Текст книги "Притворщик"

Глава 5

– Уел ты меня, старый черт, уел! Твой этот, как его, в общем, Чингиза с группой он уделал как детей малых. Даже обидно.

– Никто не пострадал?

– Он троих газом траванул, а одного просто вырубил. Сейчас уже оклемались. Да, он на Чингиза его же наручники надел и эпоксидки в замки залил. Ребята замучились их потом распиливать. Чингиз страдает – едва без пальцев не остался и, вообще, обидно.

– Шутник этот твой Скоморох.

– Он такой.

– А давай-ка, Степаныч, накатим слегка, все-таки вечер уже, имеем полное право расслабиться.

– Ну, я думаю, немного можно, – и не самый большой любитель спиртного Степаныч изобразил на лице радостное предчувствие выпивки, как тот классический товарищ офицер из анекдота, большой дока по части выпить и покурить.

– Вот и славненько, что пить будешь, конечно же, водочку?

– Водочку, – согласился Степаныч, потирая руки в предвкушении. Вообще-то он предпочитал ирландский «Айришмен» пятнадцатилетней выдержки, не менее, или уж, в крайнем случае, «Гленлевит», но если уж шеф решил, что пределом его пристрастий может быть водка…

– А я, пожалуй, текилки. Огурца нет, извини, старина. Лимончиком закусишь?

– Нет проблем, – и старый вояка залпом жахнул полстакана сорокоградусной, краем глаза отмечая легкое презрение, проступившее на лице обожаемого шефа, как у наследного принца, вынужденного по воли злодейки-судьбы выпивать с ассенизатором. «Рукавом, что ли, занюхать? – промелькнуло в голове – Нет, пожалуй, это будет перебор».

– А, может, просто грохнуть этого твоего Скомороха? – шеф изящно и по всем правилам, то есть, с солью и лимоном откушал «Текилы Соуза» и закурил настоящий английский «Ротманс».

– А за что?

– А просто так, не нравится мне, как он с нашими ребятами поступает.

– А как ему еще поступать? Ему же никто ничего не предлагает, просто приезжают к нему в город добры молодцы и всяк норовит обидеть, кто в морду настучать, кто в багажник упаковать.

– Ты ведь знаешь, старый, я в нашей работе не новичок, – и он широким жестом указал на висящие на стене справа от него дипломы и сертификаты, свидетельствующие о том, что господин Вайсфельд прошел, и не однократно, разнообразные курсы и тренинги, достаточно часто в последнее время организуемые спецслужбами США, Великобритании, Франции, Германии, Израиля и всеми остальными, кому не лень. – И я сам распорядился на него наехать. Интересно, знаешь ли, было посмотреть, чего он стоит.

– И?

– Он дорого стоит. Но, почему, почему он сидит в какой-то перди и сочиняет разную херню для всяких дебилов, вместо того, чтобы работать по специальности и зарабатывать хорошие деньги? Не могу понять.

– А, может, он просто устал и хочет покоя?

– Мне насрать, чего он там хочет. Этот человек должен работать на нас, баста! И я этого человека получу. Если надо, пошлю за ним группу побольше.

– А может, я попробую, шеф? Вы уж извините, но мне кажется, что вам будет непродуктивно размениваться на такие мелочи.

– Непродуктивно? Ишь, какие слова выучил, – шеф окинул подчиненного критическим взглядом энтомолога, любующегося пришпиленной к бумажному листу бабочкой.

– Я же с вами работаю, вот и стараюсь соответствовать.

– Это хорошо, что стараешься. Ладно, уговорил, попробуй. Через три дня доложишь о результатах и постарайся не облажаться. Понял?

– Так точно.

– Вот и договорились. Еще по одной? – снизошел шеф.

– С удовольствием, – радостно ответил «любитель хорошей русской водки».

Глава 6

На следующий день ближе к вечеру зазвонил телефон, номер собеседника не определился. Понятненько…

– Да.

