Текст книги "Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР"

Вопрос об отношении к перлюстрации корреспонденции нередко зависел от личных нравственных качеств человека, занимавшего крупный пост в государственном аппарате России. Любопытным, в этом отношении, является мнение бывшего Председателя Совета Министров страны графа С. Ю. Витте. Он пишет: «Что касается вопроса о неприкосновенности личности, то большим злом служит перлюстрация писем. Это было заведено издавна, до 17 октября (1905 г. – А. С.) в широких размерах, а за время Столыпина машина перлюстрации еще усовершенствована и развита.

Когда я вступил в должность председателя Совета, то ко мне явился от имени министра внутренних дел чиновник, кажется по фамилии Тимофеев, доложить мне, что он прислан министром на случай, если я имею дать какие-либо указания относительно доставления мне перлюстрированных писем, причем объяснил мне всю процедуру этого дела по всей России. Я никакого указания этому тайному советнику не дал и по этому вопросу затем не имел никаких объяснений с Дурново (министр внутренних дел. – А. С.), но он мне аккуратно ежедневно присылал папку с перлюстрированными письмами. Конечно, он для меня выбирал только те, которые хотел. Я их пробегал и за все время моего председательства не наткнулся ни на одно письмо, которое, с точки зрения государственной и полицейской, могло бы быть сколько-нибудь полезным. Очень часто приходилось читать ругательства по моему адресу…

Таким образом, та перлюстрационная переписка, которая мне доставлялась, не приносила никакой государственной пользы, и я имею основания полагать, что она вообще, по крайней мере, в том виде, в каком совершается у нас, скорее вредна, чем полезна. Вредна потому, что вводит администрацию во многие личные неприкосновенные дела, составляющие чисто семейные секреты, и дает министрам внутренних дел орудие для сведения личных счетов. Я, например, знаю, что покойный Столыпин, если бы при узости своего характера и чувств не увлекался изучением перлюстрационной переписки, то поступал бы в отношении многих лиц корректнее, нежели поступал, и не делал бы себе личных врагов.

Характерная черта Столыпина, между прочим, та, что когда в Государственной думе при обсуждении сметы почт и телеграфов заговорили о перлюстрационной организации, то представитель министерства внутренних дел возмущенно ответил, что это вроде бабьих сказок, что ничего подобного не существует.

Между тем, это с особой интенсивностью существовало во все время главенства Столыпина и существует до настоящего времени (выделено нами. – А. С.). Еще недавно я заговорил об этом с Коковцевым, и он мне откровенно сказал, что получает ежедневно пачку перлюстрированных писем для прочтения, и возмущенно добавил, что еще сегодня он в одном письме прочел о неблагоприятном отзыве, данном о нем главноуправляющем земледелием Кривошеиным, и для того чтобы сконфузить Кривошеина, он его вызвал к телефону и дружески посоветовал ему впредь быть более осторожным, на что Кривошеин ему ответил, что автор перлюстрированного письма, очевидно, его не понял, причем, улыбаясь, Коковцев мне прибавил: “Конечно, Кривошеин врет”».[74]74
  Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3 (17 октября 1905–1911 гг.). М.: Изд-во соц-эконом. лит-ры, 1960. С. 313–315.


[Закрыть]

Следовательно, обладание информацией из перлюстрированной корреспонденции при желании могло служить и служило для сведения личных счетов и проведения различного рода интриг в правительстве страны. Поэтому важную роль здесь играла личность и нравственные качества государственного чиновника. Естественно, что любая тенденциозная подборка могла способствовать формированию мнения в необходимом направлении. И поэтому обладание подобного рода информацией представляло большую политическую силу. Понимая и оценивая это, те, кто был допущен к этой кухне, тщательнейшим образом скрывали сам факт перлюстрации корреспонденции.

