Текст книги "Новая Зона. Аллергия"

Бывшая жена претендовала на мою квартиру на Ленинградке, трехкомнатную, с видом на канал имени Москвы. Пугала своими адвокатами. Просто душу выворачивала истерическими сообщениями.

– Ну что, дорогой, поцелуемся? – подала голос Эльвира.

– Нет, царевна-лягушка, не хочу я тебя расколдовывать.

Внимательно рассматриваю Эльвиру.

Юбочка короткая, прическа дорогостоящая, макияж – боевой раскраски.

– Целуй, – Эльвира отвечала ласковым голоском и улыбочку обворожительную не забыла. Пальчиком до щеки дотронулась, куда целовать показала. – Может быть, я сразу стану белая и пушистая.

– Ага, – соглашаюсь, – как «белочка», она же белая горячка.

Эльвира разочарованно вздохнула.

– Нет, Фокин, ты не джентльмен.

– Если поговорить хочешь, чего домой не приглашаешь?

– Обойдешься.

Эльвира схватила под руку, повисла на мне. Редкие прохожие начали оборачиваться на экзотическую парочку.

– Может, в кафе зайдем, чего по улицам гулять? – несмело предлагаю.

– Не хочу я кафе, – капризно ответила Эльвира, будто приготовила для меня несбыточное желание, – я гулять хочу. И еще, скажи мне… Я всю жизнь на себе семью тащу, из тебя человека сделала, если б не я, ты бы был никем. Это я заработала нашу квартиру, так что отдашь ее после развода и гуляй к своей Дашке. Может, еще и БМВ у тебя отобрать?

– Головка не болит, – я ласково помял прическу бывшей жены, – чтоб я тебе свою троечку отдал?

Эльвира отшатнулась и диким взглядом обожгла меня.

Я не смущаюсь. Давно привык к ее манерам.

– Обо что это ты так сильно ударилась? Квартиру? Я ее покупал. Да и насчет семьи ты загнула. Это на нашей с тобой шее твой брат, а особенно обе сестры сидели. Квартиру им надо было помочь купить – дали денег. В Краснодар Ольга за наш счет переехала. Кормили мы их вообще всех хором и ежедневно.

– А тебе жалко, да? – возмутилась Эльвира.

– Да мне не жалко, только денег я буду давать столько, сколько сочту нужным. Еще и частями, и еще ты мне отчитываться будешь за каждую копейку.

Эльвира жалостливо так посмотрела.

– Ой-ой-ой, какие мы крутые, – вдруг пропела она, – забыл, с кем связался?

– А, ну да. Ты же бизнесвумен с крутыми связями.

– Так я же неотразима, – улыбнулась в ответ Эльвира и язычком губы облизнула. – Видал, как мужик в пиджаке на меня запал? До сих пор оглядывается, шею себе сейчас свернет.

– Точно, ты же роковая женщина. Слушай, блондинка, зачем тебе мои деньги?

– Фокин, я беззащитная деловая женщина. Поднимаю свое дело. Поэтому расходов у меня много. Твои деньги? Ха-ха. Это и мои деньги. Не отдашь часть, – она с грустью посмотрела, – я все заберу. Ты меня знаешь.

– Чего? – возмущаюсь. – Молчи, женщина. Как мужик скажет, так и будет. Получать будешь каждого третьего числа по десять тысяч рублей. Все. Я сказал.

Эльвира взвизгнула от обиды:

– А-а-а, а кому все остальное будешь отдавать, Дашке? Или своей Ане ванну шампанским каждый день наполнять?

– Ане? – искренне демонстрирую недоумение. – Какой Ане?

– Ах, у тебя их много?!

– Да ни одной нет. Если есть на примете симпатичная – познакомь.

– Я тебя познакомлю, – угрожающе прошипела Эльвира.

– Это ты точно съела чего-то не того. – Озабоченно смотрю на нее, послюнявил палец, приложил к ее лбу. – Ну точно, кипит наш разум возмущенный.

Эльвира бешено вращала глазами, и мне послышалось, как зубами стучала, укусить, видно, очень хотела.

– Смейся, смейся, жди повестки. По суду все отдашь. Голым от моих адвокатов выйдешь. Бедность не порок, говорят, придется тебе со своими Дашами и Анями рай в шалаше устраивать. Все, свободен, можешь не провожать. Домой сам доберешься, я тебя подвозить не хочу.