– Привет, Стас. Узнал?

– Да.

– Тут такое дело, надо бы встретиться.

– Приезжайте, только без этих ваших клоунов, а то у меня нервы не железные.

– Это была не моя инициатива, но, все равно, извини. Ты мог бы завтра быть в Москве? Тут с тобой одни люди хотят побеседовать, вроде, у них для тебя работа есть.

– У меня уже есть работа.

– Шутки юмора?

– А что? Нормальная работа, как раз для интеллигентного человека средних лет. Другой пока не надо.

– Стас, мне неудобно напоминать, но я тебя как-то раз немного выручил…

– Не раз и я это помню.

– Хорошо, что помнишь. А сейчас у меня к тебе просьба, приезжай в Москву и выслушай предложение. Ты можешь от него отказаться, никто тебя неволить не будет.

– Мягко стелите. А сразу позвонить нельзя было, без всех этих песен и плясок народов мира?

– Не я все решаю.

– Ой ли?

– Честно, Стас. У моего шефа возникла идея проверить, не заржавел ли ты.

– Если я правильно понял, этот телефон не прослушивается?

– Обижаешь.

– Ну, да, опыт не пропьешь.

– И еще, только за то, что ты приедешь и выслушаешь, что люди предложат, я уполномочен выплатить тебе десять тысяч евро.

– Ишь ты.

– А то.

– Чувствую, Степаныч, от вас, таких настойчивых, не отбрешешься.

– Степаныч, говоришь… Значит, Чингиза ты, все-таки, расколол.

– За не фиг делать.

– И правильно, а то развелось суперменов, плюнуть некуда. Хорошо бы нам, Стас, завтра с утречка пораньше пересечься, пошептаться немного, а потом уже и в контору ехать.

– Ладно, выезжаю сегодня в ночь. Поезд прибывает на Ярославский в шесть сорок пять.

– Буду ждать тебя возле расписания электричек. Спасибо, что не отказал. До встречи.

– И вам не хворать.

Глава 7

– Прямо так сразу и согласился?

– Не сразу, конечно, но…

– Молодца, Степаныч, возьми с полки пирожок. Сколько запросил за приезд?

– Он ничего не просил, я сам предложил ему десятку.

– Долларов?

– Евро.

– А не жирно будет?

– Вы же сами предлагали пообещать ему денег, а в смету я уложился, даже более, чем.

– Ладно, во сколько он будет у нас?

– Около одиннадцати утра.

– Отлично. Как думаешь, он согласится работать?

– С учетом того, что он завтра узнает, думаю, что не сможет отказаться.

Глава 8

С момента моего прибытия в столицу и началась эта милая история продолжительностью в десять дней и еще несколько. Не скажу, что эти дни потрясли весь мир, но кое-кого, в том числе, и вашего покорного слугу, задело достаточно существенно.

Заранее извиняюсь за бесконечные отступления в прошлое и в сторону, думаю, что без этого мне трудно рассказать, а читателю – понять, в какую же гадость я в очередной раз влип.

Отдельное «извините» за порой натужный юмор. Не всегда получается растягивать рот в улыбке, когда судьба лупит кувалдой по темечку.

Итак, начинаю.

Зевая во весь рот, невыспавшийся и злой, я вышел из поезда. Почти до самого утра в СВ, в котором я наивно надеялся добраться до Москвы без шума и пыли, шла настоящая русская гульба, бессмысленная и заполошная. Местные бизнесмены начали праздновать успех переговоров в столице задолго до их начала, вопя во все горло о каком-то «охренительном пакете коммерческих предложений». Что они могли здесь и кому предложить, кроме своих опухших по утру рож, не представляю. Не успел поезд тронуться, как они начали шастать из купе в купе друг другу в гости, что-то громко крича о собственной крутости и перспективах покорения столицы, причем, по мере продолжения банкета крутость достигла Эвереста, а перспективы вышли за пределы горизонта и здравого смысла. Потом акулам местечкового бизнеса захотелось ласки и тепла и по вагону, пиная ногами стеклотару из-под «Шуйской особой», засновали какие-то девки, врывающиеся во все подряд купе без стука. Остаток ночи я провел, отстаивая свою невинность от заманчивых эротических предложений («Так, мужчина, классика, оральный секс, эротический массаж, за анал доплата тыща рублей, есть игрушки…» – и тычут в физиономию искусственным фаллосом слоновьих достоинств.)