Однако сколь ни были законспирированы «черные кабинеты», вопрос о них дважды поднимался на заседаниях Государственной думы. Впервые он был поднят в III Думе 3 апреля 1908 г. при обсуждении сметы Главного управления почт и телеграфов. От социал-демократов выступал депутат Иркутской губернии Т. О. Белоусов. Под протестующие выкрики правых он заявил, что над сметой витает дух «черных кабинетов» и правительство руководствуется в своих ассигнованиях «соображениями о том, чтобы уловлять слово гражданина, как устное, так и письменное». Фракция социал-демократов призвала отклонить смету. В предложенной ею резолюции говорилось: «…тайна корреспонденции не соблюдается и почтамтство эксплуатирует почтово-телеграфные учреждения в целях политического сыска и политической борьбы». О «справедливых нареканиях» по «больному вопросу» говорил в речи и один из лидеров кадетской партии депутат А. И. Шингарев. Выступление он закончил призывом сказать правительству, что «ведомство почт и телеграфов должно наконец увидеть такой день, когда частная корреспонденция будет строго охраняема законом». Принимавший участие в заседании Думы главный начальник почт и телеграфов М. П. Севастьянов вынужден был отпираться. Он назвал упоминания о «черном кабинете» принадлежащими к области фантазии. Крайне правое крыло Думы сочло это недостаточным. Противозаконная деятельность правительства в почтовом ведомстве была взята под защиту черносотенцем М. В. Пуришкевичем. Последний оправдывал действия правительства «интересам государства» и в свою очередь обвинил антиправительственно настроенных служащих в нарушении тайны правительственной переписки. Большинство российского парламента отклонило резолюцию социал-демократов.

Вторично вопрос о «черных кабинетах» был поставлен в IV Думе 22 мая 1913 г. и вновь при обсуждении сметы Главного управления почт и телеграфов. Депутат от большевиков М. К. Муранов под шум и выкрики бессарабского помещика П. Н. Крупенского и других политических представителей дворянства привел факты вмешательства жандармов в почтовое дело. Ни словом не обмолвился в ответ на новые обвинения М. П. Севастьянов (выделено нами. – А. С.).

Как отмечает проф. В. С. Измозик, история службы перлюстрации императорской России закончилась в конце февраля 1917 г. Первое время после свержения режима цензоры по привычке приходили на службу, но указаний от нового правительства не было. В провинции новая революционная власть уже в марте начала допросы чиновников, занимавшихся перлюстрацией. Приказом по Министерству почт и телеграфов от 10 июля 1917 г. цензура иностранных газет и журналов была упразднена, а 38 ее служащих 16 марта 1917 года были выведены за «штат».

Новое (Временное) правительство хотело придать перлюстрации исключительно законный характер. Но это стремление оказалось кратковременным, 25 октября 1917 г. к власти пришли большевики.[75]75
  Измозик В. С. «Черный кабинет» – к истории перлюстрации в России // С. 54.


[Закрыть]

В заключение можно отметить, что в начале ХХ в., под натиском революционного движения совершенствуется и полицейский аппарат. Совершенствуются все формы негласной работы спецслужб, в том числе и перлюстрация корреспонденции. В деятельности карательно-розыскных органов наметился курс на централизацию их деятельности.

Розыск становится ведущим направлением деятельности полиции, и все остальные направления работы подчинены целям розыска.

1.4. Перлюстрационная деятельность в Европе и Америке

Перлюстрацией корреспонденции занимались не только в России, но и в цивилизованных европейских странах. Сейчас практически невозможно установить, кто и когда впервые стал тайно вскрывать письма. Ясно одно – с момента появления частной и государственной переписки правительство любой страны делало все, для того чтобы знать об умонастроениях своих граждан.

Принято считать, что еще в 1628 г. французский кардинал Ришелье велел создать в помещении парижского почтамта специальную комнату для тайного просмотра писем. Так возникло выражение «черный кабинет». Этим словом стали называть помещение, где проводилась перлюстрация.[76]76
  Измозик В. С. «Черные кабинеты» в России (XVIII – начало ХХ вв.) // Жандармы в России (политический розыск в России XV – ХХ вв.). С. 333.


[Закрыть] Еще одной особенностью перлюстрации было то, что она проводилась в нарушение официального законодательства. Секретные инструкции для чиновников-перлюстраторов были важнее законов. Государство всегда отрицало существование перлюстрации, иначе она теряла всякий смысл. Поэтому перлюстрация и все то, что с ней было связано, считалось одной из важнейших государственных тайн. Позднее, в конце XIX в., изменилась и «ведомственность» перлюстраторов. Этой деятельностью стали заниматься не почтовые служащие, а профессиональные контрразведчики. И сама перлюстрация почтовой корреспонденции стала важным элементом политического сыска.

И даже в такой законопослушной стране, как Англия, перлюстрация проходила с неменьшей активностью. Об этом свидетельствует переписка К. Маркса и Ф. Энгельса по этому вопросу.

