Текст книги "Ваше дело"

– Я думаю, что со своими проблемами тебе самому разбираться надо. И так, вон, по словам соседки, весь посёлок на ушах. Если, как обещал, уйдёшь тихо, я тебя по гроб жизни не вспомню. Давай уже, засиделся ты у меня.

Парень, наконец, прекратил созерцание своих сапог, посмотрел на меня каким-то испуганным детским взглядом и говорит.

– Мне в туалет надо. Очень…

– Ну, вот ещё!.. Так мы с тобой не договаривались, дорогой ты мой. Тут тебе не….

– Я серьёзно. Где у вас тут сходить можно? Ну, не могу я больше! Понимаете?!

И в следующую секунду, невероятно громкое бульканье доносится до моего слуха.

Смотрю, не шутит вроде. Если у него в пузе такая революция, не хватало ещё, чтобы он тут обдристался. При мысли о том, что мне придётся отмывать лестницу и пол в прихожей от дерьма, меня разбирает нервный смех.

– Ну почему мне так всю жизнь не везёт, а? – говорю я сквозь приступы дикого хохота. – Сортир прямо под тобой.

Парень, недоумевая, смотрит на меня, а на его лице, как на таймере я вижу последние секунды отсчёта.

– Да под лестницей же! Да-да! На которой ты сидишь.

Он так быстро слетает с лестницы, что я невольно поднимаю ружьё. Но солдатик уже за дверью, а меня начинает душить смех – запоздалая реакция на стресс.

2

Смех – смехом, а мозг у нас, как известно, из двух полушарий состоит. Поэтому, подчинившись более практичной половине содержимого своей головы, я быстренько поднимаюсь по лестнице в надежде обнаружить автомат, про который мне Галина говорила. Парень-то из части сбежал с оружием, так что надо найти, куда он его спрятал. А то он мне тут усыпляет бдительность всякими естественными потребностями организма, а что у него на самом деле на уме, я ведь могу узнать… когда мне это уже и неважно будет.

Поднимаюсь на второй этаж и бегло осматриваю комнату. Любое, самое незначительное изменение в привычном расположении предметов должно броситься в глаза. Однако, всё на своих местах, и посторонних предметов, похожих на автомат, тоже, кажется, не видно.

Нельзя мне надолго оставлять его одного, пусть даже и в уборной. Надо постоянно держать его под контролем. И вообще – что я себе позволяю! Милиция ловит человека, который преспокойненько, с моего разрешения, справляет нужду в туалете у меня дома, а я хожу и ищу какой-то автомат, из которого, скорее всего, меня в ближайшее время расстреляют! Нормальный человек давно бы уже поднял шум и избавился бы от непрошенного гостя и заодно от грядущих проблем, а я… Ничему меня жизнь не научила!

Послышался звук спускаемой воды. Ага, облегчился, значит.

Быстро, но бесшумно, схожу вниз и занимаю прежнюю позицию.

Вот болван! Мне бы за это время патроны найти, а я упустил шанс, великодушно предоставленный судьбой, и теперь буду за это расплачиваться.

Стою. Топчусь с ноги на ногу. Ружьё, опять же, держу как для стрельбы с бедра.

Секунды тянутся, как резиновые.

Чего он там застрял-то?.. Ненавижу такого рода неизвестность! Слишком много она всяких неожиданных поворотов скрывает. Да и вообще, разве можно было оставлять такого опасного человека без присмотра? Вот он там сейчас вооружится чем-нибудь, и что я со своей палкой делать буду?..

Что-то я из-за его неожиданного «в туалет хочу» совсем бдительность потерял…

Стоять напротив двери в туалет, как часовой на посту номер один, мне показалось неприличным, что ли, поэтому я прошёл в комнату и сел в кресло, приняв позу «хозяин», по пути поставил ружьё, облокотив его о край журнального столика.

Это уже потом, анализируя своё поведение, я понял, что подняться из глубокого кресла мне было бы гораздо труднее, чем вскочить с табурета, который стоял тут же.

За дверью послышался звук льющейся в раковину воды. Он ещё и руки моет! Ну-ну!