Столица встретила меня легким дождичком и утренней неизгаженностью.

У расписания меня ожидал Андрей Степанович (буду теперь его, как все, называть исключительно Степанычем) в образе небогатого, но бодрого пенсионера. Поручкались и обнялись, все-таки почти пять лет не виделись.

– Видок у тебя, Стасик, пил, поди, всю ночь?

– Хуже, слушал пьяные вопли, да от шлюх отбивался.

– С этими, что ли, ехал? – и указал на стайку обалделых пузатых мужиков с галстуками набок, растерянно озирающих привокзальную площадь. Чувствовалось, эти бизнесмены еще не осознали, где они, зачем они и, вообще, кто они такие.

– С ними, родимыми.

– Да, не оскудела Русь-матушка мудаками. Поехали.

«Стальной конь» Степаныча ждал нас на стоянке у вокзала, скромненький такой серый «вольвешник».

– Шикуете, – заметил я, забираясь на переднее сиденье.

– Давно ты, Стас, в столицах не был, позабыл, как люди живут.

– Куда едем?

– Ко мне, мои все на даче, нам никто не помешает.

– А как у Вас, вообще, дела? – и я покрутил в воздухе указательным пальцем.

– Нормально, регулярно проверяюсь.

– И точно нормально, – я достал из кармана небольшой приборчик, очень напоминающий миниатюрный мобильник и посмотрел в окошечко индикатора. – Действительно, горизонт чист, даже странно, – достал второй приборчик и сунул его в пустующую подставку под телефон на передней панели. – Береженого Бог бережет.

– Логично, – мой собеседник, в свою очередь, достал из портфеля аналогичное устройство и продемонстрировал мне, – чисто.

– Тогда излагайте.

– Тебе предложат работу, – он ловко вырулил со стоянки и влился в не такой и густой по утру поток машин, – подробности узнаешь у моего шефа. От этой работы ты не откажешься.

– Это с каких пряников?

– А вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

– Интересно.

– Сейчас тебе еще интереснее будет. Ты Женю Степанова помнишь?

Я прекрасно помнил Женю Степанова. В 86-ом в Афгане он был начальником дивизионной разведки на юго-востоке страны, а я, тогда еще молодой и зеленый советский военный разведчик, притворялся в той же дивизии прапором, помощником шифровальщика. Туда меня послали вычислить «крота» в штабе дивизии, сливающего информацию одному милому человеку по имени Хайят, что на фарси означало «жизнь». Этот дядя, в прошлом – военный летчик, командовал бандой численностью до трехсот сабель и прославился тем, что обожал лично убивать захваченных в плен наших солдат и офицеров, предварительно от всей души над ними поизмывавшись.

«Кротом» оказался душка-военный, начальник одного из отделений штаба дивизии, такая жадная хитрожопая гнида в чине подполковника, кроме всего прочего, однокашник по училищу и личный друг комдива.

К сожалению, кто есть кто, я понял с опозданием, а поэтому попал в жесткий цейтнот, на все про все у меня оставалась ночь. Той ночью я пришел в запертый изнутри отсек в модуле, где ночевал Степанов.