– Ну и чеши отсюда. – У меня возникло ощущение, что сегодня легко отделался. – Освобождай место под солнцем.

Блин, думаю, фигня какая-то получается. Вроде и не собирался я с ней ругаться. Некстати она эту Аню придумала. И на «бэху» мою замахнулась. Машина, может, не роскошная, но очень мне нужная. И квартиру не отдам. Мне где жить прикажете? В собачьем питомнике шефа? В офисе же Босс не разрешит.

Крупная холодная капля упала на голову, а потом будто кто-то глупо пошутил и ведро воды на меня вылил. Я на секунду ослеп, оглох и утонул. А когда вынырнул, мир стал другим, Москву подменили. Атлантида из океана поднялась. Дорога потекла как река, многоэтажки по сторонам вытянулись вверх, отдалились, превратились в скалистые острова, укрытые туманом. Неприятный кругом мир возник, нечеловеческий. Чужой, злой и мокрый. Воздух стал плотным, влажным и очень подвижным.

Ветер дунул так, что я чуть не упал. И так я на эту стихию обиделся, что захотел сдачи дать. Но за ветром не погоняешься. А вода повисла над землей. Весь до нитки промокший, хватаю ртом воздух и не могу надышаться. Сейчас бы жабры, как у Ихтиандра! Глотки воды плохо заменяют кислород. Тут еще мир взорвался. Это молния сверкнула. Сердце замерло, в висках молоточки застучали. Острова многоэтажек утонули по самые крыши, по дороге двигалась стена дождя, ветер тащил меня на дно океана, молнии метались залпами реактивных минометов, гром непрерывно стучал по голове. Нет, страшно не было, плохо было. Тошнота к горлу подкатывала, озноб бил, головная боль просыпалась. А потом начался длинный гул, непонятный и пугающий, как предвестник несчастий.

И все мне опротивело. И зудящая от электричества кожа, и чертики, сияющие в глазах, и беспардонный ветер, бьющий по щекам, и непрерывная вода, холодными щупальцами высасывающая из тела тепло, и Эльвира с дурацкими претензиями, и мелкий мусор, который лезет в нос. Я задержал дыхание.

А стихия буйствовала, игнорируя присутствие человека. Дождь лил такой, что не было видно даже огней в окнах дома напротив. Уличные фонари погасли практически сразу. Освещали окрестности только частые вспышки молнии. Раскаты грома легко заглушали истерику автомобильных сирен. Страшно выли собаки, они поджали хвосты и забились в укромные места.

В стене дождя смертоносными зарядами неслись кучи сломанных веток и всякая дрянь из мусорных контейнеров. На улицах как живые дергались под порывами ветра вывернутые с корнем рекламные щиты и знаки дорожного движения. В низинах огромнейшие лужи превратились в озера, непроплываемые для автомобилей.

Коммерческие палатки ветром выдвинуло прямо на середину проезжей части. Рухнуло сразу несколько деревьев. Порвались троллейбусные контактные линии.

Скоро буря прошла. Разгромленная Москва ждала, пока аварийные службы наведут хоть какой-нибудь порядок на улицах.

Дождался я успокоения стихии, решил поймать такси. Домой хотелось. Устал очень, да и чувствовал себя неважно. Захламленные улицы отличались редкой человеческой пустотой. И такси как-то не наблюдалось. Придавленные поваленными деревьями машины были. Ну и все. Ничего не двигалось, кроме летающего мусора. Буря прошла, но сквозило. Ветерок нес по переулку кучу рваной бумаги.

Пешком через пол-Москвы топать? Да нет, фырчит что-то двигателем в конце улицы. Ага, вот и оно, транспортное средство. Приближался трактор марки «Беларусь». Гудит, скрипит, дымит. Ковш бульдозерный перекошен, краска кабины облупленная, стекло лобовое треснутое. Точно, боец коммунального фронта за чистоту Москвы. Зато колеса огромные, сквозь все завалы проедем. И пошел я навстречу, машу руками. Трактор радостно взвыл движком, выбросил струю черного дыма и остановился со страшным скрипом.

То ли таджик, то ли узбек за рулем. Молодой парень высунулся по пояс из кабины, улыбнулся во все свои тридцать два зуба и радостно заорал:

– Как ты, брат? Живой?

