Текст книги "Укрепрайон «Рублевка»"

Дома Марк валялся практически один. Жена и родители – за границей. Постоянную прислугу Львов не держал. Когда была необходимость прибрать в доме, он просто вызывал женщину из банка, что было намного рентабельнее. Рядом с хозяином постоянно находился только Анатолий, здоровенный тупой детина, который никогда не задавал лишних вопросов, а сам на адресованные ему, как правило, односложно отвечал лишь «да» или «нет».

– Ты смотри, что делается, – заговорил он сам с собой. – Все хотят меня укусить.

Жаба, которая постоянно жила в нем, проснулась вновь. Как так?

Два назойливых качества сочетались и одновременно боролись в нем не на жизнь, а на смерть – патологическая жадность и чрезмерное самомнение. Поначалу он искал успокоения в сентиментальных воспоминаниях о счастливой и романтической молодости. Ведь именно тогда «ковался» характер и деловые навыки будущего олигарха. В Москве ему для «нормальной жизни» явно не хватало тех скромных средств, которыми снабжали его родители. И поэтому он готов был хвататься за что угодно, лишь бы заработать. Может, если бы не жадность родителей, он бы не барышничал, а учился чему-то серьезному. И стал бы музыкантом. Или поэтом…

Тишину полутемной комнаты нарушил резкий телефонный звонок. Львов почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Аппарат стоял рядом на специальном столике, но Львов, боясь причинить себе боль, не шевельнулся.

– Анатолий! Козел недоделанный, где ты? Возьми трубку! – истошным голосом заорал олигарх.

Однако ответа не последовало. И тут Львов вспомнил, что еще вечером велел охраннику смотаться в магазин купить чего-нибудь съестного, фруктов и соков. Так что, кроме себя любимого, взять трубку было некому.

Преодолевая боль во всех частях тела и унижение от очевидного факта, что олигарх первым поднимает трубку, Львов наконец лениво спросил:

– Это кто?

В трубке послышался голос Эдички Тельцовского:

– Привет, Марик. Я только что встретил в маркете твоего Анатолия. Он мне все рассказал. Тебя избили эти?..

«Вспомнил, гнида, что было неделю назад», – зло подумал Львов о приятеле.

– Они меня и пальцем не тронули, потому что били дубинками и ногами…

– Что ж это такое творится?! – сочувственно и одновременно возмущенно воскликнул Тельцовский. – Тоже мне, нашли мальчика для битья!

– А ты только сейчас обо мне вспомнил? Если бы охранника не встретил, вообще не позвонил.

– Ты говори, Марик, но не заговаривайся. Я понятия не имел, что ты, как и я, оказался в этом заповеднике, – вновь возмутился партнер Львова. – Только сейчас узнал, что мы, оказывается, кукуем вместе. Эти гориллы…

– При чем здесь эти гориллы? Тут дело, Эдик, в другом! Ты же никогда не был идиотом. Жопой чую – нечисто дело…

– Думаешь? Кстати, я видел нашего великого литейщика Стрельцова. Он нечто похожее мне пел. Но я както не прислушался. Он тут сбор трубит. Я подумал, просто безделье свое скрасить. Но после твоих слов?! Действительно, чего это наш волчара стал стаю собирать? Встреча в четверг в два часа на «Веранде». Присоединишься?

– Нет. Мне даже шевельнуться больно. Да и размышлять в одиночестве надо, а не гуртом. Ты, Эдичка, послушай, милый, что этот козел проблеет, а после сообщи.

– Ладно, Марик, выздоравливай. Меня тут ждут, – ответил Тельцовский и резко оборвал разговор.

«Вот падла! Выздоравливай… – со злостью подумал Львов. – А сам спит и видит, чтобы я умер. Быстро все хозяйство к рукам приберет».

В этом момент в спальню вошел Анатолий.

– Я все принес, шеф, как вы велели.

– Где ты прохлаждался столько времени? – рычащим голосом спросил Львов. – Меня тут убить могли, пока ты там лясы точил с Тельцовским.

