Текст книги "Пусть умрут наши враги"

Еще немного – и она проткнула бы лезвием почку Траста.

А Траст сломал бы Зилу ребра.

Но случилось иначе.

Из логова колдуна вырвалось нечто стремительное и сильное. Существа, похожие на древесные корни, покрытые коростой почвы, оплели и блондинку, и Траста, и лешего, как те лианы – заброшенные бетонные здания предков, сжали так, что захрустели кости. В носу стало щекотно и влажно, потекло по губам соленое. Из-за резкой боли Зил едва не потерял сознание. И он заорал бы, оглушив криком рыбаков в Щукарях, но из легких выдавило весь воздух!..

Однако ведь точно не бывает растений с корнями, ветками или еще чем, которые передвигались бы со скоростью убегающего от волчарок зайчера. У растений нет костей и мышц. Да и чтобы быстро двигаться, нужно расходовать много энергии, которой попросту неоткуда взяться у травы и кустарников, так уж они устроены. Напавшие твари – или одна-единственная тварь? – были чем угодно, но только не корнями дерева.

Парни не сумели, а вот Ларисса вырвалась из ловушки. Выплюнув густой ком слюны вперемешку с пыльцой и выдав такое крепкое словцо, что у Зила покраснели уши, хотя он вовсе не считал себя стеснительным малым, она отлично заточенным рыбацким ножом ударила по «корню», обвившему ее талию. Упав на снег, обрубок брызнул зеленым. Резко запахло тиной. От метнувшегося к ней еще одного «корня» девчонка отпрыгнула, как кузнечик, изломав колени в обратную сторону, как это было в Мосе на испытании. Однако следующий «корень» настиг ее в пяти мерах над землей, обвил лодыжку и дернул вниз. Взмахнув руками и выронив при этом нож, Ларисса упала и ударилась спиной, после чего с десяток «корешков» потоньше тут же оплели ее с головы до ног.

Девчонку, Траста и Зила поволокло по снегу к входу в апартаменты колдуна. Жаждущие встречи с великим Роддом завистливо смотрели вслед. Их ничуть не смущал способ, с помощью которого троица проследовала вне очереди.

* * *

Брызгая вспененной слюной, волчарки лаяли яростно, взахлеб.

Уж слишком много народу собралось на центральной площади поселка.

А ведь середина дня, и потому все должны быть при деле: мужчинам положено рыбачить, а женщинам заниматься готовкой и уборкой. Разве что седым старцам разрешено бездельничать, сидя на солнышке и обсуждая проделки юных сорванцов, которые еще настолько малы, что им не доверяют даже латать сети.

Работа брошена из-за рептилусов, засиженные мухами трупы которых были привязаны к лестницам брошенных домов. Два трупа – две лестницы. И еще на одной лестнице Сыч заметил окровавленные обрывки веревок. А еще, подъезжая к поселку, Сыч увидел, как на дома на сваях опустилось зеленое облако.

Он нахмурился, заметив столы с остатками закусок. У щукарцев сегодня праздник? Или просто решили отметить казнь полукровок? Вполне может быть и первое и второе, в этом нет ничего особенного… Но среди опустошенных блюд и пустых кувшинов стояла братина. Значит, в поселке побывал чужак. С родней ведь не братаются. И с рептилусами тоже.

Выжил-таки мальчишка, и он тут, в Щукарях.

Или – был здесь совсем недавно.

В любом случае не стоило показывать местным, что Сыч понял это. Вон как на него уставились, схватив кто нож, кто вилку, а кто и за острогой домой сбегав. Если б не верный зог и не ощеренная свора, уже накинулись бы, изрубили бы да порезали на наживку. Ну, попытались бы это сделать.

– Что ты сказал?! – услышал Сыч крики за пару улочек от площади. – Как – здесь?! Ортис, ты сам ее видел, вот как меня перед собой видишь?! Ларисса, дрянная девчонка, ты куда задевалась?! Солить мне жабры, крюк мне в хребет! Где ты прячешься?!