– Живой, – с облегчением подтверждаю, – довези, я заплачу, как за такси.

– Залезай, да. День сегодня будет длинный. Работа много. Поездим, улица почистим. Тебе куда, брат?

– Химки, – небрежно отвечаю, будто это тут за углом.

– Далеко будет, – с сомнением покачал головой узбек, – дешево не получится.

– Поехали, не обижу, – отвечаю.

Трактор загудел и рванул вперед, как слон-спринтер.

– Как буря, а, брат? – сквозь рев двигателя спросил узбек.

– Ужас, – с деланым испугом отвечаю, – никогда такого не видел. А ты?

– Я видел, – очень важно произнес узбек, – я маленький был, в кишлак жил, один день катастроф был, тучи как собак бешеный мотался, ветер будто железный был, дома крошил мелкий камень, горы дрожал, сель из них пустыня делал, резал верхушки как ножом. Этот кошмарный ужас помню, как выжил, не помню.

– Ого, – удивляюсь. – Тебя как зовут, чистильщик города?

– Джамол я, – ответил узбек, подбородок важно задрал, глазки сощурил и одарил весь московский мир презрением, будто потомок Чингисхана за данью вернулся.

Я не собирался дань платить, Дмитрий Донской давно все по долгам отдал, поэтому просто еще раз спросил:

– Сам откуда?

– Кишлак один есть в Средней Азия.

– А, я у вас бывал в тех краях, Алатаньга знаешь, городок такой?

– Джамол знает. Но сто километров будет от нашего кишлака до Алатаньга. Оттуда тогда и приходил большой беда на наш кишлак. Потом новый кишлак строили. А потом работа не был, а семья большой был. Джамол в столица ехал. Штукатурка делал, мусоры убирал, канавы копал, старый вещи покупал, чинил, у себя в кишлаке продавал. Потом друг предложил в Москва поехать, корейские салаты продавать, лепешки узбекский делать и продавать. Москва ничего, лучше жить стал. Деньги в кишлак посылал.

– О, – вспоминаю, – корейские салаты очень вкусная штука, особенно чимча под водочку. Здесь где продаете?

– На ВВЦ точка есть. Э, брат, ты только скажи, я тебе сам привезу все, что захочешь. Но я теперь салаты не продаю. Ваш мэр начал хорошие деньги дворник платить. Вот я в дворники пошел, год уже будет, трактор уже получил большой, мусоры убирать. Работаю мало-мало.

– Это ты молодец, Джамол, Москва благодаря тебе чище будет. А катастрофа, говоришь, в Алатаньге началась? Когда это было?

– Девять лет мне был тогда, значит, одиннадцать лет прошел.

– Ты это, Джамол, поворот не пропусти. Нам на Ленинградку надо.

Узбек кивнул, трактор притормозил, затем, будто фигурист-одиночник, сделал пируэт на правом заднем колесе и, подпрыгивая на битом кирпиче, покатил по Ленинградке.

– А вас как зовут, а, брат? – спросил Джамол.

– Сергей я.

– Сергей-ака, а вы думаете, здесь, в Москва, тоже космический катастроф виновата?

– А у вас там, в Азии, космическая катастрофа бурю вызвала?

– Нет, из Алатаньга, говорят, буря пришел, а туда, наверное, из космоса кто-то сел и большой возмущений воздух вызвал.

– Точно знаешь?

Джамол, удерживая руль левой рукой, достал правой сигарету из пачки, схватил зажигалку, ловко прикурил и, бешено жестикулируя, разволновался, вспоминая азиатскую жизнь. Будто удивлялся своим воспоминаниям. Трактор отчаянно орал мотором, и приходилось громко кричать, чтобы слышать друг друга.

– Не, не точно, маленький был, плохо помню. Я про другой хорошо помню. Анзор-ака всегда нам из Алатаньга игрушки красивый привозил. А дядя Хуснутдин воздушный шарики дарил. Их там, где черный ночь кругом, всегда воздухом надували. Эта шарик на месте не стоит спокойно. Все время прыгает вверх-вниз. Километр вверх улетать может, потом обратно прыгает. Далеко от хозяин не улетает. Мы игра такой делали – у кого шарик выше прыгает. Мой друг Анвар часто побеждал. У него шарик, как это, бешеный был, но упрямый часто. Вдруг километр прыгнет, а вдруг на место стоит, как ишак, не хочет вверх летать. Пинать тоже можно, все равно на место стоит.