– Так я всего полчаса… – растерянно ответил Анатолий. В руках он держал белый конверт.

– Ты чего это, козел, каждому встречному рассказываешь обо мне? Опозорить хочешь?!

– Так господин Тельцовский спросил, где вы да как вы… – пытался оправдаться Анатолий. – Он даже не знал, что мы здесь, на Рублевке.

– Что это у тебя?

– Письмо какое-то. Под входной калиткой было, – ответил охранник, протягивая хозяину конверт.

– Чего мне суешь? Он же запечатанный! Не видишь, что ли, я и пальцем пошевелить не могу. Как я его вскрою?! – разозлился больной. – Вскрой. И осторожнее. А потом шагай отсюда, подай свежевыжатый ананасовый сок со льдом.

Сам он принялся читать письмо:

Уважаемый господин Львов! Объявленный на Рублевке карантин – это не просто экологическая катастрофа. Это божья кара на таких, как ты, кровососов на шее России! Но поскольку, благодаря именно таким, как ты, у нас в стране теперь продается все и вся, продается и твоя свобода…

«Как в воду глядел», – подумал олигарх.

…А потому мы можем предложить содействие на определенных финансовых условиях, которые будут сообщены дополнительно. В случае готовности к сотрудничеству позвони по местному номеру 35–87 и сообщи на автоответчик о своем решении.

Комитет по экспроприации.

В первое мгновение Львов подумал, что все еще спит. Затем он решил, что данное послание есть всего лишь съемка для телепрограммы «Розыгрыш». Однако хорошенько пораскинув мозгами, Львов с ужасом пришел к выводу, что это слишком дорогое удовольствие даже для развлекательного телешоу! Похоже, весь этот спектакль поставлен гораздо более серьезными козлами, чем козлы с телевидения!

Поразмыслив еще немного, он невольно стал прикидывать, во что же может обойтись «свобода», исходящая от какого-то комитета по экспроприации. Надо же, название какое придумали. Любопытно, кто же еще получил столь «призывное» послание?..

– Эй, Анатолий! – закричал он на весь свой огромный дом. – Засранец, опять растворился. Давай назад, ко мне. И не делай вид, что не слышишь.

Через десять минут охранник с короткой депешей от Львова выехал со двора на поиски Тельцовского. В конверте, который дал ему хозяин, было полученное письмо и короткая записка, чтобы Тельцовский не забыл спросить у «пацанов», получали ли они подобные послания.

* * *

Выпроводив очередного пациента, Марина Танкер выглянула в окно. Под воротами ее особняка шумела длинная очередь практически незнакомых ей людей. Со дня катастрофы минуло ровно одиннадцать дней, которые для нее слились в один цветной кошмарный сон. Строго говоря, красавица Марина никогда не практиковала как обычный врач.

Ее клиентами были исключительно избранные особы мужского пола, которых Марина выбирала по большей части сама по своеобразным критериям. Все они непременно должны были нуждаться как в сексуальных утехах, так и в нежной, почти материнской заботе.

Ее гонорары за курс лечения составляли в зависимости от количества услуг не менее миллиона долларов в год. Многие старожилы Рублевки уже давно могли бы объединиться в клуб миллионеров – любителей Марины Танкер. Если бы не боялись широкой огласки деталей своей непубличной жизни. Еще одним элементом «фирменного» стиля госпожи Танкер было умение сохранять дружеские отношения со своими бывшими и нынешними клиентами. Это ценилось всеми как высший шик.

То, что началось с объявлением карантина, Марине даже во сне не могло привидеться: к ней скопом повалили совершенно не те люди, которых она обычно принимала. Наивная дура, кляла она себя, когда в надежде скрасить быт друзей и приятелей олигархов повесила на шоссе два огромных рекламных щита о парапсихологических услугах. Боялась, клиентов не будет.

Что, черт возьми, происходит, спрашивала себя доморощенный парапсихолог. Когда же придет конец этому массовому психозу? Дом загадили до невозможности, домработница Фрося так и не вернулась с отгула. А пациенты прут и прут…

Неужели и вправду действует космический вирус и люди со слабой психикой не могут ему сопротивляться? В голове мелькнула некая догадка: она вспомнила о подкинутой кем-то из больных посетителей листовке под странным названием «Что каждый должен знать о психотронном терроре».

