же падал на Барьер. Только жаровня одиноко стояла у ног Карса. И правда, совсем одна. Миски не было. Это было неожиданно и даже немного страшно. Кому могли понадобиться его вещи? Ещё хуже стало, когда миску всё-таки удалось найти. Шагах в трёх от того места, где он оставлял её вчера, за рюкзаком. Неужели вот так люди и сходят с ума? Или тут есть кто-то ещё?..

Карс решил, что, пока он спал, запах итальки привлёк какого-то зверя. Тем более одного он здесь вчера уже видел. Крупицы каши, как потухшие липкие звёзды к небесному своду, пристали ко дну миски. По крайней мере, Карсу стало спокойнее.

Собрав грязную одежду и взяв нож, Карс снова двинулся к источнику. Такое чувство, что в этот раз он был немного дальше… ну, впрочем, скоро он здесь всё хорошо запомнит. Может, стоит прокопать ручей ближе к Барьеру? Хотя непонятно, чем копать эту белую стеклянную землю. А если вода растечётся по ней, и его костёр затопит? Да и утренние прогулки ещё никому не вредили.

Вряд ли кого-то можно поймать на ручье после того, как ты напился из него, искупался в нём, а потом ещё и выполоскал куртку, чёрную от засохшей грязи. Карсу тоже пришла в голову такая мысль, но только после того, как он всё это сделал. Да, для охоты ему ещё нужна практика. Почти распрощавшись с надеждой на мясной завтрак, он вдруг нашёл в камышах пару зелёных креонов с длинными стеблями. Карс не испытывал против них предубеждения: если ты из мяса и крови – значит ты животное. А дальше пусть учёные мужи спорят сколько угодно. Хотя возможно он просто был слишком голоден, чтобы вступить в спор. Или нет? Он вдруг понял, что совсем не проголодался. Странно. С другой стороны, говорят, после дальней дороги иногда пропадает аппетит.

На обратном пути Карс решил взбодриться дискуссией сам с собой на тему «бывают ли у Барьера дожди». Он поприветствовал себя и попытался привести аргументы за и против. Не получилось. Хорошо хоть до драки не дошло. Развесив одежду сушиться на верёвке, Карс всё-таки почувствовал себя в настроении сделать что-нибудь научное, и поэтому, вытащив дневник из рюкзака, записал там следующее:

Правдивая история о Барьере и его связи с миром, записанная Карсом сказителем, изгнанным плевелом. Считается, что Барьер почти так же стар, как и сам мир. Появление же его наиболее подробно описано на фресках из Зала Легенд, обнаруженных и зарисованных восемнадцатой экспедицией школы истории (ныне школы набожных сказителей) во время раскопок города лок`ва Акир`и Тана. Фрески можно интерпретировать следующим образом.

Под руководством Дерека и Галеба, лок`ва совершили серию значительных прорывов в науке и культуре. Прародители стали жить осёдло, появились первые поселения, письменность, социальная организация. Древние обычаи, если и существовали, то были забыты. По-видимому, прародители действительно считали, что и сам мир вокруг них стал изменяться и усложняться: вместо степей, бесконечно раскинувшихся во всех направлениях, стали появляться реки, леса, моря и горы. Возможно, правда, таким образом они хотели изобразить появление картографии.

Стоит отметить, что нам ничего не известно касательно протяжённости этих событий (как и любого другого периода истории прародителей) во времени. Если верить фрескам, измерение времени – одна из первых вещей, которым Галеб обучил прародителей и, в отличие от дней и сеций, длительность которых была для них понятна и совпадала со временем движения солнца по небу в первом случае и длительностью песни во втором, очевидно, что декинф физического аналога в нашем мире не имел. Галеб рассказывал прародителям, что это время, за которое «самые длинные реки стекают в море и начинают течь вспять» или же «деревья теряют и возвращают себе цвет, а небо опускается так низко, что ночи и дни меняются местами», но, не встречая подобных событий в повседневной жизни, лок`ва в результате связали длину декинфа с солнцем и определённым количеством дней. На данный момент количество это не известно, оно было утеряно после эпидемии ужаса, и текущая длительность декинфа в 156 дней фактически была изобретена заново первыми экспедициями в города прародителей.