– Класс, – восхитился я, – какие подробности я про Алатаньгу узнаю́. У вас только шарики воздушные игрушками были?

– Нет, игрушки много разный были. Но дядя Хуснутдин один раз сам захотел пойти там, где черный ночь всегда. Чтобы не игрушки покупать, а сам найти что-то хорошее. А потом домой в кишлак вернулся, сам черный такой, настроение совсем плохой был. Два дня по кишлак пьяный ходил. А потом за ним катастроф приполз. Буря очень злой был, ни один целый дом не остался. Нас тогда всех в другой кишлак переселили. Потом опять дома построили, но мы жить не стали. Нам потом сказали, что не надо в этот место жить. Плохо будет.

– Не понял, еще катастрофа была?

– Нет. – Джамол выбросил окурок в окошко, вдруг расстроился, сказал несколько слов по-узбекски, наверное, ругался. – Просто за дядя Хуснутдин черный ночь тоже поползла. Нам сказали большие начальники, что не надо здесь жить. Черный ночь когда приползет, нам совсем плохо будет. Болеть много будем.

– Ну-ка, ну-ка? Чем дальше в лес, тем толще партизаны, блин. – Я уже забыл про свои треволнения, про ФСБ и бурные приключения среди ливня и ветра. – Ты, Джамол, не теряйся. Меня домой привезешь, обязательно телефон свой оставь. Мне с тобой еще поговорить надо будет. Мобильный у тебя есть?

– Сотка есть.

Джамол гордо продемонстрировал новенький айфон. Недешевая игрушка для дворника.

Я тут же и забил его номер в память мобильника, а потом задумался, что же спросить у нового знакомого. Ведь был какой-то очень важный вопрос. Прямо вопрос жизни и смерти, связанный с этой Кляксой в азиатских горах. Но никак не мог вспомнить.

– Сергей-ака, – вдруг прокричал встревоженно Джамол, – а как мы дальше поедем? Туман впереди, ничего не видать. Гарь, дым. Запах очень плохо.

– Ну как, как… Потихоньку, на ощупь. Я домой хочу.

Джамол сбросил скорость. Трактор взрыкивал и медленно полз в дурно пахнущем тумане.

Количество радости у Джамола понемногу увеличивалось. Он начал орать веселую песенку по-узбекски. Какая-то андижанская полька под аккомпанемент мотора «Беларуси». Джамол и газом играл как на тромбоне.

Веселое путешествие, думаю. Не въехать бы куда-нибудь сослепу.

Не въехали. Вовремя Джамол отреагировал. Только чуть-чуть поцарапал бампер японской «Тойоты».

Радостный русский парень в черной куртке и бейсболке отчаянно махал руками, трактор останавливал. Я подумал, случилось что-то.

– Я, – говорит парень, – японцев сопровождаю, делегация «Tokyo Electric Power». «Тойоту» нам уже не починить. Мобилы не работают, у нас у всех одна телефонная компания.

На машину, на капот упало дерево, и «Тойота» застряла насмерть. Хорошо, никого не зацепило ни осколками, ни ветками. «Тойота» без движения, еще недавно снаружи бился дождь в ее стекла, свирепствовал ветер и надвигалась тьма с туманом. А японцы после бури вылезли из машины и уже предаются отчаянию.

– Господин Асамото, – рассказывает Олег, так он представился, он за переводчика у них, – страшно недоволен. Вот видите, ругается по-своему, по-японски. А господин Тогава, слышите, все время произносит непонятное слово, которое означает крайнюю озабоченность.

– Вы знаете, – доверительно сообщил Олег, – несколько раз господин Асамото громко обещал награду тому, кто сможет избавить их от этой крупной неприятности. Клятва самурая. Тысячу долларов давал, пусть только их отсюда вытащат.

Сверкнула молния, ветер ударил так, что машина вздрогнула.

Землю настиг рычащий гром.

Господин Асамото что-то отчаянно кричал. Олег перевел. Ему, говорит, легче харакири сделать, чем сидеть взаперти, вспоминая ошибки.

Тьма опустилась на землю. «Тойота» растворилась в черноте.

Стоит «Беларусь», даже не фырчит. Но дождь затих. Японцев надо выручать.

Я сдержанно здороваюсь. Коничива, говорю. Японцы как будто не услышали приветствие. Оба устроили сдержанную ритуальную пляску вокруг трактора.