Марина быстро порылась в куче бумажного мусора на столе и удивилась, что сохранила листок. Она быстро пробежала глазами текст:

…Правда, о которой сегодня говорить нельзя вслух, это психотронный террор над личностью… Американские спецслужбы применили этот инструмент воздействия на личность в бывшей Югославии. Там его безобидно называли психотронной обработкой населения. Но есть и другие определения: дистанционное психофизическое воздействие, торсионное воздействие, облучение. Все это, так или иначе, тайное негативное воздействие на людей. И жертвы даже не догадываются об этом.

Марина была поражена: ее догадка получила неожиданное подтверждение. Неужели на Рублевке используется психотронное оружие? Но зачем, почему? Или это действительно катастрофа со схожими последствиями?

Она быстро отыскала то место в тексте, где описывались симптомы:

…пропадает сон, появляется хроническая усталость. В голове возникают радиоголоса, навязчивые мысли. Память стирается кусками. Нападает ярость, страх или раздражение. Болит сердце, желудок, почки. Без всяких причин может возникнуть сильное сексуальное желание…

На этом страничка обрывалась.

– Вот это да! Но почему этот листок оказался у меня?

Она глянула на себя в зеркало и невольно ужаснулась. Растрепанные, давно не видевшие стрижки волосы, никакой косметики… Марина еще раз подумала, что 34 и 24 – это не просто разные числа. Это уже почти кризис.

Быстро нырнув в ванную комнату, она стала приводить себя в порядок. Но успела не многое. В дом неизвестно как ввалились два амбала.

– Мы от коменданта Гулькина. Доктор, вы должны поехать с нами, – сказал один из них, не соизволив даже поздороваться.

– Я ничего и никому не должна. Это во-первых. Вовторых, вы видите, сколько пациентов меня ожидают…

– Видели бы, что творится в медпунктах.

– Ну и пусть творится. Я тут при чем?! – возмутилась женщина.

– По распоряжению коменданта вы теперь должны оказывать помощь населению в санатории «Барвиха». Там сейчас организован медпункт.

– Ладно, подождите меня внизу, – раздраженно бросила Марина.

«Надо срочно кому-то довериться и поделиться своими выводами. Кому-то одному! Желательно надежному мужчине. Но не Семочке же? Только умный человек сразу поймет. Умных людей среди моих знакомых немало. Но вот надежных?..»

Тут Марину осенило: она вспомнила Духона – пожалуй, единственного мужчину, которого еще много лет назад мечтала подставить под личную финансовую разгрузку, но не смогла, не понимая почему. Последний раз она видела его уже изрядно похудевшего, постаревшего, в очках, но все еще такого же неброско элегантного и милого… Ему! Только ему…

Парапсихолог решительно вышла из дому.

– Сегодня приема не будет. Срочный вызов! – прокричала она в толпу. – Завтра! Завтра! – и запрыгнула в «Лексус».

– Это вы парапсихолог? – огорошил ее нелепым вопросом Гулькин, стоило Марине появиться в холле санатория «Барвиха». – Вы же…

Не успел он закончить мысль, как Марина, резко повернувшись, быстро пошла назад, к выходу. Она прекрасно поняла, что имел в виду Гулькин. Только этого не хватало, чтобы какой-то вшивый комендант употреблял ее имя всуе.

– Я не нарочно. Я нечаянно, – осознав, что сморозил глупость, засеменил за ней комендант. – Профессор Табачников мне голову снесет, если вы к нему не подниметесь. Он такой человек! У него вся Москва лечится.

Гулькин действительно побаивался доктора, который уже сумел поставить дело так, что без него не решался мало-мальски серьезный вопрос. Единственное, что никак не мог взять в толк комендант, что у него может быть общего с этой, прости господи, дамочкой, будь она трижды парапсихологом.

Услышав про знаменитого врача, которого знает вся московская элита, парапсихолог решила сменить гнев на милость.