Итак, первое поселение лок`ва, в будущем ставшее городом Акир`и Тан, в течение более чем пятисот декинфов управлялось Галебом и Дереком. Прародители почитали их и как божеств, и как мудрых правителей, получая у них не только наставничество в бытовой и социальной сферах, но и более абстрактные знания. Постепенно, несмотря на то, что общество развивалось быстро и гармонично, прародители стали осознавать, что, как их отношения с богами, так и отношения между самими двумя божественными братьями, необратимо меняются. Со временем это привело к событию, которое лок`ва называли Отторжением, а людская церковь описала как Великий Раскол.

Причины этого события не ясны никому. В церковной традиции принято считать, что Галеб стал завидовать прародителям и возжелал им зла. После того, как Дерек обучил лок`ва земледелию (за что и получил титул Пахарь), Галеб, в порыве ярости, засеял их поля сорняками и колючками (за что и получил титул Плевел). Это предположение не выдерживает никакой критики, потому что ни в текстах оставленных нам прародителями, ни на фресках, ни на барельефах их зданий Галеб не показан злобным или завистливым по отношению к лок`ва. Многие отмечают даже, что он, наборот, зачастую выглядит дружелюбнее и более открытым, чем Дерек. Сами же прародители, возможно, и догадывались о причинах Отторжения, но, по какой-то причине, это событие (как и, на удивление, всё, связанное с Барьером) вызывало у них крайне сдержанный интерес, поэтому среди дошедших до наших дней памятников, его описания нет в принципе.

Точно можно сказать только то, что отношения между братьями испортились. Они отдалились от людей и много времени проводили вместе, пока в один момент Галеб не был умервщлён Дереком. Тело его Дерек донёс до того места, где сейчас находится Безносая Застава, а потом ещё некоторое время тащил по земле прежде чем уничтожить неизвестным способом. По-видимому, из-за сверхъестественной природы братьев, очень тесно связанной с молодым на тот момент миром, само это место получило необычайные свойства. След от крови Галеба превратился в Путь, а место его захоронения оказалось скрыто за непреодолимым Барьером. С тех пор загадочный Край мира стал, как ни удивительно, частью этого мира.

После этого события прародители, насколько можно судить по тем же фрескам, перестали верить в божественность Дерека и стали воспринимать его не как мудрого правителя и наставника, а скорее как могучее и опасное сверхъестественное существо. Дерек же, скорее всего, видел это и вскоре покинул город лок`ва, исчезнув навсегда. Судя по некоторым его изображениям, можно аккуратно предположить, что кто-то из прародителей, возможно, считал, что Дерек даже раскаивается в содеянном.

С исчезновением Дерека в жизни прародителей появился Барьер. Как уже было написано ранее, относились они к нему настороженно, скорее даже избегали его. Тем не менее, нам известны два артефакта, напрямую с ним связанные. Первый из них – это Одинокие Врата, разрушенные ещё во время контакта с трансцендентным. Тем не менее, они достаточно хорошо сохранились. Считается, что эта арка из белого резного камня была частью Безносой Заставы. На вратах изображён Барьер, источающий некие лучи, попадающие в людей, животных и деревья. Это событие или явление и считают причиной постройки Одиноких Врат. Как оно связано (и связано ли вообще) с загадочными и искажёнными животными и растениями, которых ваш покорный слуга сам встречал у Барьера – не известно. Можно лишь предположить, что прародители не считали Барьер угрозой, потому что в Одиноких Вратах нет петель, на которые можно было бы повесить створки ворот, чтобы закрыться от него.

Со вторым артефактом, скорее всего, связано такое понятие как «плевелы». Доподлинно неизвестно, кого именно прародители называли плевелами. Тем не менее, бытует вполне правдоподобное мнение, что, по какой-то причине, этим словом они, рассказывая о каком-то событии, отмечали важного для повествования человека. Также это слово совпадает с эпитетом, употребляемым ими по отношению к Божественному Галебу, которого лок`ва уважали за то, что он многому обучил их. Таким образом, оно могло свидетельствовать о некотором уважении или, по крайней мере, признании, испытываемом говорящим к тому, о ком идёт речь. С точки зрения же церкви, плевелы – это те лок`ва, которые поддались шёпоту Галеба (который, кстати, и называют теми лучами, исходящими от Барьера на барельефах Одиноких Врат), и стали грешны и порочны. Эта версия также не соответствует действительности, так как ни в одном из сохранившихся документов плевелы не упоминаются в однозначно негативном контексте.