Двухметровый белобрысый гигант Женька был родом с Северного Кавказа и обладал вулканическим темпераментом. Естественно, поначалу он едва не пришиб меня насмерть, когда я разбудил его посреди ночи. Ко всему прочему, в дивизии все считали меня конченым придурком и иначе, чем «Акробатиком» не называли, учитывая мою привычку красоваться перед всем честным народом на турнике или брусьях спортивного городка, демонстрируя свой обнаженный пропотевший торс. Такая, вот, у меня была легенда.

Все-таки он мне поверил, и все у нас тогда получилось. Милашка Хайят не смог в очередной раз накрыть нашу группу, а сам был привезен в расположение дивизии в виде безжизненной тушки на грузовике. Расколовшегося до самой жопы подполковника отправили в наручниках в Союз и вскоре расстреляли, а приказ об этом зачитали по всем вооруженным силам.

Степанов в начале девяностых ушел со службы и не без успеха занялся строительным бизнесом в Поволжье. Время от времени мы созванивались, а последний раз пересеклись год назад в Москве и как следует выпили водки.

– Что с Женей?

– Неделю назад он вручную покалечил шесть человек из числа группы силовой поддержки местной налоговой инспекции.

– Он такой, он может, а за что он их так?

– Насколько мне стало известно, его фирма приглянулась кое-кому из областной администрации. Ему предлагали договориться по-хорошему, но он их послал. Тогда наехали по всем правилам. Один из гоблинов в масках ударил прикладом главбуха фирмы, что интересно, по фамилии Степанова. Ему, видите ли, показалось, что она недостаточно быстро исполняет команду «К стене». Вот Женя и рассердился. Сейчас он в СИЗО. Кроме всего прочего, ему шьют участие в ОПГ.

– Женьке?

– Ему, ему. Один из покалеченных оказался сынком местного милицейского генерала.

– Да, уж.

– Короче, если ты согласишься, со Степанова снимают все обвинения, он продает свою фирму по реальной стоимости и, желательно, уезжает из города. Ну как, по рукам?

– Нет. С него снимают все обвинения, и ни одна курва его больше не трогает.

– А ты не зарываешься?

– А я вам всем нужен очень, вот и пользуюсь случаем. И потом, я Женьку знаю. Никому он ничего не продаст и никуда не съедет, не тот человек. И еще, как вы узнали обо всем этом?

– Филиал у нас в том регионе и очень неплохая служба информации.

– Сами налаживали?

– Почему, сам, Демочкина помнишь? – Демочкин был самым хреновым на моей памяти оперативником, но классным информатором. Когда он ушел с оперативной работы и занялся тем, к чему имел несомненный талант, дела его резко пошли в гору, и он чудом не выбился в генералы. Всегда любил работать с информационными документами его выпечки: кратко, подробно, ничего лишнего и, в то же время, ничего не пропущено.

– Ваш главный знает об этом?

– Нет, за регионы отвечаю лично я.

– Тогда…

– Нет, это не наша подстава.

– Как-то все уж больно интересно сложилось по месту и времени. Я просто хочу сказать, что…

– Стас, я еще не совсем выжил из ума.

– Я просто вас предупредил.

– А я тебя понял. Ну, что скажешь?

– Вы сами знаете ответ.

– Вот и славно, – он достал из кармана трубку и набрал номер. – Работайте. Да, первый вариант, – отключил телефон и вернул его на место. – До обеда выпустят. Сам позвонишь и проверишь.

– Конечно.

Машина нырнула в арку «сталинки» на Добрынинской и затормозила у подъезда.

– Приехали.

Глава 9

В половине одиннадцатого, как было рекомендовано, я был на месте, у скромного двадцатипятиэтажного здания, примыкающего к «золотой версте» Остоженки, огороженного металлическим забором вместе с островком примыкающей территории, общей площадью гектаров так с пять.