– Как зовут профессора? – спросила она Гулькина.

– Леонид Михайлович Табачников. Он вас ожидает в кабинете главврача.

Не успела Марина появиться на пороге кабинета, как доктор бросился к ней навстречу.

– Какая вы молодец, Марина Семеновна, что пришли. Ведь вы не на службе, могли бы и отказаться.

«А у него красивые синие глаза и руки, такие большие, сильные», – успела с ходу заметить гостья.

– Вы правы. Могла. Но я понимаю, раз меня зовут, значит, кому-то нужна помощь, – не без апломба сказала она.

– Пока помощь нужна исключительно мне, – засмеялся Табачников.

«Голос у него красивый», – подумала Марина, не особо прислушиваясь к тому, что говорит профессор. Пока он заинтересовал ее исключительно как мужчина.

– А что за симптоматика? – ухватив последнюю фразу доктора больше для того, чтобы не показаться невежливой, спросила Марина.

– Вы простите, я не психотерапевт и уж тем более не психиатр. Вот почему, когда я увидел ваш рекламный щит, сразу подумал: вот тот человек, который мне нужен позарез!

– Вы тоже меня простите, Леонид Михайлович, но я тоже не специалист того профиля. У меня несколько иная специализация. Может, когда мы познакомимся ближе, вы узнаете о ней подробнее, – сказала Танкер как можно теплее и приветливее. Она осмотрелась, соображая, куда бы кинуть пальто, которое все еще держала в руке.

– Простите, какой же я идиот, даже не предложил вам присесть.

«Можно было предложить и прилечь», – вновь о своем подумала парапсихолог.

Она наконец поймала заинтересованный взгляд столичного светила, который незаметно оглядел ее безупречную фигуру.

На Марине Танкер как влитые сидели тончайшая кашемировая вишневая блузка с глубоким вырезом и строгие черные брюки, подчеркивающие красоту ног и бедер.

– Не стоит тратить время на посиделки, – деловито сказала она. – Я почти догадываюсь, что вы хотите мне сообщить. Там, у меня дома, больных чуть меньше вашего. Так что свои выводы я уже сделала. Но беда в том, мой милый доктор… Вы ведь разрешите мне так вас называть?

Табачников сделал обезоруживающий своей наивностью жест, который мог означать лишь одно: конечно, согласен.

– Беда в том, что свое открытие и очень важную информацию я боюсь доверить незнакомому человеку. Поймите? Я женщина. Нас, женщин, может обидеть каждый… Словом, я еще дома решила довериться лишь одному человеку. И это не вы.

Профессор чуть не задохнулся от досады.

– Да мне свои тайны вся Москва доверяет, известные люди, члены правительства, олигархи… И никого я за всю жизнь не подвел…

– Послушайте. Если вас вся Москва знает, то и здесь на Рублевке, наверное, есть такие люди.

– Разумеется, Марина Семеновна. Например, Михаил Агулов. Дрейф здесь где-то проживает. Чигорин… Слышали такие фамилии?

Парапсихологу не понравилось упоминание сразу двух персон, с которыми в свое время она по очереди крутила яркую и страстную любовь. А под конец, соответствуя фамилии, поставила их «под разгрузку», которой недовольными оказались оба ее бывших любовника.

– Если вы знаете этих господ, то, возможно, знаете Духона Александра Павловича. Я точно знаю, что они знакомы, – без особой надежды на подобную удачу произнесла Марина Танкер.

– Боже мой! Кто не знает Александра Павловича?! Я с ним даже приятельствую, – обрадовался Табачников.

– Вот и отлично. Тогда вы знаете, где он живет?

– Конечно, знаю. Хотите, я сейчас же ему позвоню? – Конец фразы Табачников почти что проглотил, так как вспомнил, что телефоны на Рублевке не работали уже третью неделю.

Марина с понимающей улыбкой посмотрела на коллегу.

– Если нельзя позвонить, то можно доехать.