Крики стали тише и вскоре вовсе прекратились.

Впрочем, Сычу не было дела до слишком громких рыбаков.

Будто бы не видя местных со всем их «оружием», направленным на него, он проследовал через толпу – щукарцы спешно расступились, образовав широкий коридор. Зога взбудоражил запах страха, исходивший от людей. Сычу понадобились все его навыки, чтобы удержать зверя от немедленной атаки, иначе зверюга остановилась бы не в центре площади, а посреди моря крови и гор разорванных тел.

– Молчать, – велел Сыч волчаркам, и те сразу утихли.

Он чувствовал, как сотни взглядов ощупывали его, пытались разгладить складки плаща и заглянуть под широкие поля шляпы. Щукарцы выискивали изъяны, отмечая его слабые места, – интересно, какие? – чтобы потом напасть. И при этом ни слова. Даже дети не смели пикнуть. А раз им всем нечего было сказать, заговорил Сыч. Заговорил не тихо и не громко, а так чтобы услышал тот, кому сказанное предназначалось. При этом Сыч смотрел поверх голов щукарцев – со спины зога так просто смотреть поверх голов – на возвышающиеся за поселком безжизненные бетонные глыбы прошлого. Где-то там, среди бетона, располагалось логово Родда.

– Умерь пыл своих рабов, – потребовал Сыч. – И даже не думай насылать на меня свою дрянь.

Он вскинул десницу с уже снятым с предохранителя файером. Исторгнутый из пасти огнедышащего факел пожрал зеленоватую дымку за миг до того, как она опустилась бы на голову Сыча.

Рыбаков взволновал поступок незваного гостя. Еще не смея выказать гнев, они стали переглядываться, трогать друг друга за плечи и одобряюще кивать, найдя поддержку у родственников и друзей. Вот-вот шептаться начнут, потом заговорят, заорут, а уж там и накинутся на следопыта. Его зверье уничтожит многих, но не всех, так что самому придется помахать Карой. А это все займет какое-то время, это пустые хлопоты и лишняя суета. И потому надо пресечь бойню на корню.

– Натравив на меня сброд, ты, Родд, а не я, обречешь всех тут на погибель, – Сыч коснулся пыльной тульи, чуть поправив шляпу. – Предположим, что случится чудо, и рыбаки убьют меня. Но тогда на закате говорец Мора не свяжется со мной, сюда придет целое войско, и ратники будут драться между собой за право первым изнасиловать самую красивую местную девку. Ты этого хочешь? Чтобы поселок вырезали? И кого тогда будешь травить своими благовониями? Кстати, княжье войско может наведаться и в твои развалины…

Сыч замолчал, и щукарцев согнуло от кашля. Из распахнутых ртов выплеснулись брызги вязкой зеленой слизи. Глядя на страдания рыбаков, следопыт осклабился. Конечно, Родд ни за что не допустил бы, чтоб в его вотчину вторглись ратники князя. Ведь не зря столько лет затворник-колдун наставлял юных глупцов, внушая что и как им делать в жизни, столько тысяч чистокровных слушаются его, поверив каждому слову. Если Родд призовет их, они с радостью встанут под его знамена.

Просмотрели владыки Моса у себя под носом серьезного врага, просмотрели.

Впрочем, Сычу нет дела до всяких заговоров против престола.

* * *

Ларисса обмякла. «Корни» зарылись в светлые волосы и, растрепав пук кос, едва не сорвали с нее скальп.

На черепе Зила не за что было ухватиться, поэтому «корень» сунулся ему в рот, настойчиво раздвинув губы и надавив на резцы с намеком, что кое-кто останется без зубов, если не расцепит челюсти. Испытывая брезгливость, Зил тут же укусил «корень». Тот был вовсе не древесно-твердым, скорее напоминал хрящ, покрытый кожей, но хрящ крепкий, не разгрызешь. Из продавленной кожи «корня» в горло хлынула жидкость, пахнущая тонжерром, то есть тиной и розами. Да и на вкус она была как тонжерр, только ярче, насыщенней. Ортис что-то говорил о благодетеле, снабжающем щукарцев. Похоже, Родд и есть этот самый благодетель.