У перекрывающего въезд во внутрь этого великолепия стильного от кутюр шлагбаума стоял не менее модный высокий флагшток со знаменем черно-красно-желтого цвета и надписью белыми буквами «Русская сталь» поперек полотнища. По моему глубокому убеждению, на знамени не хватала еще одного слова: «Скромность». Думаю, именно эта мысль непременно возникала у любого при взгляде на сие офисное безумство.

Суровый дядя на проходной в униформе от Дольче и Габбана долго всматривался в мой паспорт, сравнивая фото в нем с оригиналом, потом набрал трехзначный внутренний номер и отрапортовал голосом насморочного робота:

– Прибыл Кондратьев.

А дальше пошел симбиоз ярмарки тщеславия с парадом идиотов. Встретивший меня у входа на территорию «сталеваров» юный и прекрасный как Дима Билан, пыжащийся от собственной значимости отрок, довел меня до бюро пропусков на цокольном этаже, где сдал с рук на руки седовласому мужчине средних лет со взором серийного Штирлица. Тот, еще раз просканировав взглядом мой разнесчастный паспорт, занес данные оттуда в компьютер и несколько минут колдовал над ними, очевидно, сверяя с базой Интерпола. Не углядев в моей скромной персоне явного криминала, он со вздохом сожаления отпасовал меня к двум другим деятелям помоложе, но с той же рентгеновской проницательностью в очах. В течение следующих пятнадцати минут мои данные по новой занесли в компьютер, а меня самого сфотографировали в фас и профиль. Судя по всему, хотели взять для полноты картины анализы и мазок на яйцеглист, но, слава Богу, постеснялись. Вышел я от них с прикрепленной к воротнику куртки пластиковой карточкой, украшенной моей фотографией с указанием фамилии, имени (без отчества) и надписью крупными буквами наискосок «Посетитель».

До входа в лифт меня уже провожала симпатичная девчушка в строгом деловом костюме. Она передала меня небесной красоты блондинке в строгой белой блузке и о-о-очень короткой юбочке, открывающей взору невероятной красоты длиннющие ноги и место, из которого они произрастали. В ее компании я вознесся на семнадцатый этаж и проследовал по коридору до другого лифта, где был встречен еще более красивой шатенкой в такой же офисной униформе.

– Здравствуйте, Станислав Александрович, – первая из сопровождающих меня красавиц, нарушив корпоративный обет молчания, ослепительно улыбнулась, сверкнув снежно-белыми зубками, слишком красивыми и ровными, чтобы быть настоящими. – Позвольте проводить вас в приемную Григория Борисовича.

Ну, как ей было отказать, конечно же, позволил.

Я успел побаловать себя чудным кофе с сигареткой и поглазеть на не менее, нежели две предыдущие, прекрасную фею на ресепшн, на сей раз – жгучую брюнетку, прежде чем по интеркому раздался начальственный глас:

– Проводите ко мне Кондратьева. – Именно так, по моему убеждению, отдавал команду великий комбинатор: «Запускайте Берлагу!».

– Слушаюсь, Григорий Борисович, – фея встала и, оказавшись почти на голову выше меня, подошла к двери без таблички, ведущей в кабинет великого и ужасного, и распахнула ее передо мной.

– Проходите, пожалуйста.

И я прошел.

Глава 10

Первым мне бросился в глаза Степаныч, сидящий по правую руку от хозяина кабинета в застегнутом на все пуговицы пиджаке, блеклом галстуке и выражением туповатой исполнительности на гладко выбритом лице. При виде меня он встал, прошел мне навстречу и строго на середине кабинета вежливо, но индифферентно пожал мою ладонь и проводил под светлые очи руководителя.

– Вот, Григорий Борисович, тот самый Станислав, – отчества мне, как видно, полагалось.

Не предлагая мне присесть, развалившийся в навороченном кресле молодой брюнет, отдаленно напоминающий известного олигарха в молодости, ныне ударно трудящегося швеей-мотористкой в солнечном Забайкалье, устремил на меня через модные офисные очки немигающий взор острых черных глазенок, точно по штатовской разработке, парализуя мои чувства и ломая волю.