К счастью, Духон оказался дома и очень удивился, когда охрана доложила, что приехал Табачников, а с ним дама, которая наотрез отказалась представиться. Но когда он увидел приятеля в компании Марины Танкер, удивлению не было предела. «Пропал доктор, – сокрушенно подумал он, помогая скинуть даме пальто. – Как он умудрился оказаться у нее на крючке?»

Когда Марина отправилась в туалетную комнату, как она выразилась, поправить прическу, Духон коршуном налетел на доктора:

– Только этого вам еще не хватало, Леонид Михайлович!

– В каком смысле? – не понял доктор, но укоризненные интонации в голосе олигарха заставили его насторожиться.

– Вы уверены, доктор, что к вашим проблемам нужна еще одна? Это же не женщина, а уникально точное воплощение своей фамилии. Где вы ее откопали?

– Она будет помогать мне в «Барвихе», – сообщил доктор.

– В каком смысле? – теперь не понять настала очередь Духона. – Вы уже с ней… ну… того?

– Чего «того»?

– Ну, в смысле, трахнули ее?

– Вы что? Такое вокруг творится, а вы какие-то глупости спрашиваете. Вы разве не знаете, что Марина Семеновна парапсихолог?

– Не знаю, какой уж она там психолог. Но про другие ее достоинства слышал от многих своих знакомых. Похоже, только нашему с вами другу Багрянскому удалось трахнуть вашего психолога, так сказать, по любви. Не знаю, уж что на нее тогда нашло. Возможно, просто с нашего журналиста просто нечего было взять. Остальные ее любовники «разгружались» по полной программе.

– Алло, мужчины, вы где? – откуда-то из глубины дома раздался бархатный голос Марины. – Какой у вас, Александр Павлович, чудесный домик, – проворковала она, когда наконец добралась до зала, где курили мужчины. – Так что подружиться нам никогда не поздно, – кокетливо улыбнулась светская львица. – Правда, Леонид Михайлович?

– Послушайте. Я вас отказываюсь понимать. Перед вами ваш гарант, как и хотели. Рассказывайте.

Табачников коротко и емко рассказал Духону, что именно привело их сюда.

– Дело в том, что комендант Гулькин, видимо, по указанию из Москвы, организовал так называемые пункты первой медицинской помощи населению. Один – в «Барвихе», другой в «Лесных далях». Нагнали десятка два «неотложек», появились эти непонятные фургоны-дезактиваторы. А проку никакого. Это я вам авторитетно говорю. – Для пущей значительности подобного признания Табачников встал во весь свой богатырский рост и зашагал по залу. Благо места для пеших прогулок здесь было предостаточно. – Какой вывод напрашивается? – спросил он, как лектор на семинаре студентов. – Получается, что мы людей лечим не так. Или еще хуже, лечим не от того. Теперь, Марина Семеновна, поделитесь, пожалуйста, своими выводами.

– А мне не надо даже что-то придумывать, – сказала она, доставая из сумочки листок.

– Откуда это у вас? – почти в один голос спросили Духон и Табачников, когда доктор закончил читать вслух вырванную из текста страничку.

– Подбросили, – коротко ответила Марина. – Предполагаю, кто-то из моих пациентов. Теперь все становится на свои места.

– Про ваши диагнозы, господа, ничего сказать не могу, – философски заметил Духон. – Лично для меня проясняется нечто другое. Странный какой-то карантин. Колючая проволока. Теперь еще психотронная атака… Помните, Леонид Михайлович, сразу после собрания на теннисной площадке нам многое показалось подозрительным?

Табачников кивнул.

– Получается, что Рублевку хотят изолировать совсем по другой причине, – продолжил Духон. – Кстати, доктора мои дорогие, а чем может закончиться это самое психотронное воздействие?

– А бог его знает. Ничем хорошим явно не кончится, – рассудила Марина. – Вот тот, кто подкинул листок, наверняка знает, чего ждать.

– А вы, Мариночка, умная девочка, – оживился Духон. – Стало быть, нам надо найти того, кто подбросил. Вы, Мариночка, как я понимаю, журнал записи пациентов не ведете. Но могли бы поразмыслить над тем, кого искать…

– Ой! Единственное, что-то мне подсказывает, что это незамужняя женщина, немолодая, к тому же неглупая. И еще, сдается мне, каким-то боком информированная о последних событиях.

