Текст книги "Сыскари. Альтернативная история. Место действия Череповец"

Увы, но до исправника дозвониться так и не удалось. Наконец, его соединили с дежурным по отделению. Дежуривший сегодня Иван Тютчев сообщил, что ни Косолапова, ни Лопухина нет. Максимов сделал вывод, что те все еще в музее.

– Хорошо, – приказал Евгений Васильевич, – тогда записывай. Мы с Егоровым застряли в имении Верещагиных. Сам хозяин находится на охоте и еще неизвестно когда вернется. К тому же наш «КаЗаВоС» сломался. Как придет исправник, передай.

– Будет исполнено, ваше благородие, – отрапортовал Тютчев. Максимов хотел, было повесить трубку, но дежурный поинтересовался – получится ли отремонтировать машину и не прислать ли механика из гаража?

– Много времени уйдет, Иван, – ответил Евгений Васильевич, – а техпомощь нам из Мологи вот-вот должна прибыть, благо до города всего каких-то полсотни верст.

Повесил трубку и только после того, как перезвонила девушка из АТС, покинул дом. Вышел на крыльцо и тут до него донесся шум двигателя. Со стороны ворот ехал пневмоколесный вездеход. Это явно была самоделка, так как подобных машин Евгений Васильевич в своей жизни не наблюдал. Удобная штуковина, как отметил он, разглядывая этого монстра, для сельской местности. Даст сто очков вперед «КаЗаВоСу», хотя внедорожник считался лучшим среди машин его класса.

– Богата земля русская Кулибиными, – прошептал пристав, поправляя униформу.

Вездеход был создан по специальному заказу Верещагина, и им явно сейчас управлял сам хозяин. Видно было, что Кирилл Андреевич возвращался с охоты. На нем был пятнистый камуфляж. В кузове сидел мальчишка, посланный за барином. У ног мальчугана лежало старое ружьё и трофеи.

Максимов обратил внимание, что при движении рама вездехода постоянно изгибалась, отслеживая рельеф местности.

Кирилл Андреевич остановил вездеход около беседки. Филипп тут же соскочил и куда-то умчался. Сорванец – одним словом. Максимов поддался искушению и подошел ближе. Машина его поразила еще больше. Видно было, что все четыре колеса у нее были ведущими, а конструкция рамы – ломающаяся. Особенно понравились Евгению Васильевичу шины – широкопрофильные низкого давления.

– Вот бы мне такой, – прошептал пристав.

С такими шинами и на болото сунуться не страшно и реку переплыть можно, а для него любителя клюквы да морошки самое то.

Верещагин слез с вездехода. Не обращая внимания на полицейского, прокричал:

– Семен!

Повар не заставил себя ждать. Появился тотчас. Поклонился барину.

– Возьми дичь, да пожарь.

– Хорошо, барин, – Семен, направился к вездеходу, взял пару уток и ушел в дом.

Кирилл Андреевич снял очки (существовала вероятность, что камушек, вылетевший из-под колеса, мог попасть в глаз) и направился к приставу. Протянул руку для рукопожатия и представился:

– Кирилл Андреевич Верещагин. С кем имею честь общаться?

– Евгений Васильевич Максимов – участковый пристав.

– Чем обязан визиту, ваше благородие?

– Преступлением, Кирилл Андреевич, преступлением.

– Что-то случилось серьезное? – поинтересовался заводчик.

– В один из ваших домов, – молвил Евгений Васильевич, – а конкретно в здание музея проник вор.

– А сторож?

– Сторож убит.

Верещагин изменился в лице, побледнел:

– Плохие новости принесли вы, Евгений Васильевич. Кто ж мог подумать, я ведь еще вчера с ним разговаривал. Семеныч все талдычил – крайняя смена. А вышла последняя.

– Аглая! – позвал Верещагин супругу. Затем взглянул на пристава и спросил: – Мое присутствие необходимо?

– Боюсь, что да, Кирилл Андреевич.

Верещагин вздохнул.

Охота, рыбалка и летний отдых (а ведь лето вот-вот закончится) псу под хвост. Вчера утром он с супругой приехал в имение. Первым делом озадачил прислугу, что обитала в его загородном доме. Построил всех по стойке смирно, а сам уединился в оружейной. Когда лесничий доложил, что в Тихой гавани он накануне видел уток, Кирилл Андреевич уже был готов. Отчего в этот же вечер, взяв пневмоколесный вездеход, выехал к озеру.