Так и не дождавшись приглашения, я уселся на стул по леву руку от него и стал терпеливо ждать, когда же ему надоест корчить из себя гипнотизера.

Пока он сверлил во мне дыры своим неотрывным взглядом, я успел сложить в уме два и два. Итак, кабинет весь в дипломах и сертификатах, как булка в изюме. Кольцо на стене, Джордан, блин, хренов. Степаныч в москошвеевском лапсердаке, портках не в тон и узконосых лаптях с Черкизона с выражением физии а ля прапор со склада вулканизированных контрацептивов. Это с его-то послужным списком – и английской королеве его представляли, когда был главой военно-дипломатической миссии на ее родине, и с Ельциным я у него дома фото видел, и … В голове понемногу начало складываться некое батальное полотно: А). Начальник здешней безпеки – круглый дурак, причем, постоянно над собой работающий, чтобы стать еще круглее. Б). Хитрован-Степаныч шефа очень хочет схарчить, постоянно к этому готов, но пока не может. В). Мою скромную персону хотят, кроме всего прочего, задействовать в каких-то своих, очень внутренних разборках, что мне на фиг не нужно. Эх, если бы не Женька Степанов!

– А ты – хам, Скоморох, – разверз, наконец, уста гипнотизер-заочник, начисто игнорируя правила приличия, типа поздоровкаться, представиться. – Эпоксидка в наручниках это уже перебор.

– Думаю, что в самый раз. И еще, я был бы очень благодарен, если вы впредь будете обращаться ко мне исключительно по имени, можно даже без отчества. Скомороха больше нет.

– Дерзок, – хохотнул великий и ужасный, – и горд. А что сразу ехать не захотел?

– Да, едва не забыл. Я абсолютно уверен, что вам будут очень комфортно обращаться ко мне на «вы».

– Вот как? – он с удовольствием рассмеялся, откинув голову назад. – Так, отчего же вы сразу не захотели ехать?

– А меня никто и не приглашал, приезжали друг за другом какие-то комические персонажи, всячески пытались меня обидеть, а пригласить забывали.

– Выходит, мои ребята – комические персонажи, а вы, значит, – высокий профессионал?

– Почему обязательно, высокий, много выше бывают. Просто профессионал.

– Если так, то удовлетворите мое любопытство. Зачем, вообще, были нужны притворщики?

Изо всех сил изображая оторопь, я посмотрел на Степаныча. Тот напыжился и уставился в никуда оловянными глазками. Дела!

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Потому, что давали подписку о неразглашении?

– Потому, что просто ничего об этом не знаю.

– Вы до сих пор верны присяге?

– Просто всегда стараюсь держать данное слово.

– Красиво, но неумно, я…, – и тут зазвонил лежащий перед ним на столе телефон, сопоставимый по стоимости с почти новой «Вольво» Степаныча калининградской сборки. – Слушаю. Да. Да. Выезжаю, – и, повернувшись к нам, – у меня партия в теннис. После обеда продолжим, – вскочил и рванул с низкого старта, даже забыв прихватить пижонскую спортивную сумку с выглядывающей из нее теннисной ракеткой в футляре.

Мы со Степанычем тоже встали и с удовольствием вышли в дверь.

Перекуривая в холле у окна во всю стену, я с любопытством созерцал раскинувшийся внизу пейзаж: ровную под линейку стоянку ВИП-авто, летний садик в японском стиле, фонтан и крошечные фигурки снующих с муравьиной деловитостью служащих, миновавшую шлагбаум кавалькаду: два джипа с крякалками в голове и хвосте колонны и что-то очень длинное представительского класса посередине. Пулей выскочив с территории, они влились в автомобильный поток, джипы спецсигналами разгоняли всех вокруг себя. Видимо, господин Вайсфельд очень боялся опоздать к началу теннисной партии.