– Ах чтоб тебе кишки раздуло! – Траст хрипел, пытаясь высвободиться. И сопротивление здоровяка оценили по достоинству: в рот ему кляпом впился не один «корень», целая охапка заставила его заткнуться, расслабиться и утихнуть.

Головокружение у Зила как рукой сняло. И никакой тошноты, никакой боли. Ну да, если уж сухой тонжерр, предложенный Ортисом, взбодрил лешего, то свежий сок точно придаст сил надолго. К тому же, кожица «корней», обвивших Зила, кое-где треснула от напряжения, через щели просочилось довольно много жидкого тонжерра, который, стекая по телу пленника, постепенно превратился в вязкую смолу, закрывшую все его раны. Так что кровотечение прекратилось, у Зила появился шанс выжить.

Он осмотрелся.

В просторном помещении – в той части, куда «корни» приволокли пленников, – было светло, хотя ни камина, ни факелов с лучинами, ни гнилушек, ни дорогущих ламп, наполненных светляками, Зил, как ни крутил головой, не обнаружил. Казалось, светились сами стены и высокий потолок из шлифованного белого с серыми прожилками камня. А вот дальние углы, до которых было не меньше сотни мер, оставались затемненными. И если снаружи здание представляло собой одну большую клумбу, то внутри все было выхолощено, мертво: ни травинки, ни листика, ни даже пылинки. Идеальная чистота.

Было холодно, морозно даже.

Во мраке дальнего угла раздался странный звук, будто зашелестели по дубовой коре тельца тысяч древесных змеек, заскребли лапками по полированному камню тысячи жучар. Ларисса и Траст переглянулись. Значит, Зилу не послышалось.

Гулкими ударами сердце в груди лешего отмеряло ток времени. Казалось, миновала вечность, две вечности, а то и десять, а то и больше, прежде чем из мглы явился тот, кто издавал все эти звуки. Тот, кто наслал на щукарцев облако зеленых спор. Тот, кто взял в плен Зила и еще двоих чистокровных.

Его ярко-зеленая борода спадала до чистейшего пола, наступать на который даже тщательно вымытыми пятками казалось кощунством. Из бороды произрастали тончайшие травяные спирали, а по ним ползали мерзкие рыжие муравьи. Несмотря на то, что в помещении было холодно, над колдуном Роддом, – а это, несомненно, был он – жужжа и пища, вились полчища комаров и слепней. Зил сразу заметил, что насекомые не удалялись от него на лишние полмеры, старались держаться поближе к голове. Лицо Родда покрывали глубокие морщины. Набившаяся в них пыль превратилась в почву, давшую приют мелким, едва различимым побегам. В локти и колени колдуна вросли толстые «корни», от которых ветвились «корни» потоньше, от них – еще тоньше, и так далее, до тех, что опутали троицу. И непонятно было, то ли Родд волочит их за собой, то ли они управляют им.

Колдун Родд явился не сам.

Такие, как он, не могут и шагу ступить в одиночестве. Им никак без верных соратников и фанатичных последователей, благодарных учеников и угодливых слуг. На худой конец сгодятся и рабы, готовые день и ночь преданно лизать господину ноги.

Свиту колдуна Зил мысленно назвал детьми цветов, потому что самому старшему из них едва исполнилось двенадцать и потому что члены свиты украсили свои тела цветами. И если обычные мальчишки и девчонки, порезвившись на луговнике, надевают на себя венки или оплетают усиками суккулентов запястья, то для свиты колдуна это было бы слишком просто. Дети цветов буквально превратили себя в грядки. Корни растений брали жизненные соки из-под их кожи. Их волосы и ногти покрылись буро-зеленым налетом мха, и кожа отдавала зеленцой. С их появлением зал переполнился удушающим запахом тины и роз, запахом тонжерра.