Тем не менее, согласно официальной версии, вторым артефактом прародителей, связанным с Барьером является Машина Орп`ату, которая некоторым образом использовалась для изучения плевелов. В данном случае, следует указать, что официальная версия принята далеко не всеми. Действительно, есть только одна рукопись, в которой упоминается некий учёный Орп`ату, который ближе к старости занимался «изучением плевелов» и даже создал для этого некоторую машину. Однако там же написано, что сам Орп`ату позднее уничтожил результаты своих исследований, когда ими заинтересовался правящий дом Аразил Марка, заявив, что они вредны научному сообществу. Наиболее правдоподобной же на данный момент является альтернативная версия, согласно которой Орп`ату был руководителем некой тайной организации, членов которой, своих коллег учёных, он и называл уважительно «плевелами». Именно поэтому он не пожелал, чтобы результаты их работ попали в Аразил Марк.

Машина же много декинфов считалась несуществующей, до тех пор, пока очередная экспедиция школы набожных сказителей не обнаружила её во время раскопок Кладбища Механизмов прародителей, рядом с Йеркамом, около двадцати декинфов назад. Достоверно неизвестно даже, что именно они нашли. Верховный Кардинал Нанцак, которому её показали, к сожалению, был первым из церковных правителей, который утверждал, что скверна Галеба ещё живёт среди людей. Увидев находку, он сразу объявил её Машиной Орп`ату и, никому не показав, отправил на руины Безносой Заставы, поручив организовать там корпус стражников, как в древние времена, и приказав им выслеживать с её помощью плевелов.

Официальная доктрина церкви на данный момент утверждает, что машина позволяет Стражам своевременно узнавать имена плевелов и изгонять их к Барьеру. К слову, это не имеет ничего общего с целями Безносых Стражей прародителей, которые, как утверждается, только наблюдали за Барьером. Ещё одной утратой науки стало то, что знаменитые шлемы Безносых Стражей (у которых после прохождения неизвестного ритуала исчезал или удалялся нос) были также испорчены церковью. Сам же Нанцак был изгнан к Барьеру одним из своих же Безносых Стражей на следующую ночь после принятия современной доктрины. Этот страж утверждал, что увидел на Машине его имя.

Последнее же известное упоминание о Барьере можно найти у Умайи Танцора, который, ещё до того, как Безносую Заставу начали охранять новые Стражи, несколько раз ходил к Барьеру, и, как он пишет, любовался им. Скорее всего, он начал сходить с ума ещё до того, как впервые добрался до Барьера, так как его очерки написаны очень сумбурно и разрозненно. Единственное, что можно из них понять, это то, что Умайя считал, что Барьер раскрывает в нём его скрытый потенциал, взамен забирая часть его самого, и замещая это чем-то другим. Он писал, что самые головокружительные танцы у него не получались нигде, кроме как у Барьера. После же того, как Безносая Застава закрылась, однажды он, уже совсем старый, прошёл через неё к Барьеру сам, по собственной воле, но обратно его не пустили Стражи.

За последние десять декинфов всё больше и больше людей изгоняются церковью к Барьеру по подозрению в том, что они плевелы. Научное сообщество…

Карс остановился и бросил перо. Его академический опус и так был слабоват, а теперь и совсем превращался в спектакль. Неужели это он, научное сообщество? Он правда собирался написать, что «оно» встревожено такой тенденцией? Как будто ему всё это время не было всё равно. Как будто он никогда не сочинял легенд. Как будто не рассказывал в таверне девушкам красивые сказки о любви, приправленные древними мотивами.

А теперь он и сам изгнан, он может заняться исследованием Барьера на своём собственном примере. И тогда его дневник станет манускриптом, который какой-нибудь сказитель возможно тоже прочитает в библиотеке. Прочитает – а напишет что-то совсем другое. Легенды, они тем и хороши, что никто не знает точно, где она, правда, и даже если ты сочинишь всё от начала до конца, у тебя есть шанс не соврать. Именно поэтому в Сорат-а-Кетане и появилась школа сказителей – а школа истории исчезла.

День 35, солнце на четвёртом поклоне

Карс сидел и думал – а что же дальше? Готовить еду ему было лень. Креоны не так-то просто чистить без разделочной доски, да и пахнут они не очень приятно. А есть ему по прежнему не хотелось. Как скоро у него кончатся дрова для костра? Хотя для этого у него есть целый лес, правда и путь до него не близкий.

С тех пор, как Карс сюда пришёл, казалось, костёр совсем не изменился. Он взглянул на огонь и опешил – зола, остающаяся от прогоревших углей, не осыпалась в пыль, а на его глазах чернела и разгоралась снова. Это ему кажется – или неужели Край так незаметно влияет на всё вокруг него? Откуда же тогда взялись все эти кучки пепла? Как они могли потухнуть?