– А вы, дорогой Сергей-сан, не в «РусГидро» работаете? – спрашивает Олег. Судя по всему, Асамото озаботился этим вопросом.

– Нет, но тоже с энергетикой связан.

– А это не вы устроили все это кошмарное буйство стихий, чтобы мы не смогли контракт с «РусГидро» заключить? Мы же суперские турбины им поставим.

– Это господин Асамото знать хочет? Скажи ему, Олег, что у меня силенок не хватит. Вот Босс может, ему погода подвластна. Но зачем ему? Хотя он как раз с китайцами контракт вчера подписал.

Естественно, у японцев не было буксировочного троса. Какой японец может предположить, что его новенькую «Тойоту» вдруг придется таскать на буксире? Но у Джамола трос был. Он быстро подцепил заглохшую машинку, утрамбовались туда все японцы с Олегом и тронулись к японскому посольству. Правда, случилась еще маленькая неприятность. Въехали мы скоро всем караваном в белую тучу на дороге, и запах ударил в нос. Резкий, сладкий, горелый, заманчивый. Чтобы не надышаться дряни, я задержал дыхание и перестал общаться с японцами.

Когда трактор с «Тойотой» вынырнули из дыма, то оказались мы как раз на улице Архитектора Власова, рядом с «РусГидро». Офис компании сиял, как самая главная елка страны в Новый год.

Асамото распорядился немедленно остановиться и заключить контракт на десять турбин, а не на пять, как раньше хотел. Во имя чудесного спасения. Так нам сказал переводчик. Он же торжественно вручил Джамолу сто долларов. Джамол долго его благодарил, причем по-узбекски. Наконец Джамол заглох вместе с «Беларусью».

Мне окончательно стало скучно. Нет, пойду я отсюда, решил.

И побрел я прочь из тумана наружу, в разоренную обыкновенной земной бурей Москву. Здесь на замусоренной, но не задымленной улице поймал одинокий медленный «жигуленок».

Когда машина остановилась, я хотел уже назвать адрес и вдруг сообразил.

Я же до сих пор не дышал! С того самого момента, как в дым заехали! Ну дела! Это я целый час без воздуха обходился?! Ни черта себе задержка дыхания! Как такое может быть?

Не, я подумаю об этом завтра. А сейчас домой и немедленно спать.

Глава 2
Земля (Фокин)

Никак не заснуть. Душно. Подушка колючая, одеяло кусачее, кровать короткая, ноги за ее пределы вылезают. Дыра ужасная этот Харбин, да еще Андрюха на пару с гитарой кричат дурными голосами песенки собственного сочинения. Вот он ревет про физиков-ядерщиков:

 
Весь мир у нас в руках,
Мы приручили атом.
Фотон, теряя страх,
Летит, покрытый матом…
 

– Андрюха, ты чего орешь? – спрашиваю.

– Это я колыбельную пою.

– А чего так громко?

– А иначе народ не услышит, как они заснут?

– Ты что, весь отель решил усыпить?

– А че? Пусть китайцы немного поспят.

– Тут китайцев чуть. В основном европейцы заселены. И спать они под твою колыбельную точно не смогут. Я, например, не могу.

– Знаешь, Серега, иди ко мне в номер, Ленчик все равно только завтра приедет, а мы тут до утра с Вовчиком песенки поорем. У нас и рисовой водки навалом.

– Фу, как вы можете такую гадость пить? У нее же запах отвратительный.

– Ты иди, иди, выспись, – повторил Андрей и оглушительно ударил по струнам.