Зил часто-часто задышал. Ларисса тоже в точности изобразила рыбину, выброшенную на берег. Траст побагровел – ему кляп мешал восполнить нехватку кислорода.

Еще немного – и все трое задохнутся!..

Втянув воздух через мясистые ноздри, Родд недовольно махнул рукой, потянув за собой целый массив «корней». Тотчас концентрация аромата уменьшилась до приемлемой. По лбу и лицу лешего ручьями потек пот. Ларисса закашлялась, лицо ее посинело. Траст то ли просто закрыл глаза, то ли потерял сознание.

– Они так охотятся, – сказал Родд, кивнул на своих приспешников. Голос у него был густой, рокочущий. Если он вдруг заорет, своды зала не выдержат, цветник обвалится, а следом осядут грудами битого бетона все здания мертвого города. – Идут на цветочную поляну, а там уж… Они умеют не шевелиться, не дышать, сердца их перестают биться. Я научил их этому. Они – прилежные ученики.

«Корень» выскользнул изо рта Зила, путы заметно ослабли. На щеках блондинки появился румянец. И Траст наконец лишился ненавистного кляпа и встрепенулся, однако у него хватило ума не воспользоваться обретенной долей свободы, и потому колдун не услышал его проклятий.

Огладив бороду, Родд продолжил:

– Они замирают среди ромашек и тюльпанов. А когда на поляну, чтобы пощипать травку, выходит косуля, или присаживается птер, уставший облетать охотничьи угодья, цветы моих учеников – особые, выведенный мной вид – выделяют ядовитое вещество…

– Тонжерр, – буркнул леший.

Родд покачал косматой головой:

– Так называют мое детище рыбаки. Глупцы! Они получают жалкие отходы, мусор… У моих учеников иммунитет к отраве, а зверюшки погибают и становятся пищей. Нет, не нашей. Мы не пожираем плоть животных. Хотя рыбаки говорят, что мы не гнушаемся человечиной…

Траст громко сглотнул.

– Однако это не так, – Родд подмигнул ему.

Рыжий сглотнул еще раз.

Колдун повернулся к Зилу и, не моргая, уставился на него:

– Хоть ты и леший, а я нет, у нас много общего. Ты ведь тоже не ешь мяса?

Ларисса и Траст покосились на Зила. И если здоровяк смотрел снисходительно, с сочувствием, – как так, не вгрызаться в шашлык из барашка? не обгладывать свиные ребра?! – то блондинка окончательно уверилась в том, что Зил сотрудничает чуть ли не со всеми подонками Разведанных Территорий.

– К тому же, ты воспротивился моему зову. – Муравьи быстрее забегали по спиралям-травинкам в бороде Родда. – Ты единственный, больше никто. У тебя дар – ты обладаешь властью над растениями. Наши дары сродни.

– Я не подчиняю себе людей. Не ломаю их волю, – Зилу польстило, что могущественный ментал считает его ровней, но при этом стало и противно. – Люди не растения. Они лучше! С ними нельзя так!

Родда удивил его ответ.

– Ты столь наивен? Рыбак Ортис хотел убить тебя. Он лучше безобидной березки? А те, кто устроил Третью мировую, добрей дубовой рощи, кормящей из года в год стадо свиней? А что ты скажешь о том человеке, который убил твоего отца?

Зил вздрогнул. Батя Лих… Оказывается, колдун Родд не только подчинял тела, но и обладал куда большими способностями. Сильнейший ментал. Никто на Разведанных Территориях с ним не сравнится. А еще Зил разозлился на себя за то, что был полностью согласен с колдуном. Не лучше. Не добрей. Но все-таки… А вот не мог он придумать достойного возражения. И ладно. Беседы о том, кто круче, оставим на потом. Пока же следовало позаботиться о семье. Родд доказал, что на многое способен. Восторг и признание его поклонников заслуженны. Так что зря леший смеялся над Трастом, мечтавшим о встрече с колдуном. А раз так, следовало расспросить Родда о самом важном.