Карс почувствовал себя не в своей тарелке. Неужели его совсем ничего не отделяет от этого загадочного конца мира? Что тут может случиться ещё? Как он уже выяснил, никто в здравом уме не наблюдал за природой у Барьера. Чего ему ещё ждать? И тут же в голову ему пришло прекрасное решение – палатка. У него будет свой небольшой дом, в котором будет хозяином он сам – а не какие-то сверхъестественные силы. Всё-таки он теперь живёт у Барьера – и тому, хочет он этого или нет, придётся считаться с этим соседством и уважать Карса.

Достав палатку из рюкзака, Карс подумал, что, наверное, в этом и заключаются люди. Это и есть то самое главное, что они унаследовали от прародителей, и чем напрочь обделены лаксы. Люди никогда не играют по чужим правилам – они хотят быть с миром на равных. Они не цепляются за прошлое, они строят новые города, вырубают старинные леса и возделывают поля. Да, иногда они переигрывают, иногда у них бывают неудачи, но они хотя бы пытаются. А сможет ли Карс быть таким? Получится ли у него вступить в диалог с этим диким и загадочным местом? Карс приложит к этому все свои силы.

Испытания начались раньше, чем он рассчитывал. Пару раз запутавшись в пологе, Карс смог всё-таки натянуть его на подпорки, но вот земли, в которую можно было бы воткнуть колышки для тента, вокруг совсем не было. Какое-то время он раздумывал над тем, будет ли лучше попытаться связать низ палатки одеждой или всё же придавить её рюкзаком. В конце концов он остановился на оригинальном решении – просто накинул тент сверху и оставил всё как есть. Карс считал, что иногда креативное решение проблемы лучше простого. Да и тент в месте, где не бывает ни ветра ни дождя, не представлялся вещью первой необходимости.

Закончив, он залез в палатку, лёг и взглянул наверх. Было довольно уютно, стенки из тонкой ткани, конечно, не самое безопасное укрытие, но теперь он тут живёт. Карс почувствовал, что что-то лежит под его спиной и слегка колет его. Протянув руку, он вытащил…

Воспоминание 3

А помнишь, как мы с тобой путешествовали? Ты, дочь странствующего купца-почтальона, не привыкла жить в городе и ощущать, что тебя повсюду окружают другие, незнакомые люди. Ты всегда говорила, что только по ту сторону ворот чувствуешь себя на воле и можешь вздохнуть полной грудью. Видя, как ты томишься в заперти и с каждым днём угасаешь, как мотылёк, запертый между оконными ставнями, я не мог не предложить тебе пойти в поход. Ты, хоть поначалу и вяло, но потом всё больше возвращаясь к жизни, согласилась.

Сам я, хотя и бывал в разных городах когда учился в школе или по работе, на самом деле редко покидал Сорат-а-Кетан. Да и полевые условия для меня были в новинку, в экспедицию мне попасть так и не удалось. Поэтому, собираясь, я сильно переживал и старался заранее всё продумать. Я не спал ночами, пытаясь вспомнить, что же я всё-таки мог забыть, хотел научиться ставить палатку дома на полу и работал в библиотеке на неделю вперёд. Так что не думай, что мне так легко давалось всегда быть в форме и готовым ко всему.

Я помню, как мы с тобой вышли за ворота на рассвете, когда солнце спешило к первому поклону. Во рву ещё лежал туман, а на траве у дороги, уходящей к горизонту между полей, небо отражалось в каплях росы. Я был усталым и заспанным, и постоянно зевал – а ты смеялась и говорила, что мир за пределами города устроен удивительным образом, в нём даже день начинается с утра. Помню, как мы шли между пашен, переступая через каждую борозду плуга и пугая птиц, прилетевших полакомиться посевами. Помню, как мы сидели на холме в грозу и гадали, с какой стороны ударит следующая молния, а ветер хлестал наши лица каплями дождя – и нам было абсолютно всё равно, насколько сильно мы промокнем.

Я помню, как мы шли вдоль оврага, и ты напевала сецион, который запомнила с тех времён, когда бесконечно колесила по дорогам в фургоне отца. Я помню даже его слова, ты пела:

 
Назло бедам и заботам,
Письма ходят по субботам.
Вопреки твоим сомненьям,
Ходят и по воскресеньям.
 