Ушел я в чужой номер. Рядом с Андрюхой, конечно, можно находиться, но недолго. Его кипучая, деятельная и шумная натура не дает покоя никому. Причем если он взял в руки гитару и запел, это автоматически означает, что петь с ним следует хором, и только попробуй не поддержать – обидишь. Побить не побьет, добродушный мужик, хоть он и борец-вольник, но ведет себя конкретно как шумный дух, полтергейст, так матом обложит, что тут же все слова неизвестной песенки вспомнишь и запоешь. С ним рядом только Вовчик, Владимир Ильич то есть, друг его закадычный, находиться долго может. Если Андрей один из ведущих физиков АВР, то Ильич строитель божьей милостью и архитектор в одном флаконе. Он такие футурные формы для АВР придумывает, закачаешься! В бредовом сне такие здания не приснятся, но ведь красиво. Харбинский АВР будет исполнен в виде ленты Мебиуса, завязанной цветком лотоса. И Ильич это все в бетоне воплощает и строит надежно. «Железобетонный эпюрист» он себя называет. Вот этот человек – воплощение абсолютного спокойствия. Будет все вокруг гореть и рушиться, так он от пожара трубочку прикурит и попросит стакан воды огонь залить. Правда, я никогда не видел Ильича курящим трубку, но с сигарой наблюдал. Вылитый Черчилль на отдыхе. Вот они сейчас и развлекаются. Ильич будет медленно квасить рисовую водку, курить и подмурлыкивать дико орущему Андрюхе. А тот будет пить водку жадными глотками, захрумкивать омарами и русским матом посылать администрацию отеля подальше. Так что выспаться не получится. Спокойней будет отдохнуть в номере Андрея.

Но один фиг непонятно, зачем Босс собрал в этом Харбине всю команду? Ну, строителей ладно. Объект же строится. Ну, физик может посмотреть, как это все будет. Но я здесь зачем? Какая может быть информационная безопасность среди голых бетонных стен и недостроенной крыши? Причем нас он поселил в гостинице «Чжуцзян», а сам с ближней свитой устроился в пятизвездочном «Сингапуре». Хотя если вспомнить, как отдыхает Андрей, можно шефа понять. Да и у нас с Боссом доверительных отношений не возникло, даже после исчезновения Краснова. Но, кажется, Ильич говорил, что потому в Харбин и попали, что с японцами чего-то там не срослось, а то бы где-нибудь на Хонсю прохлаждались.

Однако как энергично Андрюха народ усыпляет! Так весь этаж скоро русскую речь выучит. Вернуться, поорать, что ли, хором? Нет, завтра с утра Босс ждет на объекте. Надо выспаться после перелета. Двенадцать часов в пути, однако.

И вдруг наступила тишина. Моментально. Нет, этого быть не может. Андрюхе в пьяном состоянии рот никто не сумеет заткнуть. Хоть на горло наступай. Разве что стереть его можно из этой жизни, всего.

Сходить посмотреть, что ли, чего у них там случилось? Может, Андрюха дар речи потерял? Не, лениво, сейчас опять заорет непременно.

Не орет.

Превозмогая желание поспать, я с неохотой вздыхаю и плетусь в свой бывший номер. Не сильно, но удивился. Никого. Куда они подевались ночью? В ресторан спустились? Так вроде незачем: и выпивка, и закуска в изобилии. Вон все на столе осталось. Приключений пошли искать? Или… Это то самое исчезновение, которые я должен расследовать? Смешно от догадки стало. Да, думаю, теперь кто бы из моих коллег ни отошел по нужде больше чем на пять минут, я буду думать, что он исчез бесследно, и докладные Одинокову строчить. Романтика – будни разведчика. Пойду я спать.

Однако поутру, когда все авээровцы проснулись, Андрюху и Ильича не нашли. Они исчезли бесследно. Никто их не видел, не знал, куда они могли пойти, и два часа поисков ничего не дали. Мобильники их отвечали, что они «вне зоны доступа». Естественно, к десяти на «Остров Солнца» на совещание к Боссу прибыть не смогли.

Я вяло и неохотно, а главное, долго, даже переводчик утомился, объяснял маленьким прилипчивым китайским полицейским, как и когда обнаружил исчезновение Андрея и Ильича. И ругал себя при этом. Будто я накаркал это исчезновение. Можно было предположить, что мужики в гости к китайским девушкам отправились, но нет, в детективов играем. Однако как я крут! Только предположение высказал – оно тут же исполнилось. Ладно, будем надеяться, что ошибаюсь и Андрюха с Ильичом скоро появятся. Может, и на совещание к Боссу успеют. И мне пора. А то опоздаю.

Блин, нос чешется, к дождю, что ли? А вот и глаза слезятся. Опять аллергия просыпается. И здесь, в Харбине, какая-то дрянь цветет. Надо хоть физиономию умыть, прежде чем на «Остров Солнца» ехать.