Сижу, изображаю грозного дядьку, поймавшего мальчишку забравшегося в огород, а ведь на моём месте другой уже и патроны нашёл бы, и по телефону куда надо позвонил бы. А у меня и телефонный аппарат грудами бумаг завален так, что пока он сам не зазвонит, ни за что не определишь, какая горка на столе телефоном является.

Пока я всё это обдумывал, за дверью прекратились звуки льющейся воды, и через некоторое время появился мой гость. Руки и лицо мокрые – умывался, значит. Головной убор куда-то делся, а без него он сразу перестал походить на солдата.

– Скажите, а что можно в качестве полотенца использовать? А то я как-то постеснялся теми, что тут висят, руки вытереть.

Вопрос был настолько для меня неожиданным, что я как открыл рот, так и замер.

Видимо, моё замешательство он принял за реакцию на его наглость, поэтому стал нервно вытирать руки об одежду, а потом вытащил из-за ремня некое подобие кепки, служившее ему головным убором, и вытер лицо.

– М-да! С гигиеной у тебя проблем, явно, нет, – говорю я ему. – У тебя же одежда не чище той бетонки, что у вас в части от казармы до столовки тянется.

Парень виновато на меня смотрит и с ноги на ногу переминается.

Вот это его поведение и предшествовавшая, чисто детская просьба посетить туалет, видимо, меня и подкупили. Мы же все люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

– Ну, ладно. Ты – проходи. Только дистанцию держи. Мы с тобой всё же немного в «Петровку» поиграем. И, это, ты свою эту ортопедическую бейсболку перестань, наконец, мять!

– Это – кепи называется, – обиженным тоном говорит он и запихивает кепку обратно за ремень.

– Проходи. Не топчись там.

Озираясь, солдатик входит в комнату и направляется прямо к креслу, которое стоит напротив того, где сижу я.

– Нет-нет! Ты уж меня извини, но соблюдать дистанцию, я всё же думаю, будет невредно. Давай, чтобы я тебе больше об этом не напоминал. Так что, ты на диван садись, – говорю я и кивком головы показываю в сторону дивана.

– Ладно… – отвечает. – Только ружьё-то теперь ко мне ближе, чем к вам. В смысле – мне его схватить будет сподручнее.

Я буквально врастаю в кресло. Страх сковал меня теперь уже по-настоящему.

Но паренёк спокойно проходит и присаживается на самый край дивана. Скромничает.

Поборов волну страха, пытаюсь сделать вид, что его замечание насчёт ружья меня не интересует.

– Да ты садись поудобней. Что ты ведёшь себя, как в приёмной у командира части. Можешь даже развалиться, если твоя трясучка того потребует. Как она, кстати?

– Если мне опять в туалет понадобится, пустите?

– Ну, а что ж, мне тебя на улицу с твоей проблемой гнать?

– Нет, правда – не выгоните?

– Давай-ка, эту тему пока трогать не будем. Я ещё много чего не знаю, поэтому будем считать, что ты пробрался ко мне в дом, а я даже и об этом ещё не знаю. Я в ванной. Понял?

Но по нему было видно, что он меня совсем не понимает. Сидит на самом краешке дивана, ручки на коленках сложил, глаза круглые – непонимающие. Но не глупые!

Указав ему кивком головы на дверь, из которой он только что вышел, поясняю.

– Я там. Моюсь я. Понял? Душ принимаю, и всё такое…

– Понял. А долго вы в ванной будете?

– А вот это мы с тобой сейчас и узнаем.

Ещё раз, обведя комнату взглядом, солдатик говорит.

– Книг у вас, ну прямо как у нас на старой квартире было! Вы кто? Работаете в смысле кем?

Вижу, не хочет он, так сказать, на злобу дня говорить. Ну ладно, думаю, не буду свежую рану трогать, сам заговорит. Так всегда бывает – проверено.

– Я историк. И если ты в школе учился, то должен быть знаком с моими работами. Я один из авторов того скандального учебника, который хотели запретить…

– Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история! – Вдруг улыбнувшись, сказал паренёк.

– Что? – не понял его я. – Ты о чём это?

– Ну, как только вы сказали, что вы историк, я Воланда вспомнил! Помните?

– А! Ну, конечно! Самое время – книжки вспоминать! – говорю я и отмечаю для себя, что парень-то меня совсем не боится. Или, может, бдительность усыпляет?