Верещагин предпочитал охотиться с чучелами и духовыми манками. Для этого Кирилл Андреевич любил использовать пять чучел кряковой утки коричневой окраски. Причем, приманка была намного темнее, чем живая кряква. Удобно тем, что чучело хорошо видно вечером.

Расположил чучела в кормовых местах на окраинах окон от ряски и тростника, в непосредственной близости от своего укрытия.

Вечером Кирилл Андреевич подстрелил парочку уточек и отправился на остров, благо вездеход мог плавать, в землянку. Выпил морковного чая да спать лег, а поутру опять в укрытие. Неизвестно, сколько он просидел в засаде, если бы не Филипп. Голос мальчишки, звавший его, заставил позабыть об охоте. Пришлось забыть на время о чучелах и отправиться к Фильке. Видно произошло что-то серьезное, раз мальчонка добрался в Тихую заводь. Когда расспросил, понял, что не ошибся. Поэтому сразу приметил на крыльце пристава.

– У Евгения Васильевича машина сломалась, милый, – проговорила барыня, когда её супруг после того, как ответил на вопросы Максимова, замолчал.

– Вот незадача. – Вздохнул Кирилл Андреевич, – моя сейчас в ремонте.

– Ой, – развела руки в стороны его супруга, – а я ведь уже пообещала Евгению Васильевичу, что мы его в город отвезем.

– Да уж незадача, – вновь вздохнул Верещагин, затем взглянул на пристава: – А вы, ваше благородие, когда-нибудь летали на геликоптере1313
  – то же, что вертолёт.


[Закрыть]?

– Ни разу, Кирилл Андреевич, – признался тот, не понимая, к чему клонит Верещагин.

– А на аэроплане?

– Бывало.

– Вы как переносите полеты на аэропланах?

– Да вроде нормально…

– Вот и замечательно. Подождите тогда меня несколько минут. Мне еще кое-какие дела нужно сделать, – он оглядел себя, – ну, и само собой, переодеться. Вот что, – проговорил он, обращаясь к супруге, – насчет Семеныча – отправишь в Киев телеграмму с соболезнованиями. Потом сходи в гараж и прикажи Виктору приготовить геликоптер.

Сказал и по лестнице вбежал в дом. Пристав проводил его взглядом. О том, что у Верещагина, как у любого предпринимателя, может быть личный геликоптер, он как-то не подумал. Евгений Васильевич мысленно выругал себя.

– Старею, – вслух произнес Максимов, – ох, старею.

Верещагин вошел в дом. Дворецкий тут же забрал у него ружье и унес. Кирилл Андреевич снял куртку, но прежде чем направиться в гардеробную, что была под лестницей, ведущей на второй этаж, пошел в гостиную. Сперва он попытался позвонить на домашний номер Теткина, но смотрителя на месте не оказалась. Девушка на АТС сделала несколько попыток, и в очередной раз спросила:

– Еще раз набрать, Кирилл Андреевич?

– Нет, не надо. Скорее всего, он в музее, а там телефона нет.

Верещагин уже собирался положить трубку, как вдруг его осенило.

– Вот, что Настя (так звали барышню, что дежурила сегодня на АТС) соедини меня с Санкт-Петербургом.

– Говорите номер, Кирилл Андреевич.

Верещагин назвал номер полицейского управления столицы, а так же фамилию чиновника, которому он хотел позвонить. Старый приятель еще по академии уже не раз обещался помочь ему, да вот только подходящего случая не подворачивалось. На том конце провода девушка попросила подождать минут десять. Этого было достаточно, чтобы переодеться.

Пока ждал, скинул камуфляж. Отыскал в шкафу потертые темно-синие джинсы, зеленую рубашку и кожаную курточку. Успел надеть как раз в тот момент, когда телефон неистово зазвонил.

– Телефон, барин, – доложил дворецкий.

– Сейчас иду, – проговорил Верещагин, хватая с полки плотный шлем. Геликоптер он поведет сам.

Вернулся в гостиную и взял трубку.