В условиях монархических режимов в Европе в прошлом и в начале ХХ в., при наличии острых конфликтов между ними, нарушение тайны переписки в тот период было, очевидно, очень частым и не вызывало серьезного удивления у общественности, несмотря на официальное признание принципа соблюдения тайны переписки в Конвенциях созданного в 1874 г. Всемирного Почтового Союза.

Даже британская почта, имевшая репутацию лучшей в мире и функционировавшая в стране, всегда гордившейся своим уважением к законам, не была безупречной. Это хорошо видно по переписке К. Маркса и Ф. Энгельса, живших в Англии в эмиграции. Маркс жил Лондоне, а Энгельс в Манчестере, и интенсивная переписка между ними составляет несколько томов их сочинений.

«…Твой пакет для “Revolution” и “Tribune” был вскрыт, даже не дали себе труда снова заклеить его»

(Маркс – Энгельсу от 3 марта 1852 г. Соч. Т. 28. С. 28. Изд. 2)

«Посылаю тебе обратно конверт твоего письма, полученного сегодня: по-видимому, была сделана неудавшаяся попытка вскрыть его»

(Энгельс – Марксу, 24 сентября 1852 г. Там же. С. 122)

«Конверт, предыдущего письма, который ты прислал мне обратно, без сомнения, пытались вскрыть. Но явно неловко и безрезультатно»

(Маркс – Энгельсу, 27 октября, 1852 г. Там же. С. 137)

«…Твое сегодняшнее письмо ко мне вскрыто, судя по тому, что не все четыре угла конверта были хорошо запечатаны…»

(Энгельс – Марксу, 27 октября 1852 г. Там же. С. 137)

«Дорогой Энгельс! Насчет нашей переписки мы должны принять меры. Несомненно, что в Министерстве Дерби у нас есть компаньон по чтению наших писем. Поэтому я не могу писать тебе абсолютно ничего такого, что не считаю желательным довести в настоящий момент до сведения прусского правительства…»

(Маркс – Энгельсу, 25 октября 1852 г. Там же. С. 134)

Энгельс советовал Марксу посылать письма в конвертах от коммерческой почты и обеспечивал его для этого необходимыми материалами.

«…Также прилагается коммерческая печать, – писал он Марксу. – Твоя старая вейдемеровская гербовая печать и неуклюжее, никуда не годится. Употребляй также и на письмах в Манчестер какую-нибудь шестипенсовую печать. Время от времени посылай Шнейдеру заказные письма менее важные, чтобы ввести этих молодцов в заблуждение и заставить их думать, что мы отказались от посылки писем конспиративным путем из-за отсутствия адресов (выделено нами. – А. С.). В том, что люди, адреса которых ты получишь вместе с этим письмом, доставят письма куда нужно, не может быть никакого сомнения»

(Энгельс – Марксу, 28 октября 1852 г. Там же. С. 147)

…Эти примеры можно было продолжать и дальше. Они относятся к британской почте. Хорошо хотя бы то, что письма не пропадали. Что же касается прусской почты, то она не только вскрывала и конфисковывала письма Маркса, например, в период лечения Маркса в Карлсбаде в 1875 г. (см.: Соч., т. 34), но даже в ряде случаев фальсифицировала эти письма, подделывая почерк Маркса (см. Примечания, № 242, т. 28, с. 594). Одно из таких подделанных «писем Маркса» фигурировало на Кёльнском процессе (Разоблачение о Кёльнском процессе коммунистов // Соч., т. 8, с. 475–477).[77]77
  Медведев Ж. А. «Тайна переписки охраняется законом». Macmillan. 1972. С. 465–466.


[Закрыть]

История «черных кабинетов» – это история спецслужб, история не только политического сыска, но и, если можно так выразиться, его технической, интеллектуальной части, история криптографии и криптоаналитики.

И начало этому положили развитые западные государства.

В 1774 г. Людовику XV был доставлен пакет из Вены. Когда французский король вскрыл его, то обнаружил там копии открытых текстов своей шифрованной корреспонденции. Людовику сообщили, что пакет прибыл от аббата Жоржеля, секретаря французского посла в Австрии. В Вене Жоржель встретился в полночь с человеком в маске, который в обмен на тысячу дукатов передал ему этот пакет и за дополнительное щедрое вознаграждение пообещал два раза в неделю передавать аббату все находки «черного кабинета» в Вене, в котором тайно вскрывалась и дешифровывалась корреспонденция других стран.