Пока умывался, пока вызванивал своего харбинского провожатого, пока пробивался через толпу прилипчивых китайских попрошаек, уже начал опаздывать. Ох уж эти помогаи. Если и соглашаться на их помощь, то первым делом следует договориться о цене, а то любая услуга станет непомерно дорогой. Как в одном из старых фильмов цитируется заповедь разведчика: разведчик красивую женщину должен игнорировать, иначе она его погубит. Так и харбинский турист должен всех помогаев игнорировать. Иначе они сильно облегчат его кошелек. Содрав бешеную сумму за мелкую услугу.

Так, ну наконец-то. Вот он, Гайрат. Это уйгур, давно живущий в Харбине. Ценность его в том, что он говорит по-русски и знает каждый уголок города.

– Ни хао, – приветствую его.

– Ни хао, – быстро отвечает.

Маленький, шустрый уйгур, как изменчивый порыв ветра, был одновременно повсюду, он помог мне пробиться сквозь толпу помогаев, уже и дверь распахнул своего новенького «Хафея». И даже захлопнул за мной. И мотор автомобиля завел. И все одновременно.

– Куда едет господин? – радостно осведомился Гайрат.

– «Остров Солнца», – задумчиво отвечаю и все еще думаю об исчезновении Андрея и Ильича. Смотрю рассеянно по сторонам, замечаю два близнецовых черных «Мерседеса Гелендвагена», которые двинулись от гостиницы следом. Интуитивно не нравятся мне они. Ну, может, отстанут.

– О, «Остров Солнца», очень замечательное место Харбина. Наша большая достопримечательность. Тама есть русская деревня. Тама вам понравится.

Гайрат завелся, он боялся, что мне ехать скучно, поэтому развлекал безостановочно. Но мне не до него. Я глазел по сторонам, искал русские вывески. Харбин все-таки город белой эмиграции. Где она только, эта русская эмиграция?

– Мы сейчас где? – спрашиваю.

– Улица Чжуцзянлу, – удивленно ответил Гайрат.

Ему, верно, казалось, что я должен знать улицу, на которой находится гостиница, как родную.

– Совсем не особенная улица, не знаменитая, – уточнил он, – вот «Остров Солнца» – другой дело. Это большой-большой русский музей. Вы нигде в Харбин своих русских больше не увидишь. Давно все кончились, после Вторая мировая война. Теперь только «Остров Солнца» – место, где живут русские. Китайцы очень интересно русскую культуру посмотреть. Русский еду пробовать, русский матрешка купить.

– А русские тогда откуда здесь, если их после Второй мировой извели? – удивляюсь.

– Э, Владивосток, Комсомольск, Благовещенск, Биробиджан даже есть. Оттуда русские на работу едут, год-два задерживаются. Плохо здесь не живут, – с завистью сказал Гайрат.

– Сам там был? Красивые места? А то мы там типа электростанцию строим.

– Не, нам не надо, уйгуры русских и так хорошо знают. Это китайцы только думают, что если у нас паспорта отобрали, так уйгуры мир не увидят. Ничего, я потихоньку Хабаровск ездил. И еще мир смотрел.

– Какой мир? И почему у уйгуров паспорта отбирают?

– Другой мир, не китайский. А паспорта отбирают… Нас всего пятьдесят миллионов. Капля в китайском море. Но, наверное, очень драгоценный капля. Ни одного уйгура компартия Китая потерять не хочет.

– Ерунда какая-то, – отвечаю и по старой привычке смотрю в зеркало заднего вида.

Два черных «Мерседеса» прилипли к выхлопу «Хафея».

– А вот теперь, мой господин, мы поворачиваем на улицу Чжуншаньлу и поедем мимо «Сонного увеселительного парка».

– Сонного? – удивился я. – Там все спят?

– Нет, нет, он так называется, потому что гости Харбина тама сильно-сильно развлекаются. Очень-очень устают и спят часто на аттракционах.

– И никто их не будит?

– Зачем будить? Человек отдыхает, аттракцион работает, всем хорошо.

– Нет, русскому человеку этого не понять. У нас отдых должен быть активный. Главный вопрос на русском аттракционе под названием «Свадьба»: «Драку заказывали?»

– Драку? – очень удивился Гайрат. – Почему драку?

– Вот и я говорю: китайцу, тьфу, то есть уйгуру русского не понять.

Гайрат сделал вид или действительно не понял.

– Справа Высшее инженерное училище.

– Сонное? – не утерпел я.

Уйгур молчал, но всем своим видом показал, что не понимает вопроса.