– Да. Слушаю.

– Столица на проводе, – проговорила Настя и добавила, – соединяю.

Что-то щелкнуло, а затем на том конце провода раздался знакомый голос.

– Князь Юсупов у телефона.

– Алексей Николаевич, – проговорил Верещагин, – это Кирилл Андреевич.

– Узнал, узнал. С чего это ты вдруг решил побеспокоить своего старого приятеля, да еще и звонить на рабочий номер. Али что случилось? Уж не вдовцом ли ты стал? – подшутил князь.

– Да бог с тобой, ваше сиятельство, – проговорил Верещагин, понимая, что отвлекает Юсупова от важных дел. – Меня, Алексей Николаевич, ограбили…

– Что вы говорите, Кирилл Андреевич, – сказал Юсупов, – а я-то чем вам могу помочь? Вам нужна полиция, а не я. Причем череповецкая полиция, – добавил он.

– Само собой, ваше сиятельство, да вот только я местной полиции не доверяю. Не найдут они вора. Вы бы уж посодействовали, Алексей Николаевич.

– Чем же тебе помочь, старый друг?

– Человечка бы, какого в помощь нашим сыскарям бы прислал, но толкового.

– Так у меня все толковые. Дураков не держим-с. – Юсупов вздохнул: – Ладно, посодействую, но помни ты у меня в долгу.

– С меня стакан водки и огурчик. – Пошутил Верещагин.

На том конце провода засмеялись.

– Ладно. Договорились. Стакан и огурчик. Тогда в конце сентября жди. Приеду к тебе…

– Я тебе знатную охоту организую.

– Так за этим и еду. А теперь извини – служба.

Семен с пакетом в руке вышел из дому на улицу и ушел за угол дома. Максимов вытащил из кармана часы и взглянул. Прошло уже полчаса, а Верещагин явно не спешил. Тут уж занервничаешь. Евгений Васильевич поднялся со скамейки и вышел из беседки. Начал расхаживать около крыльца в ожидании Кирилла Андреевича. Наконец, тот появился в дверях.

– Заждались? – спросил Верещагин. – Ничего, через полчаса будем уже в Череповце. Следуйте за мной, ваше благородие.

Кирилл Андреевич спустился и быстрым шагом последовал за угол дома, пристав только и успевал, что поспешать за ним. Только теперь Максимов оказался за домом.

Под навесом стоял мангал. Около него хозяйничал Семен. На столе лежал тот самый пакет, с которым тот несколько минут назад прошмыгнул мимо пристава. Повар увидел их и прекратил работу. Сказал, что-то поваренкам и те заняли его место. Направился к приставу и барину. Поклонился и протянул пакет.

– Как просили, барин, – проговорил он.

Евгений Васильевич не сомневался, что в пакете был бараний шашлык.

Подошла Аглая и сказала, что все готово. Кирилл Андреевич сообщил ей, что улетает в Череповец и не знает когда вернется.

– Если позвонит князь Юсупов, – добавил он, – сообщи, что я вернулся в череповецкий дом.

– Хорошо, любимый.

На мгновение Максимову показалось, что слова ее были неестественные и натянутые. В памяти для себя сделал небольшую отметку, вдруг эта деталь пригодится. Верещагин нежно обнял супругу и проследовал в дальний конец сада. Там в заборе оказалась калитка, ведшая на поляну, где возвышался геликоптер Сикорского1414
  – русский конструктор геликоптеров/вертолетов Игорь Сикорский.


[Закрыть]. Рядом стоял Виктор.

– Ты сегодня не летишь, Виктор, – проговорил Верещагин, – машину поведу я.

Шофер поклонился. Помог открыть дверцу двухместного геликоптера. Первым на заднее сидение забрался Максимов. Пристегнулся ремнем. Затем свое место занял Кирилл Андреевич. Виктор захлопнул дверцу. Помахал им и отошел на безопасное расстояние. Верещагин щелкнул тумблерами, и закрутились винты. Машина медленно стала подниматься в голубое небо.

13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.