В XVIII в. «черные кабинеты» стали распространенным явлением в Европе, а репутацию же самого лучшего из них имел венский. Почта, которая должна была доставляться утром посольством в Вене, в семь часов утра оказывалась сначала в помещении «черного кабинета». Там письма вскрывали, растапливая печати над свечой, отмечали порядок расположения страниц в конверте и передавали их помощнику директора. Тот читал их и давал указания о снятии копий с самых важных документов. Длинные письма для экономии времени копировались под диктовку с использованием до четырех стенографистов одновременно. Если письмо было на языке, не знакомом помощнику директора, он передавал его служащему кабинета, владеющему этим языком. Имелись переводчики со всех европейских языков, когда же появлялась необходимость в специалистах по неизвестному языку, один из служащих в срочном порядке брался за его изучение.

После копирования письма аккуратно укладывались обратно в конверты, которые опечатывались поддельными печатями и возвращались на почту не позже 9.30 утра.

Через полчаса в «черный кабинет» прибывала новая почта. Она обрабатывалась таким же образом, хотя и с меньшей поспешностью, поскольку была транзитной.

Как правило, эта корреспонденция возвращалась на почтовую станцию к двум часам дня, хотя иногда ее задерживали и до семи вечера. В 11 часов утра прибывала почта, перехваченная полицией. А в 16.00 курьеры привозили письма, которые отправляли зарубежные посольства. Они снова вливались в поток отправлений в 18.30 из Вены почтовой корреспонденции. Скопированный материал попадал на стол директору «черного кабинета». Тот отбирал особо важную информацию и направлял ее заинтересованным лицам – ко двору, полицейским чиновникам, дипломатам и военным. Таким образом, венский «черный кабинет» со штатом всего в 10 человек обрабатывал в среднем сотню писем ежедневно.[78]78
  Кан Д. Война кодов и шифров. История четырех тысячелетий криптографии. М.: Рипол Классик, 2004. С. 151–152.


[Закрыть] Перехваченная зашифрованная корреспонденция подвергалась криптоанализу.

Труд криптографов оплачивался очень щедро. Например, Карл VI вручал этим людям премии лично, а эрцгерцогиня Мария-Терезия часто беседовала с сотрудниками «черного кабинета» о надежности используемых шифров. Русский император Александр III вручил одному из сотрудников «черного кабинета» золотой портсигар, усыпанный бриллиантами, как признание его заслуг в деле криптографии и перлюстрации корреспонденции.

Однако эра «черных кабинетов» в Европе была недолгой. Бурные политические события, особенно середины XIX в., привели к ограничению абсолютной власти европейских монархов и их полицейских ведомств. Провозглашенные принципы свободы и равенства оказались несовместимы с политическим сыском и в частности с цензурой переписки (перлюстрацией корреспонденции).

В июне 1844 г. волна протестов со стороны общественности по поводу перлюстрации писем вынудила английское правительство прекратить перехват дипломатической переписки.

В Австрии двери венского «черного кабинета» закрылись в 1848 г… во Франции – в 1848 г.

За океаном, в Северной Америке, первоначально не было ни «черных кабинетов», ни платных криптоаналитиков. И лишь позднее, в начале ХХ в., здесь стали уделять должное внимание вскрытию корреспонденции и дешифрованию дипломатической переписки. Одним из самых ярких личностей был криптоаналитик Герберт Ярдли. Он родился 13 апреля 1889 г. в Уортингтоне, маленьком городке на Среднем Западе США. Годы его юности пришлись на Первую мировую войну. В школе Ярдли был посредственным учеником, за исключением математических дисциплин. С 16 лет его часто можно было видеть в местных игорных салонах у покерных столиков за изучением карточной игры, которая стала главной страстью в жизни Ярдли. В детстве он мечтал стать юристом по уголовным делам, но вместо этого в 23 года он устроился работать шифровальщиком в Государственный Департамент США.

Это было счастливым совпадением, поскольку работа шифровальщика идеально подходила для Ярдли. Болезненная увлеченность своей работой даже вошла, если можно так выразиться, в криптоаналитический фольклор как «симптом Ярдли». Он говорил: «Просыпаясь, я сразу начинаю думать об этом. Засыпая, я все равно продолжаю думать об этом».

Именно он в апреле 1917 г., после вступления США в Первую мировую войну, убедил Военное министерство в необходимости создания криптографической спецслужбы.