Ты пела, а я смеялся. Но не думай, пожалуйста, что я хотел тебя чем-то обидеть, или что ты выглядела смешно в этот момент: наверное, просто иногда люди и правда могут смеяться от счастья.

Я никогда не забуду тот момент, когда мы вдруг встретили калебоза в лесу. Это ты его услышала первая и знаком остановила меня. Из-за поваленного дерева послышались приглушённые щелчки, а потом тихое жужжание и скрип. Ты повернулась ко мне и прошептала, что это самый загадочный зверь в лесу. Он одновременно самый опасный и безобидный: никто из тех, на кого он нападал, не выжил, но никто из тех, кто его видел, не пострадал.

Ты сказала, нам повезло. Если мы его услышали, значит, у него тут станция, и, если он не напал на нас до сих пор, значит, он мирный. Я тогда ещё не понял, о ком именно идёт речь, но догадывался. До того дня я не верил, что калебоза ещё можно встретить в лесах. Но, оказывается, у странствующих почтальонов есть свои легенды, которые не пылятся в сборниках на полках библиотек. Иногда ты могла удивить и сказителя.

Мы подошли к дереву и осторожно выглянули из-за него. На залитой солнцем поляне неподвижно лежало удивительное существо. По размеру оно напоминало лося, у него было шесть мощных лап, длинный хвост и пасть с острыми зубами. На его голове напряжённо замерли четыре уха. Судя по всему, судьба этого калебоза была не из простых: его чёрная шкура во многих местах была порвана и обожжена настолько сильно, что не срасталась обратно, и в этих местах наружу проступали волокна его металлических мускулов, усеянные мельчайшими магическими письменами. Насколько я знаю, магия калебозов не была трансцендентной, потому что они создавались раньше, но тем не менее, настолько сложные технологии производили впечатление и вызывали восхищение знаниями (или в данном случае уместнее сказать незнаниями?) прародителей.

Калебоз лежал на спине, набираясь сил, а где-то под ним была пластинка его станции, от которой по окрестной траве расходилась лёгкая дрожь. Если ты вдруг не знала, калебозы были задуманы полностью автономными. Каждый из них должен был выбрать подходящее место вдалеке от остальных, прогретое солнцем и надёжно укрытое, чтобы построить там свою станцию для отдыха и лечения. А если тебе кто-то скажет, что станция для калебоза – это как берлога для медведя, что он там спит и рожает детёнышей, можешь рассмеяться этому человеку в лицо и никогда ему больше не верить. Он и в лесу-то, наверное, ни разу в жизни не был.

Много сеций подряд мы любовались этим поразительным зрелищем, а когда солнце начало клониться к девятому поклону, зависнув над кронами деревьев, тихо встали, вернулись к тропинке и продолжили путь. Тем вечером мы развели огонь на берегу озера и поставили палатку. Ты заварила в котле душистые травы и легла рядом со мной, положив голову мне на колени и укрывшись пледом. Уже совсем стемнело и над водой рассыпались звезды. Луна, зеленая и голубая, выкатилась из созвездия небесных врат. Ты спросила, знаю ли я, что за зверь нам повстречался, и почему тебе показалось, что он внутри железный.

Конечно я знал. Для того ведь твой сказитель и ходит с тобой, чтобы всё знать и тебе рассказывать. Ну или честно рассказывать, что он чего-то не знает. Это тоже редкий навык, далеко не все люди так могут. Нас этому в школе специально учили. Шутка.

– Мы с тобой повстречали калебоза. Тебе, как обычно, рассказывать всё с самого начала, да?

Ты утвердительно кивнула головой и закрыла глаза.

– Калебозы – создания прародителей, полузвери и полумашины. Их история тесно связана с историей магии. Неизвестно, когда именно лок`ва заметили, что непонятные вещи, изображения и письмена обладают особенными свойствами. Но, судя по всему, это случилось очень давно – буквально всё, что дошло до нас от них, пропитано магией. Впрочем, непонятно, была ли во всех этих вещах магия изначально, или мы просто поглупее. Я даже однажды видел магическую ложку лок`ва.

Ты хихикнула. А ведь кто-то из прародителей, возможно, и правда изобрёл магическую ложку, долго трудился над ней и очень ею гордился.