Как-то Михаил Лопухин отметил, что его родной город это чистая геометрия. Улицы прямые, словно по линейке начерченные. По Череповцу даже ходила легенда, что к плану города приложила руку сама государыня-матушка Екатерина. Кривые улочки, переулки появились, только когда город по причине строительства машиностроительного завода стал расширяться на юго-запад. Виной всему были ссыльные, что хаотично начали застраивать бывшую деревеньку Панькино, славившуюся и до этого буйным нравом. Вот и попробуй побегать по таким лабиринтам. Бегать Лопухин не любил. Предпочитал действовать наверняка.

Город с чистой геометрией имел несчетное количество храмов. Не считая трех часовен. Причем, настоятель храма знал о своих подопечных почти все. Кто и когда, откуда прибыл, и есть ли подозрительные личности в том же Панькино. Один из таких соборов находился как раз напротив полицейского отделения, что размещалось на перекрестке улиц Генерала Кутепова, славного военачальника времен мировой войны, и Крестовской. А рядом с храмом старое городское кладбище и торговая площадь. Где то и дело фараоны, как по-прежнему величали служителей правопорядка в народе, вылавливали перекупщиков. Удивительно, но спекулянты не боялись торговать рядом с полицейским отделением. И это в небольшом провинциальном уездном городке Новгородской губернии. Тогда что же творится в Москве и Санкт-Петербурге? Тамошним полицейским Михаил Лопухин не завидовал.

Частенько, когда выпадали скучные дни службы, а в Череповце такие время от времени было, Михаил думал, что бы случилось с городом, если бы история вдруг пошла иначе. Был бы это такой же уездный град или некий индустриальный центр, созданный по воле правителя или какой-нибудь умной головы из министерства? Сравнивая Череповец и другие города, попавшие под жернова индустриализации, что вспыхнула в начале двадцатых годов ХХ века, Лопухин бога благодарил, что создатель не допустил этого. В газетах писали, а Михаил был любителем такой периодики и выписывал около пяти наименований, что в районе Магнитогорска, где возвели металлургический комбинат, пропала нормальная рыба, а в реке Урал появились рыбы-мутанты. В последнюю информацию он не верил, а вот, что вся рыба была потравлена, не сомневался.

В Шексне, как впрочем, и Ягорбе, рыбы было предостаточно. Недаром местные купцы до сих пор были поставщиками ее к царскому двору. На том же рынке, что рядом с полицейским управлением, ее можно было купить разных видов и, причем, в любом количестве. Частенько повар, служившей в полицейской столовой, наведывался туда и прикупал, для сотрудников, то форель, то семгу.

Когда, наконец, осмотр дома Верещагина закончился, и Серафим Григорьевич распорядился возвращаться в отделение, так как больше без хозяина в музее делать было нечего, урядник облегченно вздохнул. Он уже проголодался, а идти в общепит не хотелось. Трактиров, столовых и прочих забегаловок на восьмидесятитысячный город было предостаточно. Удивительно, как они еще умудрялись выжить в этакой-то конкуренции.

Прибыли. Исправник направился к себе в кабинет, что был на втором этаже, а остальные сотрудники в столовую. Прежде чем подняться, Серафим Григорьевич поинтересовался у дежурившего полицейского, не звонил ли пристав Максимов.

– Звонил, ваше благородие, – отчеканил тот, поднимаясь из-за стола.

– Ну, и?

– Поломка автомобиля, ваше благородие.

Новость не самая радостная, но в нынешней ситуации, такой вариант исправник должен был предвидеть. Ситуация складывалась не так, как хотелось. Пока неясно, что именно, кроме картины «Дагестанец» (так портрет фигурировал в деле), было украдено. Смотритель пообещал, что часа через два-три, точно сможет сказать какая именно, а для этого ему нужно перелопатить кипу различных бумаг.

– Вот что, господа, – проговорил урядник, взглянув на криминалистическую бригаду, – через полтора часа в моем кабинете. Вам этого хватит, Акакий Акакиевич?

– Ну, если не обедать… – пробормотал Ремизов.

– А вы по-быстрому.

– Постараюсь, ваше благородие.

– Постарайтесь, Акакий Акакиевич, – молвил Серафим Григорьевич, поднимаясь по лестнице, – постарайтесь.

Остановился у портрета императора Константина, взглянул на Лопухина:

– И вы тоже, господин урядник.