В августе 1918 г. Ярдли отплыл на пароходе в Европу, чтобы совершенствоваться в криптоанализе у союзников США по Первой мировой войне. Однако Европа встретила Ярдли крайне негостеприимно. В Англии двери «комнаты 40», занимающейся перлюстрацией корреспонденции, остались для него наглухо закрыты, во Франции его тоже не пустили в криптоаналитическое бюро французского Министерства иностранных дел.

И, тем не менее, возвратившись в США, в мае 1919 г. он добился от Фрэнка Поука, исполнявшего обязанности государственного секретаря, и от начальника штаба Военного министерства согласия на создание «постоянной организации для вскрытия шифров». Эта организация позже стала известна в истории спецслужб как «Американский черный кабинет». Впервые «Американский черный кабинет» был профинансирован 30 июня 1921 г.

Одной из основных задач, поставленных перед ним, было вскрытие кодов Японии, напряженность в отношениях с которой нарастала с каждым днем.

Летом 1921 г., в результате напряженной работы криптоаналитиков и непосредственно самого Ярдли, «Американский черный кабинет» прочел японскую шифротелеграмму от 5 июля, направленную в Токио послом Японии в Лондоне и содержавшую первые упоминания о конференции по разоружению, которая должна была состояться в ноябре в Вашингтоне. «“Американский черный кабинет”, глубоко спрятанный за надежными запорами, все видит и все слышит, – писал Ярдли, – хотя ставни закрыты и окна тщательно зашторены, его зоркие глаза наблюдают за тем, что творится на секретных совещаниях в Вашингтоне, Женеве, Лондоне, Риме и Токио. Его чуткие уши слышат даже самые слабые шепоты в столицах иностранных государств».[79]79
  Кан Д. Война кодов и шифров. История четырех тысячелетий криптографии. М.: Рипол Классик, 2004. С. 342.


[Закрыть]

Деятельность «Американского черного кабинета» впечатляет: за время проведения различного рода международных конференций было перехвачено более 5000 шифросообщений. И все-таки надо отдать должное американским спецслужбам. В начале ХХ в., тотальной перлюстрации корреспонденции в Америке не было. Контрразведку интересовала, прежде всего, дипломатическая переписка.

Поэтому мы не вправе говорить в данном случае о политическом контроле над населением страны, или политическом сыске, речь идет лишь об одной из сторон деятельности американской контрразведки.

Что касается самого Ярдли, то он в результате чрезвычайно нервного напряжения, связанного с работой, серьезно подорвал свое здоровье и в феврале 1922 г. получил четырехмесячный отпуск.

Как утверждают некоторые источники, за период с 1917 по 1929 г. «Американскому черному кабинету» удалось прочитать 45 тысяч шифротелеграмм Англии, Германии, Доминиканской Республики, Испании, Китая, Коста-Рики, Кубы, Либерии, Мексики, Никарагуа, Панамы, Перу, Сальвадора, СССР, Франции, Чили и Японии.

Однако в 1929 г., казалось бы, плодотворной деятельности «Американского черного кабинета» пришел конец.

Американский государственный секретарь Генри Стимсон при президенте Гувере оказался человеком высоких моральных качеств. Заняв свой пост и получив несколько дешифрованных криптограмм, вместо похвалы пришел в негодование и сурово осудил шпионскую деятельность, назвав ее «подлой разновидностью шпионского ремесла» и расценив как вероломное нарушение принципа взаимного доверия, которого он неуклонно придерживался как в своих личных делах, так и в проводимой им внешней политике.[80]80
  Там же. С. 346.


[Закрыть]

Совершив акт морального мужества, Стимсон закрыл всякую финансовую поддержку «черному кабинету» и тем самым фактически прекратил его существование.

Уязвленное самолюбие Ярдли в какой-то мере было компенсировано выходом его книги. 1 июня 1931 г. американское издательство «Боббс-Мерил-компани» опубликовало книгу Ярдли «Американский черный кабинет», которая впоследствии была признана классической книгой по истории криптоанализа. Эффект от этой книги был такой, что во многих странах, в частности Японии, ее запретили печатать, а правительство США даже подготовило специальный законопроект, касавшийся защиты государственных секретов.

Впоследствии в некрологах, посвященных Ярдли (он умер от сердечного приступа в 1958 г.) его называли «отцом американского криптоанализа».