– А вы один тут живёте?

– ???

– Ой, простите, это я машинально спросил. Ну, чтобы говорить о чём-нибудь. А то, как представлю, о чём вы меня спрашивать станете, так уже жалеть начинаю, что автомат свой в реке утопил.

Отмечаю для себя и сей интересный факт! Но, не подавая вида, что меня он вполне устраивает, говорю.

– А то, что? Избавил бы меня от излишнего любопытства?

– Опять вы! Я его выбросил, ну… чтобы себя не застрелить. А то, глупость какая-то выходит… Отвечать-то я за свой поступок, конечно, не собирался. Впрочем, я и совершать-то его не собирался…

Смотрю, совсем ему эта тема сейчас не нужна. Видимо, вышла какая-то ошибка, недоразумение какое-то, а парень явно не из тех, которые спокойно могут это пережить. Ну, да что голову-то ломать! Просто надо с ним, как с бомбой, – аккуратно то есть. Как там, в Библии сказано? – «Всё тайное станет явным». Вот. И не надо события торопить.

Немного помолчав, он уже более спокойным тоном продолжил:

– Я ведь шёл сюда, чтобы позвонить, – сказал и смотрит на меня, как будто хочет по каким-то приметам определить, поверил я ему или нет.

– У нас в части телефон, конечно, есть, только там меня сразу повязали бы, – добавляет он.

Некоторое время парень молча меня разглядывает, видимо, ожидая моей реакции на его слова, а потом продолжает:

– Мобильник у меня, конечно, есть. Только он у каптёра остался… Нельзя в караул с телефоном…

– То есть, ты ко мне в дом забрался, чтобы позвонить по телефону, что ли? – не скрывая своего удивления, спрашиваю я.

– Ну да! В этой комнате его, ну, телефона то есть, не оказалось. А сколько времени у меня на всё, я тоже не знал. Вы с этой женщиной поговорили и пошли куда-то. Я из-за машины, ну, где прятался от неё, а потом и от вас, сразу в дом – шасть! А телефона-то нет! А я, как вошёл в дом, заметил лестницу на второй этаж, ну думаю, там-то точно должен быть. Здесь ведь не деревня, правильно?.. Телефоны у всех есть. И номер городской… Про это у нас в части каждый знает.

Говорил он всё это, сбиваясь и путаясь от волнения, но кое-что очень даже прояснил.

Вот зачем солдатики по пустующим домам шныряют, осенило меня. Много раз замечали, что в оставленные без надзора дома кто-то проникал, однако, вроде ничего не украдено. А они, значит, позвонить приходили. Теперь объясняется и появление счетов за междугородние переговоры… Вон оно что!..

– Ты москвич?

– Да.

– Я почему-то так и подумал, когда тебя увидел. Ну, продолжай!

– Я на второй этаж стал подниматься, а тут вы с ружьём, ну, я и понял – кранты мне.

Вот, пожалуйста, ещё откровение! Он, оказывается, как меня с ружьём увидел, так сразу и сдался. А я даже не знал, что в доме кто-то есть, пока запах не почувствовал.

– Думал, пробежать мимо вас к двери, но представил, как вы мне в спину жахнете из двух стволов, и решил, что надо по-хорошему. А тут ещё живот скрутило. Ну, в общем, кончились мои бега.

– Почему же кончились? Я ведь не опергруппа и не следователь, как ты правильно заметил. Можешь в любой момент уйти. Только давай договоримся: здесь тебя никогда не было. Мне статья за укрывательство не нужна. Понял?

Вижу, парень опять сник. Видимо, он только почувствовал моральную поддержку, а я тут же из-под него стул-то и выдернул. Ну, как с ним быть? Я же понимаю, что у него стресс за стрессом, и всё, как говорится, по голове. Педагог или психолог там – из меня никакой. А в такой ситуации – тем более. Скорее, навредить могу.

– Тебя как зовут?

– Андрей.

– Вот что, Андрюха, можешь называть меня Михаилом, но из опыта общения со студентами знаю, что не всем нравится такая фамильярность, поэтому, на всякий случай, я тебе и отчество скажу, – Юрьевич я по батюшке. Как Лермонтов… Но предупреждаю, – пока я ещё ничего относительно тебя не решил, – мы с тобой не знакомы. Ясно?