– Ты знаешь о гибели моего отца, – осторожно начал Зил. – Может, тебе известно, что случилось с моими мамой и сестрой? Помоги мне, Родд, расскажи!

На лице колдуна возникла гримаса, должная изображать то ли улыбку, то ли крайнюю степень раздражения. Слепни и комары ускорили полет над его головой, жужжание и писк усилились.

– Тебе не нужна моя помощь! – чересчур громко пророкотал он, и его свита испуганно зашевелилась, попятилась. – Спрашивая о тех, кого нет, ты издеваешься надо мной?!

Внутри у Зила похолодело.

– Как это – нет? Почему ты сказал, что их нет?! – выдавил он из себя.

Жужжание слепней и комариный писк превратились в сплошной неразборчивый гул. Насекомые летали над головой Родда уже с такой скоростью, что невозможно было рассмотреть их по отдельности – слились в кольца. Траст сделал круглые глаза, намекая, что не стоит злить колдуна.

– Потому что у тебя нет матери, леший. Уже много лет. И никогда не было сестры.

Сказанное им было настолько нелепо, что Зил не нашелся с ответом.

Он расхохотался.

Даринки, значит, нет и не было?! И мама давным-давно мертва?!..

Разочарование и презрение – вот, что он испытывал, глядя на зеленобородое чучело. Родд – великий ментал?! Что вы, обычный ярмарочный шарлатан, обманывающий великовозрастных дурачков вроде Траста! И чем меньше у дурачка уверенности в себе и знаний, чем сильнее он надеется, что добренький дядя подскажет, куда идти и как маршировать, тем сильнее власть шарлатана над дурачком.

Но не над Зилом.

– Зачем ты лжешь, старик? – оборвав свой смех, спросил леший. – Ты тронулся? Ну, в твоем-то возрасте неудивительно…

Вжикнув напоследок, слепни и комары попрятались в густой бороде Родда. Лица детей цветов исказил ужас. В зале приемов запахло вовсе не тонжерром, а постыдной детской слабостью.

Колдун Родд развел руки в стороны, и «корни», вросшие в его локти, заскрипели точно стволы деревьев на ветру в лютый мороз.

– Понимаю. Тебе, леший, больно слышать правду. Но у меня есть твой геноматериал и налажена связь со всем миром… Впрочем, ты не поймешь… Я не чувствую ни твою мать, ни твою сестру. Их попросту нет.

– Ах попросту нет?! – Зил действительно не понимал. Да он и не собирался вникать в бредовые фантазии сумасшедшего шарлатана. – Я тебе не верю, Родд. Ты ошибаешься. Или лжешь.

Дернулась зеленая борода. Траст покачал рыжей головой. Ларисса тихонько, но грязно выругалась. От свиты колдуна потянуло, как от общественной городской уборной в летнюю жару.

Зил ощутил чье-то присутствие в дальнем темном углу зала. Существо, которое скрывалось там, точно не было человеком. Оно следило за лешим. Внимало каждому его слову и напряжению мышц лица, оно вдыхало его запах, чтобы запомнить, оно внимало его голосу, когда он говорил, надеясь узнать ответ на важный вопрос, и когда дерзил от волнения и разочарования.

Наконец Родд нарушил затянувшееся молчание:

– У тебя, леший, интересная судьба. Изменчивая. Только от тебя зависит, как и что с тобой случится. Мало кому дано такое счастье – счастье ли? – определять русло своей реки жизни. Потому я вижу очень мало о тебе, всего на шаг вперед. Но я точно знаю: тебе суждено отправиться к Древу Жизни.

– Я не верю в судьбу, – Зил осклабился. – И да, я – хозяин своей жизни. Я и только я решаю, куда идти и что делать! Хоть на шаг, хоть на сколько вперед!

– Хозяин? Раз так, иди куда хочешь, – Родд заухал точно филин перед случкой, так его позабавили попытки Зила вырваться из удавки «корней». – Ну что же ты, хозяин?!