– Блин, во сне они там обучаются или нет?

– А, – изобразил понимание Гайрат, – господин шутит. Нет, обычно обучаются.

Гляжу назад. Оба «Мерседеса» как пришитые следуют за «Хафеем». Странно это, думаю. И Ильич с Андрюхой исчезли.

– Площадь Хунбэ, – торжественно объявил уйгур, будто это имело огромное значение.

– Нам что, здесь выходить? Ну-ка притормози.

– Нет-нет, – поспешно ответил Гайрат, – здесь остановка нельзя делать. Повернем на улица Цзихунцзе, тама можно остановиться.

– Давай добавь газу, – соглашаюсь и смотрю назад. Оба «Гелендвагена» держат минимальную дистанцию.

Эти железные машинки грозно рычали двигателями, я прям ощущал их угрюмую злость, казалось, вот-вот догонят и сожрут. Мысль о том, что им просто по пути, становилась все более призрачной.

«Хафей» резко свернул на перекрестке направо, и «Мерседесы» вдруг растаяли. И сама дорога стала пуста. Улица Харбина без машин – это просто фантастика. Жми на газ не хочу. Судя по всему, Гайрат не хотел. Очень резко он на тормоз нажал. А я больно ткнулся грудью в «бардачок».

– Э, э, э! Это куда мы попали? Где? – испуганно заорал уйгур.

– Ты чего делаешь? Зачем тормозил?

Смотрю, а по лицу Гайрата крупные капли пота скатываются. На щеках уже полоски нарисовались, и прическа его короткая насквозь мокрая, прилизанная стала. С чего бы это? На улице сентябрь, не жарко, плюс семнадцать по Цельсию.

Гайрат, заикаясь, будто с испуга произнес:

– Почему мы здесь? Как эта мы попал на улица Хэсинлу? Это же далеко, три километра, да.

– Какая Хэсинлу? Ты чего мне голову морочишь? – Я на минутку задумался. – Не переживай. Подумаешь, улица не та. Со мной такое бывает. То есть было пару раз. Выхожу я в одну дверь, а попадаю черт-те куда, километров за шесть от дома того. Могу и не только из дома в дом попасть, а вообще на каком-нибудь пустыре оказаться за тридцать три километра.

Гайрат пытается понять, что это русский говорит. Смотрит во все глаза с надеждой.

– Врач этот, психотерапевт, – продолжаю, – долго меня убеждал, что это всего лишь временная потеря памяти и ориентации в пространстве. Это значит, я, как лунатик, шарахаюсь по городу и ничего не помню. Но это не вяжется со временем. Не могу же я даже на метро преодолеть шесть километров за тридцать секунд. А Андрюха вот что сказал. Ты, говорит, Фокин, исключительная невероятность. Иногда случайно попадаешь в запрессованное время. Это невероятно, но возможно. И тогда ты как электрон. Вот здесь был, – я ткнул указательным пальцем в затылок Гайрата, – а вот здесь стал, – и коснулся собственного лба, – а между нами, – я усиленно помахал руками в воздухе, – никогда не был. Так что не волнуйся, это я виноват в этих скачках по городу. Все, успокойся, поехали. Меня Босс ждет через двадцать минут. «Остров Солнца» нам нужен, помнишь?

– Как господин скажет, – в полном расстройстве ответил Гайрат.

Он долго вытирал лоб и лицо салфеткой. Потом очень осторожно тронулся.

Тут до меня дошло. Уйгур вспотел от страха. А чего тут было пугаться?

– Эй, друг, что с тобой? – решил я подбодрить своего проводника. – Поехали быстрее, я тебе премиальных юаней дам. Еще ничего же не случилось.

Уйгур опять нажал на тормоз.

– Нет, я не путать, – рассудительно продолжил он, – тама педагогический университет, а дальше зоопарк. Это точно Хэсинлу. Харбин перевернулся, и господин в этом виноват, – утвердительно произнес он, плотно сжал губы, сощурил глаза и нажал на газ.

«Хафей» понесся к «Острову Солнца».

– Слушай, поторопись, да, – очень вежливо прошу. – Босс, однако, очень злой будет, если я опоздаю.

– Слушаю, господин, слушаю. Сейчас повернем на улицу Сидачжицзе, доедем до площадь Хунбэ, потома парк Сталина, и будет совсем недалеко.