– Хорошо. Понял, то есть.

Некоторое время мы сидели молча. Парень явно ждал моего решения относительно его дальнейшей судьбы, а я, честно говоря, запутался совсем.

Господи! Ну, почему я не могу ему сказать, чтобы он уходил?! Ведь получилось же раз! Так, что же теперь мешает? Если бы не это его – «мне в туалет надо», – выпер бы его давно за дверь, да и дело с концом!

Вообще, если честно, он мне с самого начала не показался опасным. Просто, неожиданно всё как-то…

Да я и преступника-то впервые живьём вижу! Как себя с ними вести?.. Гнать их ко всем чертям или входить в положение?.. И опять же, может, он в какое-то недоразумение вляпался? По закону, он, конечно, преступник, но…

Надо мне эту дурацкую футболку с черепушкой снять. А то одет я, как эсэсовец! Вон, парень всё время на это ублюдство косится, которое мне подарили знакомые студенты с целью приобщения меня к «великому современному подходу к бренности бытия». У них все шутки с суицидом связаны. Вот друг перед другом и выпендриваются, – кто кого круче. А я теперь, по их милости, как пугало выгляжу. Особенно в моих трениках, растянутых на коленках так, что со стороны я должен быть похож на присевшего на корточки кузнечика со сломанными в обратную сторону коленками. Жуть! Стыдоба! То-то парень меня разглядывает, как в кунсткамеру попал. О! Гляди-ка, оживился!

– Вам бы на голову бандану повязать, вы бы здорово на крутого байкера смахивали! – совершенно серьёзно говорит парень. – Знаете, такие в голливудских фильмах на мотоциклах рассекают, а сзади у каждого по девушке…

– Ага. Особенно в этих исподниках! – срезаю я его подковырку, показывая на свои тренировочные штаны.

– А это – имидж такой! – поясняет солдатик. – Ну, типа – «Чё пялишься»?!

– Спасибо. Буду знать. А то я как в магазин приду, так все деревенские только и делают, что на меня, как ты говоришь, пялятся. А в этих портках я их просто наповал всех свалю, чтоб не пялились! Так, что ли?

– Вы про бандану не забудьте!

И ведь серьёзно говорит-то! Стервец! На моих «скубентов» он, ну, совсем, не похож! Они все какие-то, как сейчас принято говорить, – инкубаторские. Или, нет, – предсказуемые! Во! Точно! Они – предсказуемые! А этот – живой и нестандартный!

Но что же делать-то?! Что же мне с этим нестандартным делать-то?!

Ума не приложу!

Ладно, буду время тянуть, авось, всё само собой и решится. Ну, а пока…

– Давай-ка вот что мы с тобой сделаем: ты сейчас пойдёшь в ванную и вымоешься как следует, а я, тем временем, поесть чего-нибудь сварганю.

Пока я это говорил, у парня глаза размером с блюдца сделались. Но я, как ни в чём ни бывало, продолжаю.

– И вот ещё что: там, в ванной комнате увидишь, ведёрко стоит. Ну, так вот, ты своё шмотьё туда покидай, а оденешься в то, что я тебе сейчас принесу. Мне для этого придётся на второй этаж подняться, вся старая одежда у нас там, в шкафу храниться. Могу я тебе доверять? Не вытворишь чего?

– Ничего я не вытворю. Только вот возиться со мной как с дитятей не надо. Ладно?

– Возиться?!.. Парень, да ты же благоухаешь, извиняюсь, как самый крутой бомж с «трёх вокзалов»! Ты здесь минут тридцать, наверное, находишься, а духан от тебя такой, что кошка сюда даже нос не кажет А она у меня ко всему привычная зверюга. Поверь, я сам служил в армии, и запах портянок и немытого тела мне знаком. Но ты все мои понятия об этих ароматах далеко переплюнул! Так что давай, подготовь там, в ванной, всё, что тебе понадобится, а я сейчас принесу тебе одежонку. Комплекция у нас с тобой почти одинаковая… В смысле я такого, как ты, сложения был ещё лет… пятнадцать назад, так что, всё моё старьё будет впору. Давай, вперёд! Шнель, шнель!

Смотри-ка… послушал! Пошёл ведь!..