Косолапов прекрасно знал, что Михаил любил уделять трапезе достаточно много времени. Даже когда им удавалось отужинать в местном ресторане «Поплавок», что располагался на одном из дебаркадеров, Серафим Григорьевич отмечал, что набирал Лопухин достаточно много блюд, а вот чтобы съесть все у того не получалось. Кроме того, за столом урядник любил поболтать. Нравилось Мише травить анекдоты.

– Это приказ, – добавил Косолапов.

Лопухин вытянулся, словно прозвучала команда «смирно» и замер. Судмедэксперт взглянул на него и расхохотался. Улыбнулся и Косолапов.

– Через полтора часа у меня, – напомнил он.

Как только исправник скрылся, князь хлопнул Ремизова по плечу.

– Вот такие вот дела, Акакий Акакиевич, – прошептал он. – Исправник сейчас будет метать молнии. Кресло, если мы не сыщем пропажу и воров, может под ним пошатнуться. Если оно уже не шатается. Тут ведь все одно к одному. Так, что пошли лучше пообедаем.

– Вы ступайте, да мне возьмите, а я пока анализы подготовлю. Сам знаешь, ваше сиятельство, что на все про все время требуется.

– Ладно, ступай, но мы ждем. Пошли, Мишки, – обратился князь к Лопухину и Бычкову, – пообедаем. На сытый желудок работа веселее пойдет. – Чавчавадзе вздохнул: – Хотя веселиться пока нечему.

Серафим Григорьевич отложил блокнот в сторону и вышел на балкон. На улице конец лета и погода уже не такая теплая, как пару дней назад. На голубом небе белые пористые облака. Если приглядеться, то можно увидеть все что угодно.

– Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя, – пропел Серафим Григорьевич песенку из детского мюзикла про «Буратино»1515
  – «Буратино» сказка графа А. Н. Толстого. Вольный перевод сказки Карло Коллоди, сделанный графом в 1933 году. В 1960 по нему сняли мюзикл, где роль Карабаса Барабаса сыграл Георгий де Мильё.


[Закрыть].

Любил Косолапов этот мюзикл, несмотря на то, что полицейские в нем были выставлены идиотами. Все равно не русские это, а итальянские. Еще в детстве Серафим Григорьевич, по просьбе матушки прочитал сказку Алексея Толстого. Маленький деревянный человечек, так не похожий на итальянского Пиноккио, был куда более симпатичным, а Карабас Барабас казался воплощением зла. Когда на афише самого старейшего в городе кинотеатра «Рояль-Вио» появилась афиша нового российского фильма-мюзикла «Приключения Буратино», Косолапов тут же поспешил на первый сеанс. Не повезло, попал только на второй, но зато на лучшее место. Когда выходил из зала заметил, что песенка кота Базилио и лисы Алисы так и вертелась на его языке. Вот и получалось, что время от времени он напевал ее.

Никто уже не помнил, но отчего-то центральное полицейское управление города оказалось на самой границе двух районов. По правую руку – старый Череповец, тот самый, что возник еще при Екатерине II, слева – новый, что начали застраивать сразу же после мировой войны. Если не брать в расчет Панькино, то можно сказать, центр города. Отсюда что до реки, которая на юге, что до железнодорожного вокзала, который на севере, расстояние одинаковое.

Вид, увы, с балкона печальный. Так и тянет думать о смерти. Ну, а что делать, если кладбище через площадь? Закрытое, не работающее, но все-таки кладбище. Так уж вышло, что оно в самом центре города. Кто мог знать в XIX веке, что город вот так вот разрастется? Да еще не на восток, как хотелось бы многим, а на запад. Поглощая тем самым болота. Он бы и дальше стал расти, но там, по словам старожилов, были самые гиблые места.

Напротив кладбища, через улицу генерала Кутепова – парк. Аллеи, как и улицы города, там прямые. Много скульптур, словно, это не Череповец, а столица империи, скамейки, лавочки и даже фонтан. В этом месте любили гулять барышни с детьми. Там для соблюдения порядка в свое время даже выставили два поста городовых. На одном конце парка и на другом.

А вот если от полицейского управления направиться к речке, так можно к городской больнице прийти, а там морг. Исправник выругался и плюнул в сердцах.