– На самом деле, это и правда очень интересная тема, я всегда удивлялся этому. Почему это мы, люди, не можем создать почти ничего магического? Как так получилось, что сама идея сделать что-то, непонятное нам самим, людям чужда, а вот лаксам, например, нет. Именно поэтому мы и ходим к ним на ярмарки. Наверное, они действительно в этом отношении не так далеко ушли от лок`ва. Люди хорошо умеют только разрушать магические вещи. Ну, на самом деле это все умеют, это не сложно. Все магические вещи со временем выходят из строя.

– Я думала, что магическими вещи остаются до тех пор, пока они тебя удивляют. А когда ты к ним привыкаешь – магия из них и уходит…

– Да, пожалуй, это очень точное определение. Только она уходит для всех сразу, а не только для тебя одного.

– А у прародителей их магические приборы тоже ломались?

– О, и ещё как! Ломались настолько часто, что им приходилось создавать целые Кладбища Механизмов, где эти самые приборы лежали до тех пор, пока не становились просто грудой металла – и их можно было переплавить во что-то другое. Этим, как ты понимаешь, прародители, так любившие всё вечное и идеальное, были очень недовольны, и лучшие из их магов много и много дней напролёт проводили в своих высоких башнях, стараясь придумать идеальные письмена, которые бы никогда не теряли своих магических свойств. Лок`ва называли их трансцендентными – то есть не подвластными уму.

– И у них получилось?

– Получилось. Но, я уверен, не так они себе это представляли. Легенда гласит, что однажды утром, когда плевел Ка`ардб верховная волшебница города Ториз`ена, вошла в свою башню, она увидела, что через каменную кладку её пола проросли жёсткие серые колючки. Ка`ард попыталась вырвать их, но заметила, что это были не простые растения. Их укрывала будто бы прозрачная неощутимая стена, пройдя за которую маг не смогла дышать, а глазам её предстало удивительное зрелище – она будто бы выглянула на необъятное мрачное поле под антрацитово чёрными небесами, покрытыми мириадами ярких, как фонари, звёзд, неистово крутящимися и кружащими друг за другом. В страхе Ка`ард отпрянула – и очутилась снова в своей башне. За это время колючки выросли сильнее и протянулись к её магическим книгам и артефактам.

– Это история про то, что лок`ва называли контактом с трансцендентным?

Ты посмотрела на меня полузакрытыми глазами так, как будто я тоже был чем-то загадочным. Например, загадочно скучным человеком, обладающим даром испортить своими бесконечными историями даже самый приятный вечер.

– Именно. Вскоре со всех концов мира стали приходить вести о загадочных серых растениях, распространяющихся в лесах и полях как язвы, и тянущихся ко всему магическому. Они поглощали деревья и дома, превращая всё на своём пути в нечто бесформенное и хрупкое. Лок`ва, которые попадали в эти мрачные заросли исчезали и не возвращались, а снаружи, говорят, были видны бесцветные силуэты или тени простой, геометрически правильной формы, качающиеся на длинных ногах. Но эта история со счастливым концом. Прародители, всё же, были сильным и храбрым народом. По крайней мере, мы так считаем. Их лучшие мастера и колдуны создали корпус калебозов – механических существ с живым телом, которые расселились по всему миру. Они жили в густых лесах и должны были защищать прародителей от блёклых пятен, заразивших всё вокруг как гниль, и от всего, что могло из этих блёклых пятен выйти. Кроме того, калебозам не нужно было дышать, поэтому они могли спокойно проникать на ту сторону этих пятен, исследовать тот мир и приносить магам в города ценные сведения. Это был первый контакт прародителей с другим миром – и прародители справились с ним. Неизвестно, что именно стало причиной контакта, но стало понятно, что бесцветные пятна привлекает магия. Во всех городах были созданы антимагические стены, а рядом с разросшимися серыми колючками в лесах и полях были установлены волшебные обелиски, которые и поныне иногда можно увидеть, повалившиеся, на перекрёстках дорог. В результате блёклые порталы остались только в особых башнях, через которые маги в специальных костюмах ходили исследовать мир по ту сторону. Насколько мне известно, там прародители под руководством Ка`ард даже построили небольшое поселение, где жили учёные и волшебники. После этого, с помощью тех же башен были открыты и другие миры. И именно благодаря этому событию трансцендентное магическое письмо всё-таки было изобретено. Ну а калебозов было решено оставить в лесах, чтобы они защищали караваны и одиноких путников. Кое-кто из них участвовал в битве с ужасом, ну и сейчас, по-видимому, выжившие тогда ходят по лесам, ищут своих бывших хозяев…