У самой двери в ванную комнату, которая посовместительству ещё и туалетом является, Андрей вдруг резко остановился и спросил.

– Скажите, а меня расстреляют?

Вот, что ему ответить? Ведь это не тот вопрос, от которого отмахнуться можно. Человек ведь о жизни и смерти заговорил не после просмотра душераздирающей трагедии.

– У нас, вроде, не расстреливают, – не уверенно сказал я. – Но сколько тебе дадут, я, честно говоря, даже представить не могу. Во-первых, я не только не следователь, я ещё и не прокурор. А, во-вторых, я же не знаю, что ты там натворил. Давай-ка, иди лучше, смотри, что тебе из банных принадлежностей может понадобиться. Лезвия на полке совсем новые, сам найдёшь. И, это… без глупостей. Хорошо?

– Да. Хорошо. Полотенце, если не сложно, дайте, пожалуйста!

– Конечно! Ну, давай!

Он, как-то совсем уже по-настоящему, если так можно выразиться, улыбнулся и пошёл в ванную.

«Чёрт знает, во что я ввязался! – думал я, перебирая вещи в платяном шкафу. – Неприятностей я себе наживу, это уж точно. Ну, разве может это всё хорошо кончиться? А с другой стороны, кем я себя буду считать, если сдам парня властям? Как мне потом с этим жить? Завтра должна приехать жена. Её что, тоже во всё это впутывать? Нет уж, сам всё заварил, сам и расхлёбывай!

Придётся мне каким-то образом паренька из посёлка вывозить. Да ещё это надо успеть до приезда Марины сделать…

Ну, хорошо, вот я его вывез за пределы посёлка. А дальше – что? – Пока, Андрюха! Будь здоров, не кашляй! Пиши почаще! – Так что ли?»

Выключаю свет в комнате. Для всех сплетниц в посёлке свет на втором этаже нашего дома – сигнальная ракета. Если горит свет, значит, Марина дома. А мне на сегодня гостей уже хватит.

Замечательный американский писатель Роберт Хайнлайн сказал как-то: «Если вы взяли бездомного котёнка на руки, то позаботьтесь тогда и о его дальнейшей судьбе».

3

Я отнёс Андрею всё, что могло бы ему понадобиться, и отправился на кухню готовить ужин.

Но уйти с головой в процесс мне так и не удалось. Самые разные мысли терзали меня, не давая даже секундной передышки.

Во-первых, я постоянно прислушивался к происходящему на улице. Взяв на борт этого пассажира, я перешагнул черту, о существовании которой никогда даже не задумывался.

Да что там – перешагнул черту! Я преступил закон!..

Можно ли считать нормальным человека, который скрывает у себя дома преступника. Ведь, судя по всему, Андрей и есть тот, кого разыскивают милиция и войска. Да он этого и не скрывает. Если верить словам соседки, то убил он нескольких своих… Кем были эти свои? Солдаты это были или офицеры? Что там вообще произошло?

Впервые я пожалел, что не дружу с телевизором. Телевизионщики уже наверняка оповестили всех о только что поступившей порции свежей крови! А что? Народу только и подавай: свежие трупы, тёплую кровь, изнасилованных пьяными подонками девочек и… прочие «новости». Да, будь у меня ящик, я бы уже всё знал. А от Андрея вряд ли чего добьёшься. Ему, судя по всему тяжело далось это «испытание». «Нет, – твёрдо решил я, – сам не расскажет, я его вопросами мучить не стану».

Прожарив как следует несколько приличных кусков мяса, я пошёл к двери в ванную, послушать – как там мой гость. Слышу – вроде плещется. Немного успокоившись, я продолжил свои кулинарные подвиги и настрогал огромную миску салата. Достал из холодильника ветчину, сыр, майонез. Нарезал покрасивее форель собственной засолки, которую сам же, кстати, и ловлю здесь, недалеко от посёлка, в рыбхозе.

Приготовление картофеля фри я отложил напотом, – его же лучше подавать, что называется, с пылу с жару, так что не время ещё.

Вроде всё готово, делать больше нечего. Чем бы ещё себя занять, чтобы снять ту нервозность, которая постепенно оккупировала мой неподготовленный мозг? Открыл аптечный ящик и, прочитав названия на всяких «валерьянках» и «валокординах», закрыл его с твёрдой уверенностью, что до этого опускаться никак нельзя. Не тот случай.