– Да, что же это такое, – прошептал он, – все мысли о смерти. Напасть какая-то.

Именно туда, а не в заводскую больницу (в обеих был морг) и отвезли невинно убиенного сторожа. Туда же за заключением отправлен полицейский. Вот-вот должен вернуться на автомобиле с решением.

Серафим Григорьевич подошел к другому краю балкона и взглянул на видневшийся парк. Там среди деревьев был виден памятник бывшему городскому голове Ивану Андреевичу Милютину. Говорят, лучший был градоначальник за всю историю. Много сделал. Исправник улыбнулся, а ведь благодаря Милютину город получил неофициальное название Северные Афины. Кто-то в городской думе даже предлагал переименовать Торговую площадь в Милютинскую. Увы, но идея не прижилась. Ограничились улицей, что отсюда была в двух кварталах на восток. Старая, тянувшаяся от привокзальной площади к паромной переправе на тот берег Шексны. С балкона ее было превосходно видно.

Здание, в котором находилось полицейское управление, прекрасно вписывалось в окружающий пейзаж. Как и все в районе площади и парка, оно было каменным. Трехэтажный дом с балконами, окрашенным в серо-зеленый цвет. Архитектор явно постарался, даже парадный вход сделал выходящим на площадь. Вокруг здания железная ограда и автомобильные стоянки. Во дворе гаражи. Там же и вход в местный вытрезвитель. Он находился в этом же здании на первом этаже.

Дежурному полицейскому приходилось отмечать клиентов и сопровождать к фельдшеру, который и должен был определить степень опьянения. Многие зажиточные граждане готовы были остаться здесь, лишь бы в непотребном виде не попасться на глаза супруге.

Кроме «трезвака», на первом этаже находилась и столовая. Туда Серафим Григорьевич редко хаживал, обычно полицейский повар доставлял ему обед в кабинет. Вот и сейчас, когда криминалисты обедали, он принес ему легкий завтрак (это, несмотря на то, что уже был третий час дня).

Над его же кабинетом, и кабинетами сотрудников полиции, находились лаборатории. На третьем этаже для судмедэксперта и фотографа созданы идеальные условия для их работы. Там же был и кабинет князя Чавчавадзе.

По Крестовской улице мимо полицейского управления проехал автобус. Один из многих маршрутов, что существовал в городе. Он вел от часовенки, которая стояла на берегу реки Ягорбы до конечной остановки в Панькино. Как раз около машиностроительного завода, что построил здесь фабрикант Иван Куроедов. Выпускали на нем, кроме автобусов, еще и скутера да снегоходы. У Косолапова была одна из моделей снегохода. Остановился в нескольких домах от полицейского отделения, и оттуда высыпали разночинцы. Люди важные предпочитали перемещаться по городу в личном транспорте.

Автобус проехал еще несколько кварталов и, выехав за территорию «Нового района», сделал небольшой поворот и скрылся в лесу, через который тянулся тракт к «Убей-городку». Оттуда по прямой дороге через болота аккурат до собора Афанасия Череповецкого, первой остановки в Панькино.

Подумывали, было в городе и трамвай запустить. Даже пробную ветку сделали вдоль Северного проспекта, но местные жители возмутились. Шум, издаваемый им, мешал. В итоге ограничились автобусами, благо их, хватало для перемещения по городу.

– А жаль, – проговорил вслух Косолапов, вспомнив, как в юности катался на питерском трамвайчике.

О метрополитене в небольшом городке даже не мечтали. Метро это удел двух столиц, да нескольких крупных российских городов с населением более миллиона человек.

Серафим Григорьевич вытащил из кармана брюк часы. Пора. Время, отпущенное на обед, подходило к концу. Косолапов вернулся в комнату. Подошел к карте города, которая висела под портретом императора.

Повар сегодня порадовал всех. Скрасил неприятный день. Пока полицейские возились возле усадьбы Верещагина, он сходил на рынок и купил несколько отменных карпов да еще небольшую корзинку с красной смородиной.

– Да ты, кудесник, – проговорил князь Чавчавадзе, когда тот в конце обеда подошел к ним, чтобы убрать посуду.

– Старался, ваше сиятельство, – молвил тот.