Он перевел немигающий свой взгляд на Траста:

– А твоя судьба, рыжий, – сопровождать лешего в странствиях. Ты ведь затем ко мне пришел, чтобы узнать, каков твой жизненный путь? Теперь тебе известно твое призвание.

Родд вновь заухал, его свита радостно зашушукалась. А Траст, узнав свое предназначение, возопил так, будто ему в седалище воткнулись когти волчарки, в пах – иглы ежа, в пятку – кончик хвоста тайгера с загнутым острым шипом, а в язык – жало шершня. Он призвал все беды и сто смертей-болячек на голову ушастого ублюдка, которому не будет спокойствия ни сейчас, ни завтра, ни когда его тело скормят свиньям. Досталось и великому Родду вместе с его молодой командой: Траст пожелал им всем удавиться морковью, испортить желудок гнилой свеклой, и чтоб им всем кишки раздуло из-за прокисших ягод и червивых клубней! Надо же, горе какое! Думал вернуться домой, пасти свиней, козочек доить, коров еще, да девок на сеновале щупать и детей потом растить, а тут! Тут!.. Да на кой ему этот ушастый, из-за которого одни неприятности?!

Траст еще причитал, а Родд уже повернулся к Лариссе:

– А твоя судьба…

Но договорить ему не дали.

– Ты где прячешься?! А ну покажись! – басовито-хрипло донеслось из кишки коридора, ведущего в зал.

Зеленобородый колдун попятился. На лице его появилось выражение крайней озабоченности, которое Зил назвал бы гримасой страха, если б перед ним был кто-то другой, а не могучий ментал, просто не способный кого-либо бояться.

Не способный – кроме одного человека на всей планете.

Того, который, рыча и плюясь, ворвался в зал.

– Крюк вам в хребет! – взревел этот самый толстый, самый широкоплечий мужчина, которого Зил когда-либо видел. – Солить вам жабры!

Его недоброе лицо, покрытое рытвинами оспин, было багровым. Его ноги-окорока с гулом впечатывались в полированный пол, оставляя за собой кровавые отпечатки. Похоже, перед тем, как войти в цветник, он хорошенько потоптался по очереди юнцов.

Увидев связанную «корнями» Лариссу, широкоплечий – ну точно поперек себя шире – давно уже немолодой мужчина попытался что-то сказать, но не смог, у него лишь судорожно задергался кадык, поросший седой щетиной. Мужчина перевел взгляд на Родда, и его голосовые связки родили звериный рык, от которого лешему стало не по себе, Траст втянул голову в плечи, а Ларисса наоборот заулыбалась во весь рот.

– Здравствуй, любимый брат, – обратился к пришлому Родд. – Давно не виделись, Майдас. Уж и не мечтал о приятной встрече. Думал, ты до самой смерти не почтишь меня, затворника…

– Заткнись, ур-род! – оборвал его широкоплечий Майдас, от которого разило кислым потом так, что куда там тине с розами. – Не смей, ур-род, раскрывать свою вонючую пасть в моем присутствии! Гони прочь мальчиков-одуванчиков! А не то!..

– Но, брат, я же… – растерянно повел руками Родд, «корни» вяло отозвались на его движение.

– Крюк вам всем!.. – удивительно резво для своих необъятных размеров Майдас метнулся к свите. Его нога-окорок врезалась в цветочное сборище, разом подняв в воздух троих послушников Родда, подбросив их чуть ли не до потолка, до которого было с десяток мер. Остальные дети цветов с визгом бросились наутек. Майдас поспешил было за ними в дальний темный угол, но, пробежав половину расстояния, остановился и, вглядевшись во мрак, передумал.

– Солить мне жабры!.. – отдуваясь и потея вдвое больше прежнего, чуть прихрамывая на ударную ногу, он двинул обратно. – Крюк вам в хребет!..

– Зачем ты так, Майдас? Ведь ты у меня в гостях, и я…

– ЧТО?!! – рыкнул широкоплечий и выпучил глаза. Удивительно, что не порвались его голосовые связки, а глазные яблоки не лопнули и не выпали ему под ноги. – ЭТО Я У ТЕБЯ В ГОСТЯХ?!!