– Уже кое-что. Остается только пустить ищейку по следу. Кто у нас будет ищейкой?

– Только не я, господа. Я и так уже потеряла много денег. Так что я пойду работать. А вы тут ищите ищейку. Если понадоблюсь, – Марина повернулась к доктору, – милости прошу. Мой дом всегда открыт для вас. – Она с вызовом посмотрела на Духона, потом снова на Табачникова.

* * *

Сделавшись в одночасье знаменитой своими байками с Рублевки, молодая литераторша Анюта Тихая стала всерьез задумываться – а не купить ли ей здесь дом? К тридцати годам она стала ощущать резкое несоответствие в своем образе жизни и тем, как стали воспринимать ее московские тусовщики. Еще какое-то время ее держал при себе писатель Орлов-Таврический, которого худосочное юное дарование интересовало не столько для интимных отношений, сколько для передачи творческого опыта. Анюта охотно его перенимала, чем доставляла наслаждение маститому писателю. Но и этой поре творческих отношений наступил конец. «Дарование» наконец осознало, что широкая натура опекуна не предполагает никакой финансовой поддержки, и немедленно решила съехать. О какой-нибудь новой пылкой любви думать не хотелось, но и возвращаться в Москву в свою скромную девичью квартирку у метро «Автозаводская» ей было уже неприлично.

Именно тогда Анюта решилась на отчаянный шаг: нахально пришла к торгашу Фомарю и потребовала интервью. Не менее нахальный в такие моменты Семочка потребовал от нее то же, что требовали все мужики. Она согласилась. Но карантин испортил ей всю обедню. Семочка, еще месяц назад смиренный, как никто другой из предыдущих любовников, свихнулся в одночасье. В иной ситуации она уже давно бы сбежала от него, но бежать с Рублевки теперь было невозможно. Поэтому большую часть времени Анюта валялась в постели.

Телевизор не работал, а читать, даже собственные нетленки, писательница просто не могла. На кухне ввиду отсутствия прислуги скопилась гора немытой посуды, а во дворе уже который день росли горы мусора, в которых пес Басмач рылся постоянно в поисках пищи. Мысли о том, что, оказавшись в карантинной зоне, она напишет сногсшибательный роман, стали улетучиваться с каждым днем. Словом, как бы самой не свихнуться. Тем более что минувшей ночью с ней действительно произошло нечто особенное.

Анюта проснулась от очередного кошмара, который был и страшным, и приятным одновременно. Ей приснилось, что ее трахает здоровенный мужик, похожий на садовника Михея, а вокруг них суетится пес Басмач и кричит человеческим голосом:

– Моя очередь! Слышишь, злодей, тебе говорю – моя очередь!

Но самое страшное было в том, что Анюта с ужасом осознала, что страстно желала бы повторения этого видения наяву. Ее спортивное, натренированное в фитнесклубах тело словно налилось живой, горячей кровью. Казалось, она было готово выскочить из своей оболочки от необъяснимой животной страсти.

Анюте до безумия захотелось мужика. Раздевшись догола, она бросилась в спальню к Семочке, но его там не оказалось. В дикой страсти она осмотрела все четыре туалета, в которых ее любовник иногда надолго запирался, но нигде его не обнаружила. «Да хоть бы с конем, с ишаком, с кобелем», – в отчаянии думала она, вспомнив о ненавистном и страшном Басмаче. В ее новом временном пристанище, напичканном многочисленным антиквариатом и другими ценностями, к несчастью обезумевшей женщины, не оказалось даже элементарного вибратора.

– Кто-нибудь трахнет меня в этом гребаном доме?! – во весь голос в отчаянии закричала молодая писательница.

Услышь ее в это мгновение маститый коллега и учитель Орлов-Таврический, он наверняка бы похвалил ученицу за глубокое проникновение в образ героини. Что он мог подумать еще, кроме как о ее новой книге?