Налив себе полстакана «Каберне» и уже поднеся его к губам, я вдруг вспомнил про ружьё. Господи, да ведь это пугало там так и стоит!

Убрав ружьё на его законное противозаконное место, я вернулся на кухню, взял вино и, смакуя на ходу любимый напиток, пошёл в комнату. Увидев с порога монитор компьютера, я просто остолбенел. Это, каким же надо быть идиотом, чтобы забыть про Интернет!.. Ура! Вот оно!

Допивая на ходу вино, буквально набрасываюсь на компьютер.

Так-с… На «Мэйл. ру» никаких интересующих меня новостей нет. А вот здесь?

Открываю «Рамблер».

И здесь нет! Отлично! Ну, а здесь?

Что за чертовщина?! Все, обычно самые перегруженные сплетнями сайты, молчат про моего героя, как будто парень никого не убивал и ни откуда с оружием не сбегал!

Так! Поищем в «Яндексе». Сюда почти всё стекается… Ничего!

А если набрать в поисковике ключевые слова?.. Так, какое сегодня число? Ага! Теперь – поиск… Обалдеть! Ни одного документа, содержащего похожие слова, не найдено. Вот так результатик!

Если в Интернете об этом ничего нет, то телевизор кроме Петросяна ничего нового не покажет.

Чему, в конце концов, я удивляюсь?! Это с моей-то профессией не знать, сколько фактов, действительно достойных гласности, так и не попали на страницы газет. История – это не то, что происходит. История – это то, что мы помним. А о том, что нам надо помнить, позаботятся люди, которые в этом заинтересованы.

Смешно шаркая большими домашними тапочками, в комнату вошёл Андрей.

– Ну, ты хоть на человека теперь похож! – сказал я, и мы оба засмеялись.

«Всё ещё психуем и боимся», – подумал я, проанализировав наш с Андреем смех.

Парень, пройдя на середину комнаты, с нескрываемым интересом посмотрел на монитор. Я же, тем временем, решил повнимательнее приглядеться к своему гостю.

Моя старая, но хорошо сохранившаяся одежда сидела на нём так, как будто по нему и была сшита.

Лицо парня, ну, никак у меня не ассоциировалось со словом «солдат». На преступника Андрей тоже не был похож. Не было никакой этой некрасивой скуластости на лице славянского типа. Ни расплющенного вздёрнутого носа «картошкой», ничего, что обычно настораживает нас, как признак склонности человека к нечестности и дешёвой меркантильности, не было. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть правильные черты, прямой честный взгляд и красивый рот – не распахнутый, как у деревенского дурачка, а, я бы сказал – почти волевой. Посадка головы была чисто давидовской, но не такой вызывающе гордой, а, если так можно выразиться, в пределах нормы. И покоилась голова на шее, а не торчала круглым наростом прямо из плеч, как у гангстера из второсортного боевика.

Кивнув головой в сторону монитора, он спросил:

– Интернет?

– Интернет.

– Есть что-нибудь? – осторожно, вполголоса спросил он.

– В том-то и дело, что – ничего! – ответил я и пристально посмотрел в глаза паренька, как будто хотел найти там ответ на терзавшие меня вопросы.

Он не отвёл взгляд, просто на какое-то мгновение изменилась мимика. Как пресловутый двадцать пятый кадр, проскочило лицо уставшего, старого человека. С этой игрой мускулатуры лица знакомы все. Мысли человек может спрятать даже от самого себя, но эмоции скрыть невозможно. То, что происходит внутри нас, всё равно проявится и станет заметно окружающим. Это – как утопленник, который рано или поздно всплывает.

– У тебя волосы взъерошены, причешись. Там, в прихожей, у зеркала, найдёшь всё, что надо, и пошли в кухню. – Вспомнив, что ему незнакомо расположение комнат в доме, я показал рукой, где у нас кухня, – вон там, за занавеской вход. Давай, приходи, там уж всё готово.

В этот момент на улице послышался звук приближающегося автомобиля. В комнату ворвался свет фар. Машина резко затормозила, захлопали двери, топот ног и голоса людей сменили царившую до этого тишину. И опять послышался этот неприятный звук, доносящийся из динамика рации.