– Вот что, Алексей, (так звали повара) ты мне рецепт запиши, я своему повару отдам, пусть он меня на рождество порадует.

– Будет исполнено, ваше сиятельство.

Лопухин вполне возможно из-за стола бы не ушел, если бы не приказ исправника, но прежде чем идти к тому в кабинет, он пошел на улицу покурить. Косолапов категорически запрещал это делать в его кабинете. Увы, но от вредной привычки Михаил отказаться не мог.

Князь еще остался за столом, когда ушли фотограф и Ремизов. Судмедэксперт спешил. Чавчавадзе прекрасно понимал, что для точной экспертизы требовалось довольно много времени. Жили бы они, если уж не в столице, так в Москве то было бы куда проще. Отправил бы данные в Единый Вычислительный Центр и глядишь, час заключение было готово. Увы, но в Череповце такой Центр создать было довольно проблематично. Требовалось много денег. Взять их в небольшом уездном городе сложно, а просить у государя-императора бессмысленно. Таких городишек по Руси много, на всех золота не напасешься. Вот и крутись, как можешь. Поэтому, когда князь пришел в кабинет к исправнику, отсутствие Акакия Акакиевича его не удивило.

Оба Михаила уже сидели за столом. Серафим Григорьевич расхаживал по кабинету и нервничал.

– Опаздываете, ваше сиятельство, – проговорил он, когда дверь в кабинет открылась, и вошел криминалист, – да и Ремизова все еще нет.

– В его случае лучше не спешить, – молвил князь, занимая свое место.

Косолапов вздохнул.

– Бог с ним, начнем без него.

Сел в кресло и взглянул на князя.

– Ну, что мы с вами имеем, господа? – Спросил он, обращаясь к каждому. – Начинай, Михаил, – это уже к Лопухину, – ты первым прибыл на место преступления.

Урядник взглянул сначала на исправника, потом на князя. Чавчавадзе кивнул – начинай.

– Звонок поступил в семь утра. Я взял помощника и выехал по указанному адресу. Пристава Максимова тут же отправил в имение Кирилла Андреевича Верещагина под Луковец, понимая, что присутствие хозяина дома нам необходимо. Когда прибыли, у ворот застали городового. Околоточный уже опрашивал соседей. Труп сторожа лежал в паре метров от дверей, которые были открыты. До приезда криминалистов осмотрел сад.

– Что-нибудь обнаружил интересное? – Косолапов перебивал урядника.

– Есть предположение, что душегуб перемахнул через забор. Веточки там, в нескольких местах были сломлены, да и травка слегка примята.

– Следы?

– Увы, но следов, как таковых, если не считать сломанных веточек, нет. В общем, у меня все, ваше сиятельство.

– Князь!

– Значит так… – начал свой рассказ Чавчавадзе.

В основном это была информация в общей своей массе известная исправнику. Серафим Григорьевич внимательно слушал князя и только один раз перебил.

– Выходит, сторож курил на крыльце, – сделал заключение он. Ираклий кивнул. – Так. Получается, он беседовал с убийцей.

– Не думаю, ваше благородие.

– С чего вы так решили, князь?

– Ну, будь на месте сторожа я, то вряд ли прихватил с собой ружье. Знакомый человек – чего опасаться? Отсюда вывод, что, скорее всего, Семеныч со своим убийцей знаком не был. Да и курил, по-видимому, еще раньше.

– Это ты с чего решил? – удивился исправник.

– А, ты что, Серафим Григорьевич, когда покурить на улицу выходишь, папку с документами берешь?

– Да нет. Я всегда папку в кабинете оставляю, да еще для спокойствия своего ее в сейф закрываю…

– Вот то-то и оно. Зачем с ружьем выходить курить? Покурил сторож. Затем ушел в дом. Включил телевизор. Не знаю, что он там смотрел, но неожиданно вместо чая на пиво переключился…

– Причем дорогое, – вставил вошедший в кабинет Ремизов.

Исправник взглянул на вошедшего эксперта, затем на настенные часы.

– Опаздываете, Акакий Акакиевич, – проговорил он.

– Виноват, ваше благородие.

– Присаживайтесь, Акакий Акакиевич, а вы, князь, продолжайте.