Наметавшись в неглиже по многочисленным комнатам в поисках любви, Анюта вдруг резко остановилась. Страшная мысль поразила ее. Вдруг она стала, как и Семен, жертвой экологической катастрофы, которую ей так хотелось бы описать изнутри? И тут ее осенило. Анюта вспомнила про парапсихолога Марину Танкер, которая жила напротив и давно лечила Семочку от сглаза и прочей потусторонней нечисти.

Набросив на голое тело норковую шубку, она выскочила из дома и, перебежав через дорогу, нажала на кнопку домофона, над которым красовалась бронзовая табличка с лаконичной надписью: «Доктор парапсихологии. Прием и помощь на дому».

Входная дверь между тем оказалась не заперта.

Несмотря на свое неадекватное состояние, Анюта сообразила, что в столь раннее время хозяйку следует искать в спальне. А значит, на втором этаже. Не колеблясь, она взбежала по лестнице. И тут услышала громкие возгласы. Без всякого сомнения, они принадлежали этой мымре:

– Ой, мамочка дорогая! Да что ж это такое?! Еще! Еще!

Голая Маринка энергично скакала в кровати, сидя верхом на ее Семочке.

Завидев неизвестно откуда взявшуюся модную писательницу, хозяйка без тени смущения и стыда коротко предложила:

– В моем доме не надо истерик, девушка. Присоединяйся!

Их общий любовник, похоже, был в полуобморочном состоянии. Он только сладострастно стонал и задыхался. Анюту не надо было уговаривать. Скинув на пол шубку, она с раздирающим душу воплем кинулась в гущу событий.

…Через минут двадцать Сема Фомарь окончательно сгорел. Но зато у девчонок словно открылось второе дыхание. Впрочем, что происходило потом, он уже не видел.

Хотя посмотреть было на что. Тела двух обольстительниц нашли общий язык гораздо быстрее, чем их обладательницы. Слегка пополневшая Марина чувствовала себя хозяйкой не только дома, но и данного пикантного положения. Ее руки ловко подмяли хрупкое тело Анюты под себя и на долгие минуты заставили партнершу изнемогать от сладострастия.

Поэтому, когда ласки неожиданно закончились, молодая писательница с нескрываемым разочарованием заглянула в глаза хозяйке дома.

– Прости, дорогая, батарейки прибора, похоже, разрядились. Это мой прокол, – вынуждена была признать Марина. Еще некоторое время они целовались, стараясь вернуть внезапно исчезнувшие ощущения, но это уже явно было не то.

Около одиннадцати утра зазвонил телефон. Мигом проснувшись, Марина подняла ярко-красную трубку.

– Понятно. Все понятно, уважаемый Леонид Михайлович. Я скоро буду… – И, обернувшись к Анюте, прикрикнула: – Давай вставай, подружка, и собирайся, мне надо в «Барвиху». И запомни, девочка моя, если ты чтото где-то сболтнешь или тем более изобразишь в очередной своей книженции, тебе же плохо будет. И еще запомни… – Будто разгадав потаенные мысли «подружки», Марина неожиданно грубо добавила: – Я все равно мужиков больше люблю!

Анюта опешила. Еще минуту назад ей казалось, что жизнь прекрасна и удивительна. А тут Марина цинично и жестоко, словно обдав ее ледяной водой, вернула к реальности.

– Это что, у тебя шоковой терапией называется, да? – придя немного в себя после обидных слов, спросила она. – Я ведь ночью к тебе за помощью прибежала. Худо мне было, невыносимо худо.

– Так это всем бабам на Рублевке сейчас плохо. Думаешь, я с Семой от хорошего самочувствия в постели оказалась?! Да никогда в жизни…

Анюта брела к дому вся в слезах. Она с грустью думала о том, что ждет ее впереди.

Опять Семочка со своими понуканиями! Опять Басмач со своим лаем! Опять Михей со своим отвратительным перегаром! Опять ненавистный дом со своей бессмысленной роскошью! И это жизнь? Писательнице вновь захотелось острых ощущений. Бедняжка не понимала, что с ней творится.