Далее Майдас разразился такой отборной бранью, что уши у Зила свернулись трубочкой. Причем часть выражений лешему уже была знакома, он слышал их от Лариссы.

– Всех отпустить! Немедля! Всех!!! – надрывался Майдас. – Или я разнесу тут все на куски! Лично мотыгой выполю все твои одуванчики!

Родд плавно отодвинулся на пяток мер к темному углу, подальше от бушующего Майдаса. Зил не поверил своим глазам. Могущественный ментал отступал! Он до жути боялся широкоплечего братца!

«Корни» отпустили пленников. Зил и Траст рухнули на колени. Лариссу же мягко поставили на пол. Она бросилась к свирепому Майдасу, обняла его, прижалась всем телом и зачирикала что-то ласковое на ухо, отчего Майдас смягчился, бугры-мышцы опали, от лица отхлынула кровь – грозный воин враз превратился в пожилого безобидного толстяка.

– Ну что ты?.. – прощебетала блондинка. – Тебе же вредно нервничать. Ты же знаешь: надо лежать, настои пить. Лекарь говорил…

– Крюк в хребет лекарю! – раздраженно оборвал ее Майдас. – Я же велел тебе держаться подальше от дядюшки! – он указал на Родда. – И вообще, доченька, что ты здесь делаешь?! Ты ведь должна быть сейчас в Мосе. Я с князем договорился. Он обещал жениться на тебе.

Ларисса – дочь Майдаса? Зил и Траст переглянулись – мол, ты это слышал? У обоих от удивления челюсти отпали. А Родд – дядюшка? Тут что, семейное сборище, и парни приглашены поприсутствовать и выказать почтение?..

– Я никогда не выйду за Мора! – взвилась Ларисса, отстранившись от родителя, на которого она, к счастью, ничуточки не была похожа. – Слышишь, отец?! Никогда не выйду! Никогда!

Пожилой безобидный толстяк вновь стал свирепым, не знающим жалости берсерком:

– Если надо, в колодках отправлю тебя в Мос! Кнутом буду гнать! Дура! Ты не понимаешь, что творишь!

Он сгреб ее в охапку и забросил себе на плечо так легко, будто она соломенная. При этом одной рукой он умудрился ухватить за шкирку Траста с Зилом и поволок их за собой. Все трое отчаянно вырывались, но их тычки и удары не причиняли Майдасу неудобств. Он пер точно гора, у которой вдруг выросли ноги.

Выбравшись из логова Родда, отец Лариссы – вот бы взглянуть на ее мать, с такими-то родственниками! – вышвырнул парней в снег, как нашкодивших щенят. Пока они гостили в цветнике, снега насыпало изрядно. От очереди на прием к колдуну остались только замерзающие алые лужи. Нетрудно представить, как некто возмутился, мол, старый толстяк, чего прешь в обход всех, становись в хвост. Еще легче представить, что после этого началось.

– Не знаю, на кой вы понадобились моему братцу-прощелыге… – Майдас задумчиво уставился на парней, так и не посмевших в его присутствии выбраться из сугроба. Ларисса мутузила его руками и ногами, требуя отпустить ее, но папочку это совсем не беспокоило. – Может, вы и хорошие люди, но все равно убирайтесь подальше от моего поселка. Валите, пока я добрый. И больше в Щукари рыл своих поганых не суйте. И даже смотреть в нашу сторону не смейте!

Более не говоря ни слова, Майдас двинул к рыбацкому поселку вместе со своим брыкающимся грузом на плече.

Зил приподнялся на локтях. Снегопад прекратился, свинцовые тучи разметало ветром, выпустив на небо яркое солнце. Быть может, это добрый знак?..

Леший поднялся, как бы заново привыкая к телу, излеченному соком-тонжерром: ни пореза, ни царапины. Ну и куда теперь? Что делать? Где искать маму и сестру?..

И тут Траст ударил его в ухо.