Мы с Андреем одновременно посмотрели друг на друга, и я понял, он знает, что я теперь их тоже боюсь.

– Сюда никто не войдёт, – перейдя на шепот, сказал я. – Ты, главное, постарайся, чтобы твоя тень не падала на занавески на окнах. Мой-то силуэт соседям знаком, а вот твой…

Некоторое время мы ждали, прислушиваясь к тому, что происходит на улице. Но там всё стихло. Шаги и голоса постепенно удалились.

«Да, похоже, что мы теперь на равных, – подумал я. – Теперь я боюсь уже не его, а их… – тех, у кого принято просить о помощи, когда в твой дом врываются преступники».

– Ну, пойдём. Там, вроде, угомонились, – сказал я более спокойным голосом, слегка подтолкнув Андрея в сторону кухни.

По пути на кухню я постарался подготовить этого напуганного человека к тому, что ему всё же придётся рассказать мне о себе и о том, что он натворил. Да и, вообще.

– Главное, – подчеркнул я, – ты, не в общих чертах должен мне рассказать о себе, а как можно подробнее.

– Вы что, на исповедь меня раскачиваете? – спросил он, резко остановившись.

– Не смеши меня! Какая ещё исповедь?!..

– Тогда, что это даст? Вам, что это даст? – спросил он меня каким-то бесцветным голосом обречённого человека.

«Он что, не понимает, в каком положении находится? – подумал я, и тут же, – а в каком положении теперь нахожусь я?»

– Ты в тупике, парень. Каким бы он тебе не казался длинным, но это всё же тупик. А я из-за своей вислоухости тоже могу оказаться в этом же тупике. А мне это совсем не нравится. Понимаешь?

Он кивнул, и я продолжил:

– Но у меня есть уверенность, что выход где-то рядом. Для того, чтобы его увидеть, мне нужна полная картина. Ясно?

Видимо, фраза «полная картина» пробудила в воспоминаниях паренька настолько яркую и полную картину о последних событиях в его жизни, что он даже, как мне показалось, вздрогнул.

– Ладно, идём… – подтолкнул я его. – В конце концов, ты можешь мне ничего не рассказывать. Это я так… в основном, для собственной безопасности спросил. Хочу знать, с кем имею дело.

Раскладывая по тарелкам мясо и картошку, я вспомнил про кишечную проблему моего гостя. Да, не хватало ещё усугубить его расстройство обильным ужином. Прикинув, что из медикаментов, хранящихся у нас в аптечном шкафчике, можно дать пареньку, достаю упаковку «Бесалола» и высыпаю на ладонь три таблетки «Ношпа».

– На вот, примешь это во время еды, а вот эту, – показываю на «Бесалол», – сразу после ужина.

– Спасибо, я, пожалуй, обойдусь без химии, – говорит он, демонстрируя откровенное недоверие.

– Зато я не обойдусь! Конечно, я в отношении тебя ничего еще не решил, но меня совершенно не устраивает твоя непредсказуемость относительно слабости кишечника. Если мы с тобой попытаемся переместиться из моего дома на более безопасное для тебя расстояние, я должен быть уверен, что ты мне машину не обделаешь, – сказал я таким тоном, чтобы возражений не последовало.

– Вы думаете… – начал неуверенным голосом мой гость, но я жестом остановил его.

– Пока я знаю только одно, Андрей. Тебе ни в коем случае нельзя задерживаться в посёлке. И если мы всё же решим все эти, терзающие меня: «как?», «куда?» и «когда?», то не будет у нас с тобой времени, чтобы каждые пятнадцать минут в лесок по нужде бегать!.. – добавил я.

Было заметно, как он поборол в себе желание сказать что-то ещё насчёт «химии», и молча взял таблетки.

– Налить? – спросил я его, откупоривая вино.

– Я не пью.

– Правильно делаешь! Я тоже не пью. В смысле… Ну, ты понял, да? А вот без сухого красного вина редко ужинаю. Очень, знаешь ли, способствует пищеварению, – сказал я, наливая себе треть стакана. – Если, конечно, это не бурда какая-нибудь, – поспешил добавить я.