Чавчавадзе кивнул. Подождал, пока Ремизов займет свое место, и продолжил:

– Вот то-то и оно, что дорогое. Не всякий себе может позволить… Впрочем, вернемся к нашему делу. Стал пить пиво и тут шорох. – Ираклий взглянул пристально на Косолапова. – Вряд ли это был шум, – пояснил он, – в противном случае бы соседи заметили, а ведь тихо в районе было. Собака полаяла и все. Взял ружье да на крыльцо. Выстрелить не успел.

– Князь, вы словно присутствовали, – проговорил исправник. – Будем считать, что так оно и было на самом деле. – Взглянул на Ремизова: – Ну, а тебя-то, батенька, что задержало?

– Так ведь проверял полученные «пальчики», Серафим Григорьевич. А когда уже сюда шел, прибыл полицейский из морга.

– Что там?

– Да, можно сказать, слова князя подтвердились. Курил покойный задолго до своей смерти, а вот рана довольно любопытная.

– Чем же? – поинтересовался Чавчавадзе.

– Не характерна она для этих мест. На Вологодчине, да и на северо-западе никто, таким образом, никого никогда не убивал.

– Так что же, получается? – спросил Косолапов. – Душегуб залетный?

Акакий Акакиевич наполнил из графина граненый стакан водой и отпил.

– С большой вероятностью что – да. Причем, как написал фельдшер Селиванов, действовал профессионал. Так убить, а он пробовал на манекене, неопытный человек не сможет.

– Так-так, – постучал по столу Косолапов, – а что еще?

Ремизов открыл папку. Вытащил снимки, сделанные Бычковым, и стал подсовывать исправнику по одному, время от времени комментируя:

– Это сам дом. Место, где убили сторожа. Вот тут обнаружили окурок.

– Понятно, – проговорил Серафим Григорьевич, – что там у вас следующее?

– Каморка Семеныча. «Пальчики» на бутылке и обоих стаканах принадлежат сторожу. Посторонних, – он покосился на Серафима Григорьевича. Тот понял, к чему клонит эксперт: – В нашем случае, слава богу, не обнаружено. Иначе я был бы вынужден заставить вас, господа, пройти дактилоскопию.

Следующие снимки всей группой внимательно рассматривались. Никто из них на улицу Дворянскую, туда, где был обнаружен труп немецкой овчарки, не ходил. Огромный злобный зверь, одним своим видом способный испугать многих, но, как выяснилось, не всех. И на пса нашлась пуля.

– Как я уже говорил, стреляли из «Вальтера». Теперь могу точно назвать модель. – Акакий Акакиевич назвал, а князь и исправник одновременно вскрикнули:

– Ничего себе!!!

– Вот то-то и оно, – проговорил Ремизов. – Оружие, распространенное на Кавказе.

– Кавказский след? – спросил Чавчавадзе.

– Вполне возможно.

Серафим Григорьевич задумался. Пока это ни о чем не говорило. Впрочем, факты упрямая вещь и с ними не поспоришь. Нехарактерный удар ножом, оружие, которое в ходу на Кавказе, картина с дагестанцем. Впрочем, это могло быть простым совпадением. Горца могли просто нанять для похищения картин. Он, может быть, сработал, скорее всего, чисто и никто сразу не догадался, если бы непредвиденные обстоятельства в лице пса и сторожа. Но, с другой стороны, удар ножом мог нанести и кто-нибудь другой, изучавший приемы владения им у тех, же кавказцев. Допустим, дезертир. Однако.… Как бы то ни было, но искать все равно придется заказчика. Косолапов закашлял. Взглянул на замолчавшего Ремизова и произнес:

– Продолжай, Акакий Акакиевич.

– Вот если бы найти этот пистолет, – проговорил эксперт.

– Если бы, – вздохнул князь. – Да только сейчас у нас с тобой нет этого самого «Вальтера», и вряд ли в ближайшее время появится.

Ремизов понимающе кивнул. Серафим Григорьевич невольно улыбнулся. Если все же в похищении картин и убийстве замешан горец, то существовала вероятность, что город он не покинул. О подозрительном человеке кавказской национальности уже давно бы сообщили таксисты.

– Так вот, господа, – проговорил Акакий Акакиевич, – следующая группа снимков.