– А я, увидев бутылку, решил, что вы кайфуете тут в одиночку, – извиняющимся тоном сказал Андрей.

– Конечно же – кайфую! – полушутя ответил я, и мы принялись за ужин.

Через некоторое время парень, нарушив молчание, сказал:

– А у нас в части, если пьют, то или водку, или абсент.

– Абсент?! – удивился я. – Это же полынная настойка! Да ты понимаешь, что, если он настоящий, от него же «крыша едет»! Картину Дега «Любители абсента», небось, видел, да? Хороши…

– А они говорят, что кайф от абсента – «не такой». В смысле – лучше, что ли.

– Ну да, представляю. Заторможенное мышление некоторые могут принимать за кайф. Только о колоссальнейшем вреде, который эта зелень психике наносит, никто не задумывается! Особенно под воздействием абсента не задумывается! – закончил я, и мы продолжили нашу трапезу.

Меня удивляла эта неосведомлённость современной молодёжи относительно всего, что они, не задумываясь, пихают в себя, с целью получить этот пресловутый «кайф». Не выдержав, я всё же сказал:

– Вообще, тема, касающаяся «получения кайфа», одновременно и очень популярна, и в то же время действует как проявитель на фотобумагу, проявляя тёмные уголки подсознания не только собеседника, но и мои, например, тоже. Вот, затронули мы с тобой тему абсента. А ведь сама причина употребления крепких алкогольных напитков кроется, всего-навсего, в накопившейся неудовлетворённости человека. Не секрет, что человек, привыкший не обязательно к абсенту, ну, а хотя бы просто к водке, никакого кайфа уже не получает. Он просто сменил честное отношение к себе, которое счёл невозможным, на самый доступный и никем не запрещённый способ спрятаться от своих, терзающих душу, мыслей, неизрасходованных чувств и не нашедших выхода желаний. В этом же списке и нереализованная мечта алкоголика, который, конечно же, себя таковым не считает. Но в этом случае он совершил двойную ошибку! Ведь всё, чем он заполнил пробелы в своей жизни, оказалось, со временем, такой же проблемой, как и то, от чего он хотел спрятаться в тумане из паров алкоголя. Всё равно, ошибка, или скорее даже жестокий обман, всплывёт и накажет.

– Вы думаете?

– Уверен. Ты… того, ешь, давай, не отвлекайся.

Мы ели некоторое время молча. Я наблюдал за поведением паренька за столом и не хотел отвлекаться от этого процесса болтовнёй. Андрей, видимо, боялся нарушить порядки, заведённые в доме, где его и гостем-то было трудно назвать.

Я бы не сказал, что он ест, как голодный солдат. Не спеша, правильно используя столовые приборы, он разделывался с кусками мяса на своей тарелке. Было заметно хорошее воспитание и, похоже, что армия его не испортила.

Периодически, вопросительно взглянув на него, я подкладывал ему то одного, то другого, жестами, указывал на тарелки с нарезкой форели, ветчины и колбасы. Он ни от чего не отказывался, но и не «подметал», как дорвавшийся до еды солдафон. Несколько раз он провожал взглядом мою руку с бутылкой вина, из которой я то и дело подливал в свой стакан пару глотков, но я так и не понял, осуждает он мою привычку запивать каждую порцию мяса красным сухим вином, или для него просто это в диковинку.

Как будто прочитав мои мысли, Андрей осторожно, чтобы никого не обидеть, сказал:

– Мне тоже всегда казалось, что к пьянству людей приводит неудовлетворённость. Особенно это заметно на тех людях, у которых наблюдаются какие-то проблемы с противоположным полом. – Подумав, он добавил, – или наоборот, пьянство становится причиной, так сказать, их неустроенности. Как вы думаете?

– Да, ты прав. Основа основ и причина причин – я имею в виду, конечно же, секс, – вот та печка, от которой должны плясать не только «пострадавшие за веру свою» простые люди, но и в первую очередь психиатрия, врачи, занимающиеся, как им кажется, душевными проблемами человека. Почему об этом не говорят правды? Почему всё сводится… Ёлки-палки, да к чему угодно сводится, но ни в коем случае не к сексу! В итоге – Ложь! Именно – Ложь, с большущей такой буквы.